Анджи взяла стакан молока и блюдце с печеньем, а затем отвела меня в спальню, отличающуюся простотой комнату, где стояли четыре кровати, мебель светлого дерева и висели картины с изображением птиц и цветов. Единственным, явным признаком того, что здесь спали, были расставленные по ночным столикам семейные фотографии. Я лишь содрогнулась, только подумав, что в чистоте такой степени жить, пожалуй, даже ненормально. Мой чемодан с рюкзаком лежали на одной из кроватей в открытом виде и с заранее тщательно проверенными вещами. Я было думала сказать Анджи, что не стала бы ни с кем спать, хотя тут же вспомнила, что на рассвете следующего дня я отсюда уйду, и устраивать скандал ради одной ночи вообще-то не стоит.
Я сняла брюки с обувью и легла, даже не умывшись и всё ещё ощущая на себе пристальный взгляд директора. «У меня нет никаких следов от уколов, да и мои запястья все целы»,бросила я вызов женщине, показывая ей свои руки. «Я этому рада, Майя. Выспись хорошенько»,вполне естественно ответила Анджи и оставила на ночном столике молоко с печеньем, после чего, не закрыв за собой дверь, удалилась.
Я жадно съела эту лёгкую закуску, сильно желая, разумеется, чего-то более существенного, однако вскоре почувствовала такую усталость, что буквально через считанные минуты уже спала как убитая. И проснулась с первым лучом солнца на рассвете, проникающим сквозь оконные ставни, голодная и растерянная. Увидев на остальных кроватях силуэты спящих девушек, я тут же вспомнила, где нахожусь. Чуть погодя я спешно оделась, взяла рюкзак с полупальто и вышла оттуда на цыпочках. Я пересекла холл, направляясь к широкой двери, тогда показавшейся мне ведущей на улицу, после чего очутилась в одном из крытых коридоров, соединяющих два здания между собой.
Хлынувший в лицо поток холодного воздуха тут же меня остановил. Небо было слегка оранжевым, а на земле лежал тонкий слой снега; в воздухе же пахло сосной и костром. На расстоянии в несколько метров за мной наблюдала семья оленей, взвешивая грозящую им опасность, выпуская пар из ноздрей и подрагивая хвостами. Два новорождённых, ещё пятнистых, оленёнка неустойчиво держались на тонких ногах, пока мать смотрела за ними, то и дело к чему-то внимательно прислушиваясь. Мы с оленихой смотрели друг другу в глаза, казалось, вечное мгновение, застыв и вместе с тем ожидая реакции другого, пока чей-то голос позади, от которого олени рысью пустились прочь, не напугал нас всех. «Они приходят сюда попить воды. Как и еноты, лисы и медведи».
Это был бородатый человек, который встретил меня здесь ещё вчера, закутанный в лыжную куртку, в сапогах и подбитой мехом кожаной кепке. «Мы виделись вчера, но вот не знаю, помнишь ли ты об этом. Я Стив, один из советников. До завтрака ещё часа два, но у меня есть кофе»,и он ушёл, не оглядываясь назад. Практически неосознанно пошла за этим человеком и я, в комнату отдыха, где стоял бильярдный стол, и, заняв оборонительную позицию, ждала, пока тот разжигал дрова в камине с помощью газеты, а после подал нам пару чашек кофе с молоком, которые налил из термоса. «Прошлой ночью выпал первый снег в сезоне»,заметил Стив, раздувая огонь с помощью взмахов шапки.
Тётя Бланка была вынуждена срочно ехать в Кастро, поскольку её отец страдал от угрожающей здоровью тахикардии, вызванной конкурсом детского питания, проводимом на пляже. Бланка говорит, что Мильялобо живёт до сих пор лишь потому, что одно только слово «кладбище» наводит на него скуку. Даже показываемое в телевизоре может оказаться роковым для человека с больным сердцем: девушки в тончайших стрингах вертят задницами прямо перед толпой мужчин, которые дошли до той степени энтузиазма, что уже стали кидаться бутылками и нападать на прессу. В «Таверне Мёртвеньких» мужчины лезли ближе к экрану, а женщины, скрестив руки, сидели и плевали на пол. Что только ни говорили о подобных конкурсах моя Нини вместе со своими подружками-феминистками! Выиграла тёмнокожая девушка с крашеными светлыми волосами, а происходило всё на пляже Пичилему, и сейчас мы выясним, где же такой находится. «И только по вине этой уличной женщины мой отец чуть не отправился в мир иной»,таковым было замечание Бланки, когда она возвратилась из Кастро.
