Дневники обреченных - Алексей Шерстобитов 31 стр.


Если же ты полная этому ничтожеству противоположность, то рано или поздно заметишь за всем затмевающим наше внимание и затуманивающим наши взгляды на себя, не некое несоответствие себя внешнего себе же внутреннему, и конечно, себя сегодняшнего себе же вчерашнему

Так ли это важно, если подавляющее большинство живущих на земле, не обращает своего внимания на эти подробности? Думаю да, хотя бы по причине, которую мы можем наблюдать на любом механизме, который портится, приходит в негодность, требует починке, элементарного технического обслуживания, замене расходников, не прибегая к чему, мы, обрекая его к быстрой и более серьезной поломке, которую вполне могли бы избежать. Но если в этом примере механизма, мы при наличии средств, можем купить новый, то при подобном же отношению к себе, нас ждет неминуемая катастрофа, что каждый понимает все лучше и лучше с каждым шагом, приближающим нас к кончине.

И это не удивительно, ведь каждый из нас тоже механизм, правда, более совершенный, нежели любое сотворенное нашими руками, но если вспомнить, каким непотребным образом мы используем сами себя, свою плоть, свой разум, если вообще используем последнее, а не успешно обкладываем его жиром лени и бесполезности своего существования.

Даже к машине, которая нас возит, мы относимся более заботливо и аккуратно, чем к себе, часто ставя ее техническое состояние выше своего здоровья, а уж про душу я вообще молчу. Она не механизм, о ней почти ничего не известно, так же, как об уме, ибо они бесплотны, да и о телесном мозге не известно почти ничего, а наши знания, которыми гордится человечествопесчинка в бесконечности существующих!

Еще хуже мы относимся к другим людям, замечая в них в основном только то, за что можно их поосуждать и покритиковать, между прочем, часто имея и в себе то же самое, даже в большем количестве. Мы замечаем, как растут наши дети, но не видим, как они меняются внутренне, воспитывая их, мы прикладываем силы, таким образом, что бы нам было удобно их растить, в лучшем случае так, как нам кажется, и совсем редко действительно заботясь о верном направлении своих усилий

Вернемся к Буслаеву и суду. Так что же замечательного было в отношении присяжных заседателей к нему? Эти люди смогли оторваться от своих нужд, проблем, печалей, болезней, еще много чего, и рассмотрели его с позиции дня сегодняшнего, а разделив его жизнь на отрезки, позволяющие увидеть этого человека, в разрезе времени всей его жизни.

Когда мы читаем книгу автора, старательно разъясняющего нам подобные моменты, они и то ни всегда заметны, а здесь с десяток заседаний дали этим людям полную картину перемен, и главную из нихраскаяние, не остановившееся, как у Иуды Искариота, в отчаянии повесившегося на суку осины, а нашедшего в себе силы признать в себе эти изменения, принять их и делающего все, чтобы научиться быть им преданным. Именно такой взгляд человека на другого и ставит перед ним вопрос: «А какого же мне судитьвчерашнего или сегодняшнего?!». Конечно, скажет читатель, поднимая вопрос о доверии: «Но как поверить, действительно ли он такой сейчас? Как этому поверить, если я его не знал прежним, а ведь он хотел казаться лучше себя, обманывая и себя и окружающих, не хочет ли казаться другим и теперь?».

Милосердиеэто не рассуждение о том, как его примут или какое она окажет действие на человека в отношении которого оно проявленоэто акт милосердного к тому, кто в этом нуждается ради Бога, которое сразу должно забываться, ибо соделано не ради земного, но ради Вечного

Таким же, каким восприняли его большинство присяжных заседателей воспринимал себя и Буслаев, конечно, сейчас мы говорим лишь о верхушке «айсберга» личности. При этом «Гомер» прекрасно помня, кто он, что он был до этого, даже каким образом стал мерзостью в глазах Божии, до чего это довело, зная, что именно его изменило, и куда теперь он обязан идти.

