Поедая сладкое, мы говорим о волшебствекнига Мануэля захватила меня полностьюи о сверхъестественных явлениях, в которых я была бы настоящим авторитетом, уделяй я в своё время больше внимания собственной бабушке. Я рассказала им, что росла вместе с дедом, рационалистом-астрономом и агностиком, и с бабушкой, увлекающейся картами Таро, начинающим астрологом, чтецом ауры и энергетики человека, толкователем снов, коллекционером амулетов, кристаллов и священных камнейя сказала именно так, чтобы не упоминать, какая она была другом окружающих её дyхов.
Моя Нини никогда не скучает, она развлекается тем, что выражает различного рода протесты правительству и разговаривает с мёртвыми,заметила я им.
С какими мёртвыми?спросил меня Мануэль.
С моим Попо и другими, например, со святым Антонием Падуанским, кто находит потерянные вещи и женихов для незамужних.
Твоей бабушке не хватает личной жизни,ответил он мне.
Да что ты, дружище! Она же твоих лет.
А не ты ли говорила, что и мне нужна любовь? Ведь если тебе кажется, что и в моём возрасте можно влюбиться, подобное более справедливо и для Нидии, которая младше меня на несколько лет.
Ты интересуешься моей Нини!воскликнула я, думая, что мы вполне могли бы жить все втроём; на какое-то мгновение я даже забыла, что его идеальной невестой была Бланка.
Это поспешный вывод, Майя.
Ты должен отвлечь её от Майка ОКелли,сообщила я ему.Он ирландец-инвалид, хотя в меру и красив, и знаменит.
В таком случае он может предложить ей гораздо больше, нежели я.И он рассмеялся.
А ты, тётя Бланка, веришь во всё это?спросила я её.
Я женщина очень практичная, Майя. Если речь идёт об исцелении бородавки, я иду к дерматологу и, кроме того, на всякий пожарный, повязываю волос на мизинце и мочусь где-то за дубом.
Мануэль говорил мне, что ты колдунья.
Точно. Мы, я и ещё другие колдуньи, собираемся по ночам в полнолунье. Хочешь прийти посмотреть? Встреча выпадает на следующую среду. Мы могли бы съездить все вместе в Кастро, где провести пару дней с моим папой, а потом захватить и тебя на наш шабаш.
На шабаш? У меня нет метлы,сказала я ей.
На твоём месте я бы согласился, Майя,вмешался в разговор Мануэль.Такая возможность тебе дважды не представится. Вот меня Бланка никогда ещё не приглашала.
Это женские посиделки, Мануэль. Ты бы просто задохнулся в эстрогене.
Меня просто дразнят,сказала я.
Я, американочка, говорю вполне серьёзно. Но всё совсем не так, как ты себе представляешь, ничего похожего на колдовство, описанное в книге Мануэля, никаких сделанных из кожи мертвецов пончо и тем более имбунче. Наша группа довольно замкнутая, можно сказать, закрытая, как и должно быть, чтобы в полной мере ощутить уверенность и доверие друг к другу. В неё уже не принимают приглашённых извне, хотя относительно тебя мы сделаем исключение.
И зачем?
Мне кажется, что ты довольно одинока и нуждаешься в подругах.
Спустя несколько дней я уже сопровождала Бланку в Кастро. Мы приехали домой к Мильялобо в священный час распития чая, который чилийцы скопировали у англичан. У Бланки и её отца это неизменный ритуал, несколько похожий на комедийную сцену: первым делом они неистово приветствуют друг друга, словно люди не виделись на прошлой неделе либо все эти дни не разговаривали по телефону; она сразу же бросает Мильялобо вызов в духе «с каждым днём ты толстеешь и толстеешь, и до каких пор ты собираешься пить и курить, папа, так ты в любой момент просто протянешь ноги». Он же отвечает замечаниями насчёт женщин, которые распускают свои седые волосы и ходят, как румынские пролетарии. Отец переходит на актуальные среди народа шутки и слухи, а дочь, тем временем, просит очередную сумму в долг. Далее он кричит самим небесам, что его разоряют и таким способом скоро обчистят до нитки и придётся объявлять себя на мели, что приводит к пятиминутному разговору, оканчивающемуся соглашением, подтверждённым далеко не одним поцелуем. К тому времени я иду за своей четвёртой чашкой чая.
