Вчера Мануэль нашёл меня за своим компьютером, читающую с удивлением о «караване смерти», некоем военном подразделении, сформированном ещё в 1973 году, спустя месяц после военного переворота, которое прошлось по Чили с севера на юг, по дороге убивая политических заключённых. Им командовал некто Ареллано Старк, генерал, который выбирал заключённых случайным образом и расстреливал их практически без суда и следствия, после чего тела несчастных ещё и осквернялисьэтакий эффективный способ запугать гражданское население и нерешительных солдат. В своих разговорах Мануэль никогда не касался данного периода, хотя, увидев мою заинтересованность, он одолжил мне книгу об этом зловещем караване, написанную несколько лет назад Патрисией Вердуго, отважной журналисткой, расследовавшей это дело от начала до конца. «Не знаю, поймёшь ли ты всё это, Майя, ты для этого слишком молода и вдобавок иностранка»,сказал он мне. «Не стоит меня недооценивать, дружище»,ответила я ему тогда. Мануэль был поражён, поскольку никто уже в своей речи не использует данного слова, бывшего модным во времена Альенде, а послезапрещённого диктатурой. Это мне удалось выяснить в сети.
С военного переворота прошло уже тридцать шесть лет, и уже более двух десятилетий в стране царит демократия, но народ ещё помнит шрамы, оставшиеся от тех событий, а в некоторых случаях раны от произошедшего не затянутся никогда. Не особо распространяются о диктатуре те, кто реально её перенёс, а для молодёжи это и вовсе далёкая история. Я же могу легко найти всю интересующую меня информациюэтим событиям посвящено множество страниц в интернете, также существуют книги, статьи, документальные материалы и фотографии, которые я видела в библиотеке города Кастро, где Мануэль покупает свои книги. Этот период истории изучается в университетах, где его анализируют с различных углов и сторон, но говорить на данную тему в обществе до сих пор бестактно. Чилийцы и теперь не придерживаются какого-то единого мнения. Отец Мишель Бачелет, нынешнего президента, генерал бригады военно-воздушных сил, умер от рук своих же товарищей по оружию, потому что не хотел участвовать в перевороте, после чего его дочь с женой арестовали, подвергли пыткам и выслали, хотя сама Мишель не имела к этому никакого отношения. По словам Бланки Шнейк, эта часть истории чилийского народа не что иное, как грязь на дне водоёма, и нет ни единой причины заново её всколыхивать и мутить воду.
Единственный человек, с которым я могу поговорить на данную тему,это Лилиана Тревиньо, медсестра, желающая помочь мне в моём расследовании. Она предложила проводить меня к отцу Лусиано Лиону, который написал немало очерков и статей о репрессиях в период диктатуры. Наш план был навестить его без Мануэля и поговорить с человеком более откровенно.
Тишина. Этот кипарисовый дом в Гуайтекас, коммуне в Чили, долго стоял безмолвным. Лично я месяца четыре приспосабливалась к замкнутому характеру Мануэля. Моё присутствие, должно быть, сущее наказание для такого одинокого человека, не живущего вообще ни с кем, и особенно в доме без дверей, в котором личное пространствоскорее вопрос хороших манер кого бы то ни было. Со мной он добр по-своему: с одной стороны, Мануэль не обращает на меня внимания либо отвечает исключительно односложно, с другойон же согревает мне полотенца на печке, когда прикидывает, что я вот-вот пойду в душ, приносит мне в постель стакан молока и вообще обо мне заботится. На днях он, пожалуй, впервые, с тех пор, как мы знакомы, потерял терпение, потому что я ушла с двумя рыбаками забрасывать сетинас застигла врасплох непогода, пошёл дождь, и рассвирепело море. В тот день мы вернулись очень поздно, промокшие до костей. Мануэль уже ждал нас на пристани вместе с Факином и одним из полицейских, Лауренсио Кaркамо, который уже связался по радио с Исла-Грандэ, чтобы попросить прислать военно-морскую лодку, чтобы искать нас. «А что я скажу твоей бабушке, утони ты там?»кричал на меня, придя в бешенство, Мануэль, едва я ступила на берег. «Успокойся, дружище. Я и сама умею о себе позаботиться»,сказала я. «Разумеется, поэтому ты и здесь! Именно потому, что сама умеешь о себе позаботиться!»
В джипе Лауренсио Кaркамо, который благополучно довёз нас домой, я взяла Мануэля за руку и объяснила, что в море мы вышли, предварительно узнав благоприятный прогноз погоды от метеорологов, и с разрешения старшего помощникавнезапного шторма никто из нас сегодня не ожидал. В считанные минуты небо и море посерели, точно мыши, нам даже пришлось сматывать сети. Пару часов мы плыли, даже не зная, где находимся, поскольку уже настала ночь, и мы явно сбились с курса. Мобильные телефоны тоже отказали, отчего я не смогла никого предупредитьэто было просто неудобство, опасность нам тогда не угрожала, с лодкой всё было в порядке, да и рыбаки хорошо знали эти воды. Мануэль так и не удосужился ни посмотреть на меня, ни что-либо ответить, но своей руки всё же от меня не убрал.
