Иногда, выпив немного водки, я вспоминаю прошлые времена, которые были ужасными, хотя несколько более суетными, чем нынешние. Это мимолётная прихоть, а не страх вынужденного воздержания, который я испытывала ранее. Я решила выполнить своё обещание и совсем не употреблять алкоголь с наркотиками, а также не пользоваться ни телефоном, ни электронной почтой, и, конечно же, всё это далось мне куда легче, нежели ожидалось поначалу. Как только мы выяснили это, Мануэль перестал прятать бутылки с вином. Я объяснила ему, что он не должен из-за меня изменять свои привычки, алкоголь есть повсюду и я сама несу полную ответственность за свою трезвость. Он понял и теперь не сильно волнуется, если я иду в «Таверну Мёртвеньких», чтобы посмотреть какую-нибудь программу или понаблюдать за труко, аргентинской игрой в испанские карты, в которой участники с каждым коном сочиняют стихи.
Некоторые традиции острова, такие, как, например, труко, мне очень сильно нравятся, но другие меня вконец раздражают. Если чукао, маленькая кричащая птица, поёт слева от меня, это к несчастью, я должна снять одежду и надеть её с изнаночной стороны, прежде чем продолжить идти той же дорогой; когда я иду ночью, мне лучше взять с собой чистый нож и соль, на случай, если мне навстречу выйдет чёрная одноухая собака: это колдун, и чтобы освободиться, я должна начертить в воздухе крест ножом и рассыпать соль. Зараза, чуть не угробившая меня, когда я только приехала на Чилоэ, была вовсе не дизентерией, потому что тогда я бы вылечилась выписанными доктором антибиотиками, а порчей, что доказала Эдувигис, вернув мне здоровье молитвами, своей настойкой из мирта, льна и мелиссы и растиранием живота пастой для чистки металлов.
Традиционное блюдо Чилоэкуранто, а на нашем острове оно самое лучшее. Инициативой Мануэля была идея предложить куранто туристам, чтобы разрушить изоляцию этой маленькой деревушки, которую редко посещают, поскольку иезуиты не передали нам ни одной из своих церквей и у нас нет пингвинов или китов, лишь лебеди, фламинго и дельфины, очень распространённые в здешних местах. Сначала Мануэль распустил слух, что здесь находится грот Пинкойя, и никто не имеет право это отрицать, потому что точное местонахождение пещеры является предметом споров, и некоторые острова приписывают её себе. Грот и куранто теперь наши туристические достопримечательности.
Северо-западный берег островаскалистый, опасный для судоходства, но отличный для рыбалки; там есть подводная пещера, видимая только во время отлива, идеально подходящая для королевства Пинкойи, одного из немногих добрых существ в ужасающей чилотской мифологии, потому что она помогает терпящим бедствие рыбакам и морякам. Это красивая девочка-подросток с длинными волосами, одетая в морские водоросли, и если она танцует лицом к морю, рыбалка будет хорошей, но если она глядит на пляж, улов будет скудным, и придётся искать другое место, чтобы забрасывать сети. Так как её почти никто не видел, эта информация бесполезна. Если Пинкойя где-либо и появляется, нужно закрыть глаза и бежать в противоположном направлении, потому что она соблазняет похотливых и утаскивает их на дно моря.
От деревни до грота всего двадцать пять минут ходьбы в прочной обуви и с хорошим настроением по обрывистой и восходящей тропе. На холме растут одинокие араукарии, возвышающие над пейзажем, а с вершины открывается пасторальный вид на море, небо и необитаемые островки. Некоторые из них разделены такими узкими каналами, что во время отлива можно докричаться с одного берега до другого. С холма грот выглядит как большой беззубый рот. Можно спуститься, оцарапавшись о скалы, покрытые испражнениями чаек, рискуя покалечиться, или поплыть вокруг побережья острова на каяке, если только вам известно о воде и скалах. Требуется некоторое воображение, чтобы оценить подводный дворец Пинкойи, потому что за поганым ртом колдуньи ничего не видно. Раньше некоторые немецкие туристы пытались заплыть как можно глубже в пещеру, но полицейские это запретили из-за коварных течений. Нас не устраивает, что иностранцы приезжают сюда, чтобы утонуть.
Мне сказали, что январь и февральжаркие и сухие месяцы в этих широтах, но, должно быть, сейчас идёт какое-то странное лето, потому что постоянно льёт дождь. Дни длинные, солнце ещё не спешит садиться.