Я ответственна за создание детской команды по футболу, это, собственно, и не трудно, поскольку в нашей стране дети умеют пинать мяч, едва научившись ходить. Я уже набрала участников в основную команду, запасную, а также женскую, что вызвало в обществе целую волну сплетен, хотя никто не был против, а иначе сразу имел бы дело с тётей Бланкой. Мы стремимся к тому, чтобы наша набранная команда участвовала в школьном чемпионате, приуроченном к отмечаемому в сентябре национальному празднику. Впереди у нас ещё несколько месяцев тренировок, но мы не можем их проводить из-за отсутствия обуви, и, поскольку ни одна семья не готова тратиться на бутсы, мы с Бланкой нанесли визит вежливости Лионелю Шнейку, уже оправившемуся от сердечного приступа.
Мы умилостивили мужчину двумя бутылками самого изысканного золотого ликёра, который Бланка приготовит из водки, сахара и молочной сыворотки со специями, и обосновали ему целесообразность вовлечения ребят в спортивную деятельность, чтобы те не попадали в какие-либо передряги. Дон Лионель согласился. С тех пор любое упоминание о футболе всегда сопровождалось очередной рюмочкой золотого ликёра, а Мильялобо подверг себя риску всё же подарить нам одиннадцать пар обуви нужного размера. Тут следует объяснить, что именно столько обуви требуется для «Калеуче», команды мальчиков, и столько же для «Пинкойи», состоящей из девочек, а также шесть пар для запасных. Узнав о цене, дон Лионель разразился речью, обличающей экономический кризис, лососевые фирмы, безработицу, собственную дочь, этот бездонный мешок, что собирается его же и угробить, всегда прося у отца бoльшего. И вдобавок заметил, что футбольные бутсыявный приоритет в неполноценной системе образования этой страны.
Уже под конец он вытер лоб, приговорил четвёртую рюмочку золотого ликёра и выписал нам чек. В тот же самый день мы заказали в Сантьяго обувь, а через неделю поехали на автобусе в Анкуд её забирать. Тётя Бланка запирает бутсы на ключ, чтобы дети не носили их каждый день, и распорядилась так: у кого вырастет нога, того просто исключим из команды.
ОСЕНЬ
Апрель Май
Глава 2
Ремонт в школе закончился. В ней люди и находят убежище в чрезвычайных ситуациях, потому что это самое безопасное здание, за исключением церкви, чьё ветхое деревянное строение поддерживается одним Богом, что и подтвердилось в 1960 году, когда в мире произошло сильнейшее землетрясение за всю историю наблюденийдевять с половиной баллов по шкале Рихтера. Море вышло из берегов, и вся деревня была на грани затопления, но вода остановилась у дверей церкви. За десять минут озёра уменьшились, целые острова исчезли, земля раскрылась и поглотила железнодорожные пути, мосты и дороги. Чили подвержена катастрофам: наводнениям, засухам, штормам, землетрясениям и огромным волнам, способным донести корабль к центру городской площади. У живущих здесь есть философия смирения на этот счёт: это испытания, посланные Богом, но в то же время жители нервничают, если долгое время не происходит никаких потрясений. Моя Нини именно такая женщина, всегда ждёт, что небо упадёт ей на голову.
Наша школа готова и к следующей истерике природы. Она является социальным центром острова: здесь собирается женский кружок, группа ремесленников и общество анонимных алкоголиков, в котором я побывала несколько раз, потому что обещала Майку ОКелли это сделать, хотя я была единственной женщиной среди четырёх-пяти мужчин, которые бы так и не осмелились при мне заговорить. И всё же я думаю, что не нуждаюсь в этом, поскольку ходила трезвой более четырёх месяцев. В школе мы смотрим фильмы, улаживаем мелкие конфликты, не настолько важные, чтобы вмешивались полицейские, и обсуждаем предстоящие вопросы, как, например, посев и сбор урожая, цены на картофель и морепродукты. Здесь Лилиана Тревиньо делает прививки и рассказывает об основах гигиены, слушая о которых пожилые женщины слегка веселятся. «Прошу прощения, сеньорита Лилиана, но как вы собираетесь учить нас медицине?»говорят они. Акушерки уверенно утверждают, и весьма справедливо, что таблетки всё же сомнительная панацея, поскольку кто-то богатеет, продавая их. Они же выбирают домашние средства, которые, в основном, бесплатны, или крошечные гомеопатические пакетики. В школе нам рассказали о правительственной программе по контролю над рождаемостью, которая отпугнула нескольких бабушек, а полицейские раздали инструкции по борьбе со вшами на случай эпидемии, которая бывает в здешних краях каждые два года. Одна только мысль о вшах заставляет чесаться мою голову. Я предпочитаю блох, потому что они живут на Факине и котах.
