Во время прилива дом раскачивался в море, словно старая каравелла. На крыше развевался привязанный к древку чилийский флаг, двое детей ехали верхом на главной балке без спасательных жилетов. Приближаясь к пляжу, «каравелла» встречалась заслуженными овациями, и люди пытались поставить её на якорь, пока не закончился прилив. Они хорошо рассчитали время, отчего не пришлось долго ждать. В карнавале закусок, алкоголя, гитар и воздушных шаров время пролетело незаметно. Кто-то участвовал в конкурсах, бросая другим туристам вызов в форме стишков, которые были весьма двусмысленными, а порой и заставляли краснеть, как мне показалось. Юморпоследнее, что осваиваешь в иностранном языке, поэтому я не всегда понимаю шутки. В подходящий момент люди сунули несколько бревен под дом, верёвками и цепями привязали к его столбам двенадцать быков, и сооружение начало движение по суше под громкие крики, шумные аплодисменты любопытных и свист полицейских.
Быки сгибали шею, напрягали каждый мускул своих огромных тел и, подчиняясь приказам мужчин, с рёвом двигались вперёд. Первый рывок был нерешительным, но на втором животные уже скоординировали усилия и пошли намного быстрее, чем я себе представляла, в окружении толпы. Одни, шедшие впереди, уступая дорогу этой процессии, другие кучковались сбоку, третьи толкали дом сзади. Вот потеха! Так много совместных усилий и так много радости! Я бегала среди детей, крича от счастья, Факин нёсся за мной, снуя между ногами быков. Каждые двадцать или тридцать метров забег притормаживался, чтобы выровнять ряды животных, разлить вино по бокалам и попозировать перед камерами.
Это было дополнительным развлечением, подготовленным специально для туристов, однако подобное действо всё ещё сохраняло дух традиций и веселья. В конце концов, когда дом прибыл на место назначения, ближе к морю, церковный казначей окропил всех святой водой, и народ начал расходиться.
Туристы разбежались по автобусам, местные жители увели своих быков, а я уселась на траву, вспоминая только что увиденное. Я жалела, что не взяла с собой блокнот, чтобы записать всё подробно. Через мгновение я почувствовала, как кто-то на меня смотрит. Подняв глаза, я встретилась взглядом с Даниэлем Гудричем. Его глаза были большими и круглыми, как у жеребёнка. Я почувствовала холод внизу живота, мне казалось, будто передо мной появился выдуманный персонаж из другой реальности, которого я видела в опере, на картине эпохи Возрождения или в Европе, когда была там со своими бабушкой и дедушкой. Кто угодно сказал бы мне, что я сошла с ума: передо мной стоит незнакомец, а в моей голове летают колибри. Так бы подумал любой, за исключением моей Нини. Она бы меня поняла, потому что испытывала то же самое, когда познакомилась в Канаде с моим Попо.
Первым, что я заметила, были его прикрытые веками глаза, по-женски длинные ресницы и густые брови. Мне потребовалась почти минута, чтобы оценить остальное: высокий, сильный, с крупными чертами лица, пухлыми губами и кожей цвета карамели. Он был в тяжёлых ботинках, с фотоаппаратом и большим пыльным рюкзаком со свёрнутым и упакованным сверху спальным мешком. Поприветствовав меня на хорошем испанском, незнакомец бросил рюкзак на землю, сел рядом со мной и начал обмахиваться шляпой, точно веером. У него были короткие кудрявые чёрные волосы. Он протянул мне ладонь с длинными пальцами и сказал мне своё имя: Даниэль Гудрич. Тогда я предложила свою бутылку с водой, которую он с удовольствием и осушил всего лишь в три глотка, нисколько не волнуясь о моих микробах на ней.
Мы начали говорить о мероприятии, что он снимал с разных ракурсов. И хоть я и объяснила, что это предназначенный для туристов обман, энтузиазма с его стороны не поубавилось. Сам Даниэль был из Сиэтла и, подобно бездомному, путешествовал по Южной Америке без конкретных планов или целей. «Бродяга»так он себя называл. Гудричу хотелось повидать как можно больше и применить на практике свой испанский, который он учил лишь на уроках и по книгам и который порой сильно отличался от разговорной речи. В первые дни пребывания в стране, он ничего не понимал, как и я когда-то. И всё потому, что чилийцы используют много уменьшительных слов, говоря быстро и певуче, проглатывая окончания, и произнося звук «s» на вдохе. «Ту ерунду, которую говорят люди, лучше не понимать»,вот мнение тёти Бланки.
