В 1880 году было арестовано несколько человек, обвиняемых в колдовстве, их судили в чилийском городе Анкуд и впоследствии расстреляли, таким способом покончив с коренным населением Майории, хотя и сейчас никто не утверждает, что данная цель была достигнута.
Ты веришь в колдунов?спросила я Мануэля.
Нет, но всё же, должно быть, они существуют, как, по крайней мере, говорят в Испании.
Скажи мне, да или нет!
Невозможно доказать плохое, Майя, но успокойся, я живу здесь уже много лет, и единственная колдунья, которую я знаю, это Бланка.
Бланка ни во что из этого не верит. Она сказала мне, что имбунче были придуманы миссионерами, чтобы заставить семьи чилотов крестить своих детей, но мне это кажется достаточно экстремальным средством даже для иезуитов.
Кто такой некто Майк О`Келли? Я получил непонятное сообщение от него,заявил мне Мануэль.
Ах, тебе написал Белоснежка! Это один надёжный ирландский друг нашей семьи. Возможно, это идея моей Нини общаться с нами через него для бoльшей безопасности. Я могу ответить ему?
Напрямую нет, но я могу отправить ему сообщение от тебя.
Эти меры предосторожности преувеличены, Мануэль, что ещё ты хочешь от меня услышать.
У твоей бабушки, должно быть, есть веские основания столь осторожно себя вести.
Моя бабушка и Майк ОКелличлены «Преступного клуба», и они бы многое отдали за то, чтобы быть замешанными в настоящем преступлении, но им придётся довольствоваться игрой в бандитов.
Что это за клуб?обеспокоенный, спросил он меня.
Я объяснила ему всё с самого начала. Библиотека округа Беркли наняла мою Нини за одиннадцать лет до моего рождения, чтобы она рассказывала детям истории и тем самым занимала их после школы и до возвращения родителей с работы. Вскоре после этого Нидия предложила библиотеке циклы детективных историй для взрослых, и эта идея была принята. Затем они с Майком О`Келли основали «Преступный клуб», как они его называют, хотя библиотека рекламирует его как «Клуб нуара». Во время рассказывания детских сказок я была единственной взрослой среди детей, ловящих каждое слово моей бабушки, и порой, когда ей не с кем было меня оставить, она брала меня с собой в библиотеку и на чтения для взрослых. Сидя на подушке, скрестив ноги, точно факир, моя Нини спрашивала детей, что именно они хотят услышать, и чуть позже кто-то предлагал тему, и менее чем за десять секунд она сочиняла историю. Мою Нини всегда раздражала искусственность счастливого финала в детских сказках; она считает, что в жизни нет конца, а есть лишь начало, люди то и дело бродят повсюду, спотыкаясь и теряясь. Поощрение героя и наказание злодея кажется ей ограничением. Но чтобы сохранить свою работу, бабушка должна была придерживаться традиционной формулы: колдунья не может безнаказанно отравить служанку и выйти замуж за принца. Моя Нини предпочитает взрослую аудиторию, потому что болезненные убийства не требуют счастливого финала. Она очень хорошо подготовлена, прочла все существующие полицейские дела и всю имеющуюся судебно-медицинскую экспертизу, и говорит, что вместе с Майком О`Келли они могли бы с большой лёгкостью сделать вскрытие на кухонном столе.
«Преступный клуб» состоит из группы любителей детективных романов, безобидных людей, тратящих своё свободное время на планирование чудовищных убийств. Он зародился незаметно в библиотеке Беркли и теперь, благодаря интернету, имеет широкую аудиторию. Клуб полностью финансируется партнёрами, но поскольку участники собираются в общественном здании, в местной прессе начали раздаваться возмущённые голоса, утверждавшие, что налогоплательщики поощряют преступления. «Не знаю, на что они жалуются. Не лучше ли говорить о преступлениях, чем совершать их?»заявила моя Нини губернатору, когда тот встретил её в своём офисе, чтобы обсудить проблему.
Отношения между моей Нини и Майком ОКелли возникли в букинистическом магазине, где оба с увлечением проводили время в отделе подержанных детективных книг. Она недавно вышла замуж за моего Попо, а он был студентом колледжа, всё ещё твёрдо стоял на ногах и не думал становиться социальным активистом или посвящать себя спасению молодых преступников с улиц и из тюрем. Насколько я помню, моя бабушка пекла печенье для «мальчиков ОКелли», в основном, чернокожих и латиноамериканцев, самых бедных жителей залива Сан-Франциско. Когда я уже могла разбираться в некоторых признаках, то догадалась, что ирландец влюблён в мою Нини, хотя Майк был на двенадцать лет младше, и бабушка никогда не уступила бы прихоти изменить моему Попо. Это всего лишь платоническая любовь из викторианского романа.