Компьютеры в школе ещё доколумбовы, но в хорошем состоянии, я использую их для всего, что мне требуется, за исключением электронной почты. Я привыкла жить без связи с внешним миром. Кому я буду писать, когда у меня нет друзей? Я получаю новости от моих Нини и Белоснежки, которые пишут Мануэлю под никами, но я хотела бы рассказать им о своих впечатлениях от этого странного изгнания. Чилоэ невозможно себе представить: здесь нужно именно жить.
Я осталась в академии штата Орегон, ожидая, пока немного не потеплеет, чтобы тогда и сбежать, но зима пришла надолго в эти леса, одарив их кристальной красотой льда и снега, и покрыв всё своими небесами, иногда синими и невинными, а временами свинцовыми и яростными. Когда дни стали длиннее, температура поднялась, и люди начали больше проводить времени на улице, я вновь задумалась о побеге, но чуть погодя в школу принесли двух викуний, стройных животных с выпрямленными ушами и кокетливыми ресницами невестыдорогой подарок от благодарного отца одного из выпускников прошлого года. Анджи назначила меня ответственной, утверждая, что никто не сможет позаботиться об этих нежных существах более умело, чем я, поскольку я выросла с ищейками Сьюзен. Мне пришлось отложить свой побег: викуньи во мне нуждались.
Со временем я адаптировалась к графику занятий спортом, искусством и сеансов терапии, но так и не обзавелась друзьями, потому что здешняя система препятствовала дружбе; самое большее, мы, воспитанники заведения, были соучастниками разных проделок. Я не скучала по Саре и Дебби, как будто из-за изменения моего окружения и обстоятельств подружки потеряли свою значимость. Я думала о них с завистью, как те живут своей жизнью без меня, как и все в Беркли Хай, сплетничая об этой безумной Майе Видаль, пациентке сумасшедшего дома. Может быть, другая девушка уже и заменила меня в нашем трио вампиров. В академии я научилась психологическому жаргону и способу обходить правила, которые назывались не правилами, а соглашениями. В первом из многих соглашений, подписанном без намерения соблюдать, я, как и остальные воспитанники, взяла на себя обязательство держаться подальше от алкоголя, наркотиков, насилия и секса. Для первых трёх не было никаких возможностей, хотя некоторые мои товарищи всё же нашли способы практиковать последний, несмотря на постоянный контроль консультантов и психологов. Я же воздерживалась от всего.
Чтобы избежать неприятностей, было очень важно казаться нормальным человеком, хотя определение нормальности колебалось. Если кто-то ел слишком много, значит, страдал от беспокойства; слишком мало, болен анорексией; если предпочитал одиночество, пребывал в депрессии, но и любая дружба вызывала подозрения; если человек не участвовал в каком-либо мероприятии, то саботировал, а если участвовал с энтузиазмом, то нуждался в особом внимании. «Будь ты проклят, если сделаешь, будь ты проклят, если не сделаешь»,вот ещё одно из любимых высказываний моей Нини.
Программа была основана на трёх кратких вопросах: Кто ты? Что ты хочешь делать со своей жизнью? И как ты собираешься этого добиться? Но терапевтические методы были менее понятны. Девушку, которую изнасиловали, заставляли танцевать перед другими учениками в костюме французской горничной; парня с суицидальными наклонностями отвели наверх лесной сторожевой башни, чтобы посмотреть, прыгнет ли он, а другого, страдающего клаустрофобией, регулярно запирали в шкафу. Нас принуждали к раскаяниямритуалам очищенияи к коллективным занятиям, когда приходилось разыгрывать наши травмы, чтобы, в конце концов, их преодолеть. Я отказалась отыграть смерть моего дедушки, отчего мои товарищи были вынуждены делать это для меня, пока дежурный психолог не объявил меня вылеченной или неизлечимойкакой именно, я сейчас вспомнить не могу. В длительных сеансах групповой терапии мы открывалиразделяливоспоминания, мечты, желания, страхи, намерения, фантазии, наши самые сокровенные секреты. Обнажать наши душивот какова была цель этих марафонов. Мобильные телефоны были запрещены, телефон контролировался, переписка, музыка, книги и фильмы подвергались цензуре, никакой электронной почты и никаких неожиданных посетителей.
