Слушай, я не Марти всплеснул руками, не смог поймать подходящее слово и положил руки обратно на руль. Я люблю тебя, бро, но ты должен знать, что жизнь, которую ты выбрал
Аккуратней, Марти. Я серьезно: берегись. Мир сильно изменился, а ты и не заметил.
Марти заглянул Адаму в глаза:
Это ненастоящая любовь. Все просто убедили себя в обратном. Но от этого она не стала настоящей и никогда не станет.
У Адама от злости голова пошла кругом: откуда-то из живота поднялась сокрушительная волна гнева и боли, перекрывшая доступ кислорода в дыхательные пути. Вот бы найти слова, складную и взвешенную фразу, мощный снаряд, который можно швырнуть в Марти и стереть наконец эту гнусную жалость с его лица, а заодноненарокомуничтожить пикап брата вместе с его безмозглым высокомерием, одним метким ударом выиграв этот идиотский, никому не нужный, выматывающий душу спор.
Ах ты гад, только и вырвалось у него.
Он побежал дальше, врубив музыку на полную громкость. Лошадь и козел проводили его молчаливым взглядом.
Мышцы все же успели одеревенеть: казалось, у него на ногах шины или гипс. Но Адаму было все равно, он бежал дальше, и пикап брата вскоре остался позади.
Я люблю тебя, но
Вот всегда, всегда так: «Я люблю тебя, но»
Он прибавил шагу. И еще. И еще.
Эта ярость. Эта утомительная, бесконечная ярость. Неужели в его жизни ничего, кроме нее, не будет? Только эта злость, которая ломает изнутри, вытягивает жилы, уничтожая все прочие чувства, пока однажды он не перестанет понимать, когда действительно нужно злиться, потому что, кроме злости, внутри ничего не окажется.
Он бежал дальше. Шаги становились все шире, руки взлетали все выше.
«Не хочу так, думал Адам. Не хочу быть этим человеком. Не хочу постоянно со всеми ссориться».
Хочу любить.
Хочу любить.
Хочу любить Энцо.
Ноги работали на пределе физических возможностей. Они были практически отдельным организмом, полным дрожи и боли, так бывает, когда получишь травму на морозе. Если он остановится, то потеряет равновесие. Только бег и удерживал его в вертикальном положении.
«Хочу любить Линуса», подумал он.
Хочу хотеть любить Линуса.
Адам подбегал к дому с другой стороныутром он выезжал на машине в противоположном направлении. Он достиг максимальной скорости, и впереди уже маячил пожарный гидрантего финишная отметкапожарный гидрант, пожарный гидрант
Все, финиш. Он сбросил скорость и заходил кругами по лужайке. Сердце билось так сильно, что пульсировала кожа на запястьях. Грудь вздымалась, жадно втягивая воздухсловно золотая рыбка, которую вытряхнули из аквариума.
В ушах по-прежнему гремела музыка. Мама уже поглядывала на него из-под широких полей своей очень старомодной шляпы, в которой обычно копалась в саду. Ей всего сорок три. По образованиюлингвист. Почему она одевается как бабушка из рекламы дорогого печеньянепонятно. Чтобы быть ближе к народу, видимо. Впрочем, бабушкой-то она станет раньше, чем думала.
Адам, тяжело отдуваясь, продолжал нарезать круги по газонуждал, когда стихнет пульсация в висках и ушах. Пару раз его рвало от нагрузок, было дело. Приятного мало, конечно, и все же Адам в те минуты чувствовал себя немножко героем. Была в этом какая-то удивительная силапренебрегая границами дозволенного и безопасного, он растворялся в забвении, полностью исчезал, позволял себе исчезнуть.
И сейчас он не понимал, отчего у него трясутся рукиот нагрузок или от злости.
Адам остановился, согнулся пополам, попытался сделать вдох носом. Не поднимая головы, выключил музыкумама явно что-то ему говорила.
А?
Я сказала Она безжалостно обрезала неуступчивую хризантему. Не понимаю, зачем так драматизировать. Целое представление из пробежки устроил!
В смысле?
Мама издала какие-то мерзкие хрюкающие звуки. Адам даже не сразу понял, что она изображает его надсадное дыхание.
Ты же не марафон бежал!
Адам сглотнул.
У Марти новая подружка. И она только что залетела.
Мама даже не подумала ему поверить, отмахнулась, и все.
Вот опятьсплошная драма, драма, драма. Когда-нибудь ты вырастешь, малыш, и мы
Он собирался рассказать вам с папой в выходные. Они скоро поженятся, и университет предоставит им специальное жилье.
Мама открыла рот, потом закрыла, потом снова открыла:
Не нравятся мне такие шутки, Адам. Ты думаешь, это очень смешно, но в конечном итоге все понимают, что ты солгал. И ведь не про кого-нибудь, а про родного брата!
Легок на помине!
