Нэ кiт, нэ тхирскажить що за звир?
Иижачокнетерпеливо называет любимый сорт вафель эрегированное дитя.
Bipно,задыхаясь от нежности, шепчет дядя-тётя, и кладёт руку на то, в чьих не детских размерах он имел возможность удостовериться уже не раз,Пора кончать маскарад. Батькы не повынны цього знать, алэ
Гучик, гучик,мальчик Недетский Лоб (Хуй) притворяясь двухлеткой, капризно канючит, показывая пальцем на блюдо с прошлогодними солёными огурцами.
Проходит тридцать пять лет. Все утопленники похожи на Элвиса. Мимо скамейки у самой воды пробежала крыса. Я раскрыл зелёную книжечку и вдруг увидел, ко мне приближается Тыква. Приблизительно в том же месте, где пятью годами ранее, присев на корточки, и от этого ещё более жутковатый, он извлекал из земли какие-то корни. По мере его приближения ивы должны были окраситься кровью, а вода в реке стать прозрачной, но окружающие меня предметы сохранили обычный вид, я только пожалел, что не помочился, прежде чем сел почитать. Второстепенный роман Германа Мелвилла «Израиль Поттер». Тыква, способный уместиться в тумбочке, мужчина-бобыль, многих вместо себя отправил на тот свет. «А я ещё не ложился,хвастает он в запое и добавляетблядь, на хуй, блядь». Сейчас он трезв, одет в чистую рубашку по сезону и настойчиво угощает меня алычой, не говоря, откуда она.
Синяя сорочка, коричневые брюки, коричневый пиджак, царство небесное. Увидев книжку, Тыква говорит: «Помнишь Николку, малыша, того, что спиздил твой подароккнижку Тома Финляндского? Пошёл его папа в День Победы погулять. Нет и нет. Выловили в Гандоновке на четвёртый день». Получается, пока трещал, словно замкнувшие провода, фейрверк, он лежал на дне, которое не видел живой человек, любуясь мёртвыми глазами в компании краснопёрок днищами снующих над ним лодок. Тайна гибели субмарины «Курск». Поклонников Тыквы не интересовал Клод Франсуа, но, увидев рыжего Кло-Кло по телевизору, они с ходу признали в Тыкве его двойника. Поджаристый француз (говорят, живота не бывает у тех, кто в младенчестве перенёс клиническую смерть), когда о его существовании узнал Сермяга, страдал бессонницей, кроме того, он тяжело переживал развод, но не это подтолкнуло его с эстрады в могилу. Тайна гибели любогоэто частица загадки по имени Сермяга, Тыква, Нападающий. Клод Франсуа погиб (крючник сунул ему в руку мокрый хвост: «Держи, Кло-Кло!» Это называется «оголённый провод»)Тыква остался. Сегодня он охотник за алюминием и не выходит без кусачек и магнита, рыщет он не только по земле, рыщет он и по морскому дну. Ему дана власть вытаскивать из самого ничтожного отверстия многометровую глисту провода. Он уходит туда, а появляется оттуда, и чудовищная сила вредить, портить, отнимать не убывает в его скреплённых шарнирами мохнатых ручках. Сермяга пожирает беззащитные цветные металлы, как незрелые фрукты и ничегоне дрищет, не исходит поносом. Вот он семенит по дну к обречённой субмарине, ни дать, ни взятьподводный зомби грызёт сонную акулу. Сделав свое дело, он вынырнет, и будет спать в луже целебного пота, и никто не поверит, и не избавит от него человечество. В подводной ондатровой шапке, усевшей до размера тюбетейки, вооружённый покрытыми плёнкой глазами, сексуально разношенных ботиночках и носками «уотерпруф», шерстяная муфта которых обрывается точно в том месте, где тыквины голени начинает покрывать собственный волос, похожий на водоросли проклятого водоёма
* * *
История про кота и туфлиэто кошмар. Щипцы, тиски. Наваждение сродни тех, что посещают молодого бизнесмена над бокалом пива «Гиннес» в дорогом кабаке, где в стёклах, покрывающих полуабстракции рыжей карлицы в берёзовых рамах, отражаются серебряные блики шейкеров в руках барменов, и подкрашенная лазурью вода бассейна.
Он вдруг видит себя школьником-интернатовцем, вошедшим в разгар дискуссии в комнату-салон, где царствует его маман. Бородатые дяхорики в очках и без обсуждают какие-то антикварные романы, половина их полубухие, половинапросто ненормальные. Поёт Камбурова, Градский. Мальчика привёл туда голод. «Мама, я хочу кушать», говорит мальчик, по обезьяньи цепляясь за дверную ручку и подгибая коленки. Он произносит «хоцю». «А что я могу,резко парирует мать, недовольная прерванной беседой,Вот тебе рубль, сходи в варенишную на Авраменко и поешь». Бородатые вольнодумцы молча одобрительно кивают. Умница. Мальчик-шимпанзе медленно закрывает дверь '82.
