В полдень я помогаю подавать обед, предоставляемый Министерством образования: цыплёнок или рыба, картошка, овощи, десерт и стакан молока. Тётя Бланка говорит, что для некоторых детей это единственный приём пищи за день, но на нашем острове всё немного не так: мы бедные, но еды нам хватает. Моя смена заканчивается после обеда; тогда я ухожу домой, чтобы поработать пару часов с Мануэлем, а оставшуюся часть дня я свободна. По пятницам тётя Бланка награждает трёх учеников с лучшим поведением за неделю жёлтой бумажечкой, подписанной ею, дающей право на купание в джакузи, иными словами, в деревянной бочке с горячей водой дяди Мануэля. Дома мы даём награждённым детям чашку какао и испечённые мной лепёшки, заставляем их вымыться в душе, а затем они могут играть в джакузи, пока не стемнеет.
Та ночь в Орегоне оставила на мне неизгладимый след. Я исчезла из академии и бежала весь день по лесу без плана, не имея в голове никакого желания, кроме как ранить отца и освободиться от терапевтов и их групповых сессий, я была сыта по горло их слащавой любезностью и отвратительной настойчивостью в желании исследовать мой ум. Я хотела быть нормальной и больше ничего.
Я проснулась от света быстро проехавшей машины и побежала, спотыкаясь о кусты и корни, попутно раздвигая ветви сосен на моём пути, но когда я, наконец, нашла дорогу, находившуюся менее чем в пятидесяти метрах, огни исчезли. Луна освещала жёлтую полосу, разделяющую шоссе. Я поняла, что будут проезжать и другие машины, потому как было ещё относительно рано, и не ошиблась: вскоре я услышала шум мощного двигателя и увидела вдалеке свечение двух фар, что при приближении оказались летящим по шоссе гигантским грузовиком с двумя флагами, каждое колесо которого было с меня ростом. Я бросилась вперёд, делая руками отчаянные жесты. Водитель, удивлённый столь неожиданным видением, резко затормозил, отчего и я была вынуждена резко отскочить, потому что прежде чем остановиться, огромная масса грузовика проехала по инерции метров двадцать. Я побежала к машине. Шофёр высунул голову из окошка и сверху донизу осветил меня фонариком, изучая меня, а заодно размышляя, могу ли я быть приманкой бандыведь это не первый раз, когда что-то подобное происходит с дальнобойщиком. Убедившись, что поблизости никого нет, и увидев мою голову медузы с локонами цвета шербета, он успокоился. Должно быть, водитель пришёл к заключению, что ябезобидная наркоманка, ещё одна глупая зависимая девушка. Он подал мне знак, снял блокировку с правой двери, и я забралась в кабину.
Вблизи мужчина был таким же тяжёлым, как и его машина, большим, коренастым, с руками штангиста, в рубашке без рукавов и с тонким хвостиком волос, высовывавшимся из бейсболки, этакой карикатурой на брутального мачо, но я уже не могла отступить. Контрастируя с его угрожающим внешним видом, на зеркале заднего обзора висел детский башмачок и пара православных икон. «Я еду в Лас-Вегас»,сообщил он мне. Я сказала ему, что еду в Калифорнию, и добавила, что мне подойдёт и Лас-Вегас, поскольку и в Калифорнии меня никто не ждёт. Это было моей второй ошибкой; первой же было забраться в грузовик.
Следующий час прошёл под вдохновенный монолог шофёра, излучавшего энергию, как будто он был под действием амфетамина. Во время рейсов он развлекался тем, что общался с другими водителями, обмениваясь шутками и комментариями о погоде, асфальте, бейсболе, своих машинах и придорожных ресторанах, в то время как пророки-евангелисты предсказывали по радио второе пришествие Христа. Он курил, курил непрерывно, потел, сильно чесался, пил воду. В кабине было невозможно дышать. Водитель предложил мне жареную картошку из пакета, который лежал на сиденье, и банку «Кока-Колы», но его не интересовало ни моё имя, ни что я делаю ночью на пустынной дороге. Вместо этого он рассказал мне о себе: его зовут Рой Феджевик, он из штата Теннесси, служил в армии, пока не произошёл несчастный случай, и его комиссовали. В ортопедической больнице, где пришлось провести несколько недель, он познакомился с Иисусом. Он продолжал говорить и приводить цитаты из Библии, пока я тщетно пыталась расслабиться, высунув свою голову в окошко как можно дальше от его сигарет; мои ноги сводила судорога, а по коже шли мурашки от напряжённого дневного бега.
