Они вышли на берег моря. Внизу о скалы бились черные волны. Кузьма подошел к краю обрыва и оттуда выбросил подальше в сверкающие при свете луны волны, лежавшие у него в карманах кастеты и нож «черных колготок».
Ты чего выбросил? тихо спросила Зина.
Прошлую никчемную жизньответил так же тихо Кузьма.
Пойдем, посидим на скамейке, там есть рядом с колоколомпредложила Зина.
И они пошли в сторону, где темной громадой чернел старинный колокол.
Было тихо, и вокруг не было никого.
Садисьпредложил Кузьма, расстелив свою тужурку на скамейку.
Не снимай, холоднозасмеялась, как колокольчик Зина, и одела снова тужурку, на него.
Мы сядем таксказала она, и усадив Кузьму на скамейку, а сама села ему на колени, распахнула тужурку, и прижалась всем телом к его груди. Ее глаза сверкали, как звездочки в ночи, отражавшиеся в море.
Она что-то ему говорила, но ее не слышал. Кузьма боялся пошевелиться, спугнуть ее. Она что-то ему говорила, и рассказывала. Голос ее звенел как колокольчик. И Кузьма был готов так сидеть до утра.
Они не знали, сколько прошло времени, боялись спугнуть жар-птицу их зарождавшейся любви.
Казалось, что прошел целый век, как они знают друг друга. Сквозь ее легкую курточку Кузьма чувствовал, как сильно бьется ее сердце, чувствовал ее небольшие и очень теплые грудки.
Наконец Зина сказала тихо:
Кузя пойдем домой спать, а то тебе завтра надо на корабль.
Да, часов в пять выходить надо. У нас в восемь выход завтра в море.
Знаю, вы идете на две недели в Феодосию с «Беззаветным» и «Красным Кавказом».
Кузьма всегда удивлялся, откуда женщины в городе знают о задачах и действиях флота больше, чем флотские офицеры.
Они пошли медленным шагом домой, оставляя позади шум прибоя, бьющегося о тысячелетние скалы Херсонеса.
Дома Зина, поставила чай, и пока он закипал, постелила Кузьме в комнате на полу, а себе на небольшом диванчике. Комната была в домике всего одна.
Попив чай, Кузьма быстро помылся во дворе, и раздевшись нырнул, под приятно пахнувшую простыню, накрытую зеленым верблюжьим одеялом.
Зина погасила свет в комнате, и пошла умываться. Сердце Кузьмы, казалось выскочит сейчас из груди, так ему было хорошо. Его бросало то в пот, то в холод.
Через минут пятнадцать пришла Зина и в темноте залезла под свое одеяло на диване.
Они лежали и молчали. Кузьма не мог заснуть, он лежал и думал о Зине, дяде Васе и Анастасии Петровне. Он не мог понять, почему он раньше не знал Зины.
Внезапно в ночи раздался тихий, как колокольчик, и призывный голос Зины:
Кузьма так и будешь продолжать половую жизнь на полу. Иди ко мне, здесь нам будет вместе гораздо теплее. А то у меня зуб на зуб не попадает.
Второй раз приглашать Кузьму было уже не надо, и через секунду их тела сплелись в тесных объятиях. И пропало все и небо, и звезды, и Севастополь, и «Брест», и этот теплый маленький домик.
Майор милиции Мастрюков, ел свой хлеб, не даром. Он уже к двум часам ночи имел полный список морских офицеров, бывших курсантов «Голландии» и «Стрелки» 1972-1974 годов выпуска, прибывших за последнюю неделю в Севастополь в отпуск или в командировку или к новому месту службы.
Таких набралось шестнадцать человек. Десять прибыли в отпуск с других флотов, один прибыл в командировку, двое прибыли в Севастополь с кораблями, прибывшими в ремонт, двое прибыли на кораблях, уходящих на другие флота из Николаевского завода и один прибыл уволенным в запас по болезни к месту постоянного жительства в Балаклаву.
Проверить, всех было, не сложно. Уже ночью ушли во все гарнизоны, откуда прибыли эти офицеры телеграммы с запросами о подобных случаях.
Конечно, была и погрешность во всем этом, и этого Мастрюков боялся больше всего. А вдруг искомый офицер не встал на учет в комендатуре в Севастополе, а приехал к примеру из Ялты, Евпатории или Сухуми, где отдыхает на один день. Такое тоже можно предположить. Но нужно ждать ответов из гарнизонов. И намаявшись с раздумьями, и накаченный своим командованием Мастрюков прилег спать на диванчике у себя в кабинете.