Эдувигис приготовила нам лосося с запечённой картошкой, оказавшегося лично для меня настоящим благословением, поскольку я пришла к ней очень голодной. Как только мы все расселись за столом по заведённому порядку и ощутили привычную атмосферу обыденности, плохое настроение Мануэля прошло. Отужинав, мы устроились на разваливающемся диванеон стал что-то читать, я же принялась писать в своём дневнике,каждый со своей чашкой сладкого, со вкусом сливок, кофе со сгущённым молоком. Дождь, ветер, царапающие окна ветви деревьев, потрескивающие в печке дрова, мурлыкание кошектакова моя музыка на данный момент. Дом был заперт, точно крепкое объятие, заключающее в себе и нас, и животных.
Уже наступил рассвет, когда я вместе с Брэндоном Лиманом вернулась с нашего первого обхода различных казино бульвара Стрип. Я жутко устала, но перед тем как лечь спать мне ещё пришлось позировать перед камерой, поскольку для нового удостоверения личности требовалась моя фотография. Лиман догадался, что меня зовут вовсе не Сара Ларедо, хотя и моё настоящее имя в данной ситуации не имело особого значения. И вот, наконец-то, я могла пройти в свою комнату, где и растянулась на кровати без простыней, не снимая одежду и обувь, правда, с чувством отвращения к этому матрасу, которым, как я себе воображала, пользовались люди, особо не заботящиеся о собственной гигиене. Ванная комната оказалась столь же отвратительной, как и спальное место, но, в любом случае, я приняла душ, при этом не переставая вся дрожать, поскольку горячей воды здесь не было, а из кондиционера ещё и дул поистине сибирский ветер. Чуть погодя я оделась во вчерашнее, размышляя, что надо бы подыскать место и постирать свои немногие вещи, которые лежали в рюкзаке. Затем я заглянула в отверстие в стене, ведущее уже в другую квартиру, так называемый «офис», где, по всей видимости, на данный момент никого не было. Я находилась в полумраке, сквозь заколоченные досками окна проникал минимум света, однако я обнаружила выключатель и зажгла свисающие с потолка лампочки. В холодильнике были лишь небольшие, заклеенные скотчем, пакеты, наполовину пустая бутылка кетчупа и несколько йогуртов, давно просроченных и даже покрывшихся пушистыми волосками плесени. Я обошла остальные помещения этого жилища, оказавшиеся ещё более запущенными, нежели в другой квартире. Нигде я так и не осмелилась ничего трогать, хотя и видела пустые пузырьки, шприцы, иголки, растительный клей, курительные трубки, обожжённые стеклянные тюбики, следы крови. Вот тогда я и поняла, каким образом использовались газовые, на бутане, горелки на кухне, и убедилась, что сама теперь нахожусь в притоне наркоманов и торговцев людьми. Самым разумным вариантом было выбраться из этого места как можно скорее.
Металлическая дверь была не заперта, как никого не оказалось и в коридоре; на всём этаже я теперь осталась одна, но никуда уйти так и не смогла: лестницу закрывала решётка с электрическим замком. Я ещё раз осмотрела все углы в квартире, попутно ругаясь, разнервничавшись, не в силах найти ни пульта дистанционного управления от замка, ни какого-нибудь телефона, чтобы попросить о помощи. В отчаянии я начала дёргать на себя закрывающие окно доски, пытаясь вспомнить, на каком этаже я всё же нахожусь, но те оказались прочно прибитыми, отчего мне так и не удалось отодрать ни одной. Я собиралась было закричать, но тут сама услышала голоса и лязг электрического замка на лестнице. Мгновенно спустя в квартиру вошли Брэндон Лиман со своими двумя партнёрами и мальчиком, тем самым Фредди. «Тебе нравится китайская еда?»спросил меня Лиман вместо обычного приветствия. Голос у меня так и не прорезался, скорее всего, из-за испытываемой в данный момент паники, но моё нынешнее волнение понял только Фредди. «И мне не особо нравится оставаться взаперти»,сказал он мне, дружелюбно подмигивая. Брэндон Лиман объяснил, что это всё делается ради их безопасностиникто не должен был входить в квартиру в его отсутствие, но если я надумаю остаться, он выдаст мне личный пульт дистанционного управления.