Примерно через восемьдесят километров Феджевик свернул с дороги и остановился напротив придорожной гостиницы. На синей неоновой вывеске с несколькими перегоревшими лампочками было указано название. Там не наблюдалось никаких признаков активности: ряд комнат, газораспределительная машина, таксофон, грузовик и ещё две машины, выглядевшие так, как будто они находились там с незапамятных времён.
Я за рулём с шести утра. Давай проведём ночь здесь. Вылезай,заявил мне Феджевик.
Я бы лучше поспала в вашем грузовике, если вы, конечно, не против,сказала я ему, думая, что у него нет денег на комнату.
Водитель протянул руку через меня, чтобы открыть внутренний багажник и достал четверть литра виски и полуавтоматический пистолет. Он взял холщовый мешок, спустился вниз, обошёл вокруг машины, открыл дверцу с моей стороны и приказал спуститься, заявив, что для меня так будет лучше.
Мы оба знаем для чего мы здесь, шлюшка. Или ты думаешь, что поездка была бесплатной?
Я инстинктивно повиновалась ему, хотя на курсах самообороны в Беркли Хай нас учили, что в таких обстоятельствах лучше всего броситься на землю и кричать как сумасшедшая, ни в коем случае не поддаваться агрессору. Я поняла, что он хромает, а ростом ниже меня и толще, чем мне показалось, когда он сидел, я могла бы спастись бегством, и этот амбал не смог бы догнать меня, но меня остановил пистолет. Феджевик угадал мои намерения, крепко схватил меня одной рукой и почти на весу принёс меня к окошку администратора придорожной гостиницы, защищенному толстым стеклом и решёткой, пропустил несколько купюр через отверстие, а затем получил ключи и заказал коробку из шести бутылок пива и одну пиццу. Я не смогла увидеть служащего или подать ему знак, потому что водитель грузовика быстро закрыл меня своим телом.
Чувствуя лапу этого амбала, сжимающую мне руку, я направилась к номеру 32, и мы вошли в комнату, дурно пахнущую влагой и креозотом, с двойной кроватью, с обоями в полоску на стенах, телевизором, электрической плитой и кондиционером, блокировавшим единственное окно. Феджевик приказал мне запереться в ванной, пока не принесут пиво и пиццу. Ванная состояла из душа с ржавыми кранами, раковины, сомнительной чистоты унитаза и двух потёртых полотенец; на двери не было защёлки, а для вентиляции имелся лишь маленький люк. Я обвела свою камеру мучительным взглядом и поняла, что никогда не была такой беспомощной. По сравнению с этим мои предыдущие приключения были шуткой: они происходили на знакомой территории, с участием моих подруг, Рика Ларедо, надёжно охранявшего меня, и я была уверена, что в чрезвычайной ситуации я смогу найти убежище у моей бабушки.
Водитель грузовика получил заказ, обменялся парой фраз со служащим, закрыл дверь и позвал меня поесть, пока пицца не остыла. Мне кусок в рот не лез, в горле стоял ком. Феджевик не настаивал. Он поискал что-то в своей сумке, пошёл в туалет, не закрывая двери, и вернулся в комнату с расстёгнутой ширинкой и пластиковым стаканом, в котором было примерно на один глоток виски. «Ты нервничаешь? Так тебе будет лучше»,сказал он, передавая мне стакан. Я отрицательно покачала головой, не в силах говорить, но он схватил меня за шею и сунул стакан мне в рот: «Пей, жалкая сука, или ты хочешь, чтобы я заставил тебя силой?»
Я проглотила это с кашлем и рвотой; я не пробовала алкоголь больше года и забыла, как он обжигает.
Мой похититель сел на кровать, чтобы посмотреть комедию по телевизору, и в один присест осушил три бутылки пива и проглотил две трети пиццы, смеясь, рыгая, и, по-видимому, забыв обо мне, пока я ждала, стоя в углу, прислонившись к стене и страдая от головокружения. Комната двигалась, мебель меняла форму, огромная масса Феджевика путалась с изображениями в телевизоре. У меня подкашивались ноги, поэтому я вынуждена была сесть на пол, борясь с желанием закрыть глаза и исчезнуть. Думать было совершенно невозможно, но я понимала, что я под кайфомот виски из пластикового стакана. Мужчина, уставший от комедии, выключил телевизор и подошёл, чтобы оценить моё состояние. Его грубые пальцы подняли мою голову, ставшую как камень, шея её больше не поддерживала. Его отвратительное дыхание ударило мне в лицо. Феджевик уселся на кровати, выровнял кокаин тонкой полоской на тумбочке с помощью кредитной карты и с наслаждением втянул белый порошок. Он сразу повернулся ко мне и приказал снять одежду, а сам, тем временем, потирал промежность стволом пистолета, но я не могла пошевелиться. Я поднялась с пола и обнажилась под ударами. Я попыталась сопротивляться, но моё тело меня не слушалось, я попыталась закричать, но голос также не шёл из меня. Я погрузилась в густую трясину, без воздуха, задыхаясь и умирая.