Под вечер Мильялобо одолжил нам свой автомобиль, и Бланка отвезла меня на встречу со своими подругами. Мы миновали собор о двух башнях, покрытых в несколько слоёв металлическими листами, и площадь, скамейки на которой были сплошь заняты парочками влюблённых. Далее мы оставили далеко позади себя старую часть города, а затем и относительно новые кварталы с уродливыми по своему виду бетонными домами и зашагали вглубь по одинокой изогнутой тропинке. Спустя некоторое время Бланка остановилась во внутреннем дворике, где уже было немало припаркованных машин, и мы прошли к дому по едва различимому следу, освещая себе путь карманным фонариком. Внутри находилась группа из десяти молодых женщин, одетых в стиле ремесленников, как ходит и моя Нини, а именно: тунику, длинную юбку либо широкие хлопчатобумажные брюки с пончо, поскольку на улице было холодно. Все меня подождали и приняли со свойственной чилийцам искренней любовью, которая поначалу, когда я только-только приехала в страну, несколько меня шокировалатеперь я даже ждала чего-то подобного.
Дом был обставлен довольно скромно, на диване разлеглась старая собака, а на полу были разбросаны игрушки. Гостеприимная хозяйка объяснила мне, что по вечерам, обещающим полнолуние, дети уходят спать в дом бабушки, а муж пользуется этим временем, чтобы поиграть в покер с друзьями.
Через кухню мы вышли на большой задний двор, освещённый свечами из парафина. Там находился огород, заставленный ящиками с растущими в них овощами, курятник, качели, вместительная походная палатка и то, что с первого взгляда напоминало горку земли, покрытую латаным брезентом, однако из центра непонятного сооружения шла тонкая струйка дыма. «Это небольшая пещера»,сказала мне хозяйка дома. Пещера была круглой формы, какую имеют иглу или кива, его разновидность, когда на поверхности торчит лишь крыша, а всё остальное находится под землёй. Сооружение построили спутники этих женщин, которые время от времени тоже участвуют в собраниях, однако сейчас они разместились в палатке, поскольку небольшая пещера считалась женским святилищем. Подражая остальным, я разделасьодни обнажились полностью, другие были в трусах. Бланка зажгла пучок шалфея, чтобы «очиститься» ароматным дымом во время того, как мы проползали на четвереньках по узкому тоннелю.
Изнутри небольшая пещера представляла собой круглый погреб диаметром примерно четыре метра, а высотой где-то метр семьдесят, да и то в самой высокой его точке. В центре горел костёр, сложенный из дров и камней, дым выходил в единственное отверстие в крыше, расположенное прямо над ярким пламенем, а вдоль стены тянулась покрытая шерстяными одеялами закруглённая с обеих сторон полка, на которой мы и расселись. Жара была сильной, однако ж терпимой, в воздухе пахло чем-то органическим, грибами или закваской, от огня исходил лишь слабый свет. У нас было немного едыабрикосы, миндаль, инжири два кувшина холодного чая.
