Помимо Киры я представлял и других ребят. Марию, Марка, Мирона. Причиняя им боль мысленно, я утолял свою собственную боль. Их кровь была бальзамом моего сердца, а крикипесней. Я ненавидел каждого в этом дрянном городке.
Не знаю, почему сахарный тростник. Возможно, эта трава не была им. Я стал часто путаться. В словах и мыслях. Все казалось нереальным. Правда, ну как я мог путешествовать во времени? Бред.
Последнее время я только и делал, что приходил в это заросшее поле, падал на землю и лежал. Или тихонько плакал. Или смотрел в небо. Что сейчас? Осень? Зима? Я не знаю. Я вдыхал запах травы (или тростника). Мне хотелось убить Киру именно здесь. Не знаю почему, но это место мне казалось самым лучшим и красивым. Иногда маленькие звери пробегали по траве, шуршали то тут, то там. Поле заброшено, оно находится далеко от Люцио, и сюда никто никогда не заглядывает. И тут свежий воздух. Это место идеально, чтобы похоронить тело Киры. Я не думал, как мне ее похитить и убить, но знал, что делать это следует ночью. Ночью мне легче дышится, поднимается настроение, воздух слаще, мысли быстрее. Ночью мне все кажется сказочным.
Напоследок, до того, как все закончится, я хотел бы еще раз увидеть девочку в красном платье. Зачем? Не знаю. Хотел поговорить. Увидеть ее. Она так похожа на мою младшую сестру. Мою мертвую младшую сестру. Это странное место. Как будто неживое, застывшее во времени, застрявшее в пыли, душное, тесное. У меня слезы наворачиваются, когда вспоминаю, как бродил по улицам совершенно один, скучающий, без единой мысли в голове, печальный. И не было сил улыбнуться. Или закричать. Как труп я бродил по этим улицам, не замечаемый никем.
Кира, мой цветок! Знал бы я, о чем ты думаешь. Какие слова говорить и что делать. Теперь ты безвозвратна, ушла от меня навсегда. Странно, но это один из обязательных этапов жизни. Странно, но ты должен страдать.
Были мысли уйти от Карла, снимать квартиру в другом месте. Хотелось уйти, убежать, спрятаться. Изменить обстановку, увидеть другие лица, другое небо. Нескоро до меня дошло, что дело не в месте, а во мне самом. Что если тебе плохо в одном месте, то будет плохо и в другом.
О чем я жалею? Ни о чем.
Чего я хочу? Ничего.
О чем мечтаю?
Кого люблю?
Кто я? Никто. И никогда никем не был.
И стоял, как чистый лист бумаги, кристально чистый, просветленный, под дождем возле дома Киры. Глубокой ночью, безлунной, беззвездной, самой черной. И был ум трезв и ясен, как никогда. Мысли текли спокойно, ровно, осознанно. В кармане рука сжимала складной нож. Быстрым ударом по горлу. Ни единого шанса на спасение. А потом на руках до поля сахарного тростника. Вода заливала за воротник.
И зазвонил телефон, который я не клал в карман. Мне позвонил отец. Я принял звонок. Столько слов хотелось сказать. А я просто молчал в трубку. Возможно, это был последний разговор с отцом. Возможно, это был самый душевный диалог, который у нас происходил. Этот разговор мог все изменить, абсолютно все. А я молчал. Отец сказал, да, я узнал его голос, этот живой, хриплый, самый приятный голос на свете; голос, подобный стене, способной защитить от чего угодно. Голос, ради которого я жил. Я жил от встречи до встречи с отцом. От звонка до звонка. Он сказал:
Кевин, ты слышишь меня?
Радость переполнила мое сердце.
Да, да, я слышу тебя. Папа, где ты? Папа, все хорошо? Папа
Я смеялся и плакал. Я был вне себя от радости и ярости.
Папая был на кладбище, а тамтам могилы. Наши. Папа, где ты?
Я хотел закричать: «Забери меня отсюда», но сдерживал эмоции, как мог, потому что папа мог этого не одобрить. Если бы он сказал идти пешком до родного города, я бы пошел.
Папаотец. Блин. Мне так много надо
Кевин, почему ты не передал письмо Кире?
В голосе отца было отчаяние. Я испугался.
Яя отдал. Честно, я отдал его.
Почему ты не отдал его сразу?
Я закусил губу от обиды. Он всегда был жесток. Не воспринимал мои чувства. Не сближался. Он хотел, чтобы я приносил пользу, чтобы я «вырос человеком». А я всегда хотел сходить с ним куда-нибудь. Я хотел, чтобы он научил меня чему-нибудь. Ну как у всех детей, да?
Папа, скажи, ты умер?
Отец расхохотался, его смех подбодрил меня.