Я купаюсь в море, несмотря на предупреждения Эдувигис о течениях, хищных лососях, сбежавших из клеток, и Мильялобо, существе из чилотской мифологии, наполовину человеке, наполовину морском волке, покрытом золотистой шерстью и способном утащить меня во время прилива. К этому списку несчастий Мануэль добавляет переохлаждение; он говорит, что только легкомысленной американке придёт в голову купаться в этих холодных водах без резинового костюма. Вообще-то я не видела, чтобы кто-нибудь залезал в море ради удовольствия. «Холодная вода хороша для здоровья»,уверяла моя Нини, когда в особняке в Беркли не работал водонагреватель, а это происходило два или три раза в неделю. В прошлом году я достаточно жестоко обращалась со своим телом и могла бы умереть, лёжа на улице; здесь же я выздоравливаю, а для этого нет ничего лучше, чем купание в море. Я лишь боюсь снова подхватить цистит, но пока у меня всё хорошо.
Вместе с Мануэлем я объехала другие острова и деревни, чтобы побеседовать с живущими там представителями древних племён, и уже имею общее представление об архипелаге, хотя и на юг я бы тоже отправилась. Город Кастроэто сердце Исла-Гранде с более чем сорока тысячами жителей и оживлённой торговлей. Оживлённаянесколько преувеличенное определение, но, после того, как я прожила здесь шесть недель, Кастро уже начинает напоминать Нью-Йорк. Город выдаётся в море, с деревянными домами на сваях по всему берегу, окрашенными в смелые цвета, чтобы радовать душу длительными зимами, когда небо и вода становятся серыми. Там у Мануэля есть свой счёт в банке, зубной врач и парикмахер, там он ходит за покупками в магазин, заказывает и получает книги в книжной лавке.
Когда море неспокойно и нам не удаётся вернуться домой, мы остаёмся в трактире одной австрийской дамы, огромная задница и округлая грудь которой заставляют Мануэля краснеть, и наедаемся свининой и яблочным штруделем. Здесь живёт мало австрийцев, а вот немцев более чем достаточно. Иммиграционная политика этой страны была крайне расистской: никаких азиатов, негров или индейцев, только белые европейцы. Ещё в XIX веке некий президент страны привёз сюда немцев из Шварцвальда и выделил им земли на юге (принадлежавшие не ему, а индейцам мапуче), движимый идеей улучшения расы; он хотел, чтобы немцы привили чилийцам пунктуальность, любовь к труду и дисциплину. Я не знаю, сработал ли план, как ожидалось, но в любом случае немцы своими усилиями подняли некоторые южные провинции и заселили их своими голубоглазыми потомками. Семья Бланки Шнейк восходит своими корнями к этим иммигрантам.
Мы совершили специальную поездку, чтобы Мануэль познакомил меня с отцом Лусиано Лионом, огромным стариком, несколько раз сидевшим в тюрьме во времена военной диктатуры 19731989 годов за то, что защищал гонимых. Ватикан, устав наказывать бунтаря, отправил его на пенсию в отдалённую деревню Чилоэ, но старый воин и здесь негодует. Когда Лусиано исполнилось восемьдесят лет, со всех островов к нему приплыли почитатели, а из Сантьяго приехало двадцать автобусов с прихожанами; праздник продлился два дня на площадке перед церковью с жареными ягнятами и цыплятами, пирожками и вином, льющимся рекой. Это было чудо умножения хлебов, потому что люди всё прибывали, а еда всё не кончалась. Пьяницы из Сантьяго заночевали на кладбище, не обращая внимания на неупокоенные души.
Небольшой дом священника охранялся гордым петухом с радужными перьями, кукарекающим на крыше и внушительным неостриженным ягнёнком, что, точно мёртвый, лежал на пороге. Мы были вынуждены входить через кухонную дверь. Этот баран с соответствующим именем Мафусаил столько лет избегал участи стать рагу, что едва мог передвигаться от старости.
Что ты здесь делаешь так далеко от своего дома, девочка?было приветствием отца Лиона.
Спасаюсь от власти,ответила я ему вполне серьёзно, на что он рассмеялся.
Я провёл шестнадцать лет, делая то же самое, и, если честно, я скучаю по прежним временам.
Он дружит с Мануэлем Ариасом с 1975 года, когда оба были высланы на Чилоэ. «Депортация, или высылка, как это называется в Чили, очень строгое наказание, хотя и менее строгое, нежели ссылка, потому что заключённый, по крайней мере, находится в своей стране»,пояснил он мне.