Эта группа женщин напоминала видение из «Тысячи и одной ночи», гарем одалисок. В полумраке небольшой пещеры они выглядели красавицами, истинными мадоннами эпохи Возрождения, с их тяжёлыми волосами, свободно чувствующими себя в своём теле, томящимися и покинутыми. В Чили людей делят на социальные классы наподобие каст в Индии или рас в Соединённых Штатах, у меня же не настолько намётанный глаз, чтобы замечать в них отличия. Хотя эти женщины, выглядящие европейками, должно быть, принадлежали к несколько иному классу, нежели уже известные мне чилотки, в большинстве своём толстые, низкорослые, с чертами лица, характерными для коренных жителей, замученных работой и горем. Одна из присутствующих находилась на седьмом или восьмом месяце беременности, судя по размеру живота, другая же, напротив, недавно родила, отчего была с опухшими грудями и сосками с пурпурными кружочками. Бланка распустила пучок, и её волосы, вьющиеся в беспорядке, точно пена, достигли плеч женщины. Её зрелое тело лучилось естественным светом той, что всегда была красива, хотя уже не имела груди, на месте которой красовался пиратский шрам.
Бланка позвонила в колокольчик, и на пару минут здесь воцарилась тишина, чтобы сосредоточиться, а затем одна из присутствовавших вызвала дух Пачамамы, матери-земли, в чьей утробе мы и собрались. Следующие четыре часа прошли молча, медленно, женщины передавали из рук в руки большую морскую раковину, чтобы говорить по очереди, пили чай, грызли фрукты и орехи. Они рассказывали друг другу о том, что на данный момент произошло в жизни каждой, а также о случившихся в прошлом бедах и боли, и каждую слушали с уважением, не спрашивая и не оценивая. Большинство собравшихся приехали сюда из других городов страны, однина работу, другиесопровождая мужа. Две женщины считались «целительницами», поскольку посвятили себя лечению различными средствами: травами, ароматическими эссенциями, рефлексологией, магнитами, светом, гомеопатией, движением энергии и иными формами нетрадиционной медицины, столь популярной в Чили. Здесь прибегают к продающимся в аптеке средствам только в тех случаях, когда ничто другое уже не помогает. Все делились своими историями без лишней стыдливостиодна чувствовала себя опустошённой, поскольку застала мужа занимающимся любовью с её лучшей подругой, другая всё не решалась оставить мужчину, оскорбляющего её и жестоко с нею обращающегося эмоционально и физически. Собравшиеся говорили о своих мечтах, болезнях, страхах и надеждах, смеялись, кто-то даже плакал, и все аплодировали Бланке, потому что последние анализы женщины подтвердили, что её рак по-прежнему в стадии ремиссии. Молодая девушка, недавно похоронившая мать, попросила спеть душе умершей, и другая серебряным голосом начала песню, которую хором подхватили остальные.
Уже после полуночи Бланка предложила закончить нынешнюю встречу, отдав честь нашим предкам, и тогда каждая назвала имянедавно скончавшейся матери, бабушки, крёстнойи описала наследство, что оставила после себя эта женщина. Однасвой художественный талант, другаярецепты народной медицины, для третьей это была любовь к науке, и так все по очереди называли своё. Я была самой последней, и когда настала моя очередь, то я назвала своего Попо, но у меня не было голоса, чтобы им рассказать, кем он был. Затем наступило время медитации в тишине с закрытыми глазами, когда все думали о предке, к которому мысленно взывали, благодаря человека за его таланты и вновь с ним прощаясь. В таком состоянии мы и пребывали, когда мне вспомнилась фраза моего Попо, которую он повторял мне постоянно: «Обещай мне, что ты всегда будешь любить себя так, как люблю тебя я». Она возникла в моей голове столь ясно, словно дедушка сказал это вслух. Я расплакалась, и пролила море слёз, что я не могла выплакать, когда он умер.
Уже под конец мероприятия по рукам собравшихся пошла большая деревянная чаша, и так каждой была предоставлена возможность положить внутрь камешек. Затем Бланка их посчитала, и камешков было столько же, сколько женщин в пещере. С помощью этого голосования я была единогласно принята; оно являлось единственным обрядом присоединения к группе. Все меня поздравили, после чего мы отметили данное событие, просто выпив чаю.
Я, полная гордости за себя, вернулась на остров сообщить Мануэлю Ариасу, чтобы отныне и впредь в полнолуния он больше на меня не рассчитывал.