Нанятый играть за парнус лемур старательно и нежно наигрывает на «Ямахе» джазроковую пьеску. Богатый молодой мужчина, мученически наморщив лоб, смотрит на свою спутницу. Бокал сто́ит тридцать. И ему кажется, что он съедает тридцать тарелок вареников. По тарелке за год прожитой жизни. Такие воспоминания происходят, подобно непроизвольному самовозгоранию. Обуглившийся труп в кресле, не успевшем даже загореться. Скрюченные останки на закоптелом унитазе в запертой изнутри уборной.
* * *
В квартире, выставленной на продажу после самоубийства прежнего хозяина, поселяются двое. С ними взрослая кошка, вернее, кот, по прозвищу Лазарь. Новый владелец квартирыхудожник со следами богемной красивости на строгом лице (впрочем, она мгновенно пропадает, стоит ему разинуть рот, и заговорить о галерейщиках, Израиле и киберсексе) возится со своими картинами, пока его подруга, покрытая пухом модельер-неудачник, перебирает сваленные в кладовке вещи прежнего владельца. Его звали Попов и у него была коллекция виниловых дисков, которые, правда, сразу же увезли родственники. И вот она, эта девушка, присев на корточки, балансируя на пальцах ног, оскалив рот, перебирает то, что осталось от покойника и год как валяется без толку. Вскоре она выуживает пару крепких мужских туфель необычайной элегантности. Им должно быть, самое меньшее, 23 годаэто фасон клубного диско. Цвет сгущённого какао, надеваются без шнурков. Они финские. Разумеется, к ним нужен хороший жакет. Но всё это можно будет уладить в ближайший поход в секонд хенд. Удалив с туфель пыль, она ставит их на потёртый паркет.
Наступает ночь. В прихожей слышится кошачья возня. На утро Сузанна, так зовут подругу художника, обнаруживает под туфлями лужицу неприятной жидкости. Сузанна делает коту замечание и ставит туфли к стенке каблуками вверх.
Среди ночи художник, осторожно переступив через скрюченное во сне тело своей возлюбленной, бесшумно проходит на мохнатых ножках велосипедиста в уборную, на обратном пути он осматривает тёмное от мытья место на паркете, и, почесав себе в паху, зачем-то ставит туфли, сперва полюбовавшись ими в свете с улицы, в горизонтальное положение. За его действиями наблюдает из кресла кот.
Мокрое пятно продолжает появляться под башмаками. Сузанна всё строже отчитывает кота, именно он, уверена она «помечает» таким образом чужие вещи, сохранившие враждебный запах покойного владельцу. Её удивляет, каким образом хвостатый член их семейства умудряется не попадать струёю внутрь туфель, но исключительно под них. Мало помалу она начинает забывать, когда запирала их на ночь в шкаф, а когда оставляла на паркете.
На улице давно стемнело. В приоткрытую дверь балкона на четвёртом этаже смотрит холодное светило августовской ночи. Верхушки дворовых деревьев всё громче шумят листвой. Слышно, как ветер скрипит антенной на крыше. Зелёные цифры на табло видеомагнитофона показывают полвторого. В квартире один Лазарь, он пристально смотрит из-под кресла на пару финских туфель, что стоят в прихожей. Его спина выгнута, хвост поджат по-собачьи. Туфли кажутся сгустком тёмных красок в окружении голубоватой белизны, точно это негатив. На самом деле их светло-коричневая кожа с тёмными шоколадными подпалинами сама как будто отсвечивает в полумраке. Тонкий шнурок света протянут от дверного глазка до порога открытой в гостиную двери. Наконец происходит событие, которого с трепетом и любопытством поджидает покрытый серой шёрсткой Лазарь. Зафиксировав его вытаращенными горящими глазами, он, тем не менее, подчиняясь инстинкту, одним прыжком, не задев занавеску и бельевую проволоку, оказывается на краю балконной ограды, изображая некоторое время привычными кошачьими средствами якобы сверхъестественный испуг на фоне листвы, шевелящейся в лунном свете. Добротная кожа импортных туфель собирается в тончайшую, будто из папиросной бумаги гармошку там, где подъём переходит в продолговатый носок с тупым концом. Раздаётся холостое журчание. Будто в сатураторную установку опустили копейку. Дощечки паркета там, где каблуки, делаются темнее, под ними что-то пузырится. Что именно, Лазарь никогда не сможет объяснить.