В самом деле, его брат подъехал к дому так вовремя, что Адам даже засмеялся.
Мама сделала строгое лицо:
Это не смешно!
Да, ты права. Ничего смешного. Понятия не имею, где он возьмет деньги на ребенка и на последний год обучения в семинарии. Учитывая, что у нас с деньгами сейчас туго.
Они молча наблюдали, как Марти паркуется, а тот разглядывал их лицапытался понять, что ему светит. Вот тут-то до мамы начало доходить.
Катя?.. прошептала она.
Не-а, ответил Адам, снова врубил музыку, чтобы не слышать криков, и ушел в дом.
Он отправился прямиком в душ, но через несколько минут даже сквозь звук льющейся воды услышал вопли (в основном мамины). Мама в прямом смысле слова выла. И не так уж она расстроиласьпросто не хотела упускать возможность хорошенько повыть.
Тут Марти начал барабанить в дверь ванной.
Зачем?! орал он. Зачем, бро?
Адам только сцепил руки за головой и сунул ее под поток воды.
И правда: зачем?
В груди все еще горело, да так сильно, что было не понять, где заканчивается гнев и начинается боль. Казалось, рана никогда не заживет. Родители и брат постоянно ее бередили, продолжая при этом твердить о своей любви.
Сегодня день плача, он это понималведь вечером уезжает Энцо. Но пока плакать рано. Нет, он не станет плакать.
А родным надо отдать должное: знают его больные мозоли.
Вдруг они правы? Вдруг с ним действительно что-то не так? Вдруг на каком-то глубинном уровне, там, где обретается его истинная сущность в самой простейшей, очищенной формевдруг на этом уровне он действительно порочен? Вдруг в одном из первых кирпичиков, из которых начинала складываться его личность, пошла крошечная, едва заметная трещина? И на эту трещину, на изначально поврежденный фундамент, потом накладывались все последующие события его жизни. А в итоге получилась броня, сооруженная поверх фасада, построенного на непрочном фундаменте, и на самом деле у его личности нет никакого ядра, здорового стержня.
«Способен ли я любить? думал он. По-настоящему?»
И можно ли любить меня?
Адам закончил принимать душ, вытерся иубедившись, что Марти ушел, прокрался по коридору в свою комнату. Там он переоделся в форму мегакорпорации «Зло интернэшнл» из голимой синтетики, разумеется, но неплохо скроенную (ведь клиентов мегакорпорации «Зло интернэшнл» не должны обслуживать нищие), взял ключи, одежду для вечеринки, в которую он переоденется у Линуса, и телефон.
Помедлив немного, написал сообщение: «Прости, что рассказал им, бро. Но ты тоже виноват. Жду извинений».
Он отправил ее и кликнул по другому контакту из списка.
«Подружка Марти залетела. Это не шутка!»
«ЧТО?!?!?! написала в ответ Анджела. Он Джуди Блум хоть читал?!»
«В общем, у нас тут адок. Мама воет».
«Повезло тебе! Мои предки вечно всем довольны».
Он улыбнулся, но только потому, что так было надо. Для этого он и написал подруге, верно? А вообще-то улыбаться не хотелось.
Адам замер и прислушался, пытаясь подгадать момент и выскочить из дома незамеченным.
3Мегакорпорация«Зло интернэшнл»
Факт есть факт: Терны были гораздо беднее, чем казалось со стороны. Дом (вместе с хризантемами) принадлежал церкви, которая совершенно бесплатно предоставляла жилье семье священника. Но, поскольку они не были хозяевами дома, то и заложить его не могли, чтобы заплатить, к примеру, за образование Марти и Адама (хотя учеба последнего пока была под вопросом). Кроме того, «Дом на камне» удивительнопросто до смешногомало платил своим сотрудникам.
В «Ковчеге жизни», самой крупной евангелической церкви города Фром, дела обстояли несколько иначе. Они не были конкурентами «Дому на камне» (что вы, какая конкуренция? мы все тут служим Господу, делаем Божье дело!), однако дух соперничества был у Здоровяка Брайана Терна в крови. Годы его службы в «Доме на камне» стали одной сплошной (и тщетной) попыткой обойти «Ковчег жизни» как по количеству прихожан, так и по степени святости в общем зачете кубка «Божье дело».
Несмотря на все его старания, именно у пастора «Ковчега» Терри Лагранда по кличке Волосы и его жены Холли-Джун было четыре прихода по тысяче с лишним человек в каждом, которые по воскресеньям выстраивались в очереди у ворот церкви. Именно проповеди Терри и Холли-Джун об Евангелии процветания звучали особенно убедительно, ведь ездили они на золотом «Мерседесе». Именно у Терри и Холли-Джун были три идеальные черноволосые дочери, старшая из которых подписала контракт со студией звукозаписи. Скоро у нее выходил первый сингл«Одинокие девушки (невесты Христа)».
