Рэпетируют те, кто нэ умэет играть, сказал чернявый; сказал вроде бы тихо, но слова ударились в стены, и стены словно завибрировали.
Определимся по ходу, добавил мужчина в очках и кивнул электрикам: Ну как, готово?
Человек за пультом«восьмиканальник», определил Михаилстал давать команды музыкантам, выстраивая звук. Это продолжалось минут десять. Второй человек, за магнитофоном, вынул из картонного футляра огромную бобину, вставил ее в штырь, провел ленту через лентопротяжный механизм, вдел в зажим на второй бобине, пустой. Чем-то пощелкал и поднял руку:
Готов.
Поехали! сказал мужчина в очках, и на магнитофоне щелкнула клавиша записи, бобины бешено закрутились.
Музыканты переглядывались растерянно.
Ну что вы?.. Сергей, отбой Пленка ведь тратится. У вас есть ведь эта про мерзость.
Давайте «Мерзость», отозвался Жора.
По команде Поехали!
Снова щелчок. Жора стал пощипывать струны своей «мусимы», изображая шаги крадущегося существа. А следом ударили барабанщик, басист, вступило пианино, и потек тяжелый ритм-энд-блюз.
Жора запел:
По улице шла мерзость,
И не видна в толпе.
Одета ли по моде?
Одета ли как все?
Текста было мало, но песня длинная, с протяжными проигрышами, гитарными запилами, взрыдами скрипки Михаил кивал и неслышно подстукивал ногой. Андрей и Витя смотрели на музыкантов кривясьим по вкусу был другой стиль.
Отлично! сказал мужчина в очках, когда магнитофон щелкнул и бобины перестали вращаться. Поехали дальше.
Эту надо перепеть, сказал Жора. Накосячили.
Сереж, слухани, как получилось.
Человек за магнитофоном жихнул бобинами. Послушал в наушниках и ответил:
Акустика не очень, но в целомпойдет.
Можно нам послушать? встрял басист.
Потом послушаем, парни Продолжаем. Про канарейку давайте. Отличная баллада.
О, канарейка! встряхнулся развалившийся на сиденье чернявый. Это тэма моя.
Аркаш, ты пока отдохни Пишем?
Пишем, как-то затравленно согласился Жора.
На этот раз ритм-энд-блюз был подинамичнее. Скрипка вступила сразу, пианист рассыпал гаммы. Несоответствие жестких электрогитар и скрипки с клавишами скребло, как наждачка, и в то же время завораживало.
Сладко поют канарейки,
Хозяинлюбитель пения,
стал чеканить Жора,
Нам слушать ваши трели,
Пожалуй, не хватит терпения.
Для них и солнце
Всего лишь желтое пятно
На фоне дня.
Сквозь запотевшее стекло
Напоминает цвет рубля-а
Ну как? шепнул Михаил, когда песня кончилась.
Это уже получше, с видом предельного сноба покачал головой Андрей.
А вы что, никогда «Россиян» не слышали?
Может, и слышали. Но это не то, на что надо равняться.
Равняться надо на мавзолей, сострил Витя и снова смутился.
Четыре песни записали с первого раза. Видно было, что музыканты много раз их играли, знали свои партии до последнего аккорда.
Так, похлопал в ладоши мужчина в очках. А теперь мы сделаем вот что: вы играете следующую песню, но она не идет. И тут скрипит дверь и входит Аркаша Аркаша, ты где?
Здэсь Аркаша. И он выскочил из-за трибуны с еще более раскрасневшимся лицом; за ним следомпианист.
Аркаша, мы ж договаривались, в голосе очкастого послышались досада и раздражение. После записи выпьем.
Для Аркаши, Рудик, пэть и питьсинонимы!
Майк, чего он так понтуется? спросил тихо Витя; Михаил пожал плечами:
Одессит.
Человек в очках, которого, как оказалось, звали Рудик, быстро успокоился и продолжил:
Вы играете, но не клеится. И тут входит Аркаша Нужно придумать небольшой диалог. Он говорит типа того, что: а вот давайте я вам покажу, как надо. И вы даете стране угля Аркаша, что ты будешь исполнять первым номером?
Аркаша вроде как призадумался, но через мгновение вздернул брови:
А мы в Лэнингрэде? Я тэк понимаю? Нэ ошибаюсь?
Не ошибаетесь, хмыкнул Андрей.
