В марте Эйзенхайм покинул Вену и отправился в тур по Империи, во время которого он посетил Любляну, Прагу, Теплице, Будапешт, Колошвар, Черновцы, Тарнополь, Ужгород. Возвращения Мастера в Вену ожидали с нетерпением, граничащим с безумием. В газетах много писали об Анне Шерер, темноглазой шестнадцатилетней дочери одного венского банкира, которая заявляла, что чувствует глубокую духовную связь с Гретой и не может жить без неё. Несчастная девушка сбежала из дома, и через два дня полиция нашла её в холмах к северо-востоку от города, где она бродила в самом плачевном состоянии; вернувшись домой, она заперлась в комнате и безудержно рыдала там по целым дням. Восемнадцатилетний юноша был арестован однажды ночью в саду самого Эйзенхайма; он признался, что хотел пробраться на «фабрику дьявола» и узнать секрет, как можно воскрешать мёртвых. Поклонники «Тайная доктрина, синтез науки, религии и философии» (англ. The Secret Doctrine, the Synthesis of Science, Religion and Philosophy) главное сочинение Блаватской в трёх томах. Основу «Тайной доктрины» составляют стансы, переведённые из сокровенной «Книги Дзиан» с комментариями и пояснениями автора. Также в книге подробно рассматривается фундаментальная символика, используемая великими религиями и мифологиями мира. В первом томе речь идёт об образовании Вселенной. Второй том рассматривает происхождение и эволюцию человека. Третий том содержит истории некоторых великих оккультистов.
Греты и Франкеля собирались небольшими группами и говорили о Мастере; ходили слухи, что в одной отдалённой деревушке в Каринтии он демонстрировал ещё более захватывающие и пугающие чудеса.
Мастер вернулся, занавес поднялся снова, и снова дрожащие пальцы сжали подлокотники кресел, обитые голубым бархатом. На пустой сцене стоял только простой стул. Эйзенхайм выглядел бледным и усталым, на его запавших висках лежали тени; он подошёл к стулу и сел, положив длинные руки на колени. Он уставился в пространство и сидел, не шевелясь, сорок минут; с его высоких скул струился пот, а на лбу вздулась толстая вена. Постепенно в потемневшем воздухе стала различима фигура. Сначала она была размытой и неясной, словно колебание воздуха над радиатором в морозный день, но скоро воздух сгустился, и вот перед осевшим на стуле Эйзенхаймом стоял прелестный мальчик. Его большие карие глаза, обрамлённые тёмными ресницами, смотрели доверчиво и немного мечтательно; у него была копна золотистых кудрей, а одет мальчик был в школьную форму с короткими зелёными штанишками и длинными серыми носками. Он, казалось, был удивлён и смущён, поначалу стеснялся зрителей, но вскоре освоился и назвал своё имя: Элис. Многие отмечали разительный контраст между этим ангельским созданием и мрачным, задумчивым чародеем. Очаровательный ребёнок буквально заворожил аудиторию. Но вот одна женщина поднялась на сцену. Она наклонилась, чтобы коснуться волос Элиса, но её рука встретила пустоту. Издав не то крик, не то стон, она поспешила спуститься со сцены в полном смятении. Позднее она рассказывала, что воздух был холодный очень холодный.
Грета и Франкель были забыты новая лихорадка носила имя Элиса. Бесплотный мальчик был самой удивительной иллюзией, когда-либо созданной на сцене; спиритуалисты утверждали, что Элис был духом мальчика, который погиб на Гельголанде в 1787 году. Возбуждение достигло такого предела, что когда воздух перед Эйзенхаймом начинал сгущаться и в нём обозначалась фигура мальчика, зрители едва могли сдержать крики и рыдания. Элис не демонстрировал никаких магических номеров, а просто ходил по сцене, отвечал на вопросы зрителей или спрашивал сам. Он сказал, что родители его умерли; многие вопросы приводили его в замешательство, и он не знал, как оказался здесь. Иногда он покидал сцену и медленно шёл по проходу; руки тянулись к нему и встречали только воздух. Через полчаса по воле Эйзенхайма он начинал дрожать, блёкнуть и вскоре исчезал. Его исчезновение обычно сопровождалось истерическими вскриками; после особенно неприятного случая, когда одна молодая женщина бросилась на сцену и стала цепляться за тающую в воздухе фигуру, господин Уль стал снова появляться в театре и наблюдал за представлениями с большим интересом.