Майк О`Келли получил известность, когда о его жизни был снят документальный фильм. Ему дважды выстрелили в спину, чтобы защитить парня из банды, в результате чего Майк оказался прикован к инвалидной коляске, но это не мешает ему продолжать свою миссию. Он может делать несколько шагов при помощи ходунков и водить специальный автомобиль; так он, спасая заблудшие души, объезжает самые разбойные кварталы и первым появляется на всех уличных протестах, проводимых в Беркли и его окрестностях. Его дружба с моей Нини крепнет каждый раз, когда они сумасшедше обнимаются друг с другом. Это было их совместной идеей, чтобы рестораны Беркли жертвовали оставшуюся еду нищим, сумасшедшим и наркоманам города. Моя Нини получила грузовик для доставки еды, а Майк набрал волонтёров, чтобы её разносить. В телевизионном выпуске новостей появились бездомные, выбирающие из меню суши, карри, утку с трюфелями и вегетарианские блюда. Некоторые жаловались на качество кофе. Вскоре очереди пополнились субъектами среднего класса, желающими поесть бесплатно, начались столкновения между маргиналами и спекулянтами, отчего О`Келли вынужден был привлечь своих ребят для наведения порядка, пока это не сделала полиция. Наконец, Министерство здравоохранения запретило распространение остатков еды, потому что один аллергик чуть не умер от тайского арахисового соуса.
Ирландец и моя Нини часто собираются вместе выпить чаю с булочками и обсудить ужасные убийства. «Ты веришь, что расчленённое тело растворяется в жидкости для прочистки труб?»может спросить О`Келли. «В зависимости от размера кусков»,скорее всего, отвечает моя Нини. И они проверяют это на практике, вымачивая килограмм отбивных в очистителе «Драно», а я, между тем, вынуждена записывать результаты.
Меня не удивляет, что они сговорились, чтобы удерживать меня без связи с внешним миром на краю света,заметила я Мануэлю Ариасу.
Судя по тому, что ты мне рассказываешь, они гораздо страшнее, чем твои предполагаемые враги, Майя,ответил он мне.
Не презирай моих врагов, Мануэль.
Твой дедушка тоже вымачивал отбивные в жидкости для прочистки труб?
Нет, он увлекался не преступлениями, а звёздами и музыкой. Он принадлежал к третьему поколению семьи, любящей классическую музыку и джаз.
Я рассказала ему, что мой дед научил меня танцевать, едва я смогла держаться на ногах, а в пять лет он купил пианино, поскольку моя Нини хотела, чтобы я была вундеркиндом и выступала на телевидении. Бабушка и дедушка терпели громкие упражнения за инструментом до тех пор, пока учительница не указала, что мои усилия будет лучше направить на что-то другое, не требующее хорошего слуха. Тотчас же я выбрала соккер, как американцы называют футбол, который моя Нини считала занятием для глупцов. Одиннадцать здоровых мужчин в шортах, сражающихся за мяч. Мой Попо ничего не знал об этом виде спорта, поскольку он непопулярен в Америке, однако ж, нисколько не колеблясь, отмёл идею с бейсболом, фанатом которого являлся, чтобы проникнуться любовью к сотне матчей по детскому женскому футболу. При помощи своих коллег из обсерватории в Сан-Паулу, он достал мне плакат, подписанный Пеле, давно завершившим карьеру и живущим в Бразилии. Со своей стороны, моя Нини стремилась, чтобы я читала и писала как взрослый человек, раз уж из меня не вышло музыкального вундеркинда. Она записала меня в библиотеку, заставляла переписывать целые абзацы из классических книг и всякий раз, когда я допускала орфографическую ошибку или приносила посредственные оценки по литературе или английскому языку, единственным интересовавшим её предметам, она давала мне подзатыльник.