Даниэль путешествует по Чили, и прежде, чем добраться до Чилоэ, он побывал в пустыне Атакама, где видел лунные, образованные из соли, пейзажи и гейзеры с кипящей водой, в Сантьяго и других городах, что особо его не привлекали, в лесных районах с действующими вулканами и озёрами изумрудного цвета. В дальнейшем он планирует продолжить путь до Патагонии и Огненной Земли, где непременно увидит фьорды и ледники.
Мануэль и Бланка, ходившие по магазинам в деревне, вернулись слишком быстро и прервали нас, но Даниэль произвёл на них хорошее впечатление, и, к моему восхищению, Бланка даже предложила Гудричу остаться у неё и погостить пару дней. Я ей сказала, что никто не может посетить Чилоэ, не отведав настоящего куранто. В четверг на нашем острове как раз оно и будет. Это последнее в туристическом сезоне куранто, лучшее во всём Чилоэ, и что подобное просто нельзя пропустить. Даниэль не заставил себя долго упрашивать, у него было достаточно времени привыкнуть к импульсивному гостеприимству чилийцев, всегда готовых впустить в дом любого легкомысленного незнакомца, который повстречался им на пути. Думаю, что он согласился только из-за меня, но Мануэль сказал, что я тщеславна, а Даниэль должен быть полным идиотом, чтобы отказаться от бесплатной еды и жилья.
Мы плыли на «Кауилье», пересекая спокойное море с приятным попутным ветерком, и оказались там как раз в нужное время, чтобы увидеть плавающих в проливе лебедей с чёрной шеей, стройных и элегантных, точно венецианские гондолы.
«Спокойно проплывают лебеди»,сказала, подражая речи чилотов, Бланка. В свете заходящего солнца пейзаж выглядел краше обычного; меня охватила гордость за то, что я живу в этом раю и могу показать его Даниэлю. Я сделала широкий жест рукой, охватывая им весь горизонт. «Добро пожаловать на остров Майи Видаль, дружище»,сказал Мануэль, подмигнув мне, что я не упустила из виду. Когда мы остаёмся наедине, он может подшучивать надо мной, сколько хочет, но если он думает, что подобные вещи сойдут ему с рук в присутствии Даниэля, то сам ещё об этом пожалеет. О чём я его и предупредила, как только мы остались наедине.
Мы добрались до дома Бланки, где они с Мануэлем немедленно начали готовить ужин. Даниэль попросился в ванную: ему нужно было принять душ и постирать одежду, чем он и занялся, пока я сбегала к себе домой, чтобы найти и принести пару бутылок хорошего вина, которые Мануэлю подарил Мильялобо. Словно Гермес в крылатых сандалиях, я долетела до дома за одиннадцать минут. Я умылась, подвела глаза, впервые надела своё единственное платье и побежала обратно, неся в руке сандалии и гремя бутылками в сумке. За мной, высунув язык, прихрамывал Факин. В общей сложности я задержалась минут на сорок, а за это время Мануэль и Бланка уже наскоро приготовили салат и пасту с морепродуктами. В Калифорнии это блюдо называется «тутти-маре», а здесьлапша с остатками, поскольку оно готовится из всего, что осталось в холодильнике с предыдущего дня. Мануэль, заметив меня, восхищённо присвистнул: раньше он видел меня только в брюках и, должно быть, думал, что у меня нет вкуса. Я купила это платье в секонд-хенде в Кастро, но оно почти новое и ещё не вышло из моды.
Даниэль вышел из душа гладко выбритым и с сияющей, словно отполированной, кожей, настолько красивый, что мне пришлось изо всех сил стараться не смотреть на него слишком долго. Мы закутались в пончо, чтобы поесть на террасе, поскольку ближе к вечеру на улице стало холодно. Даниэль был очень благодарен за гостеприимство, он сказал, что путешествует почти без денег, и в течение нескольких месяцев ему приходилось спать в самых ужасных условиях, а то и вовсе под открытым небом. Даниэль научился ценить хороший ужин, чилийское вино и пейзаж, созданный водой, небом и лебедями. Их медленный танец на лиловом шёлке моря был настолько изящен, что мы молча им восхищались. Другая стая лебедей пролетала мимо нас с запада, заслоняя последние солнечные лучи своими широкими крыльями. Эти птицы, столь величественные внешне и жестокие в глубине души, на суше смотрятся как толстые утки, в небе же, в своём полёте, выглядят просто великолепно.