Следующие несколько часов я была в полубессознательном состоянии и не воспринимала последовавшие худшие надругательства, но в какой-то момент моя душа вернулась издалека, и я, как на чёрно-белом экране, увидела сцену в грязной комнате придорожной гостиницы. Длинная и худая женская фигура, неподвижно распластанная крестом, минотавр, бормотавший непристойности и снова и снова набрасывающийся на тело, тёмные пятна на простыне, пояс, оружие, бутылка. Паря в воздухе, я увидела, как Феджевик падает, измождённый, довольный, пускающий слюни, и через мгновение начинает храпеть. Я сделала сверхчеловеческое усилие, чтобы проснуться и вернуться в своё больное тело, но я едва могла открыть глаза, не говоря уже о том, чтобы думать. Подняться, попросить о помощи, убежатьэто были бессмысленные слова, которые, как мыльные пузыри, возникали в моём ватном тупом мозгу. Я снова погрузилась в благоговейную темноту.
Я проснулась без десяти три утра, как показывали стоящие на тумбочке светящиеся часы, с пересохшим ртом, разбитыми губами и мучимая сильной жаждой. Попытавшись подняться, я поняла, что обездвижена, потому что Феджевик приковал моё левое запястье к спинке кровати наручниками. У меня была опухшая рука и затёкшее запястье, то самое запястье, которое было сломано ранее, во время велосипедной аварии. Паника, которую я почувствовала, немного рассеяла густой дурман от наркотиков. Я двигалась осторожно, пытаясь устоять в полумраке. Единственный свет исходил от голубой неоновой вывески, который проникал сквозь плотные шторы, и зелёного отражения светящихся цифр часов. Телефон! Я обнаружила его, когда повернулась посмотреть время, он был рядом с часами, очень близко.
Свободной рукой я стащила простыню и стёрла липкую влагу с живота и бёдер, затем я повернулась влево и с болезненной медлительностью соскользнула на пол. Рывок наручников на запястье вырвал из меня стон, а скрежет пружин кровати прозвучал как торможение поезда. Стоя на коленях на грубом ковре, с рукой, вывернутой в невозможном положении, я с ужасом ожидала реакции моего похитителя, но сквозь громкий шум своего собственного сердца, я услышала его храп. Прежде чем осмелиться взять трубку телефона, я подождала пять минут, чтобы убедиться в том, что Феджевик продолжает спать глубоким сном пьяницы. Я опустилась на пол, насколько позволили наручники, и набрала 911, чтобы попросить помощи, заглушив голос подушкой. Внешней линии не было. Телефон соединялся только с администратором заведения; чтобы позвонить в другое место, требовался общественный телефон консьержа или мобильник, а мобильник водителя грузовика был вне моей досягаемости. Я набрала номер администратора и прослушала одиннадцать гудков, прежде чем мне ответил мужской голос с индийским акцентом. «Меня похитили, помогите мне, помогите мне»,прошептала я, но служащий повесил трубку, не дав мне времени сказать что-то ещё. Тогда я попробовала снова, но результат оказался прежним. Отчаявшись, я зарыдала в грязную подушку.
Прошло больше получаса, прежде чем я вспомнила о пистолете, который Феджевик использовал в качестве секс-игрушки: холодный металл во рту, во влагалище и вкус крови. Я должна была найти его, это была моя единственная надежда. Для того чтобы лечь в кровать с прикованной наручниками рукой, я должна была изогнуться не хуже циркача и не могла не придавить матрас своим весом. Водитель грузовика несколько раз фыркнул, как бык, перевернулся на спину, и его рука весом с кирпич упала на моё бедро, парализуя меня, но вскоре мужчина снова захрапел, а я смогла дышать. Времени было три двадцать пять, оно тянулось очень медленно, и до рассвета оставалось ещё несколько часов. Я поняла, что это были мои последние мгновения, Феджевик никогда не оставит меня в живых, я могла опознать его и описать его машину, и если он всё ещё не убил меня, стало быть, он планировал продолжать надо мной издеваться. Мысль о том, что я обречена, что я буду убита и мои останки никогда не найдут в этих лесах, придала мне неожиданную смелость. Мне было нечего терять.