Моя Нини всегда была грубой, Мануэль, но мой Попо был добрым, он был лучиком солнца в моей жизни. Когда Марта Оттер принесла меня в дом моих бабушки и дедушки, он очень аккуратно прижал меня к своей груди, потому что никогда раньше не держал новорождённых. Он говорит, что любовь, которую он почувствовал по отношению ко мне, перевернула его. Вот так он мне всё и рассказал, а я никогда впредь не сомневалась в этой любви.
Если я начинаю говорить о моём Попо, замолчать я уже не могу. Я объяснила Мануэлю, что моей Нини я обязана вкусом к книгам и крайне скудному словарному запасу, а моему дедушке я обязана всем остальным. Моя Нини заставляла меня учиться через силу, говорила, мол, «без мyки нет науки» или что-то варварское в этом роде, но он превращал учёбу в игру. Одна из таких игр состояла в том, чтобы открыть словарь случайным образом, не глядя указать на слово и угадать его значение. Также мы играли в идиотские вопросы: «Почему дождь падает сверху, Попо?» «Потому что, если он будет падать снизу, у тебя промокнут штанишки, Майя». «Почему стекло прозрачное?» «Чтобы запутать мух». «Попо, почему у тебя руки сверху чёрные, а снизу розовые?» «Потому что я не научился рисованию». И так продолжалось до тех пор, пока моя бабушка не теряла терпение и не начинала кричать.
Огромное присутствие моего Попо, его сокрушительный юмор, безграничная доброта, его невинность, его живот, на котором он качал меня, и его нежность, наполняли моё детство. У него был громкий смех, рождённый в недрах земли, он поднимался на ноги и весь трясся. «Попо, поклянись мне, что никогда не умрёшь»,требовала я от него как минимум раз в неделю, и он неизменно отвечал: «Клянусь, я всегда буду с тобой». Он старался рано возвращаться из университета, чтобы провести немного времени со мной, прежде чем уйти в свой кабинет с книгами по астрономии и звёздными картами, готовиться к занятиям, проверять контрольные работы, проводить исследования, писать. Его посещали ученики и коллеги, и все вместе запирались до рассвета и обменивались блестящими и невероятными идеями, пока их не прерывала моя Нини в ночной рубашке и с большим термосом с кофе. «Что-то твоя аура стала мутиться, старик. Разве ты не помнишь, что в восемь у тебя занятия?», и она принималась разливать кофе и подталкивать посетителей к двери. Доминирующим цветом ауры моего дедушки был фиолетовый, очень, кстати, ему подходящий, поскольку это цвет чувствительности, мудрости, интуиции, психической силы и дальновидности. Это была единственная возможность для моей Нини попасть в кабинет; я же, в свою очередь, имела туда свободный доступ, у меня даже был свой стул и угол стола для выполнения домашних заданий под мягкий джаз и витающий здесь запах трубочного табака.
По словам моего Попо официальная система образования тормозит развитие интеллекта; учителей нужно уважать, но не обращать на них внимания. Он называл лишь Да Винчи, Галилея, Эйнштейна и Дарвина, только чтобы обозначить четырёх гениев западной культуры, хотя существует и множество других, как, например, арабские философы и математики, Авиценна и Аль-Хорезми, которые подвергли сомнению знания своего времени. Если бы люди воспринимали глупости, которым их учат взрослые родственники, они бы ничего не изобрели и не открыли. «Твоя внучка не Авиценна, и если она не учится, девочке придётся зарабатывать на жизнь, жаря гамбургеры»,возмущается моя Нини. Но у меня были другие планы, я хотела стать футболистом, вот уж они точно зарабатывают миллионы. «Это только мужчины, глупая девчонка. Ты знаешь хотя бы одну женщину, которая зарабатывает миллионы?»аргументировала бабушка и немедленно обрушилась на меня с оскорбительной речью, начинавшейся в области феминизма, плавно переходящей в область социальной справедливости, и завершавшейся тем, что для игры в футбол мне для начала нужно иметь волосатые ноги. Затем, в уединённой беседе, дедушка объяснил мне, что не спорт является причиной избыточного оволосения женщин, а гены и гормоны.