Терны из кожи вон лезли, чтобы хоть со стороны казаться достойными соперниками Лаграндам. А в действительности, учитывая, что в прошлом году мать Адама уволили с должности лингвиста-аналитика при Министерстве обороны в Сиэтле, они едва сводили концы с концами. Почти все свободное от учебы время Адам вкалывал, просто чтобы позволить себе чистую одежду и бензин для старенькой двадцатилетней «Хонды», которую он купил по объявлению за четыреста долларов.
А работал он на огромном складе мегакорпорации «Зло интернэшнл» под начальством Уэйда Джиллингса, который в тридцать восемь лет до сих пор заведовал складом (пусть и огромным), носил пугающе тесные брюки и слишком, слишком часто распускал руки.
Терн! заорал он, когда Адам проходил мимо унизительно тесной кладовки, служившей Уэйду кабинетом. Из двери высунулась рука и шлепнула Адама по левой ягодице.
Адам закрыл глаза.
Мы ведь это обсуждали, Уэйд. Я буду жаловаться!
Уэйдего усы и стрижка вышли из моды лет тридцать назадскорчил морду грустного щеночка и плаксиво заскулил:
Я Адам Терн, и у меня болит киска!
Господи, Уэйд
Ты опоздал.
Неправда.
Почти. Я запросто могу на тебя настучать.
Я не опоздаю, если ты дашь мне вовремя отметиться.
Уэйд ухмыльнулся:
Хочешь, чтобы я тебе дал?
Адам повернулся к планшету на стене с приложением для табельного учетаи слишком поздно сообразил, что стоит спиной к Уэйду. Тот шлепнул его по правой ягодице и сказал:
За работу! Карен и Рене уже в хозтоварах.
Адам со вздохом отметил в приложении время прихода на работу. Пока он добирался до отдела хозтоваров в дальней части огромного склада, телефон у него в кармане несколько раз провибрировал.
«Чувствую некий напряг насчет ситуации у тебя дома, писала Анджела. Или меня глючит?»
«Нет, ответил он. Все как обычно».
«То есть плохо, как показывает практика. Ну ничего, вечером мы тебя развеселим».
«А ты как? И о чем ты, кстати, хотела поговорить?»
«Успокойся, параноик! Все нормально. Уэйд тебя уже облапал? Между прочим, это карается».
Адам знал Анджелу с третьего класса, но подружились они только в пятом, когда поехали на ночную экскурсию в обсерваторию. Октябрь в штате Вашингтон всегда пасмурный, однако на такой случай коварные владельцы обсерватории запаслись планетарием. Тридцать десятилеток (под бдительным присмотром пары родителей, включая Марик Дарлингтонмать Анджелы) разложили на полу спальные мешки и глазели, как на потолке разворачивается Вселенная. Шоу длилось всего пятнадцать минут, а потом его просто включили еще раз. И еще. После четвертого повтора начался бунт, и сотрудник обсерватории врубил «лазерное шоу», которое последний раз крутили в начале 80-х, если не раньше. Тридцать сонных подростков начали засыпать под наполненную светом колыбельную «Темная сторона Луны».
Утром Адаму пришла смс: папа сообщал, что заберет его на час позже, потому что миссис Наварре попросила «полечить молитвой» ее ревматоидный артрит.
Да неужели? спросила мама Анджелы. И все-таки предложила подбросить Адама до дома.
Адам и Анджела тихо сидели на заднем сиденье, а миссис Дарлингтонлет на десять старше его материбез умолку болтала, то и дело поглядывая на них в зеркало заднего вида.
Ну как, вам понравилось? спросила она. Да, настоящий космос вам так и не показали, но шоу было неплохое, когда его крутили в первый раз. А лазерное представлениебоже мой, я прямо молодость вспомнила! Однажды я тайком от родителей побывала на таком мероприятии. Дело было в Голландии, все курили травку, и дым стоял коромыслом, а лазерные лучи в дыму казались прямо трехмерными! Кстати, именно тогда тетя Фамке познакомилась с дядей Дирком и забеременела твоим двоюродным братом Лукасом.
Мам! Анджела закрыла лицо ладонями.
А что? Миссис Дарлингтон покосилась в зеркало на Адама. Ой, прости, Адам, я не хотела тебя смущать.
Вы меня нисколько не смутили, сказал Адам.
Даже наоборот: мама Анджелы разговаривала так, как матери обычно не разговаривают. Он мог слушать ее вечно.
Мои родители считали, продолжала она, что сюсюкать с детьми и избегать определенных тем нельзя. Что это сродни жестокому обращению: из них вырастут нежные тепличные цветочки, которых в настоящем мире просто сожрут заживо. Да мне и самой нравилось, что взрослые ждут от меня понимания. Что это я тянусь к ним, а не они снисходят до меня. Понимаешь?