А мне налево.
Верочка, возьмите, Игорь Михайлович протянул свою визитку.
Вера Ивановна догадывалась, что Игорь даст ей свой телефон. А она? Зачем? Но но как-то неудобно очень ей было не дать свой телефон неудобно и она нашла в сумочке какую-то бумажку и озябшими руками написала номер.
Хорошо, вот мой.
Созвонимся, до свидания, Верочка.
До свидания, Игорь.
Дней через пять вечером муж спросил Веру Ивановну.
У меня что-то с телефоном случилосьтри дня кто-то звонит, беру трубку, спрашиваюмолчат.
И тут она поняла поняла, что дала Игорю не свой телефон, а телефон мужаих номера отличались только на одну цифру, торопилась, перепутала.
Знаешь, если ещё позвонят, дай мне трубку.
Игорь Михайлович позвонил на следующий день, Вера Ивановна извинилась, объяснила.
Вера Ивановна, давайте в выходные вместе сходим в Храм Христа Спасителя на службу.
Нет-нет, спасибо.
Он звонил снова. Звонил ещё четыре дня.
Погода наладилась, подморозило, прояснилось, закружился первый снег. Вера Ивановна открыла окно, протянула руку, на ладонь падали снежинки падали и таяли на руке.
Рубашку, зонтик, тапочки положила?
Положила.
Рубашку мою любимую?
Голубую в полоску. Постирала, погладила, уже лежит, ещё рубашку в клетку тебе взяла, пуговицы проверила, и три футболки. А мне взять нарядное платье?
Возьми синее с оборкой, которое в обтяжку тебе, как раз похудела.
А я в нём такая красивая! она засмеялась. Не боишься?
Ты лучше собирайся, не забудь что-нибудь.
Плавки для купания твои положила, тапочки домашние Босоножки взять или ботинки?
Какие ботинки, на юг едем. Да, зонтик не забудь.
Халатик для дома, а тебе шорты.
Расчёску не забудь, мою любимую.
Господи, тебе уже и расчесывать нечего, поцеловала его в лоб. Где вы, кудри золотые!
Родители Костика спрашивали и спрашивали друг друга. Ты положил? Ты взяла? Где? Ну что же ты не видишь! Не вижу. А крем для бритья? А после? Ой, где билеты на поезд, я сейчас умру! Да вот же они, вместе с путёвками лежат. Устали.
У Костика началась летняя сессия, он сидел за старым потёртым письменным столом, доставшимся от старшей сестры, и пытался сосредоточиться на формулах и чертежах самолётов, вертолётов и прочих летательных аппаратов.
«Как только девчонки всё это учат?» подумал он и сразу вспомнил о Маринке.
Маринка, Маринка тоже ведь сейчас зубрит. В открытое окно пришла в гости пушистая ветка цветущей белой сирени, а запах
Костина семья жила на втором этаже хрущёвской пятиэтажки, сирень под окном сажали давно, Костик ещё в садик ходил, а старшая сестра уже в школу. Сирень выросла, стала красавицей в белоснежном наряде, аромат которой плыл и разливался вокруг, она восхищала, заставляя останавливаться, оглядываться и вспоминать что-то давнее и приятное.
«Хорошо, что сестра укатила на турбазу, один буду в квартире может, мне Маринку пригласить кофе попить, или как там в фильмах говорят? Нет, не придёт, строгая».
Запах весны кружил Костику голову, да ещё родители бесконечно: «Ты взял? Ты взяла?» Даже Тузик устал ходить за ними по квартире туда-сюда, туда-сюда, чуял недоброе, с опаской сердито смотрел на разложенный в коридоре чемодан. Потом затосковал и улёгся поверх упакованных вещей.
Тузик, это ещё что такое? мама рассердилась и тоже загрустила. Ты мой хороший, хороший, она гладила его по голове, успокаивала. Ничего, ничего, мы ненадолго. Костик, я там тебе котлеты, плов, рыбку приготовила, по пакетам разложила, всё в морозильнике, только разогреть. Что надо, купишь. Соседка за тобой присмотрит.
Наконец, родители оделись, попрощались, ушли, на первом этаже хлопнула входная дверь.
Костик сидел за письменным столом и мечтал о Маринке до головокружения. От сладостных грёз его отвлёк Тузик, который стоял рядом и жалобно скулил.
Ну что ты, приедут они.
Но Тузик звал куда-то. Войдя в коридор, Костик неожиданно увидел приготовленный к отъезду чемодан родителей.
Вот это да!
Он быстро оделся, подхватил чемодан и побежал к автобусной остановке, хорошо, что она была рядом с домом.