Когда человек, окутанный чужими милостями и добродетелью, не в состоянии ни оценить, ни сберечь, ни рассмотреть этого, то все дары благие теряются с соответствующим последствиями вины за их потерю. Меняется многое только для неблагодарного и злого, а не для того, кто выступил для него благодетелем, хотя и случается, что облагодетельствованный отвечает злом на доброе дело, что нужно принимать никак отношение к произошедшему Создателя, а реакцию на ваше добро врага рода человеческого, просто впадшего в лютую ненависть к вам за богоугодное дело. Не пугайтесь этого, ибо воздастся и вам, и потомству до тысячного колена!.. А зло страшно, лишь принимающим его, ибо оно само по себе не может войти в человека, но только по его согласию.

В нетерпении ждет, мой дорогой читатель подробностей о вердикте: «Виновен, достоин снисхождения!»из двенадцати против были только двое, один воздержался. Что значило конечный срок.

Теперь дело оставалось за конкретизацией лет, которые придется провести слепцу в неволе, при том, что в этом случае появился еще один шанс, и Игнатьев, празднуя победу, готовился к немупопытке замены реального срока на лечение в психиатрической клинике, в чем был совершенно уверен, чего нельзя сказать о его подопечном и вот почему.

Кирилл Самуилович, услышав вердикт, по началу возрадовался, но уже оказавшись внизу в подвале, в отведенной ему, маленькой камере ожидания, испытал настоящий шок, поняв, что все время нахождения в лагере строгого режима он не сможет находиться один!

Случилось так, что в его мозгу произошло не только осознание, но и смирение с таким отшельническим пребыванием всю оставшуюся жизнь, что преобразовалось в действительные и действенные мысли его нахождения, будто в монастыре в затворе, что позволит вести вполне монашескую жизнь, более для себя желанного он и не мог представить, ведь не зная точно планы Проведения Господнего, мы привыкли думать о долгих годах, ожидаемых нами впереди, даже в том случае, если понимаем о небольшом оставшемся сроке жизни.

Конечно, подобное мнение было больше надуманным, поскольку существование арестанта при пожизненном сроке, многим отличается от монашеского затвора, но все же, человек пожелавший уйти из мира, мог довольствоваться и этим. Здесь мы оставляем рассуждения и желания бывшего депутата на откуп сомнениям, просто описывая его состояние сразу после объявления вердикта. Скорее всего, здесь имело место быть и непонимание, каким образом он будет жить слепым, не в маленькой камере, куда все приносят, а в целом лагере, где необходимо не только ходить в столовую и санчасть, но и иметь сношения с другими заключенными, с сотрудниками администрации, и прочая, что всегда видится не знающим лагерей в гипертрофированном ужасе и страхе.

Переживания эти длились недолго, продолжаясь до первого разговора с сокамерниками по возвращении в тюрьму из здания суда. Парни, действительно обрадовавшиеся такому вердикту, успокоили, что с их связями и знакомствами смогут заступиться за него, а то и после окончания своего суда, вполне возможно, попадут в тот же лагерь и возьмут над ним «шефство», хотя бы на то время, пока сами будут находиться там.

Несчастный попробовал объяснить, что для него ни это главное. Вообще понять Бусдаева сейчас любому из нас будут сложно. Внимательный читатель уже разглядел некоторую внутреннюю противоречивость личности и двоякость осознания им своего микрокосмосас одной стороны раб Божий Кирилл понимал, что душа его будет спасена, за нее усердно молятся, он видел, то ли во сне, то ли вознесенный душою в будущее, предстоящее после его кончины и узрел ужасный путь своего крещения адским огнем, толи уже пройденный, что давало возможность осознать верный вектор движения и здесь и там.

При этом он ощущал в себе, какую-то часть той самой души, очищение которой происходило во сне за многие миллиарды лет «огненного крещения», так бесконечно долго и мучительно, тянувшиеся во «сне»это была совершенно иная, хотя и точно его душа, знавшая и наставлявшая его сегодняшнюю вместе с личностью на подвиги, которые должно было совершить им в краткий промежуток времени, что было не опровержимо!

Но, как человек, еще не расставшийся со своим телом, как имеющий еще в себе человеческое триединство своей цельности: дух, душу и плоть, которые по факту сознания не отрывались от земного существования, он продолжал, мыслить вполне по земному, не всегда и во всем сливаясь со своей обновленной, в Вечности и милости Божией, духовностью. От сюда мы можем наблюдать мысли то о малом отрезке времени, оставшемся ему на земле, то о долгом сроке пребывания и переживании о возможной потере обретенного душевного спокойствия, то о терзающих часть души, еще не видевшую Небо, нападках дьявольских, в опасениях ужасающей возможной богооставленности. Еще было в нем «верюне верю», даже при уверенности в грядущем для него лично спасении.

