Он еще раз глянул на экран смартфона. Ну, неудивительно! Приложение для бега показывало, что он достиг максимальной скорости. Такая скоростьнаучись он набирать ее сразу, а не под конец пробега, сулила бы ему будущее вполне конкурентоспособного спортсмена.
Возможно, та шутка Анджелыесли это вообще была шуткасыграла свою роль в их отношениях. Понятное дело, Анджела просто хотела помочь. Она ведь думала, что Энцо тоже неровно дышит к Адаму. Но если изначально это было не так, она фактически вручила ему полную власть над Адамомвот так запросто, одной необдуманной фразой.
Ты правда меня любишь? спросил Энцо перед тем, как они поцеловались. На его красивом лице сияла одновременно удивленная и заинтригованная улыбка.
Что ж, все может быть. Ведь куда проще быть любимым, чем любить самому.
Деревья внезапно упираются в серый бетон. Она едва не падает в пустой воздухтакое чувство, что перед ней резко убрали стену.
Как это понимать? Она потрясенно оглядывается по сторонам.
Ноги у нее в порезах и ссадинах после долгой прогулки босиком по лесу. Земля там была покрыта не только лесным мусоромветками, шишками, хвоей, но и человеческими отходами. Разбитое стекло, ржавая тележка из супермаркета, огромное количество пластика всехкак на подбор отвратительныхоттенков. Одна поляна оказалась усеяна иглами от шприцов, которые так и вонзались ей в пятки, пока она наконец не посмотрела вниз (решив, что на нее напал дикобраз).
Крови почему-то нет. И боль приглушенная, едва ощутимая, словно доносится из другой комнаты.
Впереди, на противоположном конце забетонированной площадки, стоит ветхий, заброшенный продуктовый магазинчик.
Хочется пить.
Хочу пить, говорит она вслух.
Здесь вам с этим вряд ли помогут, юная леди, отвечает голос.
Человек. Мужчина. Его одежда, кожа, волосывсе цвета камуфляжной пыли, делающей его практически невидимым в тени старинной помойки, расположившейся у стены здания.
Она пытается ответить, пытается спросить, что это значит, но язык не слушается. Она лишь с огромным трудом повторяет то, что уже сказала, и хмурится. Почему говорить стало так тяжело?!
Человек выходит из тени и приглядывается. Его обожженное солнцем лицо похоже на бородатую морщинистую маску, однако на нем отчетливо видно беспокойство.
Под кайфом ты, что ли?
Тут его голос меняется, словно он начинает говорить сам с собой:
Небось наркотики Ну да, они самые. Там, в лесу, миллион лабораторий Вот только лицо у нее Наркотики плавят лица, а у нее лицо не расплавленное, нет-нет, ее лицокак солнце на воде, дружище, солнечные блики на воде
Затем он вновь обращается к ней:
Вам нужен врач?
От слова «наркотики» у нее в животе словно закручивают винтхолодный, страшный, и изнутри вспархивают, будто удушающий ворох перьев, слова: не нужен, не нужен, не нужен
Не нужен, отвечает она.
Смотрю на нее, говорит человек, и не знаю, правду она говорит или нет, да и вообщена мой ли вопрос она отвечает? А солнце, что жжет мне лицо, совсем не то же солнце, что светит на нее, о нет, на нее светит другое солнцепреломленное водой, подвижное, живое, дышащее
Он встает и как будто сам тому удивляется.
Затем вновь подает голос:
Вы меня не бойтесь
И уходит обратно в тень. Там он поднимает с земли уже открытую черную банку.
Ладно, помогу вамдам попить. Хотя вряд ли вам стоит много пить на такой жаре, под палящим солнцем.
Он делает шаг навстречу.
Вот, юная леди, видите? Я не жду, что вы сами ко мне подойдете. Глупо от нее этого ждать. Надо подойти первым. Слышишь? Надо. А вдруг она сделает тебе больно?
Не сделаю, отвечает она и сознает, что говорит правду.
Человек идет по серому бетону (идти ему явно тяжело и больно, однако он не медлит и не останавливается). В шаге от нее он замирает и протягивает напитоктянется изо всех сил, будто знает, что она не в состоянии сделать даже шаг навстречу.
