Когда я узнал о своём белокровии, то первое о чём я подумал, что могу не успеть и половины того, что сделали Нилов и Голодрига. Павел Яковлевич был романтик, но и прожектёр в какой-то степени, что его и подвело, в конце концов. Однако благодаря ему я, например, стал селекционером и уже вывел несколько сортов винограда, которые растут и плодоносят.
Слушая Володю, Настенька не могла отделаться от мысли, что она уже слышала что-то подобное, но о другом. И только, когда Володя заговорил о перспективах мостового виноградарства, она вспомнила своего восторженного соседа экономиста Николая Семеновича, который с не меньшим энтузиазмом раскрывал перспективы развития страны.
«Есть же умные люди, подумала она, которые по-настоящему заботятся не столько о себе, сколько обо всей стране. Ничего плохого нет, конечно, если они и о себе не забудут. Но мысли о себе и стране должны быть взаимосвязанными и взаимовыгодными. В этом весь фокус. Но как его, этот фокус, выполнить, что бы все поняли свою выгоду в том, что выгодно всей стране? Сегодня как раз рекламируют совсем обратное».
И другая мысль шла параллельно со всеми, то, уходя немного в сторону, то, снова выдвигаясь вперёд, оттесняя остальные: «Её бедный друг Володя, оказывается, тоже серьёзно болен. Откуда же такое несчастье, что они оба должны страдать от самых неизлечимых болезней? Почему? Она боялась испортить ему жизнь своим СПИДом и в тайне от самой себя, где-то в самых глубинах подсознания удивлялась, что он принял её просьбу и ничего не пишет на самом деле. Понимала, что приказала, но и хотелось, чтобы он ослушался. Теперь лишь стало понятным, что он бы так и сделал, если бы не его собственная неожиданная трагедия. Чем же можно ему помочь?»
Над головами Володи и Настеньки раздался частый цокот. Оба посмотрели вверх. Первым зверька заметил Володя.
Смотри! Смотри! Вон белка, прошептал он.
Где? Ой, скорей покажи, не вижу.
Да тихо, Настюша. Она прямо над твоей головой и смотрит на нас.
А-а, вижу. Вот здорово! Красивая какая!
Это алеутка. Их сюда с севера ещё перед войной завезли.
Серебристого цвета зверёк, застывший в вертикальной позе вниз головой на стволе сосны, упираясь перед собой передними лапками в дерево, уставился неподвижными чёрными глазёнками на сидящих внизу людей. Остренькая мордочка с торчащими чёрными на кончиках ушками как бы любопытствовала: «Что это вы тут делаете на моей территории?» Но Настенька поднялась, чтобы лучше рассмотреть лесное чудо, а оно тоже перестало ждать, сорвалось с места и, мгновенно развернувшись, оказалось хвостом вниз, но, буквально, улетающим вверх, затем помчалось по длинной ветке на самый конец, затерялось было среди пучков зелёных иголок, но вдруг оказалось в воздухе и теперь это чудо уже по настоящему летело на другое дерево, ветка которого была чуть пониже и тоньше, а потому резко качнулась под тяжестью опустившегося тела, но сразу же вернулась на прежнее место, так как летящая красавица, распушив хвост, уже перенеслась на соседнее дерево с более крепкими ветвями. Всего миг и летающего зверька не стало видно, лишь цокот, который не прекращался все эти мгновения, продолжал слышаться, удаляясь и стихая, подобно уплывающей вдаль песне, с которой жалко расставаться.
Настенька стояла очарованная самим фактом встречи глаза в глаза с живой природой. И сама она вся чем-то напоминала умчавшуюся только что белку.
Локоны волос, обрамлявшие заострившееся вниманием лицо, светились под лучами солнца. Фигурка непроизвольно вытянулась вперёд, готовая сорваться и лететь туда же по стволам и веткам, по воздуху, вверх и вниз, легко и свободно, не как птица, а как белка с живыми чёрными глазёнками.
Ой, не улети, рассмеялся Володя, наше дежурство ещё не кончилось.
Погоди-ка, вдруг добавил он и предупреждающе поднял указательный палец, осторожно привставая на ноги и прислушиваясь. Точно, машина едет. И кажется по нашей дороге сверху.
Лёгкое жужжание мотора то удалялось, то нарастало с большей силой: горные дороги обычно делают длинные петли для снижения крутизны. Иногда казалось, что машина уже совсем рядом и вот-вот появится, но звук опять удалялся до следующего поворота.