«Что делать? На вокзал ехать? Нет, буду ждать».
На самом деле, родители, проехав одну остановку и обнаружив отсутствие чемодана, сразу же вернулись.
Главное, рубашку, зонтик, тапочки не забыли, засмеялся Костик.
Спасибо, сынок. Мы же первый раз едем в санаторий, никогда никуда из дома не уезжали, только на работу, с работы, на дачу, с дачи, не привыкли. Ну ладно, будь умницей! Сессию чтобы на «отлично» сдал!
Костик шёл домой, цвела сумасшедшая, умопомрачительно красивая белая сирень, весна только начиналась.
Рассказ грибника
Поехал со своей собакой Мухтаром, по-простому, с Мухой, за грибами.
Направление наше на электричке малолюдное, да к тому же будний день, в вагоне кроме меня и ещё одного мужчины никого. Подъезжаем к моей станции, мужчина тот тоже за мной идёт, выходим вместе, идём по тропинке к лесу.
Собака, наверное, помогает вам грибы собирать, дружелюбно шутит мой попутчик.
Да, говорю я на полном серьёзе, собирает грибы. Находит и садится рядом. Но находит только подберёзовики и подосиновики, а вот белые плоховато. Больше всего ему нравится находить мухоморы, сядет около мухомора и давай лаять. Если лаетточно мухомор нашёл. Я мухоморы, само собой, не беру, так Муха обижается, показывает мнепочему не берёшь такой красивый гриб, других находить тогда не буду. Даю ему в этом случае какой-нибудь вкусный кусочек, лакомство, чтобы дальше работал.
Идём мы потихоньку дальше по тропинке, разговариваем, Мухтар впереди бежит, вот и до перелеска добрались. Смотрю, Муха сел на траву, я говорю:
Ну вот, не иначе как гриб нашёл, пошли, посмотрим.
Подходим вместе, глядимдва подберёзовика, больших красивых таких стоят. Мужчина посмотрел, посмотрел и спрашивает грустно так:
Ты куда?
Я направо.
Ну а я тогда налево пойду.
На том и расстались. По правде, про грибы и собаку я пошутил, сочинил всё, ну захотелось мне! А Мухтар сел рядом с двумя подберёзовиками совершенно случайносовпало просто, бывает же так! Но попутчик, зная рассказ и увидев собаку, сидящую рядом с грибами, поверил в мою шутку, это точно.
Грибов я в тот день собрал немногобелых штук двенадцать, подберёзовики, подосиновики, других не брал, корзина была наполовину пустой, скромный урожай, прямо скажем. Я на дно для устойчивости камешек положил, потом ветки берёзовые, а уж сверху все грибы и белые на самом видном месте. Электрички на той станции останавливаются не все, и перерыв между ними бывает большойчаса два-три.
«Ну, думаю, неужели своего попутчика увижу, скорей всего тоже к этому поезду придёт».
Так и было, гляжуон уже стоит на перроне с корзиной, подхожу, спрашиваю:
Как дела?
Да вот, набрал разных понемногу, и то корзина неполная, посмотри. А ты как?
А у меня только белые, полная корзина, смотри, какая тяжёлая.
Взял он мою корзину, подержал:
Да, тяжёлая. Везёт же людям! и на Муху поглядывает вроде бы тоскливо так.
Ну я, конечно, рассказал попутчику о своей шутке, посмеялись мы вместе. А Мухтар в ответ весело залаял. Вот как бывает.
Тихий Ангел
Ольга Сергеевна шла на Литургию. Храм был недалеко от её дома, и дорогу эту она любила. Вначале нужно было перейти шоссе, а потом идти вдоль тополиной аллеи. Тополя росли и росли, несмотря на шумную дорогу рядом, несмотря на ежегодную стрижку, превращавшую их в странные деревья с пирамидальной кроной и ветвями, растущими косо вверх, но всё с теми же, знакомыми с детства, клейкими молодыми душистыми листьями.
Ольга Сергеевна оторвала один тополиный листочек, слегка помяла между пальцами, улыбнулась: весна! Кроме тополей вдоль аллеи были посажены кусты черноплодной рябины, ставшие уже высокими, цветущие буйным белым цветом весной, а осенью дающие обильный урожай.
«А какое вино вкусное из черноплодки!» вспомнила Ольга Сергеевна свои кулинарные опыты на даче.
Пройдя тополиную аллею, нужно было идти вдоль озера, и здесь она всегда невольно замедляла шагвпереди был храм с золотыми куполами, колокольня, а вокруг парк с аккуратными дорожками, скамейками, цветами, здесь любили отдыхать старушки и молодые мамы с колясками. Около ограды храма толпились нищие, Ольга Сергеевна бросила в приготовленные стаканчики монетки, перекрестилась при входе и вошла внутрь.