Через три месяца моего пребывания в академии, меня впервые посетили родные. Пока отец обсуждал мой прогресс с Анджи, я повела бабушку прогуляться в парке и познакомиться с викуньями, чьи уши я украсила лентами. Моя Нини принесла маленькую ламинированную фотографию моего Попо, запечатлённого на ней примерно за три года до его смерти, в шляпе и с трубкой в руке, улыбавшимся на камеру. Майк ОКелли принёс снимок на Рождество, когда мне было тринадцать лет. В тот год я подарила дедушке его потерянную планету: маленький зелёный шарик, меченный сотней цифр, которые соответствовали картам и иллюстрациям того, что должно существовать на ней, в соответствии с придуманным нами вместе вариантом. Дедушке очень понравился подарок; вот почему на фотографии он улыбался, как маленький ребёнок.
Твой Попо всегда будет с тобой. Не забывай об этом, Майя,сказала мне бабушка.
Он мёртв, Нини!
Да, но он всегда в твоём сердце, хотя ты этого до сих пор не знаешь. Сначала горе душило меня так, Майя, что я думала, мол, потеряла его навсегда, но теперь я почти его вижу.
Ты уже не сожалеешь? Вот ты какая!ответила я ей сердито.
Я сожалею, но я с этим смирилась. Я чувствую себя лучше.
Я тебя поздравляю. Я чувствую себя всё хуже и хуже в этом прибежище идиотов. Нини, забери меня отсюда, пока я не сошла с ума.
Не драматизируй, Майя. Это намного приятнее, чем я думала, здесь есть понимание и доброта.
Потому что вы в гостях!
Ты сейчас хочешь мне сказать, что когда нас нет, они плохо с тобой обращаются?
Нас не бьют, но применяют психологические пытки, Нини. Нас лишают еды и сна, они снижают способность к сопротивлению, а затем промывают мозги и внедряют в голову разные вещи.
Какие вещи?
Ужасные предупреждения о наркотиках, венерических заболеваниях, тюрьмах, психиатрических больницах, абортах, к нам относятся как к идиотам. Ты думаешь, этого мало?
Я думаю, достаточно. Я прямо поговорю с этой тёткой. Как бишь её зовут? Анджи? Она ещё узнает, кто я такая!
Нет!воскликнула я, удерживая её.
Как это нет! Ты думаешь, я позволю, чтобы с моей внучкой обращались как с заключённой Гуантанамо?И само чилийское лукавство зашагало по направлению к офису директора. Через несколько минут Анджи позвала меня.
Майя, пожалуйста, повтори своему отцу всё то, что ты рассказала своей бабуле.
Что именно?
Ты знаешь, что я имею в виду,настаивала Анджи, не повышая голоса.
Мой отец, казалось, не особо впечатлился услышанным и просто напомнил мне о решении судьи: реабилитация или тюрьма. Я осталась в Орегоне.
Во время второго визита, состоявшегося два месяца спустя, моя Нини была в восторге: наконец-то вернулась её девочка, сказала она, никакого макияжа Дракулы и бандитских манер, она увидела, что я здорова и в хорошей физической форме. И всё благодаря пробежкам по восемь километров в день. Мне разрешают это, потому, что как бы много я ни бегала, я далеко не уйду. Они и не подозревали, что я тренировалась, чтобы сбежать.
Я рассказала моей Нини, как мы издевались над стажёрами психологических тестов и над терапевтами, такими открытыми в своих намерениях, что даже новичок смог бы манипулировать ими, и зачем говорить об академическом уровне; когда мы выпустимся, нам бы дали диплом невежд, повесить на стену. Мы были по горло сыты документальными фильмами о потеплении полюсов и экскурсиях на Эверест, нам было необходимо знать, что происходит снаружи в реальном мире. Она сообщила мне, что не происходит ничего, достойного рассказов, только плохие изменения, не имеющие никакого решения, мир движется к концу, но так медленно, что это продлится до тех пор, пока я не закончу обучение здесь. «Жду не дождусь, когда ты вернёшься домой, Майя. Я так по тебе скучаю!»вздохнула она, поглаживая мои волосы, окрашенные в разные не существующие в природе цвета красками, что сама прислала мне по почте.
Несмотря на радужный цвет волос, я выглядела сдержанно по сравнению с некоторыми из моих одноклассников. Чтобы компенсировать бесчисленные ограничения и дать нам ложное чувство свободы, сотрудники разрешали нам экспериментировать с одеждой и волосами в соответствии с фантазией каждого из нас, хотя мы не могли добавить ни новых проколов, ни татуировок к уже имеющимся. У меня было золотое кольцо в носу и моя татуировка «2005». Один мальчик, пройдя короткий этап неонацизма, прежде чем предпочесть метамфетамин, носил на правой руке свастику, отмеченную калёным железом, а у другого на лбу было слово «фак».