Открыли обе бутылки, подаренные Мильялобо, а я пила лимонад: в компании Даниэля мне не требовалось вина, поскольку рядом с ним я и так была наполовину опьянённой. Съев десерт (а нам предложили печёные яблоки и мороженое), Даниэль спросил, причём вполне естественно, хотим ли мы покурить травку. У меня мурашки пробежали по спине от этого предложения: вряд ли старикам такое понравится. Однако они, к моему удивлению, согласились, а Бланка даже пошла искать трубку. «Ничему такому тебя в школе не научат, американочка»,шепнула она мне с заговорщицким видом, добавив, что они с Мануэлем время от времени покуривали марихуану. Оказывается, на этом острове есть несколько семей, которые выращивают марихуану высшего качества. Лучшая трава, безусловно, была у доньи Лусинды, прапрабабушки, которая вот уже полвека экспортировала её в другие части Чилоэ. «Донья Лусинда даже поёт своим растениям. Она говорит, что им нужно витиевато петь, как и картофелю, и таким образом давать им всё лучшеевот почему у неё никогда не будет конкурентов»,рассказывала нам Бланка. Я почувствовала себя совсем бестолковой: я сто раз была во дворе сеньоры Лусинды, помогала ей красить шерсть, но никогда не обращала внимания на растения. В любом случае, наблюдая за тем, как Бланка и Мануэль, эти божьи одуванчики, передавали друг другу трубку, я не могла поверить своим глазам. Я пробовала травку и знаю, что могу курить её иногда, не боясь впасть в зависимость, но мне до сих пор не хватает смелости даже пригубить алкоголь. Кто знает, может, я вообще никогда в жизни его не попробую.
Мне не нужно было признаваться Мануэлю и Бланке в том, какие чувства я испытываю к Даниэлю: они сами уже обо всем догадались, увидев меня в платье и с макияжем, потому что обычно я выгляжу как бездомная. Бланка, будучи романтиком по призванию, была готова во всём нам посодействовать, ведь времени в нашем распоряжении было не так много. Мануэль, напротив, отнёсся к моим чувствам скептически.
Майя, прежде чем ты умрёшь от любви, узнай, умирает ли он от того же зла или решит продолжить своё путешествие и бросит тебя здесь,посоветовал он мне.
Если бы все вели себя так осторожно, никто в мире никогда бы не влюблялся, Мануэль. Может, ты ревнуешь?
Напротив, Майя, я надеюсь на лучшее. Пожалуй, Даниэль отвезёт тебя в Сиэтл. Это идеальный город для того, чтобы спрятаться в нём от ФБР и мафии.
Ты меня выгоняешь?!
Нет, девочка моя, как я могу тебя выгнать? Ты же единственный луч солнца, озаривший мою печальную старость,сказал он с сарказмом, который меня сильно задел.Я лишь переживаю, что ты расквасишь свой нос о любовные дела. Даниэль уже намекал на свои собственные чувства?
Ещё нет, но скоро он это сделает.
Ты кажешься слишком уверенной.
Такая химия не может исходить от кого-то одного, Мануэль.
Конечно же, не может! Это воссоединение двух родственных душ
Да. Просто с тобой такое никогда не случалось, поэтому сейчас ты и издеваешься надо мной.
Не говори о том, чего не знаешь, Майя.
Это ты судишь о том, о чём не имеешь никакого понятия!
Даниэльпервый американец моего возраста, которого я встретила с тех пор, как переехала на Чилоэ, и единственный интересный человек, кого я запомнила. Сопляки из средней школы, невротики в штате Орегон и порочные личности из Лас-Вегаса не в счёт. На самом деле, мы не совсем одного возраста: я на восемь лет младше, но пережила многое и могла бы много чему научить его. С самого начала я чувствовала себя комфортно с Даниэлем. Нам нравятся одинаковые книги, фильмы и музыка, мы смеёмся над одними и теми же вещами и постоянно шутим. Половину из этих шуток он вынес из университета, другуюзапомнила я, когда училась в академии. Однако в остальном мы были очень разными людьми.
Даниэля усыновили через неделю после его рождения, белая пара, культурные люди с либеральными взглядами, устойчивым материальным положением и привычным многим образом жизни. Приёмный сын был сносным учеником и хорошим спортсменом, его жизнь была упорядочена, и он планировал будущее с иррациональной уверенностью того, кто не страдал. Даниэльздоровый, уверенный в себе, дружелюбный и спокойный парень, что раздражало бы, не обладай он пытливым умом. Он путешествовал с желанием многому научиться, что мешает быть просто туристом. Даниэль решил пойти по стопам своего приёмного отца и изучал медицину, он закончил ординатуру по психиатрии в середине прошлого года, и когда вернётся в Сиэтл, получит работу в реабилитационной клинике отца. До чего же иронично получилось: я могла бы быть одним из его пациентов.