Молодые люди за разговорами о самом важном успели забыть, для чего остались здесь, и теперь замерли в ожидании неизвестных гостей.
Мне кажется там не одна, а две машины? вопросительно заметил Володя.
Да, пожалуй. Согласилась Настенька.
Ты только ничего не говори, если что. Я сам буду разбираться.
Понятное дело.
Просёлочной дороги от поворота в лесу до шлагбаума было метров двадцать, так что когда машины выехали одна за другой, а их действительно оказалось две, то молодые дежурные сразу увидели сквозь деревья появившийся транспорт, но продолжали оставаться в стороне на пригорке не замечаемыми.
Первой к низко лежащему над дорогой бревну подкатила черная Волга, с переднего сидения которой, почти не ожидая остановки, буквально вывалился высокий человек весьма крепкого телосложения с начальственно оттопыренной нижней губой. На нём были высокие охотничьи сапоги, хорошо скроенный комбинезон, перепоясанный патронташем и чёрная кожаная куртка, подбитая изнутри мехом.
Человек громко выругался матерной бранью, заорав на весь лес начальственным голосом:
Какая сволочь поставила здесь шлагбаум? Мы же проезжали утромего не было. Фёдор! Давай быстрей за тот конец, а я с другого зайду.
Из чёрной «Волги» уже вылезал водитель, невысокий, но широкоплечий парень, напоминающий фигурой штангиста или борца, в кирзовых сапогах, брезентовых брюках и куртке, причёска короткая ёжиком. Он бегом подбежал к концу бревна и изумлённо произнёс:
Владимир Викторович, так тут же проволоки чёрт-те сколько напу-у-тано!
Напу-у-тано! передразнил начальствующий охотник. Так распутывай быстрей. И он опять выругался.
Вторая машина, белая «Волга», остановилась чуть позади, из неё вышли трое, все в полуспортивных одеждах. Они тоже бросились к бревну распутывать проволоку.
Володя, пока находясь в засаде, быстро зашептал:
Дело, Настюша, принимает скверный оборот. Это, как я вижу, большое руководство прибыло. Матом кроет нас председатель горисполкома, а из второй машины бежит его зам и свита. Надо выходить.
Настенька схватила Володю за рукав, говоря так же тихо:
Может останемся? Нас не видно. Мне-то плевать, а ты здесь работаешь.
Попадёшь под горячую руку.
Да ты что, Настя? вспыхнул Володя. Я что ли боюсь? Кто они мне?
И, кроме того, тут лучше впрямую. Узнают, что мы здесь прятались, назовут диверсантами, и будет ещё хуже.
Они оба поднялись и, сбежав быстро на дорогу, стали подходить к шлагбауму с противоположной стороны. Володя поправил фуражку на голове и потрогал на всякий случай карман, в котором лежало удостоверение дежурного.
Оно было на месте.
Председатель горисполкомаэто действительно был он, заметил подходивших и ещё больше разъярился бранью:
Это вы что ли тут порядки наводите? Накрутили проволоки, дорогу перекрыли. А если пожар в лесу? Как машины проедут? Да я вас под суд завтра отдам. А кто вы вообще? Я вас что-то не припомню.
Володю неприкрытый мат в присутствии Настеньки в сопровождении сильного запаха спиртного, исходящего от бригады охотников, разозлил не меньше, но он пытался сдержать себя и почти спокойно сказал:
Вы хоть при даме не ругайтесь. Она же не знает, что вы большой начальник здесь и может подумать, что вы не умеете себя вести. Протянув удостоверение, добавил, А не знаете меня потому лишь, что я общественный охранник леса, так что под суд меня не отдадите.
Общественный?! закричал, будто его окатило холодным душем, Овечкин (такой была его фамилия). Да я тебя и видеть не хочу.
Он выхватил у Володи из рук удостоверение, не глядя в него, разорвал пополам и бросил на землю.
Что б духу твоего больше в лесу не было. Некогда мне с тобой и твоей барышней сейчас заниматься. И он направился в машину, видя, как его спутники уже снимают бревно с опор и относят в сторону.
Володя скрипнул зубами и, поднимая половинки удостоверения, жёстко проговорил:
Вам придётся, Владимир Викторович, извиниться за это. Не вы мне давали удостоверение и не вам его отнимать. Хамство я ещё никому не прощал.