Тэк сам бох велэл пэт про Лэнингрэд! Вот эту Стал постукивать ногой по сцене, отбивая ритм, и запел уже без всякого одесского выговора, но на мотив, напоминающий «Мурку» или что-то из ее разряда: Над моим городом луна сегодня светит
Музыканты попытались подобрать мелодию.
Давайте блатное спрячем, остановившись, сказал Жора. Пусть это будет такой усталый марш. И сыграл пару тактов.
Я не против, сказал Рудик. А ты как, Аркаша?
Можно попробовать. Будэт капля блата и вэдро лирыки!
Сыграли один куплеткое-что получилось.
Так, а теперь репризу, руководил Рудик. Ну, диалог.
Тут пришлось поломать голову
А у вас есть враги? спросил Аркаша музыкантов.
В смысле?
Враги, конкурэнты?
Да нет
«Земляне», вспомнил барабанщик. Они у нас песню украли и поют теперь на концертах своих.
А вам это нэ нравится?
Ну да
Аркаша стал быстро ходить по сцене, соображая. Качал висящую руку.
Давайте тэк Вы играете, и тут прихожу я. Ты, кивнул на Жору, говоришь: кто нам мешает? Я говорю: ЯАркаша Северный. Здэсь рэпетирует всемирно известный ансамбль «Земляне»? А ты говоришь: нет, мы «Россияне». Я говорю: о, вас-то я и ищу. И мыбахаем. А, как?
Жора флегматично пожал плечами:
Ну давайте Только я скажу: мы не «Земляне», мы одна восьмая частьмы «Россияне».
Так дажэ лучше! Погнали!
Но ни с первого, ни со второго раза этот диалог записать не получилось. То скрип якобы дверидля этого гнули микрофонбыл слишком сильный, то Жора сбивался, то Аркаша. Наконец звуковик остался доволен, и зазвучал усталый марш, потом густой, с хрипотцой баритон:
Над моим городом луна сегодня светит,
Видны, как днем, ладони старых площадей.
И я иду, меня никто, никто не встретит,
А лунный свет заставил вспомнить вновь о ней.
Луна Исакий будто вновь позолотила,
В волшебном свете разведенные мосты.
Прошли года, пускай она меня забыла,
Но этот городсовершенство красоты.
Прох-ходочку! крикнул Аркаша, и пианист, будто они заранее договорились, выдал пронизывающее душу соло.
В сиянье золота на Аничковом кони,
Блистает золотом Суворов над Невой,
И как живые стали юноши Фальконе,
А тень Фальконе будто следует за мной
После этой песни дело пошло живее. Аркаша в общих словах объяснял музыкантам, как и что играть, махал здоровой рукой человеку за магнитофоном:
Включай, Серый!.. Перенесемся в Москву. Песня про печаль.
Ночь тьмой окутала
Бульвары и парки Москвы,
А из Сокольников
Пьяненький тащишься ты.
Денег нет. Мыслей нет.
Машины уносятся вдаль.
И, как всегда, со мной
Пьяненькая печаль
Пьяненькая печа-аль,
Пьяненькая печа-аль
А теперь очень грустная песня про несчастных, но коварных женщин, которых немало в наших больших городах «Бомжихи».
Эх, у вокзала шляются бомжихи,
Жаждущие выпить и поспать,
Голосом охрипшим очень тихо
Предлагают время скоротать
А слэдующей пэсней, Аркаша вновь переходил на одесский говорок, хочу вспомнить своего парижского друга Алёшу Димитриевича. Поехали, «Рэссияне»!
А я милого узнаю а по походке,
Он носит, носит брюки галифэ,
А шляпу он носит он панаму,
Ботиночки он носит а «Нариман».
А шляпу он носит он панаму,
Ботиночки он носит «Нариман»
Песня о конце гражданской войны!
Четвертые сутки пылают станицы,
Потеет дождями донская земля.
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина.
А где-то лишь рядом проносятся тройки,
Увы, не понять нам загадочных лет,
по лицу Аркаши скользнуло замешательство, словно он забыл слова, но вступил со следующей строкой вовремя:
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина.
Когда песня закончилась, мужчина в очках заметил:
Так и не хочешь комиссаров вставлять. А такой ведь образ: «А в комнатах наших сидят комиссары, и девочек наших ведут в кабинет».
Не лежит душа, Рудик. Ну вот не лежит и всё. Не могу про комиссаров петь.
А так не в рифму получается.
Шо ж Следующая песня
Раза три Аркаша успевал нырять под трибуну. Прихватывал с собой и пианиста.