Она делает этот шаг и обхватывает его протянутую руку ладонями. От неожиданности он резко втягивает воздух. Теперь она чувствует его запахнемытой кожи, нищеты, крайнего одиночества. Она берет банку, все еще держа человека за руку. Раскрывает его шершавую ладонь и проводит по ней пальцем.
Эта рука произносит она. Эта рука меня убила.
Нет, не эта.
Такая же.
Все руки одинаковые. Одинаковые и в то же время разные.
Она отпускает его ладонь и замечает банку в своей руке. От банки исходит сильнейший, почти живой запах дрожжей.
Она делает глоток. Вкуссловно грохот железнодорожного поезда, бой тимпана, свет маяка в тумане. Она смеется, пена струится по подбородку.
Господи, я же терпеть не могла эту дрянь, говорит она одновременно своим и совершенно чужим голосом. Потрясенно умолкает.
«Нет, я прежде не пробовала этот напиток», думает она.
«Пробовалаи он мне страшно не понравился», думает она.
И то и другоеправда, говорит она вслух.
Так оно и бывает, кивает человек.
Скажите. Сколько нас? Сколько меня?
А сколько вам надо, столько и есть.
Интересно, сможет ли он дать ответы на все вопросы, что парят позади нее и над ней, словно стая зорких птиц, ждущих, когда же она оступится? Как она сюда попала? Куда идет? Что за шип засел в ее сердце?
Нет, конечно, нет. Сразу видно, что он очень встревожен, ему страшно за себя. Он ущербен, надломленподобно многим из них (из кого?), и борется из последних сил. Она не находит в себе даже разочарования. Только жалость.
Спасибо, говорит она, с серьезным видом возвращая ему банку.
Она возвращает тебе банку, говорит человек. Освещает тебя лучами солнца и благодарит.
Верно, благодарю.
Она тебя благодарит.
Человек провожает ее взглядом. Она идет по забетонированной площадке в сторону пустой дороги. Решительно, целенаправленно, не обращая никакого внимания на острые бугры и камни, впивающиеся ей в ноги.
Она уходит, говорит человек, делая глоток из банки.
Его лицо сохраняет прежнюю невозмутимость, когда из леса на парковку выходит фавн, цокая копытами по бетону, словно важный осел. Он очень высокий, около семи футов ростом, c мохнатыми ногами, рогатой головой и обнаженной грудьювесь он гол, как дикий зверь, и исходящий от него приапический козлиный запах прочищает нос не хуже ментола. Фавн тянется к человеку.
Существо прикасается к твоим глазам, говорит человек. Это явно сон. Иначе и быть не может. Существо дарует тебе забвениелегкое и сладостное.
Фавн уходит, оставляя человека в состоянии эйфории. Только эту эйфорию он и запомнит, все остальное забудется, как сон. Взглянув на солнце, фавн устремляется вслед за девушкой. Впереди еще целый день, но он не бесконечен.
Времени осталось малолишь до наступления сумерек.
В конце дорожки вдоль берега озера началась седьмая миля. До дома оставалась однаесли, конечно, он не решит повернуть налево и накинуть еще четыре. Но в ту сторону ничего не было: только закрытый магазин «711», лес и добрая половина лабораторий округа. Впрочем, раньше Адама это не останавливало. В свои лучшие (и худшие) дни он там бегал, но сегодня при всем желании не мог: время поджимало.
Вместо этого он повернул направо, пробежал через парковку и только тут заметил на ней пикап старшего братасам брат сидел за рулем.
Адам! заорал Марти так, что Адам услышал даже в наушниках.
Не останавливаюсь! прокричал он в ответ и, не сбавляя шагу, свернул на старую деревенскую дорогу (без обочин, разумеется, и как это ему до сих пор ни разу не пришлось поваляться в канаве?).
На эту самую дорогу выходил западный забор фермы Анджелы. Самого дома отсюда было не видно, зато неподалеку часто паслась ее лошадка в компании лучшего другакозла.
Эй, бро, сказал бро.
Он медленно катил по дороге рядом с Адамом и ждал, когда тот снимет наушники.
Я тебе сигналил, когда ты поворачивал к озеруне слышал, что ли?
Не-а.
Прыгай в машину. Надо поговорить.
Не. И кстати, ты вроде отцу помогал.