В это время к Володе подошёл худенький высокий человек средних лет в спортивном костюме и, положив руку на плечо Усатова, сказал:
Не кипятитесь, пожалуйста. А мы, кажется, знакомы. Вы не из Магарача случайно?
Да, Александр Матвеевич. Вы меня знаете.
Ну, конечно, вспомнил. Вы Усатов. Вы нам дегустацию винограда проводили и своим новым вином угощали. Извините, у нас трагедия и мы все не в себе сегодня, да и выпили немного.
Это как раз заметно, хмыкнул Володя, И не так уж мало выпили. За версту слышно.
В машину-у! рявкнул Овечкин.
Подаревич, собиравшийся что-то ответить, махнул рукой, слегка качнулся, как бы готовясь, и побежал к белой Волге. Володя подхватил Настеньку под руку и быстро отвёл с дороги, роняя на ходу:
Это такая шатия, что и задавятне подавятся.
Машины понеслись мимо, когда Настенька неожиданно закричала:
Володя, номера запоминай. Я чёрную, ты белую.
Через минуту оба номера машин были записаны на разорванном удостоверении. А ещё через минуту послышался цокот копыт и на шоссе появился Николай Иванович на своём гнедом Месяце. Следом бежал верный пёс по имени Волк.
О происшествии было всё подробно рассказано с демонстрацией шлагбаума и кусков проволоки. Лесник выслушал всё с мрачным выражением на лице и пояснил ситуацию:
Я, ребятки, не успел к вам потому, что рассматривал их место, так называемой, охоты. По-моему, там никакого зверя не было. Они пили на поляне и занимались любовью с женщинами. Но выстрел был. Возможно, они кого-то ранили, так как обнаружил я кровь. Только не зверя ранили, как я догадываюсь, а человека. Они, по всей вероятности, в панике пытались сначала остановить кровь, прикладывая к ране сухие листья, которые были под ногами, а потом уже чем-то перевязывали. Листья со следами крови были отброшены в сторону. Я так предполагаю, а что случилось фактически, сказать трудно. Надо будет осмотреть внимательнее.
Но в машинах, мы не заметили женщин, с сомнением сказал Володя.
Они были в третьей машине, которая проехала другой дорогой раньше.
Я успел её заметить. А вы молодцы, что записали номера. И вообще спасибо, хотя трудно сказать какой стороной это может повернуться к нам. Вы говорите, они сказали о трагедии? Это, нужно заметить, пренеприятно. Даже удостоверение порвал. Вот гад!
Николай Иванович, давайте перекусим вместе, предложил Володя. Мы тут прихватили кое-что с собой. У меня и бутылочка моего собственного винца есть. Надо расслабиться от таких волнений.
О, пожалуйста, Николай Иванович, подхватила Настенька, просим вас.
Но лесник решительно отказался, садясь на коня верхом:
Нет-нет, ребятки. Спасибо, конечно, но в другой раз. Никак не могу.
Надо немедленно доложить начальству о происшедшем. Можно по рации, но слышимость не такая хорошая и скажут, что чепуху несу. Тут придётся долго объяснять да выяснять. Раз это был сам Овечкин, кто ж его остановит?
Белые носочки гнедого затанцевали по земле, и послушный воле хозяина конь понёсся вниз, преследуемый не менее послушной собакой, а незадачливые путешественники, так и не отправившиеся сегодня в свой поход к Красному камню, сели на скамейке пополдничать перед возвращением в Ялту.
Вино
Зимнее солнце перемещалось по небу быстро. Тени, так и не успев значительно укоротиться, начинали вновь вытягиваться. Февраль в лесу жарой не отличался и вот уже потянул ветерок, усиливая собой прохладу, напоминая, что зима ещё не ушла, она здесь, за соседним деревом.
Есть, сидя на свежем воздухе, особенно приятно. То ли потому, что пища пропитывается её специфическими ароматами, которые отсутствуют в закрытых помещениях, и оттого приобретает новые вкусовые качества, то ли окружающая природа своими новыми впечатлениями и ощущениями обостряет все чувства восприятия и потому даже обычный кусочек хлеба, съедаемый ежедневно в квартире или в общественном пункте приёма пищи без особых эмоций, на лесной скамейке неожиданно кажется необыкновенно вкусным и приятным.