Кузьма прибыл на корабль к семи часам утра. Уже полным ходом шло приготовление. Заскочив на минутку в каюту к Мансуру, чтобы извиниться за вчерашнее он застал там полное веселье.
Столы были накрыты различными разносолами. Серега Огнинский с Мансуром и летчиком Красуком обнимались с каким-то мужиком в тельняшке и клялись в вечной дружбе. Бывший, с ними начмед Игорь Муратов, отвалился спать на диване.
Увидев Кузьму, Серега закричал:
Штрафную, этому Кузьме. Как он просек, что эти девицыпустой фантик, и не пошел их провожать.
Ребята приготовление, через полчаса уже докладывать вам командиру о готовности боевых частей.
Как приготовление, а мы не слышали. Сколько времени? Сергей посмотрел на часы, и аж подпрыгнулничего себе посидели. Мансур наливай бутылку «шила» Перфильевичу, а то потом своего «крейсера» не найдет и две недели будет с нами в Феодосии париться.
Как две неделивскричал Перфильевич, да мне сегодня надо в баню идти с Егоровичем вечером.
Всей гурьбой офицеры пошли провожать Перфильевича к трапу. На трапе Сергей долго целовался с Перфильевичем. В результате чего отдали приставку, и Перфильевичу пришлось прыгать уже на нее на ходу корабля. При прыжке он умудрился разбить подаренную бутылку с корабельным шилом, и сев наконец, в свою лодку горько заплакал о потере «подарка».
Серега кричал ему с трапа:
Не переживай Перфильевич, придем с морей, еще нальем вдвойне.
А вы, не обманите? раздался далекий голос Перфильевича, с уходящей от корабля приставки.
Да клянусь своим самым любимым противогазомкричал в ответ ему Серега, и раздался задорный смех, провожающих офицеров.
В кабинет командующего Черноморским флотом прошел начальник Севастопольского городского УВД генерал- майор Литвиненко.
Что Тимофей Ильич привело тебя ко мне. Мои что ли расшалились, так мы их поправим.
У меня дело «черных колготок» по всем нашим данным это два ваших офицера в званиях капитан-лейтенантов так промышляют. Мы проверяем, но сегодня зверски избиты шестнадцатисемнадцатилетние дети, один из них сын секретаря горкома партии товарища Бурунова, другой сын директора завода «Фрегат» Крапченко. Избиты зверскишестнадцатилетнему школьнику Валентину Машкину сломали руку, выбили зубы, сломаны ребра. Ну, звери твои офицеры. Надо найти.
Командующий флотом заходил по кабинету:
Так понятно. А как ты объяснишь, что вчера вечером эти «черные колготки» зверски избили моего капитан-лейтенанта с «Красного Кавказа» Махортина. Показывает, что их было пять человек и один несовершеннолетний по кличке «Малыш». Сегодня ночью его доставили в госпитальсломаны четыре ребра, перебит нос, сломан палец на руке, разорвано ухо. Это как понять? Я уже приказал прокурору флота провести дознание по этому делу. Самых толковых ребят назначили на это дело.
Просто понять! Твои за что-то и настучали ему по тыкве.
Не сходится Тимофей Ильичколичество не сходится, и этот несовершеннолетний никак не может быть офицером Черноморского флота.
А может он, чей сын? робко спросил генерал-майор.
То, что он чей-то сынэто точно. Но не сын Махортина это тоже точно.
Разбирайся сам Тимофей Ильич. Если нужна моя помощьокажу, спецназ подтяну для захвата, бригаду морской пехоты подниму. Но не мешай ты нам работать со своими бредовыми идеями, и пожалуйста сделай так что бы на берегу мои офицеры могли нормально отдыхать.
Майор милиции Мастрюков рыл землю, чтобы найти хоть какие-нибудь следы.
Восемь отпускников отпали по предоставленным алибинаходились в указанное время в семьях, двое уехали по туристическим путевкам на турбазу в Пятигорск уже более недели назад.
В ремонт прибыл балтийский крейсер «Октябрьская революция», два капитан-лейтенантавыпускники, так называемой «Стрелки» имели также полное алибиодин был две недели в отпуске на Западной Украине с семьей, а второй был отправлен командиром корабля в командировку в Ленинград на завод, неделю тому назад.