Естественное, не акцентируемое счастье Даниэля, как счастье кошек, вызывает у меня зависть. Во время паломничества по Латинской Америке он жил с самыми разными людьми: нечистыми на руку богачами в Акапулько, рыбаками на Карибах, лесорубами Амазонки, производителями коки в Боливии, коренными жителями Перу, а также членами банд, сутенёрами, наркоторговцами, преступниками, полицейскими и коррумпированными военными. Он плыл от одного приключения к другому, и они никак не отразились на его невинности. У меня же, напротив, были шрамы, царапины и ушибы от всего, что я пережила. Этот пареньнастоящий счастливчик, и я надеюсь, что между нами не возникнет проблем. Он провёл первую ночь в доме тёти Бланки, среди льняных простынь под пуховым одеялом (настолько Бланка была утончённой), но потом всё же присоединился к нам, поскольку она нашла какой-то предлог, чтобы поехать в Кастро и передать гостя в мои руки. Даниэль развернул свой спальный мешок в углу гостиной и устроился там с кошками. Каждый вечер мы ужинаем поздно, лежим в джакузи и много разговариваем. Он рассказывает мне о своей жизни и своей поездке. А я показываю ему созвездия южного полушария, рассказываю о Беркли и своих бабушке и дедушке, а также об академии штата Орегон, но на данный момент о Лас-Вегасе я умолчала. Я не могу сказать ему об этом, пока мы не будем полностью уверены друг в друге. Я не хочу его пугать. Мне кажется, что в прошлом году я резко спустилась в мрачный мир. Пока я была под землёй, как семя или клубень, изо всех сил пыталась появиться другая Майя Видаль; возникли тонкие нити, ищущие влагу, затем корни, похожие на пальцы, жаждущие питания, и, наконец, цепкие стебли и листья, вылезшие наружу в поисках света. Теперь я должна быть цветущей; вот как я могу распознать любовь. Здесь, на юге мира, дождь делает всё вокруг пышным и плодородным.
Тётя Бланка вернулась на остров, но, несмотря на её льняные простыни, Даниэль не пожелал вернуться к ней и остаётся с нами. Хороший знак. Мы были вместе целый рабочий день, потому что я не работаю: Бланка и Мануэль освободили меня от обязанностей, пока Даниэль здесь. Мы говорили о многих вещах, но он до сих пор не дал мне повода ему доверять. Этот парень намного осторожнее меня. Он как-то спросил, почему я нахожусь на Чилоэ, и я ответила, что помогаю Мануэлю в его работе и знакомлюсь со страной, потому что часть моей семьи родом из Чилиэто хотя и правда, но всё же неполная. Я показала ему городок, где он снимал на свою камеру кладбище, дома на сваях, наш жалкий и пыльный музей с его разделённой на четыре части рухлядью и нарисованными масляными красками портретами забытых героев. Также познакомила и с доньей Лусиндой, которая в свои сто девять лет всё ещё продает шерсть, урожай картофеля и собранную марихуану, с поэтами труко в «Таверне Мёртвеньких», с Аурелио Ньянкупелем и его рассказами о пиратах и мормонах.
Мануэль Ариас в восторге: вот и нашёлся внимательный гость, который восхищенно его слушает и не критикует, как я. Пока они разговаривают, я считаю минуты, потерянные в легендах о колдунах и монстрах; минуты, которые Даниэль мог бы использовать куда лучше, проведи он их наедине со мной. Он должен был закончить своё путешествие через несколько недель, а пока тот всё ещё не побывал на крайнем юге континента и в Бразилии. Жаль, что он тратит своё драгоценное время на Мануэля. У нас было несколько случаев уединения, хотя, на мой взгляд, этого очень мало, и Даниэль лишь взял меня за руку, чтобы помочь перепрыгнуть через подводный камень. Мы редко остаёмся наедине, потому что за нами следят кумушки деревни, а Хуанито Корралес, Педро Пеланчугай и Факин следуют за нами буквально повсюду. Все бабушки уже догадались о моих чувствах к этому молодому человеку, и я думаю, они вздохнули с облегчением, ведь про меня с Мануэлем ходили какие-то нелепые слухи. Люди с подозрением относятся к нашему совместному проживанию, несмотря на то что разница в возрасте у нас составляет более полувека. Эдувигис Корралес и другие женщины сговорились, чтобы нас свести, но они должны действовать более скрытно, иначе эти кумушки напугают молодого человека из Сиэтла. Мануэль с Бланкой тоже сговорились.