Именно поэтому, ему трудно было объяснить свои переживания и их причины, да он и не мог этого сделать, поскольку большая часть из произошедшего с ним, не могло быть объяснена ни на одном из существующих языков, поскольку не изъяснима тайна с одной стороны бесконечности адовых мучений, а с другой, все таки их конечность в невероятном безвременье для тех, о ком молятся. О как же важно, что о вас было кому молиться по вашей кончине и в земном мире и в Царствии Небесном!

Буслаев решил прибегнуть к весьма приземленным моментам, понятным для соседей, которым показалось, что он желает стать значимым лицом в храме колонии, на что ему объяснили подробно возможность и этого. Вообще инвалиды, калечные и пенсионеры обычно содержатся в «инвалидном» отряде, где существовать проще, конечно, если «козел» * (Старшина или завхозарестант, назначаемый администрацией колонии на административную должность, имеющий большие возможности, кА помочь существованию арестантов, так и ухудшить их. Часто эти люди, имея некоторый административный ресурс, занимаются поборами с осужденных, тем проще это с пенсионерами, хотя того же часто не чураются и представители «блатного мира») не гад конченый и не занимается поборами со стариков и их пенсийтакое объяснение облегчило немного настроение «Гомера», с чем он приступил к молитовке, чувствуя в ней огромную необходимость.

С каждым словом ее приходило к нему понимание тщетности его опасений, он чувствовал снова присутствие силы, поддерживающей его из какого-то другого мира, где нет ни зла ни страха, через что он осознавал заново спасительность всего происходящего с ним, уже винил себя в уступках отчаянию, при отсутствии совершенно, каких либо причин, поскольку лишь последующие события могут сказать человеку благо творится для него сейчас или гибельность, и, конечно, верующий в Бога, понимает, что ничего Господь не дарует и не попускает в его погибель, а значит, слава Богу за все!

Любой другой на его месте прыгал бы от счастья, крича «аллилуйя», или что угодно, не в силах сдержаться от радости от конечности срока, но по себе знаю, понимание присутствие Бога в твоей жизни, сильно меняет человека, хотя бы на время этого чувства. Это так же верно, как и то, что прошедший путь от раскаяния к покаянию и искуплению, исповедовавший свои грехи и прощенный Богом, почти перестает быть мучимым своей виной, хотя никогда о ней не забывает, ибо, когда и человек прощает вас за нанесенную вами обиду, это снимает груз ответственности с сердца и прекращает угрызение вашей совести

По сравнению с днем вынесения вердикта, Буслаев прибыл более подкрепленным к конечному заседанию, на котором София Валериевна должна была зачитать приговор. Предыдущее же заседание, то есть промежуточное, бывшее следующим за оглашением вердикта, пролетело не заметныммы его пропустили, занятые объяснениями и рассуждениями, но уверяю вас ничего, ровным счетом не потеряли.

Что бы быть в курсе, нужно рассказать пару подробностей, заключающихся в клокочущей злобе обвинителя, позволившего высказаться не очень лестно о присяжных заседателях, а так же пообещавшего написать протест с требованием рассмотреть возможность пересуда, на что никто внимание не обратил, но последующие требуемые Лейбой цифры срока, буквально выкрикнутые им в сторону стеклянной «клетки» с обвиняемым, привели присутствующих в шок. Потребовав двадцать пять лет, он выругался в голос и буквально упал в бессильной гневе на свое место.

Теперь дело оставалось только за судьей. Понимая это София Валерьевна нервозно ждала появления, какой либо часто возникающей препоны в таких громких процессах, в виде рамок или, уже кем-то определенного срока. Именно поэтому она не удивилась, когда буквально с утра, в день вынесения приговора, на утренней «пятиминутке», когда очередь дошла до нее, председатель суда осторожно, предупредил, в отношении ее процесса, сразу после того разговора, перед началом заседания, кое-кто хочет поговорить с ней

Несложно догадаться, кто именно появился в кабинете Софии Валериевны с самого начала создавая картину своей неопровержимости и недосягаемости, хотя и с выражением уважения и заведомой благодарности за содействие и понимание.