А ну да. Брат произнес это с отчетливой заминкойАдам аж покосился на него от удивления. Но бежать не перестал.
Его золотой брат. Волосы светлые, почти белые, выцветшая на солнце борода тоже кажется белокурой (хотя обычнорыжеватая), внушительные плечи, очаровательная улыбка, которая могла бы сделать Марти самым популярным молодежным пастором в мире, не будь он самым занудным учителем местной воскресной школы за всю историю ее существования. Если верить слухам, он стал еще и самым занудным будущим проповедником в своей семинарии. Да, да, именно поэтому отец считал старшего сына бездарью.
Многим кажется, что парень с такой внешностью должен по определению уметь работать с публикойего даже не надо этому учить. Из всех проклятий, что могут выпасть на долю человека, физическая привлекательностьсамое приятное и завидное. Но все же это проклятье, как ни крути.
Мои идеи насчет завтрашней службы он забраковал, сказал Марти. Назвал их «баландой для школьников».
Папа же из Орегона. С чего это он выражается, как зэк из Аппалачии?
В семинарии это называют «быть ближе к народу».
Я на финишной прямой, Марти. Мне бы не отвлекаться
Залезай. Подвезу.
Еще раз: нет. Адам даже не подумал останавливаться. Марти медленно катил рядом, следя за движением на дорогесовершенно, впрочем, пустой (потому-то Адам и выбрал ее для пробежки).
Марти предстоял последний, выпускной год в семинарии, где его учили проповедовать и совершать богослуженияс тем расчетом, что он будет служить в «Доме на камне», а когда-нибудь, возможно, станет главным пастором церкви во втором поколении. Марти до сих пор отчаянно об этом мечтал, хотя окружающие постепенно убеждались в его полной профнепригодности.
Слушай, бро
Адам наконец остановился.
Я тут вообще-то занят! Ты ослеп? Или в семинарии из нормальных людей делают важных индюков, которым плевать на остальных?
Ого. У тебя все нормально?
Чего тебе надо?! Адам краем глаза заметил лошадь Анджелы и ее приятеля, козла. Они жевали травку неподалеку от забора и заинтересованно наблюдали за перепалкой двух братьев.
Марти немного помолчал, не вырубая двигатель.
Мне было бы гораздо проще, если бы ты сел
Марти!..
Я скоро стану отцом.
Адам заморгал. Лошадь и козел тоже: настолько неуместно и нелепо прозвучала фраза.
Ты переходишь в католичество?
Марти сперва вытаращил глаза, а потом до него дошло:
Да нет, я про другое!
Адам подошел поближе к открытому окну пикапа.
То есть?..
Да.
Ну, ни хрена себе!
Марти закрыл глаза:
Я бы попросил тебя не выражаться.
Катя залетела?
Марти встречался с Катейкрасивой девчонкой родом из Белоруссии и самую малость антисемиткойчуть ли не с первого курса семинарии. Каким-то чудом ее занесло в тот же сельский христианский институт в Айдахо, где учился Марти (история была невероятно запутанная, что-то про патронат и финансовую поддержку государства). Только она училась на инженера. Марти и Катя оказались двумя самыми красивыми студентами на кампусеа то и во всем Айдахо, и ясно было, что рано или поздно они станут парой. Приезжая в гости, Катя привозила с собой весы: взвешивать порции потребляемой пищи. Родители Адама ее боялись.
Брат проглотил ком в горле.
Нет, не Катя
Не Адам оперся на дверь машины. Ох, Марти! Что ты натворил?!
Марти достал из кармана телефон, смахнул пару раз экран и показал брату фотографию: очень красивая (разумеется) чернокожая девушка, примерно одного возраста с Марти, держала в руке голубой пластиковый стаканчик, из каких пьют спиртное на вечеринках (а не на «встречах»). На ней был свитшот с эмблемой того же христианского института, то есть они с Марти учились вместе, но он почему-то никогда о ней не рассказывал.
Ее зовут Фелис, с улыбкой сказал он. Это значит «счастливая».
А, ну ладно, тогда все окей, невозмутимо ответил Адам. По гороскопу она кто, говоришь?
Светлые брови Марти завели беседу сами с собой.