Уль присутствовал на том представлении, когда Эйзенхайм произвёл очередной ошеломительный эффект, вызвав для Элиса подругу девочку по имени Роза. У неё были длинные тёмные волосы и чёрные мечтательные глаза, славянские черты лица; она говорила медленно и серьёзно, часто останавливалась, подбирая точное слово. Элис поначалу стеснялся её и отказывался говорить в её присутствии. Роза сказала, что ей двенадцать лет; она сказала, что знает тайны прошлого и будущего, и предложила предсказать любому из присутствующих, как он умрёт. Молодой человек с тонкими чертами, очевидно студент, поднял руку. Роза подошла к краю сцены и долго смотрела на него своим серьёзным взглядом; потом она сказала, что в ноябре юноша будет кашлять кровью и умрёт от туберкулёза будущим летом. Молодой человек был явно потрясён; он побледнел, начал было гневно протестовать, потом вдруг сел и закрыл лицо руками.
Роза и Элис быстро подружились. То, как Элис постепенно преодолевал свою застенчивость и всё больше привязывался к подружке, представляло собой очень трогательное зрелище. Стоило ему появиться на сцене, как он немедленно начинал беспокойно оглядываться по сторонам, широко раскрыв глаза, высматривая свою Розу. Пока Эйзенхайм продолжал сидеть, напряжённо уставившись в пространство, Элис занимался своими делами, но время от времени тайком поглядывал на волшебника. По мере того как воздух перед ним всё больше темнел и сгущался, волнение мальчика росло; когда Роза наконец появлялась, на лице его отражался почти болезненный восторг при виде её скуластого личика и мечтательных чёрных глаз. Часто дети увлекались игрой, словно забыв о зрителях. Держась за руки и покачивая ими взад и вперёд, они бродили по воображаемым тропинкам, поливали невидимые цветы из невидимой лейки; зрители не раз отмечали изящество каждого их движения. Во время этих игр Роза пела печальные мелодичные песни на незнакомом нижненемецком диалекте, которые надолго западали в память.
Не вполне ясно, откуда взялся слух, что Эйзенхайма собираются арестовать, а его театр закрыть. Одни говорили, что Уль планировал это с самого начала и просто поджидал подходящего момента; другие указывали на некоторые конкретные случаи. Один такой случай произошёл летом, когда вскоре после появления Элиса и Розы в публике началось какое-то волнение. Сперва послышался резкий шёпот и возмущённое шиканье, потом неожиданно одна женщина вскочила с места и отшатнулась: рядом с ней в проходе возник ребёнок. Это был мальчик лет шести; он спустился по проходу, взобрался на сцену и улыбнулся оттуда зрителям, которые сразу поняли, что он такой же, как Элис и Роза. Хотя таинственное дитя больше не появлялось, зрители с подозрением поглядывали на своих соседей; в этой наэлектризованной атмосфере слухи о предстоящем аресте, раз возникнув, уже не утихали. Само ежевечернее появление господина Уля в театре было поводом для возбуждённых перешёптываний. Казалось, что между фокусником и полицейским было какое-то тайное противостояние; говорили, будто господин Уль планирует драматический арест, а Эйзенхайм блестящий побег. Эйзенхайм, со своей стороны, игнорировал все эти слухи и ничем не старался смягчить то тревожное впечатление, которое Элис и Роза оказывали на публику; напротив, словно бросая вызов собирающимся против него силам, он вызвал на сцену ещё один образ уродливую старуху в чёрном платье, которая перепугала и детей, и зрителей. Официальным основанием для ареста Мастера и закрытия его театра послужило нарушение общественного порядка; в полицейских отчётах содержались упоминания о более чем сотне случаев в течение года. Но личные записи господина Уля открывают более глубокую причину. Шеф полиции был умным и начитанным человеком, к тому же любителем-фокусником, и его не слишком беспокоили поступавшие время от времени жалобы на представления Эйзенхайма, хотя он скрупулёзно регистрировал каждый такой случай и проверял, не угрожает ли он общественной безопасности и морали. Нет, господина Уля волновало нечто другое, чему он и сам не мог найти точного определения. В его записках часто встречается выражение «переходит всякие границы»; по всей видимости, он имел в виду, что некоторые вещи необходимо строго различать. В частности, необходимо было различать жизнь и искусство; с другой стороны иллюзию и реальность. Эйзенхайм намеренно нарушал эти границы и посягал на самую суть вещей. В конечном счёте, господин Уль обвинял Эйзенхайма в подрыве основ мироустройства, а следовательно, и в покушении на Империю, что было куда более опасно. Ибо что станет с Империей, если границы потеряют свою нерушимость?