Я грубо отодвинула руку Феджевика со своего бедра и повернулась к нему лицом. Его запах сразил меня: вонючее дыхание, пот, алкоголь, сперма, прогорклая пицца. Я различила звериное лицо в профиль, огромную грудную клетку, выпуклые мышцы предплечья, волосатые гениталии, толстую, похожую на бревно, ногу и проглотила рвоту, поднимавшуюся у меня в горле. Свободной рукой я начала щупать под подушкой в поисках пистолета. Я обнаружила его почти сразу, он находился в пределах моей досягаемости, но был придавлен головой Феджевика, который, должно быть, верил в свою силу и в мою безропотность жертвы, раз оставил его там. Я глубоко вдохнула, закрыла глаза, взяла пушку двумя пальцами и начала доставать оружие миллиметр за миллиметром, не двигая подушку. Наконец мне удалось вытащить пистолет, который оказался тяжелее, чем ожидалось, и я держала его на груди, содрогаясь от усилий и волнения. Единственным оружием, которое я видела, был пистолет Рика Ларедо, его я никогда не трогала, но знала, как им пользоваться, этому меня научило кино.
Я нацелила пушку в голову Феджевикарешалось: его жизнь или моя. Я едва могла поднять оружие одной рукой, дрожа от нервов, со скрюченным и ослабленным наркотиками телом, но это должен был быть выстрел в упор, и я не могла промахнуться. Я положила палец на спусковой крючок и заколебалась, ослеплённая оглушительным пульсированием в висках. Я с абсолютной ясностью поняла, что у меня не будет другой возможности сбежать от этого животного. Я заставила себя пошевелить указательным пальцем, почувствовала лёгкое сопротивление спускового крючка и снова засомневалась, предвкушая вспышку, отдачу оружия, дантовский треск костей, кровь и кусочки мозга. «Сейчас, это должно быть сейчас»,прошептала я, но не смогла ничего сделать. Я вытерла пот, бежавший по моему лицу и затуманивавший моё зрение, засунула руку в простыню и снова взяла пистолет, положила палец на спусковой крючок и прицелилась. Я ещё дважды повторила это жест, не в силах выстрелить. Я посмотрела на часы: была половина четвёртого ночи. В конце концов, я оставила пистолет на подушке рядом с ухом моего спящего палача. Я повернулась спиной к Феджевику и пожала плечами, обнажённая, онемевшая, плача в отчаянии от угрызений совести и облегчения от того, что удалось избавиться от необратимого ужаса убийства.
На рассвете Рой Феджевик проснулся, рыгая и потягиваясь, разговорчивый и в хорошем настроенииникаких следов пьянства. Он увидел пистолет на подушке, взял его, приложил к виску и нажал на спусковой крючок. «Пум! Ты ведь не думаешь, что он заряжен, верно?»сказал он, рассмеявшись. Феджевик поднялся, голый, взвешивая двумя руками свою утреннюю эрекцию, на мгновение задумался, но отказался от порыва. Он положил пистолет в сумку, вытащил ключ из кармана брюк, открыл наручники и освободил меня. «Ты видишь, для чего мне нужны эти наручники, они нравятся женщинам. Как ты себя чувствуешь?»спросил он, по-отечески поглаживая по голове. Я всё ещё не могла поверить, что жива. Я проспала пару часов, будто под наркозом, без снов. Я потёрла запястье и руку, чтобы восстановить кровообращение.
«Давай позавтракаем, это самый важный приём пищи за день. Хорошо позавтракав, я могу вести машину двадцать часов»,объявил он мне из туалета, где сидел с сигаретой, зажав ту губами. Вскоре я услышала, как он принимает душ и чистит зубы, после чего мужчина вернулся в комнату, с мурлыканьем оделся, и растянулся на кровати, обутый в ботинки из искусственной кожи ящерицы, чтобы посмотреть телевизор. Я медленно пошевелила онемевшими конечностями, неуклюже, как старуха, встала на ноги, спотыкаясь, пошла в ванную и заперла дверь. Горячий душ был мне как бальзам на душу. Я вымыла волосы обычным для придорожных гостиниц шампунем и яростно потёрла тело, пытаясь мылом стереть ночной позор. У меня были синяки и царапины на ногах, груди и талии; правая рука и запястье были деформированы из-за отёка. Я почувствовала общую боль внутри от жжения во влагалище и заднем проходе, между ног текла нить крови; я сделала прокладку из туалетной бумаги, надела трусики и закончила одеваться. Водитель грузовика сунул в рот две таблетки, проглотил их, запив половиной бутылки пива, а затем предложил мне остаток в последней бутылке и другие таблетки. «Выпей их, это аспирин, он помогает от похмелья. Сегодня мы будем в Лас-Вегасе. Тебе нужно остаться со мной, девочка, ты уже заплатила за проезд»,сказал он мне. Мужчина взял свою сумку, проверил, что ничего не оставил, и вышел из комнаты. Я без сил последовала за ним к грузовику. Небо только начало проясняться.