Сергей Петрович не произвел неизгладимого впечатления, на которое надеялся ни на председателя суда, ни тем более, на Софию. Его постоянное акцентирование на «мы», лишило разговор кураторско-патронажного смысла, поскольку: «нам» полезно, «для нас» необходимо, «для нашей безопасности» важно, походило больше на боязнь признать свои личные заинтересованность, при личной же не состоятельности, а потому ясно показало Её Честислушать нужно свою внутреннюю убежденность, а не чье-то мнение, обобщенное до «нас».

Однозначно, будь такой визит месяц назад, до начала суда Буслаева, то он был бы принят с той важностью и серьезностью, на которые рассчитывал гость, хотя и сегодня было понятно, что для карьеры и личного спокойствия требованиям этим лучше уступить, тем более, что конец разговора имел интонации не терпящие отказа.

Итак, у нее был выбор между двадцатью пятью годами, востребованными обвинителем и на сто процентов обоснованное требование адвоката отправить его подзащитного на лечение в психиатрическую клинику. «Двадцать пять много, а для клиники, увы, психиатрическая экспертиза просто никуда не годна Что же, что же я могу? Дать по минимуму с оговоркой об имеющемся праве, в случае повторно назначенной экспертизы и признанием ею необходимости лечения, обращаться в высшую инстанцию, где наверняка учтут мнение нынешнего суда, пошедшего навстречу подсудимому, признавшему наличия смягчающих обстоятельств, а главноене конкретность самой экспертизы. Это какой-никакой, но шансбольшего сделать я не могу. Была бы экспертиза однозначной!»

Так и вышло. Из уст Её Чести прозвучало «шестнадцать лет и восемь месяцев», что было очень мало, особенно если учесть, запрашиваемое Лейбой, ссылкой на убийство одной женщины и троих детей, громкость процесса, витающий призрак общественного мнения, которое, впрочем, не учел вердикт присяжных заседателей, являющихся представителями этого самого общества.

Оставим переживания Игнатьева, в общем-то разбившего позиции обвинения в пух и прах, не побоявшись увещеваний бывшего советника своего подопечного, правда, пропавшего на время процесса, но обратим внимание на его дальнейшие действия. Алексей Михайлович еще пожнет последствия недоброй воли Сергея Петровича, а сегодня, по приезду в офис, он составит текст кассационной жалобы, имеющей цель, добиться прохождении новой, более развернутой психиатрической экспертизы, на основании выводов которой, а иных, кроме как требующих направить на излечение Буслаева, точно он не допустит, поскольку почувствовал руки свои «развязанными», приговор будет пересмотрен и изменен на лечение.

Сам Буслаев отправится в СИЗО, где провел до этого дня уже несколько месяцев, ему предстоит находиться здесь еще некоторое время в ожидании ошеломляющего постановления, направляющего его на новую экспертизуадвокат, приложив все свои усилия, добился таки своего, причем главой комиссии будет назначен сам Лагидзе, его заместителем Марина Никитична Шерстобитова, что гарантировало результат, поскольку эти люди были очень заинтересованы в исследованиях с участием Буслаева, имели не только поддержку в некоторых кругах, но и недюжию опору у первых лиц государства.

Надо признать, что Захар Ильич пошел на некоторый подвох, доложив «наверх», что человек этот обладает и способностью прозорливости, привел несколько примеров, в том числе и исход суда, придуманный лично, чем очень гордился особенно, когда его предсказания сбылись. По всей видимости, люди, добиваясь власти и неограниченных возможностей, хотят знать не только будущее, но и каким образом можно избежать в нем негативное, в чем им показалось, может помочь бывший депутат, а ныне арестант с погремухой «Гомер»

София Валериевна, так же претерпевшая внутренние изменения своего мира, в эти дни переносила чрезмерную нагрузку, подружившийся с ней врач скорой помощи, являлся теперь, как спаситель перед каждым заседанием, но в день вынесения приговора задержался и смог быть только после прочтения его текста, читая который судья почувствовала тяжкое недомогание, нарушение функций вестибулярного аппарата, а последние слова и вовсе сопровождались несколькими крупными каплями крови из носа, оросившими отпечатанные листы формата А  4.

Назад Дальше