Та ночь с добрыми колдуньями в Кастро заставила меня поразмышлять о собственном прошлогоднем опыте. Моя жизнь сильно отличается от той, что ведут здешние женщины, и я даже не знаю, смогу ли я когда-либо рассказать им в интимной атмосфере пещеры о том, что произошло со мной в прошлом, поведать о гневе, в плену которого я была раньше, о том, что значит крайняя нужда в алкоголе и наркотиках, и почему же я не могла оставаться тихой и спокойной девочкой. В академии штата Орегон мне поставили диагноз «дефицит внимания», одно из тех определений, что похожи на пожизненное заключение, хотя ничего подобного со мной не было, пока мой Попо был жив, да и теперь я его на себе не чувствую. Я могу описать симптомы зависимости, но не могу вызвать её жестокую интенсивность. И где в это время была моя душа? В Лас-Вегасе на ту пору остались деревья, солнце, парки, улыбка Фредди, этого короля рэпа, мороженое, комедии по телевизору, загорелая молодёжь и лимонад возле бассейна в спортивном зале. Там же были музыка и свет всю ночь напролёт на бульваре Стрип, а ещё приятные моменты, включая и свадьбу друзей Лимана и торт, что мы купили Фредди на его день рождения. Хотя я помню лишь эфемерное блаженство от сделанных себе уколов и нескончаемый ад в поисках очередной дозы. Тогдашний мир постепенно стирался из моей памяти, хотя с тех пор прошло всего лишь несколько месяцев.
Церемония, проводимая женщинами в чреве Пачамамы, определённо увязывалась в моей голове с этим поистине фантастическим Чилоэ, а также, причём каким-то странным образом, и с моим собственным телом.
В прошлом году рушилось само моё существование, я считала, что жизнь кончена, а тело безвозвратно запятнано. Теперь же я самодостаточна и с уважением отношусь к собственному телу, чего не было раньше, когда я жила, то и дело осматривая себя в зеркале с целью выявить малейший недостаток. Я нравлюсь себе такой, какая есть, и ничего не хочу менять. На этом благословенном острове ничто не подпитывает мои дурные воспоминания, хотя я и прилагаю усилия, записывая их в дневник, чтобы со мной не произошло уже случившееся с Мануэлем, который запер свои воспоминания в пещере, и стоит ими пренебречь, как они нападают на него по ночам, точно бешеные собаки.
Сегодня я поставила на письменный стол Мануэля пять цветов из сада Бланки Шнейкпожалуй, последние цветы в этом сезоне, которые он так и не сумел оценить, мне же небольшой букетик подарил тихое счастье. Естественно приходить в восторг от цветного, когда в твоей жизни было всё серым. Этот минималистичный букетик идеален: стеклянная ваза, пять цветков, насекомое, свет из окна. И ничего больше. И вполне справедливо, что вспоминать темноту прошлого теперь мне многого стоит. До чего же долго длился мой подростковый возраст! Он был настоящим путешествием по подземелью.
Моя внешность для Брэндона Лимана была важной частью его бизнеса: нужно было выглядеть невинно, просто и свежо, как девушки, работавшие в казино. Подобный образ внушал доверие окружающим и не слишком отличал меня от них. Ему нравились мои светлые волосы, настолько короткие, что я выглядела почти как мужчина. Ещё шеф заставлял меня носить элегантные мужские часы на широком кожаном ремне, скрывающем мою татуировку на запястье, которую я, несмотря на всё его желание, отказывалась выводить с помощью лазера. В магазинах Брэндон просил меня пройтись в выбранной им для меня одежде, а сам при этом крайне развлекался моими натужными позами начинающей модели. Я так и не поправилась, хотя и поглощала исключительно полуфабрикаты быстрого приготовления и, пожалуй, ничего другого и вдобавок теперь куда меньше занималась физическими упражнениями. Я уже не бегала, чем раньше занималась регулярно, поскольку мне было неприятно, что Джо Мартин и Китаец постоянно ходили за мной по пятам.