Вечером 14 февраля 1902 года холодным, ясным вечером, когда звон лошадиных подков далеко раздавался на улицах города, а женщины до подбородка кутались в чёрные боа и прятали руки в меховые муфты дюжина полицейских в униформе заняла места в зрительном зале Эйзенхаймхауса. Позже в обществе спорили, действительно ли с самого начала планировалось арестовать Мастера прямо во время представления; очевидно, публичный арест имел целью припугнуть поклонников Эйзенхайма, а заодно и других фокусников. Как только на сцене появилась Роза, господин Уль покинул свою ложу. Через несколько мгновений он через боковую дверь прошёл на сцену и объявил, что арестовывает Эйзенхайма именем его Императорского Величества и города Вены. Двенадцать офицеров вышли в проходы и замерли в ожидании. Эйзенхайм только устало повернул голову на это бесцеремонное вторжение и не двинулся с места. Элис и Роза, которые стояли на краю сцены, стали испуганно оглядываться; милый мальчик покачал головой и прошептал «Нет» своим ангельским голоском, а Роза крепко обхватила себя руками и стала тихонько напевать под нос что-то похожее на стон или плач. Господин Уль, который стоял примерно в десяти футах от Эйзенхайма, чтобы позволить этому уважаемому человеку пройти за полицией самому, сразу понял, что ситуация выходит из-под контроля: кто-то в зрительном зале повторял «Нет, нет», кто-то подхватил мотив Розы. Уль быстро приблизился к сидевшему волшебнику и положил руку ему на плечо. Но рука его прошла сквозь тело Эйзенхайма; Уль пошатнулся и в ярости начал его бить, а чародей продолжал спокойно сидеть под градом бессмысленных ударов. Наконец офицер выхватил шпагу и проткнул Эйзенхайма насквозь; тут чародей с достоинством поднялся и обернулся к Элису и Розе. Они умоляюще смотрели на него, уже расплываясь в воздухе. Затем Мастер повернулся к зрителям и поклонился медленно и серьёзно. Здесь и там в зале раздались хлопки, они становились всё громче и дружнее и переросли в овацию, пока наконец занавес не задрожал. Шестеро полицейских прыгнули на сцену и попытались схватить Эйзенхайма, который взглянул на них так печально, что один из офицеров ощутил, как тень легла ему на сердце. В толпе пробежал взволнованный шёпот: Мастер в последний раз собирался с силами; его лицо окаменело от напряжения, на лбу выступила вена, невидящие глаза были темны, как осенняя ночь, когда ветер поднимает с земли листву и скрипит ветвями деревьев. По его рукам и ногам прошла дрожь, и толпа вздохнула как один человек, видя, как Эйзенхайм начинает свой последний немыслимый трюк: обратив взор внутрь себя, сосредоточив всю свою энергию, он одну за другой разрывал нити, связывавшие его с этим миром. Его неподвижная тёмная фигура дрожала как будто в мареве и постепенно выцветала, а на лице Мастера, по свидетельствам очевидцев, оставалось выражение невероятного душевного подъёма и лицо это вселяло страх. Другие говорили, что в последний момент он поднял голову и испустил вопль безысходного отчаяния. Когда всё кончилось, зрители поднялись с мест. Господин Уль в целях сохранения порядка немедленно арестовал какого-то молодого человека с первого ряда. На сцене, тёмной и пустой, за исключением единственного деревянного стула, напряжённо озирались полицейские.
Позднее тем же вечером полиция обыскала квартиру с видом на Дунай, но Эйзенхайма там не оказалось. Неудавшийся арест в некотором смысле оказался успешным: Мастера никто больше не видел. На «фабрике дьявола» нашли обманные зеркала, шкафчики с секретными панелями, сундуки и шкатулки с хитрыми потайными механизмами великолепные образчики искусства дурачить публику, но ни одного ключа к разгадке знаменитых иллюзий, на которые был способен только Эйзенхайм ни одного. Некоторые утверждали, что Эйзенхайм создал иллюзию самого себя с первого же дня нового века; другие говорили, что Мастер, всю жизнь имея дело с иллюзиями, постепенно сам стал одной из них. Кое-кто предполагал, что и господин Уль был иллюзией, частью тщательно продуманного финального представления. Люди спорили, было ли всё это сделано с помощью линз и зеркал, или еврей из Братиславы в самом деле продал душу дьяволу в обмен на тёмный дар чародейства. Все сходились на том, что то был знак; и когда ясные воспоминания стёрлись, и будничная жизнь с её визитами к докторам, приглашениями на чашечку кофе и слухами о грядущей войне вернулась на круги своя, на души верующих снизошло тайное утешение они знали, что Мастер благополучно покинул этот рассыпающийся мир и перешёл в неразрушимое царство тайны и мечты.
Примечания
1
Голем персонаж еврейской мифологии, человек из неживой материи (обычно глины), оживлённый с помощью тайных знаний (по аналогии с Адамом, которого Бог создал из глины).
2
Жан Эжен Робер-Уден (также Робер-Гуден, фр. Jean-Eugène Robert-Houdin, 7 декабря 1805 13 июня 1871) французский иллюзионист, прозванный отцом современной магии.
3
Пратер (нем. Prater) большой общественный парк и зона отдыха в Вене.
4
В 1889 году кронпринц Рудольф с возлюбленной баронессой Мари Ветцера совершили двойное самоубийство. Отец кронпринца Франц-Иосиф выступал против их отношений.
5
Елена Петровна Блаватская теософ, писательница и путешественница, философ, оккультист и спиритуалист.