Олег, хлопал его по плечу, ты отлично чувствуешь мой стиль. Специально учился?
Да я в «Кронверке» играл.
О, хорошая школа! Продолжаем?.. А теперь песня про пагубную зависимость под названием «Анаша»
Опьянение Аркаши, которое проявилось в том, что голос его стал напоминать покрикивания алкашей у павильона, совпало с окончанием пленки.
Всё, объявил человек за магнитофоном. Генуг.
Ну и ладненько.
Музыканты, Рудик столпились возле магнитофона и стали слушать куски записи, а Аркаша забрал из-под трибуны пальто и недопитую бутылку вина и спустился к Михаилу, Андрею и Вите.
А вы кем будете, молодые люди?
Музыканты.
Это понятнэнько. А так? Прищурился. На стиляг вроде не похожи, и на хиппи
Мыпанки, гордо сказал Андрей.
М, не слыхал про такое А звать вас как?
Майк.
Свинья.
Цой.
Цой? Не вьетнамец, случаем?
У Вити зашевелились скулы. Он ненавидел, когда его называли японцем, китайцем. Теперь вот во вьетнамцы пытаются записать.
Я не в обиду, заметил Аркаша его реакцию. Дело в том, он понизил голос, что я воевал во Вьетнаме. В небе Вьетнама. Бил американскую военщину с вэртолету!..
Да? Михаил усмехнулся. Мой папа тоже был во Вьетнаме. Не воевал, правда, в командировке. Он архитектор.
Ясненько. И Аркаша перевел разговор на другую тему: А что это за панки такие?
Хм, Андрей потер переносицу, придурки круглые. Но с идеей.
Сейчас все лучшие люди идут в панки, добавил Витя.
И что ж за идея?
Свобода, анархия
Хорошая идея, молодцы. В моем репертуэре про стиляг есть. Слыхали про таких?.. Каждый должен быть вызывающе одетым, тот плебей, кто не носит узких брюк. У меня пиджак каучукового цвета и на толстых подошвах каучук, о-хо!..
А вы сами песни пишете? спросил Майк.
Да как сказать Народ пишет, ребятки. Народ. А я пою Я, голос стал трезвее, под одной песней только могу подписаться. Про жену бывшую жену. И про дочку. И Аркаша напел: Здравствуй, чужая милая, радость мечты моей. Как бы тебя любил бы я до самых последних дней Нет, нельзя ее сейчас В другом надо состоянии. И протянул бутылку ребятам: Вздрогните.
Да у нас есть вообще-то, Михаил вынул из-под пальто бутылку портвейна. Мы просто ну, опасались во время записи.
А-а, отмахнулся Аркаша, снова став разбитным и пьяным, алкогольэто наша жизнь. Живая вода. Пэйте!
Посмотрел, как Михаил откупоривает бутылку, как они гонят по кругу, делая по два-три жадных глотка, и сказал:
Но это до момента.
В каком смысле? напряг брови Витя.
Потом оно, Аркаша болтнул бутылкой, всё остальное заполняет. Без негоникуда. Не поется, не живется. Но эт не сразу. Есть период, когда совмещается Он присел и отпил из своей бутылки. Я вот умру скоро. Отходил по свету. На десять лет больше ходил, чем Сережа Сережа Есенин Слыхали о таком? Ты меня не любишь, не жалеешь Ох-х Потер лицо всей пятерней, узкой, нерабочей. Вот выпил-то всего-ничего, и в уматину. А раньше литруху водяры мог всандалить, и только жить начинал. Себя чувствовать. А теперьвот. Развел в стороны руки, выпятил узкую, тощую грудь. И пузыря винищевас покрышкой Обидно. У нас в Иваново таких не любили
Где? спросил Майк.
В Иванове. В городе Иванове.
А вы не из Одессы, что ли?