* * *
Один вид вьющегося по земле кабеля вызывает у некоторых людей состояние, близкое к припадочному. Они совсем не могут видеть змей. К сожалению, на змей некому пожаловаться. Пожилые плохо понимают молодых, даже если и те и другие пользуются одной маркой краски для волос, читают одних поэтов, тягают за шею разных гусаков, но совершенно одинаковым жестом.
Джеймс Браун был резковат для старших. Поэтому о нём не вспоминали, наблюдая, как подрастает новое поколениеушастик без пола и племени, евреечка, толстячок, худая+пацифик=15, славянский тип, роскошные волосы и прыщи, первый срыв, черты лица теряют пропорции, уши оплывают, в голосе происходит расщеплениеи вот уже девица-священник молотит кулаками в кабинку, где заперлась её мать, и хрипит, вытягивая сухие губы: «Где мои детские пластинки? Где мои детские пластинки?!» Мать, по-детски довольная удачным стулом, со смесью тревоги и удовлетворения на лице отвечает через дверь: «Ну, Машик, я откуда знаю, ну?»
То, о чём взрослые не сочли нужным рассказать детям, никогда уже не будет воспринято последними правдоподобно. Во многих семьях Джеймса Брауна узнают только тогда, когда он умрёт, и глупые журналисты начнут печатать обычный вздор, каким провожают у нас гениальных музыкантов Запада. Отчасти поэтому, когда Джей Би привезли в Москву, две трети зала были заполнены солдатами и репродукторы зазывали людишек на эскалаторах «бесплатно сходить на его концерт». А как он пел!
Hot pants!Горячие трусы
Smokin'.Дымятся.
That hot pantsГорячие трусы
свидетели и судьи
* * *
Hot pantsэто джинсовые шорты в обтяжку. Флора Га́га такой фасон не носила. Юбки и шапочки, делающие барышню привлекательной, даже если она не уродилась, Гаге не нравились. Иногда за её спиною развивался капюшон, готовый в особое ненастье прикрыть голову. Га́га-кагуляр. Га́га-трубочист предпочитал всё чёрное, потому что знакомая иностранка однажды сказала ей: «У нас так ходят одни фашисты».
Звали иностранку Барбара Бирозка, она была специалистом по русской словесности. Несмотря на постоянные хлопоты, Га́га-трубочист успевала кружить голову кроликам противоположного пола. Не один «ариец с гарниром» выполнял поручения брюнеточки с ограниченным лексиконом так, будто ему приказал лично Адольф. Во Флору влюблялись повара и извозчики. Кролик-белоснежка, хлопающий, вытянув пушистые лапки из чёрной рубашки, очередному докладчику делал это потому, что не мог обнять Га́гу, тихую, мужественную и загадочную. Докладчик закатывал глаза и складывал губы в пустую булочку для гамбургераникто не из штурмовиков не знал, что этот неизлечимый тик у него со времён, когда его сильно испугали дружинники в момент мастурбации. Он, тогда подросток, принял рабочих с повязками за ангелов тьмы, пришедших за ним от самого Главы Ордена.
В чём секрет привлекательности этого существа среди доморощенных «Шансон Нази»? На первый взгляд не знает никто. Нравится и точка. Сердцу не прикажешь. Срулик дон'т би крулик ту кролик. Знают истину пыльные грунтовые дороги Крыма. Камешки жидовского Коктебеля! И существо Джесс Франко, играющее роль отца, и бабушка-автоответчик. «Отец» щеголяет притворной немодностью, как неприкуренной сигаретой. Дуэ маникин.
* * *
Это случилось в Коктебеле. Осенью одного из 80х годовпереодетые цыганами хиппи увели якобы на вечер авторской песни девочку По необъяснимому совпадению там же находилась в обществе толстозадого семиота Ларского уже знакомая тебе, Инфанта, с моих слов Барбара Бирозка. Там же средь бела дня дочь m-me Жаклин Мария Титирь не могла оторвать глаз от голых яиц пацифиста Ярмолинского, по кличке Берендей, похожих на мелочь в полиэтиленовом мешочке. Финяйца.
Только звали девочку не Флора, и не Гага, как обращаются к ней мгновенно забываемые тени-чучела в клубном дыму. До превращения Алёнушка было имя её. Арийская лебёдушка с прыщиками на спине гимнастки и тяжеленной косой золотистых волос до поясницы. Со вздёрнутым носиком совсем не похожим на сливу. С громким, но располагающим голосом здоровой юности, которой нечего скрывать. Алёнушка как раз любила носить платья и соломенные шляпки, которые были настолько ей к липу, что казалось, сами слетали ей на голову.
Недаром среди порхающей по пляжам и кафе интеллигенции маячит тонкогубая Барбара. Недаром слетаются вонючие хиппи и шпарят на гитарах словесный понос за всех царевичей-дебилов земли русской.