Ну как я могу умереть, Кевин? Пока ты помнишь обо мне, я буду жив. Ты может не догадываешься, но связь между нами куда сильнее. Больше, чем у влюбленных. Мы почти что ментально связаны. Я в юности такой же был, отец вздохнул. Я представил его лицо. Он всегда отвлекался от важного. Но я любил в нем абсолютно любую черту.
Отец опять вздохнул, но более тяжело.
Эх, Кевин, Кевин. Что же ты наделал. Эта Кира уничтожила нас. Тебя и меня. В прошлом и будущем. Ты опоздал, сынок. Она разрушила нашу связь. Мы больше не связаны. Эта опасная девушка.
Я ничего не понимал.
Ночто мне теперь делать?
Развлекайся. Тебе осталось немного. Года два. И ты умрешь. То есть, ты уже мертв. Кира убила нас обоих. Нет, даже не так. Она заставила
Молчание. Слишком долгое молчание.
Отец.
Я ведь тоже ее люблю. Думаешь один такой?
Я положил телефон в карман. И он сразу же там растворился. Потому что никакого телефона не было. Как и звонка.
Из больничной справки Киры.
«НаблюдаемаяКира Фраукт. 9 лет. Вес25 кг. Рост120 см. Группа крови вторая.»
2019.092020.03
«Первые припадки. Плохая успеваемость в школе. ВрачКауль Варнер. Метод леченияпрепараты общего назначения. Физиотерапии.»
2023.042023.06
«Попала в реанимацию с тяжелым пороком сердца. Частичная потеря памяти. Психотерапия. ВрачМихаил Тардно.»
2024.012024.12
«Развивается патология. Нарушения в психике. Лечению не подвергается. Изоляция усугубляет ситуацию. Метод лечениядомашний надзор, профилактические витамины. ВрачВольф Рихтер.»
После переезда Киры в Марию записи прекращаются.
Говорят, есть люди беспристрастные. Говорят, есть без эмоциональные. Холодные, замкнутые, сдержанные. Есть лицедеи. Есть те, кто не умеет скрывать эмоций. Человека наполняет спектр некоторых эмоций, небольшая радуга чувств. Печаль, радость, стыд, страх. Все это составляет поведение. Мировоззрение.
Людям профессий Вольфа нужно не только уметь подавлять эмоции, но и уметь искусственно вызвать их. Но речь не о нем.
Человек может скрыть печаль. Может сдержать смех. Убрать с лица краску стыда (есть и такие умельцы). Но никто не сможет скрыть гнев. Никто не сможет погасить ненависть. Яростьта же боль. На раздражение тела мы реагируем болью, на раздражение психикигневом. Это основы. Самым первым чувством в истории человечества был гнев. С него начались все остальные чувства и эмоции. Радостьжелтый гнев. Печальхолодно-синяя ненависть. Испытывать ярость, злитьсязначит быть живым.
Однажды, в один из немногих раз нашего общения, отец рассказывал мне, как пишется Музыка. Он говорил:
«Что мы знаем о звуке? Только то, что он двигается со скоростью 343 метра в секунду. Почему ты слышишь свое сердцебиение? Кевин, в каждом из нас играет Музыка. Маленькая, еле заметная мелодия. Тоненький голосок судьбы. В этой мелодии сокрыта тайна человека. Из-за белого шума мы не слышим ее, из-за грязного воздуха городов наши уши глохнут, из-за голосов в голове мы не замечаем самой сути, Кевин. А маленькая, едва различимая от тишины мелодия продолжает звучать. Как думаешь, какую мелодию знают абсолютно все?
Это она и есть. Музыка Жизни и Смерти. Все слышат ее с самого рождения и до самой смерти. Все ее знают. Все знают этот до банальности простой мотив. Но человек, Кевин, не понимает, что с ним говорит сам Бог, сама Вселенная неустанно шепчет в его оглохшие уши.
Но мало услышать такую Музыку. Важно понять ее. Если знаешь, как устроена Музыка, можно управлять людьми. Можно заставить целый город сброситься с крыш. Можно заставить человека поедать собственную плоть. Это сильнее желаний, сильнее воли, логики, да, черт возьми, это самое лучшее, что существовало на свете. Ты понимаешь?»
Конечно, раньше я не понимал. Отец всегда был недосягаем, как свет давно умерших звезд. Наши мировоззрения и рядом не стояли. Он был не от мира сего.
«Всю свою жизнь человек строит так, чтобы, использовав свое тело, разум и время, хоть на секунду приблизится к идеалу. Несбыточные мечтания. Человек тратит жизнь на то, чтобы найти эту мелодию. Музыку, которую знают все. Он вслушивается в каждый звук, ищет беспрестанно. В лихорадке, не здоровый, уставший, ослабший.