Служба ещё не началась, и, войдя в прохладный полумрак, Ольга Сергеевна сразу увидела слева от входа, там, где находился Канун, открытый гроб, в котором лежала лежала Любовь Ивановна или, как она просила себя называть, баба Люба. Ольга Сергеевна ахнула, подошла, встала рядом с бабой Любой тоскливо защемило, заныло, заныло сердце, заплакала так и простояла рядом с ней всю службу и Панихиду. Подходили прихожане, молча, долго стояли, вытирая глаза.
Бабу Любу знали, она жила в десяти минутах ходьбы от храма и многие годы работала здесь, а когда силы покинули её, стала приходить на каждую службу, она сидела всегда слева у стены, с самого края широкой скамьи, а напротив был Канун.
Прихожане знали, что в Великую Отечественную войну Любовь Ивановна потеряла мужа и сына. В войну она работала санитаркой в больнице, сколько фронтовиков выходила, сколько боли и горя видели её руки и глаза!
После войны Любовь Ивановна осталась работать в больнице, а замуж больше не вышла. Став старше, перешла в детский сад нянечкой, получила от государства крохотную квартиру, а выйдя на пенсию, стала работать в храме.
Была она маленькой, худенькой, кажется, в одном и том же синем платочке в горошек, тёмной длинной юбке и такой же тёмной кофте. Лицо её было миловидным и сплошь изрезано мелкими лучиками-морщинками. Никто не знал, сколько ей лет, но все видели её ясные, светло-голубые, будто выцветшие от солнца глаза, сияющие добротой. Баба Люба никого из знакомых ей прихожан не оставляла без внимания, каждого спросит участливо:
Как, милый, дела?
Всех называламилый, а не по имени. И ведь помнилау кого муж болел, кто сына в армию проводил, у кого внучка родилась, а у кого умер близкий человек. Конечно, сами прихожане рассказывали бабе Любе о себе, но она, на удивление, всё помнила и потом, потом спрашивала, интересовалась, и все чувствовали и понимали, что говорила она с каждым искренне, от души, понимали, что все они стали для неё семьёй.
А то и после службы подсядет рядом с бабой Любой одна из прихожанок и рассказывает ей торопливо что-то, та внимательно слушает, кивает головой, а потом сама что-то объясняет незатейливо и обязательно потом перекрестит: «Храни тебя, Господи!».
Ольга Сергеевна вспомнила, как недавно, перед самым Новым годом сломала руку, но в храм на службы всё равно ходила, так баба Люба сразу увидела:
Как же ты, милая моя? Давно ли случилось? Ты сейчас творог больше ешь, тебе кальций нужен. Я же в больнице долго работала, знаю, насмотрелась.
Баба Люба, да ведь Пост.
А ты, милая, у батюшки попроси благословения, тебе можно.
И потом, пока почти шесть недель Ольга Сергеевна ходила с гипсом на руке, баба Люба каждый раз интересовалась:
Ну что, милая, как рука-то твоя? Заживает?
Заживает потихоньку, спасибо.
Ты тяжелое не трогай, побереги себя. Неужели поднимаешь внука на руки? Нельзя пока, милая.
Баба Люба, он уж бегает давно, в садик ходит.
Вот и слава Богу! Всё заживёт у тебя, всё хорошо будет.
Баба Люба, спасибо, дорогая. Как без Вас, не знаю
Да я ещё поживу, поживу, милая.
Бабу Любу все любили, пытались отблагодарить за участие, внимание, доброту, но она никогда ничего не брала, застесняется, и скажет тихо:
Спасибо, милая, всего мне хватает, слава Богу.
И вот случилось. Баба Люба лежала в гробу, маленькая, морщинки-лучики на лице немного разгладились, а губы, казалось, тронула лёгкая улыбка, как будто она хотела сказать:
Милые мои, вы уж тут теперь сами, без меня
Есть такие тихие, незаметные, желающие всем помочь Ангелы, они уходят, но ониАнгелы.
Мамин хлебушек
Рассказ знакомого
Позвонила вечером мамина соседка тётя Тоня, не стало мамы был сердечный приступ, вызвала скорую, не справились врачи Ехал на электричке в родной город, вроде бы и недалеко жил, а видел маму нечасто, всё больше по телефону общались. Мама жила одна, переехать ко мне она ни в какую не хотела, и даже разговора об этом не затевай.