Неужели Алёнушка прибыла в Планерское совсем одна? Нет, конечно. Но после такой засекреченной ночи никто больше не видел, а главное не вспомнил про сопровождавших девочку взрослых. Они исчезли.
В ту роковую ночь все они выступили в роли блаженных паяцев, безвольных марионеток в руках некого Демона, манипулирующего ими в виду ритуалов, смысл которых остаётся нерасшифрованным. Впрочем, есть подозрение, что превращение было совершено днём, и больше напоминало хирургическую операцию, чем чёрную мессу. В руках тонкогубой ведьмы Барбары появился чёрный зонтиккраденый, лучший в мире. Она вознесла его над головой, так что стали видны клочья годами не сбриваемой шерсти в её подмышках. Зонтик погрузился в лоно арийской девственницыона находилась в гипнотическом сне. В последующие часы у девочки изменился цвет волос, черты лица, губы, конфигурация влагалища и так далее, и так далее. Её как будто загримировали, чтобы кто-то в будущем не сумел распознать в ней прежнюю красавицу. Так Алёнушка Струлева оказалась заживо погребена среди живых, а вместо неё с каменного ложа шагнула в этот мир Флора Срулик, дива-трубочист.
Для чего понадобилась эта операция? И комусынам погибели и дочерям Лилит. Тем, кому по нраву бесконечное глумление над схваткой «Левиафана и Бегемота», тем, кто готов высмеивать всё, что возбуждает их сардоническую злобу. Потому что скользкими их звездочётами была разгадана тайна небесАлёна Струлёва, русская девушка в 101-ом поколении должна родить богатыря. Это будет арийский, полярнорайский Северный Бальдур-Христос. Спаситель рода, зачатый от небесного языка Но пасквильная маска сковывает тайный лик Алёны в мясистый плен Я хотел сказать, Жениха. Однако лучи севера время от времени просвечивает сквозь личину брахеоцефала. И 33 повара-богатыря, и «сто эсэсовцев прекрасных» чуют своим бриллиантовым сердцем: it's a mother. И она где-то рядом.
Оборотень-трубочист вынуждена напоминать о себе дурным запахом, высмеивать на словах катастрофы и геноцид, посылая таким печальным способом S.O.S арийским братьям.
Банкир Маргайа бежит вдоль сточной канавы за магической книгой, которую уносит мутный поток нечистот. Расстроенный тем, что не сумел её выловить, он отправляется бродить в лес, где его встречает белый Дьявол с крестом на шее
Алёна Струлёва не единственная сомнабула в когтистых пальцах гурманов Зла. Банкир Маргайа, например. Он же Красавчик Смит, или Вассеркопф, как называют его злые языки, усиленно хлопотал, стараясь сосватать Га́гу, какая есть, небесному Жениху, несмотря на то, что Жених давно женат на преданной ему обезьяне. Его нехороший конец описан в пасквиле Роберта Сосина «Симптомы». Правда, некоторые убеждены, что Аквацефал не погиб. Его вовремя обнаружила старуха-мать, зашедшая за газетой. Она не растерялась, увидев надорванную тушу своего ребёнка, успела вызвать опытного хирурга, и тот зашил Маргайе грыжу, и сохранил, таким образом, жизнь. Впрочем, это какое-то коптское евангелие получаете. У Сосина всё описано иначе и мрачнее.
Аквацефал-потребитель перестал узнавать Флору-Алёну. Теперь он гордится, что во всём знает толк, как потребитель-аристократ. Тёлки, соусы, аиды, компакты. Классные книги. История Израиля и бермудского треугольника. Станок, фактура, биохимия. Он всё чаще машет короткой распухшей ручищей, в точности, как недовольный аккомпанементом певец, и топает ногами, как кинозритель, которому не хотят уступать место, указанное в его билете. Если, конечно, он жив. Найдёныш, обманутый по массе поводов не одним существом того жалкого пола, что родит всех нас.
Подводные лодки стерегут покой и частную собственность аквацефалов. Такие всю жизнь что-то собирают, желают владеть, грубо обрывают нерешительногобрать или не брать, покупателя. Щиплют маму, если им снится, что мультипликационные бандиты, похожие на бракованные игрушки, хотят отобрать у них часть собственности, и мама, кивая головой лейтенанта Коломбо, начинает рассказывать им сказку-противоядие про добрых великанов госбезопасности, которые уже однажды спасли маму от страшных парней в чёрных галифе (они снились ей): прикладывают её ладонь к раскалённой докрасна печке-буржуйке, и, вынув из галифе чёрный блокнот, настойчиво и грубо пишут на белом листе вопрос, на который она не имеет право отвечать: «Wo ist das geld?»