Раза два Брэндон Лиман приглашал меня в номер гостиницы на бульваре Стрип, заказывал нам шампанское и желал, чтобы я медленно раздевалась перед ним. В то время как он уже плавал со своей белокожей женщиной, не выпуская из рук стакан с бурбоном и совершенно меня не касаясь. Поначалу я всё делала застенчиво, однако вскоре поняла, что это всё равно, что раздеваться в одиночестве перед зеркалом, весь эротизм моего шефа ограничивался лишь иглой и стаканом. Лиман всё повторял, как мне повезло работать с ним, ведь других девушек не на шутку эксплуатировали в массажных салонах и борделях: бедняжки не видели дневного света, и вдобавок их сильно избивали. Знала ли я, сколько сотен тысяч сексуальных рабынь находится в Соединённых Штатах? Кто-то приехал сюда с Балкан и Азии, хотя большинство были американками, похищенными прямо с улицы, со станций метро и из аэропортов, либо сбежавшими из дома ещё в подростковом возрасте. Несчастных держали взаперти и накачивали наркотиками, им приходилось обслуживать тридцать, а то и более мужчин за день, и при отказе к девушкам применяли электрический ток. Эти женщины были невидимы, на один раз и не стоили ничего. Были и заведения, специализирующиеся на садизме, где предоставлялось право мучить девушек как только клиентам заблагорассудится: пороть, насиловать и даже убивать, если они заплатят соответствующую цену. Мафия считала проституцию очень доходным делом, хотя для женщин это являлось настоящей мясорубкой, где последние долго не задерживались и неизменно плохо кончали. «Это для бездушных людей, Лаура, а я человек мягкосердечный,говорил он мне.Веди себя хорошо, не обманывай меня. Мне было бы искренне жаль, если бы ты оказалась в этой среде».
Несколько позже, когда я начала увязывать, казалось бы, не совместимые друг с другом факты, меня заинтриговал именно род деятельности Брэндона Лимана. Я не видела, что это имело отношение к проституции, за исключением продажи наркотиков женщинам, домогавшимся их у него, хотя у шефа были какие-то загадочные сделки с сутенёрами, странным образом совпадающие с исчезновением нескольких девушек из его же клиентуры. В нескольких случаях я видела этого человека в компании совсем юных девушек, новоиспечённых наркоманок, которых он завлекал внутрь здания своими любезными манерами, давал лучшее из своих запасов, брал для них кредит на пару недель, после чего девушки больше не возвращались, где-то исчезнув навсегда. Фредди только подтвердил мои подозрения, что в конечном итоге бедняжек продавали мафии; таким способом Брэндон Лиман оттяпал себе порядочный кусок, ещё и умудрившись не особо замарать руки.
Правила моего шефа были просты, и пока я выполняла свою часть, он соблюдал свою. Первым делом мне стоило избегать общения со своей семьёй и вообще с кем бы то ни было из моего прошлого, что далось мне легко. Ведь я скучала исключительно по бабушке и полагала, что уже в скором времени вернусь в Калифорнию, поэтому нашу встречу вполне можно отложить. Мне не разрешалось заводить новые знакомства, потому что, по словам шефа, малейшая неосторожность грозила серьёзной опасностью его и так хрупкому бизнесу. Как-то раз Китаец ему рассказал, что меня видели разговаривающей с некой женщиной в дверях спортивного зала. Лиман крепко вцепился мне в шею, согнул так, что аж пришлось встать на колени, причём проделал со мной подобное потрясающе ловкоя ведь была и выше ростом, и сильнее его. «Идиотка! Неблагодарная!»сказал он тогда и, красный от гнева, ещё и влепил пару пощёчин. Это был первый тревожный звоночек, но мне так и не удалось проанализировать произошедшее; выпал один из тех дней, кстати, впоследствии повторявшихся всё чаще, когда мои мысли теряли связность.