В доме пахло тёплым хлебом и свежими щами, видно, позавчера-вчера всё готовила. Мама никогда не покупала хлеб в магазине, никогда. Где-то доставала ржаную муку, запасалась, как следует, хранила, берегла. Пекла небольшие караваи чёрного хлеба, да такого, что все соседи нашего дома не могли удержаться, чтобы не попросить:
Тетя Вера, угостите хлебушком.
Никто не говорилхлеб, всегда ласково такхлебушек, да и мама тоже так говорила. Соседки просили научить печь такой же, и всё они вроде бы так же делали, как она, из тех же незамысловатых продуктовмука ржаная, вода, соль что там ещё дрожжи, наверное. Одним словом, всё то же, да не получался ни у кого такой вот хлеб, как у мамыароматный, мягкий, воздушный, с хрустящей румяной корочкой. Каждый каравай она заворачивала в льняную тряпицу и складывала в большую кастрюлю, там и хранила.
Открыл холодильник и увидел кастрюлю со щами. А на тумбочке у кровати в керамической вазе букет сухих трав, мама очень любила пижма, мята, ветка рябины с засохшими красными ягодами, мятлик а где же полынь её любимая? Вот и она. Бывало, идём с ней, увидит полынь, кусочек сверху оборвёт, потрёт слегка между пальцами и скажет:
Ну какой же ароматнет на свете лучше!
Около вазы с сухоцветами иконка Божией матери, упаковка валидола и моя фотография. В шкафу, когда разбирался, увидел по документам, что все деньги, которые я ей переводил-помогал, не истрачены ни на копейку, то есть то есть она мои деньги копила для меня же вот как Завела попугайчика три года назад, голубой, маленький, два года почти не вылетал из клетки, забитый какой-то, а на третий стал вдруг шустрым таким и даже заговорил:
Кеша красавчик.
Больше ни слова.
Налил себе тарелку щей, водки в стакан и отрезал большой ломоть хлебамаминого хлебушка.
Блогер
Это стало его профессиейпальцы бегали по клавиатуре, как по клавишам рояля, он набирал текст, не глядя на буквы, быстро, грамотно, чётко. Он мог писать на любые темы, но предпочитал политику, мог писать за белых, красных, коричневых, голубых, зелёных, за правых, левых, верхних, нижних, за многих-многих Собственные взгляды? Их знал только он один, или думал, что знал В его текстах говорили десятки героев, исторических персонажей, говорили писатели, политики, военные, философы он и сам стал философом. Писал для себяпо желанию, писал по заказу, писал без оплаты и за деньги.
Едва проснувшись и выпив чашку кофе, он уже садился за компьютер, и побежали пальцы по клавишам, побежали мысли, слова, диалоги, споры, доказательства и тексты, тексты.
Компьютер был с ним постоянно, или он с компьютером? Неважно, они стали единым целымдома, на отдыхе, в машине, в лесу, в ресторане. Готовил еду на кухне, а на столе рядом был открыт ноутбук, одной рукой солил суп, другой набирал текст, завтракал, обедал и изучал информацию, принимал ванну и смотрел на монитор.
Уходило время время, как в больших песочных часах через узкое отверстие уходил песок. Песок и он
Песок был мокрым, он шёл вдоль берега, оставляя следы, исчезающие от набегавших волн. Лёгкий тёплый ветер ласкал лицо, закатное солнце исчезало за горизонтом, окрашивая воду во все оттенки красного и жёлтого, морской берег казался бесконечным.
Впереди бежали мальчик и девочка трёх-четырёх лет, они останавливались, заходили в море и весело прыгали в воде, поднимая брызги, разлетавшиеся во все стороны. Слышался разговор о чём-то, ни о чём, смех слышалась радость. Он шёл к небольшому старому дому на берегу, где у окна, выходящего на море, был письменный стол, ручка и чистый белый лист. И не было компьютера!
Привычно зазвонил будильник, он нехотя встал.
«Добро пожаловать!» улыбался голубым экраном монитор.
Двери закрываются! Забудьте
Поезд из пункта А в пункт В прибывает к третьей платформе. Стоянка поезда 15 минут.
Поезд из пункта В в пункт А прибывает к первой платформе. Стоянка поезда 15 минут.
Выйду на несколько минут. Ты пойдёшь? спросила она мужа. Я скоро вернусь, накинула пальто, лёгкий платок.
«Выйду, подышу воздухом», подумал он.
В этот ночной час на заснеженной платформе не было ни души, только холодный, пронизывающий ветер и мелкий монотонный снег, снег, снег. Их вагоны оказались напротив, вышли, остановились на мгновение, пристально вглядываясь в освещённую темноту вокзала.