У Володи же были припасены к хлебу и семипалатинская колбаска, и «Костромской» сыр, баночка болгарского перца, копчёная ставрида, отварной картофель, сваренные вкрутую яйца, солёные огурцы и помидоры. Всё это нехитрое богатство предлагалось к бутылке мадеры, изготовленной на опытно-производственной базе института «Магарач». Эта мадера имела своё собственное название «Серсиаль типа мадеры».
Настенька помогала разворачивать пакетики и раскладывать на скамейке, не сдерживая изумления:
Ба, да тут целый пир! Даже соль с маслом не забыты. Какой же ты, Володечка, хозяйственный. И вина нам, наверное, до утра хватит. А как же с аперитивом, который вырабатывает алкогольдегидрогиназу? Без неё мы сразу опьянеем. Это не дело.
Но по части стола Володю смутить было трудно.
Дело в следующем, Настюша, пояснил он, во-первых, сейчас уже несколько прохладно и вино поддержит нас, а тело не разомлеет. Во-вторых, мы не будем пить залпом, а постоянно закусывая. В-третьих, пока спустимся с горы весь хмель из нас, как ветром, выдует.
И, в-четвёртых, перебила Настенька, ничего страшного, если и опьянеем немножко. По-моему, нам с тобой это ничем не грозит.
Что ты имеешь в виду? Задумчиво спросил Володя.
А ничего, весело ответила Настенька. Просто мы оба уже сильные люди и вино нас не свалит. Давай пить. Чем ты сегодня потчуешь?
Она повертела в руках бутылку и громко прочла по слогам:
Сер-си-аль. Странное название. Я никогда не пробовала такого вина. И приписка «Типа мадеры». Так это мадера?
Честно говоря, по-моему, лучше, но, конечно, мадера. Знаешь, у мадеры есть ещё несколько названий. Прежде всегоэто, конечно, «солнце в бокале». Смотри, что будет, когда я налью его в бокалИ Володя достал из рюкзака плотную длинную коробку, в которой оказались три небольших тюльпанообразных бокала.
Ой, какой ты предусмотрительный, восхитилась Настенька. А зачем три бокала, если нас двое?
Это, как у нас в шутку говорят, на нахала. То есть для того, кто неожиданно окажется рядом.
Фантастика, пробормотала Настенька.
Теперь смотри, говорил Володя, налив вино на две третьих бокала и, подняв его на уровень глаз Настеньки так, что в вине оказался луч опускающегося солнца, который буквально заиграл в вине отражениями, заискрился, и весь напиток будто вспыхнул огнями.
Какая красота!
Вот в этом всё дело, продолжал Володя. Прежде чем пить вино, надо насладиться вдоволь его красой, а для этого его нужно сделать таким, что бы хотелось смотреть, то есть чистым, без мути и сияющим. В этом смысле настоящая мадера непревзойдённа по золотистой окраске и потому называется «Солнце в бокале».
Ну что пробуем?
Нет, погоди! остановил Володя. Мы ж не алкоголики. Я разве тебе не говорил, что, наполнив себя радостью от игры красок в бокале, неплохо проверить его качество, слегка взболтав вино? Видишь, по стенкам стекла поползли маслянистые дорожки? Это говорит о том, что напиток действительно выдержанный, а не ординарный. Наша мадера «Серсиаль» выдерживается не менее четырёх лет.
Ну что, пьём?
Минутку.
Ты какой-то садист, Володя. Жажда меня одолела, сил нет.
Я хочу, чтобы ты была по-настоящему счастлива от вина, а как же можно познать его, не ощутив аромат? Поднеси бокал к губам, но сначала вдохни носом, наполни лёгкие дыханием вина. Можешь слегка подогнать ветер ладонью. Бокал ведь для того и сделан тюльпанообразным, чтобы букет не улетучился сразу, а сохранялся на поверхности вина.
Настенька потянула носом, и это было действительно прекрасно. Что-то сладковатое и может лишь чуть-чуть горькое, но свежее и удивительно нежное проникло в грудь, наполняя всё тело радостью.
Она замерла и даже не сразу поняла услышанного:
Вот теперь попробуй, но несколько глотков по одному и почувствуй, как вино катится по языку, проникая в горло.
Вино проникало мелкими глотками внутрь, принося такое облегчение и восторг, которого Настенька никогда прежде не ощущала.