Лев, кажется? А тебе вообще-то заче
Марти! Как ты умудрился сделать ей ребенка?! Ты про контрацепцию когда-нибудь слышал? А она?
Это у нас не приветствуется, хмуро ответил брат.
То есть беременность приветствуется?
Нам не положено вступать в такие связи
Погоди минутку. Сердце Адама качало кровь все медленнее и медленнее, мышцы уже начали наполняться молочной кислотойвосстанавливаться после пробежки. Если в ближайшее время он не побежит, то скоро окончательно остынет и превратится в голема. Почему ты рассказываешь об этом мне? Выследил меня на пробежке Он прищурился. Ты еще не рассказал маме с папой!
Марти хотя бы хватило порядочности сделать пристыженное лицо:
Я не мог больше это скрывать! Хотел поделиться с кем-нибудь
Адам выдохнул:
И она, конечно, решила оставить ребенка.
Конечно! Об аборте и речи быть не
Для нее? Или для тебя?
Для нас обоих!
Иногда это самый разумный вариант, бро.
Марти разочарованно покачал головой:
Папа был прав. Ты сбился с пути.
Ага, так говорят все, кто даже не пытается отправиться в путь. Зато Адам жестом пресек извинения брата, которые явно просились наружу, я могу утешиться мыслью, что хотя бы насчет тебя папа ошибся.
Они помолчали с минутудорога по-прежнему была пуста, лишь работавший вхолостую двигатель пикапа нарушал тишину росистого утра. Лошадь и козел по-прежнему жевали траву, всем своим видом выражая невинное любопытство. Адам провел рукой по потным волосам.
Вы поженитесь?
Марти кивнул:
Она только вчера узнала. И сразу мне позвонила. А я сразу сделал ей предложение.
По телефону?
Да. Она уже разговаривает со своими родителями, они живут в Денвере. А я поговорю с мамой и папой в выходные. Если нас не убьют, мы поженимся в начале учебного года. Университет даже предоставляет женатым парам специальные комнаты в общаге.
Где? В 1952-м?
Марти тихо рассмеялся. Он всегда смеялся тихо.
Ладно, а от меня ты чего ждешь? Поздравлений? спросил Адам. Ну, окей, поздравляю. Учитывая, что я знаю о существовании твоей избранницы примерно тридцать секунд и видел одно ее фото, я за вас очень рад.
Я люблю ее. По-настоящему. И она тоже меня любит.
А с Катей что?
Катя была ну, злобная.
Не говори.
Марти снова сделал пристыженное лицо.
Вообще-то я хотел все рассказать родителям сегодня вечером, пока ты на встрече. Ты же не?..
Не?..
Не собирался сообщить им какую-нибудь важную новость?
Это какую?
Ну, я просто подумалесли мы признаемся одновременно, то им придется орать на нас обоих. И тогда каждому меньше достанется
Какую еще важную новость? Адам пристально смотрел Марти в глаза, бросая ему вызов: ну, мол, скажи это вслухили слабо? Марти не сказал. Даже если сегодня они очень на тебя разозлятся (а они разозлятся), то рано или поздно остынут. У них ведь будет внук. Надо просто переждать бурюи счастливый конец у тебя в кармане. Он не удержался и добавил: Как всегда.
Не всегда.
Тебе они достаются почаще, чем мне.
Марти вновь покачал головой:
Ты по-прежнему ребенок И пока даже представить не можешь, что такое любовь. Но когда-нибудь ты это узнаешь. Надеюсь.
Тебе двадцать два года, Марти. Что ты можешь знать о любви?..
Бро
Пусть Фелис не первая девушка, с которой ты переспал. Она вторая, так?..
Какое отношение это имеет
Ну, во-первых, моя сексуальная жизнь уже понасыщенней твоей будет.
Не желаю об этом знать
А во-вторых, я знаю, что такое любовь, Марти.
Нет, не знаешь. Подростковая любовьнезрелая, детская. Особенно такая Он умолк.
Какая? Адам практически залез в салон через окно. Особенно какая?!
Марти, кажется, искренне смутился:
Думаешь, они ничего не знают? Думаешь, они не лезут ко мне с расспросами про тебя?
Ну, ко мне-то они с расспросами не лезут, поэтому я сделал вывод, что они просто решили об этом не думать.