Бывал-бывал. Бывал в Одессе. Даже по морде от любимого человека получал. Несправедливо, считаю. Ни за что. Обидел он меня Но сам я из Иванова. Город такой в России. Только это, вдруг словно вспомнив о чем-то важном, Аркаша прижал палец к губам. Этотайна пока. Умру, тогда уж И, он глотнул еще вина, и во Вьетнаме я не был. Вертолетчикомбыл. Штурман! Честно! Лейтенант запаса!.. Братья-офицеры вот руку сломали. По ошибке. С другим спутали А я-то Я так Если честно, ребятки, то я был обыкновенным, таким, как все. Был такой, как все. И он поморщился; Михаил повторил гримасу, неосознанно запоминая это движение лица, эти слова. Учился, работал, женился, дочка родилась Дочкаэто святое, конечно. Жена запрещает с ней видеться. Спасибо теще. Теща у меня золотая. Теща меня понимает Понимает, что не могу я как все Возле детского садика с дочкой вижусь. А теперь возле школы уже. Время-то летит. И Аркаша коротко напел, пустив одесскость: Годы мчатся, годы мчатся бэз возврата Но остановился, помял лицо ладонью и снова стал щуплым простым мужичком. Теща ее заберет пораньше меня-то они тоже, воспитки, училки, близко не подпускают приведет на лавочку, и мы сидим с дочкой. Конфет покупаю, смотрю на нее Но разве это ей надо да и мне Но не вернуть Потом, может, поймет, когда вырастет.
Аркаша отхлебнул еще из бутылки, громко и смачно; Михаил, Витя и Андрей тоже прогнали свою.
Вы вот музыканты, говорите?.. Если серьезныехреново вам будет. Готовьтесь. Ни семьи путной, ни дома надежного, да и петь будете по углам. Как вот сейчас, кивнул он назад, в сторону сцены. Вы ж не Кобзоны, вам Кремлевский дворец не откроют. Хе-хе. А я вот без паспорта, без квартиры, семьи, мля Сегодня ворам пою, завтра членам Политбюро, хоккеистам нашим, чемпионам Нальют, покормят, спать положут на диванчик. Жизнь!
И Аркаша захохотал хрипло и зло, обнажив искрошенные, с дуплами зубы. Он был совсем пьяный и сразу сделался таким отвратительным, что парни, любившие показывать себя как можно хуже, называвшие себя «звери», поежились и отвели взгляд.
Чего? Не нравлюсь? заметил Аркаша. А ведь был такимне выделялся. Утром на работу, вечеромс работы. Ужин с женой, «Международная панорама» Но не мог я так Повело меня упирался и всё равно Заплутали мишки, заплута-али, заблудились в паутине ули-иц Могу спастись, в Иваново, домой уехать. Мать у меня там, братья есть А зачем? Не хочу просто жить тихо-мирно. Допою и подохну здесь где-нибудь, среди камней как Сережа.
А вы правда с Алешей Димитриевичем дружите? перебил его Михаил.
Аркаша скривил лицо:
Гоню я, чуваки Не дружу. И не видел никогда Просто Просто скучно жить вот так вотпросто. Вот и сочиняю Хотел бы дружить, спеть с ним, посидеть Авот Он снова развел руками, и та, что в гипсе, тупо ударилась о спинку сиденья. Лучше сочинять, чем с тоски повеситься. И перешел на одесский говорок: Нэ прэвдэ ли, гэспода?
Ну всё, громко сказал человек по имени Рудик. Всем спасибо. Мы посидим еще с пленкой, почистим, а потом передадим вам копию Аркаша, по коням!
Тот, хоть и шатаясь, как деревце в бурю, послушно поднялся, побрел к выходу. Михаил, Витя и Андрей тоже пошли на улицуочень хотелось курить.
Понаблюдали, как поскуливающего, пускающего слюни Аркашу запихивают в «жигуль», и направились к автобусной остановке. Прощаться, базарить с ребятами из «Россиян» не хотелось Михаил не так представлял себе запись в студии. Да и Аркадия тожене таким. Конечно, чувствовал по манере пения, что он не прочь выпить, наверняка прикинут не в ширпотреб, может, и с кольцами на пальцах, но реальный АркадийАркашаего словно пришиб к земле.
Напился быстро и как-то тупо, одет хоть и в костюм, при галстуке, но от этого казался еще ничтожней, что ли, комичней. Вместо колецгипс, обернутый грязным бинтом И эти его признания Хотелось забыть, но мозг как назло прокручивал то, что было в красном уголке, что говорил Аркаша
А я не испугаюсь про комиссара петь! сказал Андрей.
Ты о чем?
Ну, этот испугался, а я не испугаюсь. Такое что-нибудь: пуля пролетела, в грудь попала мне, но спасуся я на лихом коне Андрей замялся, вроде как подбирая слова. Но шашкою меня комиссар достал, кровью исходя, на коня я пал А? Потянет?
Михаил остановился:
Это ты сочинил? Сейчас прямо?
Ну. Круглое, полное лицо Андрея-Свиньи стало еще полнее из-за улыбки. Будем считать, народ сочинил Но я, голос его стал строгим, буду это петь.