Телохранителиили партнёры, как эти люди предпочитали себя называть,и Фредди устроились перед телевизором и стали есть палочками прямо из коробок. Брэндон Лиман заперся в одной из комнат, где долго и криком с кем-то разговаривал по мобильному телефону, после чего заявил, мол, он намерен отдохнуть и исчез в проёме другой квартиры. В скором времени Джо Мартин и Китаец ушли, и мы вдвоём с Фредди провели самую послеобеденную жару, сидя перед телевизором и играя в карты. Фредди специально для меня идеально сымитировал Майкла Джексона, своего кумира.
Около пяти часов вечера снова пришёл Брэндон Лиман, а чуть погодя филиппинец принёс водительское удостоверение на имя некой Лауры Баррон, девушки двадцати двух лет, из штата Аризона, с вклеенной в нём моей фотографией.
Пользуйся этим, пока ты здесь,сказал мне Лиман.
Кто она?спросила я, рассматривая документ.
С этого момента Лаура Барронэто ты.
Да, но я могу остаться в Лас-Вегасе лишь до августа.
Я это знаю. И ты ни о чём не пожалеешь, Лаура, это хорошая работа. Да, разумеется, никто не должен и не может знать, что ты находишься здесь, ни твоя семья, ни твои друзья. Никто. Ты меня понимаешь?
Да.
Давай пустим по кварталу слух, что ты моя девушка,так мы избежим многих проблем. Тогда никто не осмелится к тебе приставать.
Лиман приказал своим партнёрам купить новый матрас и простыни на мою кровать, после чего отвёл меня в приличную парикмахерскую при каком-то спортивном клубе. Там некий мужчина в серьгах и брюках малинового цвета, увидев рваную радугу моих волос, выразил своё отвращение восклицанием и заключил, что единственный выход в данной ситуациипостричь и обесцветить. Спустя два часа я увидела в зеркале скандинавского гермафродита со слишком длинной шеей и мышиными ушами. От средства по обесцвечиванию горела вся кожа моей головы. «Очень элегантно»,одобрил Брэндон Лиман и сразу же отправился в паломничество на бульвар. Его манера покупать вещи несколько ошеломляла: мы входили в магазин, он заставлял меня мерить разные комплекты одежды, и под конец я выбирала что-то одно. Лиман платил крупными купюрами, бережно брал сдачу, и мы отправлялись в другое заведение, где приобретали такую же одежду, что я мерила в предыдущем магазине, однако не купила. Я спросила Брэндона, не было бы более разумным купить всё необходимое в одном месте, но он мне не ответил.
Моё новое приданое состояло из нескольких спортивных костюмов, без каких-либо вызывающих и кричащих деталей, простого чёрного платья, повседневных босоножек и ещё одних под цвет золота на каблуках, кое-какой косметики и двух больших сумок с логотипом её дизайнера на самом видном месте. Всё это в своей совокупности, согласно моим подсчётам, стоило столько же, сколько «фольксваген» моей бабушки. Лиман записал меня в свой спортзал, тот самый, где я привела в порядок свои волосы, и посоветовал ходить туда как можно чаще, поскольку днём свободного времени у меня было вдоволь. Он расплатился наличными, пачкой долларов, перетянутой резинкой, что никому не показалось странным; в этом городе, по всей видимости, купюры текли рекой из рук в руки. Я для себя поняла, что Лиман всегда платил стодолларовыми купюрами, хотя цена порой составляла лишь десятую часть номинала, и никак не находила объяснения такой эксцентричности.
Так, около десяти часов вечера, мне предстояло передать нечто необходимое неким людям. Меня оставили в гостинице «Манделей Бэй». Следуя полученным от Лимана указаниям, я направилась к бассейну, где ко мне подошла некая парочка, опознав меня же по марке сумки, видимо, это и был пароль, что им сказал Лиман. Женщина в длинном пляжном платье и ожерелье из стеклянных бусин даже не посмотрела на меня, тогда как мужчина в серых брюках, белой футболке и без носков, напротив, протянул мне руку. Мы поболтали минутку буквально ни о чём, я незаметно передала им нужное, получив взамен туристическую брошюру с вложенными в неё двумя купюрами в сто долларов, и мы распрощались.
В вестибюле гостиницы я позвонила по их внутреннему телефону следующему клиенту и поднялась на десятый этаж, затем прошла прямо перед стоявшим у лифта охранником, который не обратил на меня никакого внимания, и постучалась в нужную дверь. Мужчина примерно лет пятидесяти, разутый и в банном халате, пригласил меня войти, получил сумочку, заплатил сколько нужно, и я спешно ушла оттуда. Уже в дверях я столкнулась с поистине тропическим видением, некой красивой мулаткой в кожаном корсете, очень короткой юбке и туфлях на шпильке. Я догадалась, что она и есть «эскорт», как теперь называют шикарных проституток. Мы просто посмотрели друг на друга сверху вниз, не здороваясь.