Нас отправили подальше от семьи, в негостеприимное место, где мы были одни, без денег и работы, преследуемые полицией. Нам с Мануэлем повезло, потому что мы попали на Чилоэ, где люди нас встретили приветливо. Ты не поверишь, девочка, но господин Лионель Шнейк, который ненавидел левых больше, чем самого дьявола, дал нам жильё.
В этом доме Мануэль познакомился с Бланкой, дочерью его доброго хозяина. Бланке было немногим более двадцати лет, она была помолвлена, а слава о красоте девушки передавалась из уст в уста, привлекая толпы поклонников, не робеющих даже перед женихом.
Мануэль пробыл год на Чилоэ, зарабатывая на жизнь плотницким ремеслом и ловя рыбу, а между делом читал об увлекательной истории и мифологии архипелага, никуда не переезжая из Кастро, где он должен был ежедневно являться в полицию и расписываться в книге высланных. Несмотря на обстоятельства, он проникся Чилоэ: ему хотелось объехать это место полностью, изучить его и рассказать о нём. Вот почему после долгого скитания по миру он вернулся сюда, чтобы закончить здесь свои дни. По завершении сроков высылки, Мануэль смог отправиться в Австралию, одну из стран, принявших чилийских беженцев, где его ждала жена. Я была удивлена, что у Мануэля есть семья, поскольку он никогда о ней не упоминал. Оказывается, он был дважды женат, не имел детей, давно развёлся с обеими жёнами, и ни одна из них не живёт в Чили.
За что тебя выслали, Мануэль?спросила я его.
Военные закрыли факультет социальных наук, где я был профессором, посчитав тот притоном коммунизма. Они арестовали многих профессоров и студентов, а некоторых даже убили.
Ты был арестован?
Да.
А моя Нини? Ты знаешь, арестовывали ли её?
Нет, её нет.
Как это возможно, что я так мало знаю о Чили? Я не осмеливаюсь спрашивать Мануэля, чтобы не прослыть невежей, но я начала копаться в интернете. Благодаря бесплатным билетам, которые доставал мой отец, будучи пилотом, мои бабушка и дедушка путешествовали со мной каждые выходные и каждый отпуск. Мой Попо составил список мест, которые мы должны узнать помимо Европы, прежде чем умрём. Так мы посетили Галапагосские острова, Амазонку, Кападокию и Мачу-Пикчу, но мы никогда не ездили в Чили, что могло бы показаться логичным. Отсутствие интереса моей Нини к посещению своей страны необъяснимо, потому как та яростно защищает свои чилийские обычаи и всё ещё волнуется, вывешивая с балкона трёхцветный флаг в сентябре. Я думаю, что она культивирует поэтическую идею Чили и боится столкнуться с реальностью или же здесь есть что-то ещё, что она не хочет вспоминать.
Мои бабушка и дедушка были опытными и практичными путешественниками. В фотоальбомах мы втроём появляемся в экзотических местах и всегда в одной и той же одежде, потому что мы уменьшили багаж до самого необходимого и вечно держали чемоданы наготове, по одному на каждого, что и позволяло нам тронуться с места буквально через полчаса, в зависимости от возможности или прихоти. Однажды мы с моим Попо читали о гориллах в журнале «Нэшнл Географик» о том, почему они вегетарианцы, кроткие и ценящие единство семьи, а моя Нини, проходившая через комнату с вазой в руке, с лёгкостью тогда заметила, что нам стоит поехать и посмотреть на них. «Хорошая идея»,ответил мой Попо, взял телефон и позвонил моему отцу. Тот раздобыл билеты, и на следующий день мы отправились в Уганду с нашими набитыми чемоданами.
Моего Попо приглашали на семинары и конференции, и если он мог, брал нас с собой, потому что моя Нини боялась, что случится беда, и нас разлучат. Чилиэто выступ между горами Анд и глубинами Тихого океана, с сотнями вулканов, некоторые из них с ещё тёплой лавой, они могут проснуться в любое время и утопить территорию в море. Это объясняет, почему моя чилийская бабушка всегда ожидает худшего, готова к чрезвычайным ситуациям и идёт по жизни со здоровым фатализмом, поддерживаемая несколькими католическими святыми по её же выбору и согласно смутным советам гороскопа.