В командировку, в школу водолазов, размещавшуюся на Херсонесе, прибыл капитан-лейтенант Воронов из Североморска для сопровождения выпускников учебного отряда в Североморск. Как раз в этот вечер он сопровождал новоиспеченных «водолазов» на вокзал и вечером никак не мог быть на «Остряках». На авианосце «Брест» прибыли в Севастополь старший лейтенант Валиевкомандир группы БЧ-3 и капитан-лейтенант Гусаченко. Валиев дежурил по кораблю, Гусаченко по данным командира корабля капитана 1 ранга Гиоева сходил на берег, вернулся вовремябыл у невесты.
И, наконец, уволенный в запас по состоянию здоровья капитан-лейтенант Мирончик никак не мог участвовать в вышеуказанных событиях.
Удалось переговорить с несколькими отпускниками, и несколькими командированными.
Не удалось переговорить только с Валиевым и Гусаченко, которые ушли на «Бресте» в Феодосию, на полеты авиации. Возвращение ожидалось через две недели.
Беседа с пострадавшим капитан-лейтенантом Махортиным тоже не дала никаких новых зацепок. Он молчал намертво.
Не помню, не знаю. И не узнаюне хотел он делиться с милиционером, ни какой информацией, о спасшем его офицере.
Видел он «черных колготок», узнал «Малыша», остальное не помнит. Как домой попал, не помнит. Помнит только, как били палками и ногами. Больше ничего не помнит. Видимо флотские дознаватели из прокуратуры провели с ним эту работу.
Работники ресторана помнят, что было в ресторане несколько офицеров с «Бреста», но конкретно сказать ничего не могут.
Через неделю из всех гарнизонов флота пришел ответ, что подобных севастопольскому, случаев нигде отмечено не было.
Особенно Мастрюкова интересовал ответ из Николаевского гарнизона, где строился «Брест». Случаев подобных севастопольскому, и в Николаевском гарнизоне не было.
Не знал майор милиции Мастрюков, что месяц назад с «Бреста», укомплектованного «северянами» были уволены в запас по дискредитации офицерского звания несколько офицеров отправивших свои партбилеты в ЦК КПСС лично Генеральному секретарю Брежневу.
Реакция партийных руководителей на это была мгновенной. Все были уволены из рядов Вооруженных Сил без пенсий и пособий, а на их места немедленно были назначены офицеры Тихоокеанского флота, в том числе и Кузьма Гусаченко, которые практически в Николаеве не были, как впрочем, и в Североморске, куда тоже был послан запрос.
Кадровики Черноморского флота личные дела офицеров не показывали, а лишь ограничились общими сведениями о запрошенных офицерах.
Командир «Бреста» капитан 1 ранга Гиоев вызвал во время полетов в ходовую рубку, капитан-лейтенанта Гусаченко.
После доклада о прибытии, командир взял Кузьму под руку и увел на сигнальный мостик для конфиденциального разговора.
Слушай Кузьма, а где это ты вчера был вечером?
На берегу, товарищ командир!
Кто подтвердить может?
Ну, Огнинский, Асланбековмы вместе были, а потом девушек провожали.
Уже знаюс досадой проговорил командир корабляэто, но они уехали, говорят, а ты остался у ресторана.
Ждал окончания закрытия ресторана. Там работают мои знакомые дядя Вася Вербицкий швейцаром и моя девушка Зина официанткой, товарищ командирс волнением произнес Кузьма.
Поверим Кузьмаответил, командир, немного помолчав, а не скажешь мне, кто кроме тебя мог пятерых «черных колготок» разделать, как Бог черепаху в одиночку? Если это не ты, то кто? Недаром же ты с утра до позднего вечера руками и ногами махаешь на автоматной площадке. Скажи! Я не настаиваю на правде, только намекни, и я тебя прикрою, помогу. А вот вранье не люблю, у нас на Кавказе не принято от старших правду скрывать..
Мой грех, товарищ командирвздохнул, решившись ответить Кузьмано, уж больно они сильно отделали, каплея с «Красного Кавказа». Да и против меня, было пятеро на одного с дубинками, кастетами и ножами. Бой, был честный.
Командир вздохнул, подумал немного, затем прошелся по мостику, заложив руки за спину.
На палубе раздавался рев взлетающих самолетов.
Балуевский взлетает и Красукотметил, поморщившись, командир, как бы отвлекая Кузьму от разговора и вглядываясь вслед взлетевшим самолетамбыл по связи официальный запрос флотской прокуратуры и севастопольского следака из милиции по тебе и Валиеву. Спрашивали, где вы были вчера вечером. Я ответил, как было. Командиру же врать не с руки.
Самолеты пошли в разгон, оставляя темный керосиновый след, в голубом с белыми разводами небе. На палубу вырулила еще одна пара самолетов для взлета. Шум заложил уши.