В первые годы я спала с бабушкой и дедушкой, сначала между ними, а затем в спальном мешке, который мы хранили под кроватью, и мы все трое делали вид, что не знаем о его существовании. Поздним вечером мой Попо приводил меня в башню, чтобы наблюдать бесконечное пространство, усеянное огнями,вот каким образом я научилась различать приближающиеся голубые звёзды и удаляющиеся красные, скопления галактик и сверхскопления, представляющие собой ещё более огромные структуры, которых, на самом-то деле, миллионы и миллионы. Он объяснял мне, что солнцеэто небольшая звезда среди ста миллионов звёзд на Млечном Пути и что наверняка были миллионы других вселенных, которые мы сейчас можем наблюдать. «То есть, Попо, мы с тобой меньше песчинки»,таковым было моё логическое заключение. «Тебе не кажется удивительным, Майя, что эти песчинки могут породить чудо вселенной? Астроному нужно чуть больше поэтического воображения, нежели здравого смысла, потому что великолепная сложность вселенной не поддаётся каким-либо измерениям с объяснениями, её можно лишь интуитивно понять». Он рассказал мне о газе и звёздной пыли, образующих прекрасные туманности, настоящие произведения искусства, замысловатые мазки великолепных цветов на небе, как рождаются и умирают звёзды, о чёрных дырах, пространстве и времени. Также поведал и о том, каким образом, возможно, возникло всё в результате Большого взрыва, неописуемого взрыва, и о фундаментальных частицах, которые соединились в первые протоны и нейтроны, и подобным образом, во всё более сложных процессах рождались галактики, планеты, сама жизнь. «Мы произошли от звёзд»,говорил он мне обычно. «И я о том же»,добавляла моя Нини, думая о гороскопах.
Посетив башню со своим волшебным телескопом и вручив мне стакан молока с корицей и мёдом, являющийся неким секретом астронома для развития интуиции, мой дедушка следил, чтобы я почистила зубы, и отводил меня в кровать. Тогда приходила моя Нини и каждый вечер рассказывала мне разные сказки, придуманные на ходу, которые я старалась растянуть как можно дольше. И всё же неизбежно наступал тот момент, когда я оставалась одна, и тогда принималась считать овец, пристально следя за колеблющимся крылатым драконом над моей кроватью, скрипом пола, сквозняками и сдержанными бормотаниями невидимых обитателей этого дома с привидениями. Моя борьба за преодоление страха была простой риторикой, потому что как только мои дедушка с бабушкой засыпали, я, чувствуя себя в темноте, проскальзывала в их комнату, утаскивала спальный мешок в угол и тоже спокойно отходила ко сну. В течение многих лет мои бабушка и дедушка отправлялись в гостиницы в неприличные часы, чтобы тайно заниматься любовью. Только теперь, когда я уже стала взрослой, я могу понять тяжесть жертвы, на которую они шли ради меня.
Мы с Мануэлем проанализировали загадочное сообщение, что прислал ОКелли. Новости оказались хорошие: ситуация в доме была нормальной, и мои преследователи никак себя не проявляли, хотя это не означало, что они забыли обо мне. Ирландец выразил это не напрямую, что логично, учитывая ситуацию, а шифром, подобным тому, который использовали японцы во время Второй мировой войны и которому он научил меня.
Я живу на этом острове уже месяц. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к медлительности Чилоэ, к этой лени, к этой постоянной угрозе дождя, к этому неизменному пейзажу, состоящему из воды, облаков и зелёных лугов. Здесь всё одно и то же, везде тишина. Чилоты не знают пунктуальности, их планы зависят от погоды и настроения, всё идёт своим чередом, зачем делать сегодня то, что можно сделать завтра. Мануэль Ариас высмеивает мои списки и проекты, бесполезные в этой вневременной культуре: здесь, прошёл час или неделясобственно, разницы мало; однако он придерживается своего рабочего графика и продвигается над своей книгой в том темпе, который сам себе и задал.
У Чилоэ свой собственный голос. Раньше я не вынимала наушники из ушей, музыка была моим кислородом, теперь же я пытаюсь понять запутанный кастильский чилотов. Хуанито Корралес оставил мой айпод в том же кармане рюкзака, из которого и вытащил, и мы никогда не упоминали об этом случае, но в течение недели, пока он медлил с возвратом, я поняла, что не так уж и важно, о чём я думаю. Без айпода я могу слышать голос острова: птиц, ветер, дождь, треск дров, шум шоссе и иногда отдалённые скрипки Калеуче, корабля-призрака, плавающего в тумане и распознаваемого благодаря музыке и грому костей потерпевших кораблекрушение, якобы поднимающихся на борт с песнями и танцами. Судно сопровождает дельфин кауилья, по имени которого Мануэль и назвал свою лодку.