Человек всю жизнь пытается написать мелодию жизни и смерти. И каждый раз промахивается. Каждый раз терпит неудачу, а в конце умирает, полный сожалений. Это и есть жизнь. Поиск мелодии, которую запомнишь на всю жизнь.»
Я убежал. Ушел из Люцио. Подальше от Марии. Подальше от Киры. Я просто бежал по дороге на восток. Потом дорога оборвалась, и начались поля. Заросшие бурьяны, опушки. Я бежал под палящим солнцем, весь потный, грязный от прилипшей пыли. Потом был лес, в котором я ободрал все тело ветками. Еще был ручей. Я убежал очень далеко.
В то место, где не было никого. Место, о котором никто не знал. Самое укромное место. Это было огромное поле сахарного тростника (я знал, что это он). Я упал посреди поля, на влажную и сильно пахнущую траву. И уснул. И видел самый длинный сон в своей жизни.
Я был все в том же поле. Но тростник был реже, стал выше, и вообще перестал быть тростником. Это был бамбук. Я ощущал его запах, как каплю концентрата на кончике языка. Не было ни жарко, ни холодно. Не было никак.
Я сидел в маленьком лесу бамбука, на берегу маленькой речки, почти ручья. А на противоположном берегу появлялись образы, миражи. И голоса переполняли мою голову.
Этот Кевин ни на что не годен. Целыми днями сидит в своей комнате. Хоть бы на улицу вышел, девушку нашел. В семье не без урода.
Лентяй до мозга костей. Учиться не хочет, работать не хочет. Только просаживает деньги родителей. Бесполезный нахлебник. Поскорей бы избавиться от него.
Да, я убежал из Люцио. Но я не смогу убежать от мыслей. От комплексов. От страха. Мой выходтолько смерть.
Что о себе возомнил этот мальчишка? Умом не вышел, на лицо не красавец, а строит из себя не понятно что. Такой гордый. Неужели все слабаки и трусы такие высокомерные? Выскочка. Сам себе копает яму одиночества.
Самое тяжелоето, что тебе никто не поможет. Никто не сможет тебя понять, что ты чувствуешь и что думаешь. Тебе могут посочувствовать, могут пожалеть. Но никто не станет решать твои проблемы. Все мы одиноки. Никто никого не понимает. Так зачем мы живем?
Я бы дружил с ним, если бы он не был таким лжецом. У него нет лица, сказал Марк-Мирон.
Я бы хотела с ним общаться. Но он сморит на меня, как на последнюю шлюху. Он буквально дышит ненавистью к девушкам, сказала Мария.
Я рад, что ты ушел из дома. Не хотелось выгонять такого бедного мальчика. Мне надоело смотреть каждый день на твое грустное лицо. Думаешь, у тебя одного бывают неудачи? Мужик ты или нет? сказал Карл и растворился на противоположном берегу.
Я старался думать о другом. Гнал мысли прочь. Но она пришла. Она всегда приходит. На противоположном берегу появилась Кира. Спокойная, строгая. Она смотрела мне в глаза. Я желал, чтобы наше молчание продолжалось. Пока я не проснусь. Я знал, что она скажет, но не хотел, чтобы она это сказала. Кира, походу, видела это. Видела мои мысли. Она рассмеялась. Это был победный смех.
Я знаю, что проиграл. Я влюбился по уши, а она нет. Я проиграл.
Я ждал, сидя на своем берегу. Ждал приговора, ждал кары, ненависти, грязи в лицо. Я ждал, с упавшим сердцем, во власти страха, всем существом трясясь. Как перед лицом Господа Бога и его Судного дня.
Кевин.
Это оглушило меня. Я смотрел, не отрываясь, в ее глаза.
Милый Кевин.
Из-за этого я простил ей все на свете. Все обиды прошли. Одно слово выгнало весь яд с моего тела и моего мозга. Я вспомнил, с новой мощной силой, что безумно люблю ее. Мою жестокую Киру.
Я бы была твоей девушкой. Я бы любила тебя, Кевин. Гуляла бы с тобой под луной. Я бы защищала тебя. Приносила бы радость и уносила бы печаль. Заживляла раны и подставляла руку, если ты устанешь. Я была бы только твоей.
Если бы ты любил меня, а не хотел моего тела.
Если бы хотел защитить, а не сделать больно.
Если бы не боялся потерять, вечно ревнуя и подозревая.
Если бы думал обо мне, как я думаю о тебе.
В ее голосе не было укора. Во взгляде не было злости. Была печаль. Тихая грусть. Она ждала меня, а я не пришел.
Она растворилась в воздухе. Теперь навсегда. Я знал, что больше никогда не увижу ее.