Надо чтобы твои знакомые тебя прикрыли, и обеспечили алибивздохнув, сказал командириначе ведь может быть плохо. Один из этих подлецов, оказался сыном секретаря горкома партии. Представляешь, что они там против тебя могут раздуть? Командующий звонил. Тоже переживает, интересуется. Алиби себе будешь обеспечивать сам. А знаешь, что? Поезжай в отпуск. Как ты? Эх, Кузьма. Хороший ты парень. Не хочу тебя сдавать! И если поедешьсреж наш авианосный знак с груди, пока мы в Севастополеи махнув рукой, командир повернулся и пошел в ходовую рубку.
С палубы с ревом ушла в небо еще пара самолетов.
Кузьма первым же катером сошел на берег, и к вечеру сидел, со сверкающей от счастья Зиночкой, дядей Васей и Анастосией Петровной в домике стариков в Стрелецкой бухте. Он им рассказал все как есть.
Так, ты это никуда не ходил. Ты у меня сидел в коморке и ждал Зину в ресторане. Верно, я говорю женщины?
Из глаз Анастасии Петровны полились слезы, и глотая их она выговаривала:
Ну почему люди не могут жить по правде. Ведь ловили второй год этих «колготок», а теперь Кузенька наш виноват во всем.
Цыть бабы! Еще раз повторяю, Кузьма, не в чем, не виноват. Сидел в моей каптерке. Отгадывал кроссворды в «Огоньке». Я его попросил. Потом Зина его покормила, напоила чаем, и мы все вместе домой поехали. Весь ресторан может подтвердить. Верно Зин?
Верно Василий Адамович!
И если кто из вас, куда и кому кудахнет, то палкой моей получит порцию по спине. Ну, а на худой конец, если деваться будет некуда, возьму все на себя. Я их своей палкой покалечил и все. Пусть кто мне, что скажете ветерану войны и орденоносцу.
Все засмеялись, представив, как дядя Вася воюет своей палкой. Даже Петровна с улыбкой вытерла слезы.
Мы поедем ко мнепотянула Кузьму за руку за собой Зинаему же завтра утром в отпуск.
Так может он у нас останетсяробко предложила Анастасия Петровна.
Цить, дура баба, ты что с печки свалилось, не видишь, что у них дело молодое, сами разберутся, кто где и как будет спать.
И Кузьма и Зиной, распрощавшись со стариками, и с ревом умчались на мотоцикле к Зине.
Через две недели «Брест» возвратился в Севастополь, и первым кто прибыл на корабль, был майор милиции Мастрюков.
Его принял сам командир корабля, они долго пили чай, Командир предложил отобедать, пришлось согласиться. Долго разговаривали на отвлеченные темы, обсудили обстановку в стране и за рубежом.
В конце концов, утомленный горячим кавказским гостеприимством майор милиции Мастрюков предложил выделить помещение и дать возможность переговорить с старшим лейтенантам Валиевем и капитан-лейтенантом Гусаченко.
Помещение мы тебе майор выдели. Каюта авиаполка подойдет? спросил командир корабля.
Да мне все равно, какая каютаответил утомленный гостеприимством командира майор.
А может баньку сначала? У нас знатная сауна, бассейн есть. Хочешь, сходим попариться с веничками эвкалиптовыми?
Да на работе я, Виктор Александрович.
Ну, на работе, так на работерасстроился отказом майора командир корабля, и нажал кнопку вызова вестового.
Помощника командира ко мнеприказал он, внезапно появившемуся, как из под земли рассыльному.
Есть помощника командира капитан-лейтенанта Коноваленкобраво ответил матрос и ноги застучали по трапу ведущему вниз.
А Коноваленко, какого года у вас выпуска? заинтересовался майор.
А семьдесят первого Калининградское училище закончил. Тоже побеседовать хотите?
Нет, спасибо, мне хватит Валиева и Гусаченко. Мне нужны нахимовцыпотянулся, как кот, майор.
Перед каютой командира корабля появился высокий и подтянутый капитан-лейтенант.
По вашему приказанию товарищ командиркозырнул он.
Леша выдели каюту авиаполка товарищу майору и обеспечь ему на беседу Валиева и Гусаченко.
Леша повернулся, а затем вдруг сообразив и назад к командиру корабля:
Так товарищ командир, Гусаченко вы на две недели отпустили в отпуск еще из Феодосии домой на Кубань в станицу Охотскую к родителям. У него там какие-то проблемы вы сказали.
Товарищ командир как же так, ведь вы были предупрежденыс болью сказал майор милиции.