В просторном холле гостиницы я глубоко вздохнула, довольная тем, что справилась со своим первым заданием, оказавшимся крайне лёгким. Лиман уже ждал меня в машине с сидящим за рулём Китайцем, чтобы отвезти меня и в другие гостиницы. Так, ещё до полуночи я добыла для своего нового шефа более четырёх тысяч долларов.
На первый взгляд Брэндон Лиман отличался от других наркоманов, с которыми я познакомилась за эти месяцы,эти люди были уничтожены наркотиками, у него же был вполне приличный вид: хотя Лиман и казался слабаком, однако, пожив вместе с ним, я поняла, насколько на самом деле этот человек был болен. Он ел меньше воробья, поскольку в животе практически ничего не задерживалось, а порой и вовсе лежал пластом в кровати, и было непонятноспал ли человек, потерял ли сознание или вот-вот умрёт. От Брэндона шёл своеобразный запах, некая смесь сигаретного дыма, алкоголя и чего-то токсичного, вроде запаха от удобрения для растений. Разум иногда уже подводил, о чём он знал сам; вот по какой причине Лиман держал меня при себе, а как-то раз даже сказал, что больше доверяет моей памяти, нежели своей собственной. Он превратился в некое ночное животное, в дневные часы всё больше отдыхал в своей комнате с включённым кондиционером, после обеда посещал спортзал, где, в том числе, проходил курс массажа, а ещё бывал в сауне или парной бане, и лишь ближе к позднему вечеру выходил на работу. Мы виделись в спортзале, хотя никогда не приходили туда вместе, а негласным правилом было притворяться, что мы и вовсе чужие люди. Я ни с кем не могла разговаривать, что казалось мне делом сложным, из-за того, что я ежедневно посещала заведения, где всегда видела одни и те же лица.
Лиман становился ещё более требовательным, употребляя, по его же словам, свой яд: под этим подразумевались самый дорогой виски и чистейший героин, которым он и кололся пять-шесть раз в день, всегда беря новую иглу. Он располагал накопленными средствами и поддерживал свою повседневную жизнь, никогда не воздерживаясь от чего-либо, не впадал в невыносимое отчаяние, как это делали прочие несчастные души, ползающие у двери его квартиры в последней степени нужды. Я присутствовала на ритуале «женщины в белом»ложки, пламени свечи или зажигалки, шприца, клея на руке или ноге, восхищённая его способностью колоть себя в прячущиеся вены, в вены невидимые, включая пах, живот или шею. В случае если сильно дрожала своя рука, Брэндон прибегал к помощи Фредди, поскольку в этом деле я оказалась совершенно бесполезной, у меня вставали волосы дыбом от одного вида иглы. Лиман уже столь долго употреблял героин, что выдерживал дозы, являющиеся смертельными для кого угодно другого, но не для него.
Героин не убивает, он всего лишь стиль жизни наркоманов, для которых естественны нищета, недоедание, всякая зараза, грязь, использованные иглы,объяснил он мне.
Тогда, отчего ты не разрешаешь мне всего лишь попробовать?
Да ведь наркоманка мне вовсе не нужна.
Только разок, чтобы узнать, как оно
Нет. Мирись с тем, что даю тебе я.
Он давал мне алкоголь, марихуану, галлюциногены и таблетки, что я глотала практически вслепую, особо не задумываясь о производимом ими эффекте, заключающемся в достижении некоего изменения сознания, помогающего избежать реальной жизни, зовущего меня голоса моей Нини, не замечать собственного тела и тоски по будущему. Единственными таблетками, которые я хоть как-то узнавала, были снотворные средстваих я помнила по оранжевому цвету, эти поистине благословенные пилюли, неизменно побеждающие мою хроническую бессонницу и предоставляющие несколько часов отдыха, лишённых различных сновидений. Шеф позволял мне употреблять несколько дорожек кокаина, чтобы на работе поддерживать себя бодрой и быть начеку, однако запрещал пробовать крэк и того же требовал от своих головорезов. У Джо Мартина и Китайца были собственные пристрастия. «Эти гадости лишь для порочных людей»,говорил, испытывая отвращение, Лиман, хотя именно такие люди и были его самыми преданными клиентами, из которых он мог выжать по максимуму, заставить их воровать и заниматься проституцией и вообще толкнуть на любое унижение, прежде чем обеспечить несчастных следующей дозой. Я сбилась со счёта, пытаясь понять, сколько и кто на самом деле нас окружает. Тут находились и реальные зомби, скелеты с соплями и язвами, взволнованные, дрожащие, потеющие, подверженные галлюцинациям, какие-то лунатики, гонимые слышимыми только ими голосами, а также заползающими в отверстия их тел гадами.