Появилась сестренка. В красном платье. Она не изменилась, столько лет прошло, а я храню ее образ. Я помню ее голос, почему-то взрослый. Она была очень умной девочкой. В груди защемило.
Она умерла. Или погибла. Или исчезла. Она перестала быть, перестала звать меня по имени. Я больше не гуляю с ней, не держу ее маленькую ручку. Я не вижу ее серых глаз. Мы больше не болтаем о всякой ерунде.
Вика, только во сне приходящая ко мне.
Вика, к которой я обращаюсь с молитвой в трудную минуту.
Я скучаю по тебе, Кевин.
Я тоже очень сильно скучаю по тебе, сестренка.
Появился отец.
Кевин, сынок.
Я бы хотел расплакаться или закричать, чтобы снять напряжение. Отец жесток, бескомпромиссен. Смотрит в самую суть и говорит только по делу. Наверное, он не любит меня. Наверное, я не его сын.
Подобными мыслями я пытался вызвать в душе чувство ненависти или обиды. Но вся злость разрушалась об спокойствие. Отец спокойно смотрел на меня, и первый раз в жизни его взгляд не был туманным. Он был трезв, абсолютно собран. Темная густая челка, прямой нос, аккуратные очки, впалые щеки. Отец был худой, как и я. Отец страдал, как я, а может и хуже. Он многое повидал в жизни.
Каждый переживает тяготы в своей жизни. Все люди страдают, Кевин. Все чувствуют тоже, что и ты. Говорить о своих проблемахэто не слабость. Ты можешь плакать, или говорить, есть люди, которые выслушают тебя и поймут.
Но не ты, отец, сказал я, почему тебя постоянно нет, когда ты мне так нужен? Почему твоя помощьлишь голос в телефонной трубке? Папа, куда ты пропал? Почему, почему ты вечно пропадаешь?
Отец рассмеялся. И улыбнулся. Никогда я не видел этой улыбки. Доброй. Чистосердечной. Он смотрел на меня, как на любимое дитя и улыбался.
Кевин, я никогда не брошу тебя. Никогда не уйду
Тогда к чему весь этот цирк? К чему эта чертова деревня вместе с чертовой Кирой? Ты ведь не отправлял меня ни в какое прошлое, верно? Ох, что за фарс все было так глупо. И якобы машина времени, люди в костюмах, бестолковые документы. Зачем, скажи?
Отец еще больше заулыбался. Пропала та добрая улыбка. Он смотрел как обычно, с насмешкой, и говорил язвительно.
Я думал, ты уже понял. Видимо еще не вырос. Ну, какой парень не хочет съехать от родителей, найти девушку, устроиться на работу? У меня никогда не было отца, я жил на улице и воровал. Я постоянно дрался и постоянно убегал от полиции. А чего тебе нужно для счастья?
Я не смог ответить.
А ты ты не записал меня?
Что ты, нет конечно. Я не могу вписать собственного сына в симфонию Смерти и Жизни. Это противоречит Кодексу.
Он посмотрел на меня внимательно и долго.
Я знаю, чего ты боишься. Что вся история, от машины времени до побега из Люцио один большой сон. Боишься проснуться в пыльной квартире совсем один, не молодой и одинокий. Старый неудачник, бредивший идеей поймать в сновидениях Киру
А Кира реальна?
Конечно. В каком-то смысле.
Я задумался. И пока думал о всякой ерунде, понял, что скоро отец исчезнет. Скоро я проснусь. Хотелось спросить у отца совета, жизненного навета, что и как мне делать. Хотелось подольше послушать его голос.
Но вопроса не было. Я ничего не придумал.
Мы молчали. Мир сновидений начал распадаться. Я стал чувствовать реальный мирхолод, колючую траву, касание ветра.
Скоро я уйду. Навсегда. Жизнь бессмысленна, если нечем заняться. Когда ленишься, приходят мысли о суициде. Придётся найти дело, которому ты посвятишь все время и всю энергию. Все так живут, и по-другому никак. Попробуй найти Киру. Еще раз. И не молчи, Кевин. Признайся ей. Скажи, а не отдавай глупые письма. И не бойся. Все равны перед смертью.
Отец протянул мне руку, в первый раз в жизни. И я почувствовал сухую твердую ладонь человека, прошедшего через многое. Последнее, что я помниллистья бамбука, шелестящие на фоне неба.
Я проснулся в поле сахарного тростника.
«синее небо застывает перед глазами, когда ты произносишь имя; имя того, кто приходит по ночам в кошмарные сны, безмолвный и величественный; наводящий ужас шторм в бесконечном океане. А на самом дне я нашел то, что искал годамисмерть в объятьях чудовища»