Я часто пропускала занятия, потому что путешествовала с бабушкой и дедушкой и потому что меня утомляла школа; только мои хорошие оценки и гибкость итальянского метода обучения помешали исключению из неё. Средств у меня было в избытке: я притворялась, что страдаю то от аппендицита, то от мигрени, то от ларингита, а если это не давало результата, симулировала судороги. Моего дедушку было легко обмануть, но моя Нини лечила меня радикальными методамихолодным душем или столовой ложкой масла из печени трески, если только ей не было нужно, чтобы я пропускала школу. Это случалось, например, когда она брала меня с собой протестовать против войны, клеить плакаты в защиту лабораторных животных или приковывать себя цепями к дереву, чтобы помешать лесозаготовительным компаниям. Её решительность привить мне общественное сознание всегда была героической.
Не раз мой Попо приходил выручать нас из полицейского участка. Полиция Беркли снисходительна, она давно привыкла к уличным демонстрациям по любым благородным причинам, фанатикам с благими намерениями, способным месяцами разбивать лагерь на публичной площади, к студентам, решившим захватить университет ради Палестины, или к правам нудистов. Не были для неё в новинку и рассеянные гении, игнорирующие светофоры, и нищие, которые в прошлой жизни были в почёте, и наркоманы в поисках рая. И, наконец, полиция спокойно воспринимала любого добродетельного, нетерпимого и воинственного гражданина, находящегося в этом городе с населением в сто тысяч жителей, где почти всё разрешено, если это делается с добрыми намерениями. Моя Нини и Майк О`Келли часто забывают о хороших манерах в пылу защиты справедливости, но если их задерживают, эти двое никогда не попадают в камеру, а сержант Вальчек лично отправляется купить им по чашечке капучино.
Мне было десять лет, когда мой отец снова женился. Он никогда не знакомил нас ни с одной из своих возлюбленных, и так отстаивал преимущества свободы, что мы не ожидали, что он когда-нибудь от неё откажется. Однажды он объявил, что пригласит на ужин подругу, и моя Нини, годами тайно искавшая ему невесту, думала произвести на неё хорошее впечатление, в то время как я готовилась на неё напасть. Это вызвало безумную активность в доме: моя Нини наняла профессиональных уборщиков, наполнивших воздух запахом отбеливателя и гардений, и призадумалась над марокканским рецептом курицы с корицейна вкус это блюдо скорее напоминало десерт. Мой Попо записал подборку своих любимых произведений, чтобы создать музыкальное сопровождение, показавшееся лично мне музыкой зубных врачей.
Мой отец, которого мы не видели на протяжении двух недель, появился в назначенный вечер вместе со Сьюзен, веснушчатой и плохо одетой блондинкой, удивившей нас, потому что мы думали, что ему нравятся гламурные девушки наподобие Марты Оттер (пока та полностью не окунулась в материнство и домашнюю жизнь в Оденсе). За считанные минуты Сьюзен покорила моих бабушку и дедушку своей простотой, но это был не мой случай: я встретила её настолько неприветливо, что моя Нини увлекла меня из комнаты на кухню под предлогом подачи на стол курицы и пригрозила мне пощёчиной, если я не изменю своё поведение. После еды мой Попо совершил невозможное: он пригласил Сьюзен в астрономическую башню, куда не брал никого, кроме меня. Там они вдвоём провели длительное время, глядя на небо, в то время как бабушка с отцом обвиняли меня в наглости.
Несколько месяцев спустя мой отец и Сьюзен поженились, устроив неформальную церемонию на пляже. Это вышло из моды ещё десять лет назад, но так пожелала невеста. Мой Попо предпочёл бы что-то более удобное, но моя Нини чувствовала себя как рыба в воде. Свадебную церемонию провёл друг Сьюзен, получивший по почте лицензию Всемирной Церкви. Меня вынудили на ней присутствовать, но я отказалась дарить кольца и одеваться феей, как того требовала моя бабушка. Мой отец надел белый костюм в стиле Мао, который не соответствовал ни его характеру, ни политическим предпочтениям, а Сьюзенпышную рубашку и пояс из полевых цветов, тоже, надо сказать, старомодные. Присутствующие, стоя на песке, с туфлями в руках, выдержали полчаса тумана и вкрадчивых советов официанта. Затем был приём в яхт-клубе на том же пляже, и участники застолья танцевали и пили до полуночи, в то время как я закрылась в «фольксвагене» своих бабушки и дедушки и высунула нос, когда добрый ОКелли приехал с кусочком торта для меня в своём инвалидном кресле-коляске с электроприводом.