Насыпался мешок мукизавязывают его, ставят следующий. Все тут, конечно, белые от муки, но внимания на это никто уже не обращает: потом отряхнёшься, когда работа закончится. Нагрузим рыдван белыми мешками с мукой и едем домой. Приезжаеммать разжигает печь. В избах тогда такая огромная русская печь была, на пол-избы. Мать заквасит тесто, вылепит хлебы, поставит в печку. Потом вынимает ихрумяные, горячие! Кроме хлебану, это потом ужеблины пекли, лапшу делали. Наешьсяне вздохнуть. Но это редко так бывало, раз в год, когда с мельницы возвращались. И даже тут: ешь, но не забываешь, сколько этому празднику предшествовало трудов!
Чего не было у насэто сахару. Вместо него мы кулагу делали: зерно заливали водой, ставили на печь, оно прорасталоего мололи, варили такую жидкую кашу. Она сладкая получалась, и добавляли в неё яблок. К тому времени у нас уже в саду всё созревало: яблоки, груши, «китовка» (у нас так мелкие яблочки сорта «китайка» называют), тёрн (разновидность сливы)тёрн жёлтый, потом был у нас ещё тёрн телеграфский. Не знаю даже, откуда такое название бралось. Яблок насушим, из тёрна вареньетоже на зиму, зима длинная и холодная предстоит! Ну, тут настаёт время заниматься скотом. Скажем, пять овец вырослоодну можно зарезать. Отец в сарае забьёт овцу, а мы смотрим, учимся!
Так это жутко, наверно!Я перебил деда, даже задрожал.
А баранину ешь? Ботинки из кожи носишь? Настоящий мужик всё должен уметь! Ну вот, часть баранины съедим: щи с бараниной, баранина с кашей. В основном только зимой мясо ели, был праздник такой, назывался «мясоед». Остальное мясо засолим в запас. Отец выделает баранью шкуру, шерстью внутрьв избу принесёт, встряхнёт. «Ну, чего, мать?говорит.Тебе, что ли, тулуп сошьём?»«Да нет,мать говорит,из одной шкуры тулупа мне не выйдет. Давай Егорушке тулупчик сделаем: он как хорошо в этом году работал!»«А и правда!отец улыбается.Тогда уж надо ему и валеночки скатать!» У нас на краю деревни каталь жил, валенки катал из овечьей шерсти, но это особое искусство, не все им владели. А мы начинаем из овечьей шкуры тулуп выделывать. Сначала очищают её от остатков мяса, жира, потом натирают мукой, отрубями, квасят, потом дубятв муке из дубовой коры, от коры она становится коричневая.
Понял!закричал я.Потому и называется «дублёнка»от слова «дубить»!
А слово «дубить»от слова «дуб»!кивнул дед.
Как-то ты аппетитно всё это рассказываешь!
А любая работа аппетитна, когда умеешь её делать!сказал дед.Ну, просушат потом шкуру, и мать начинает шить тулуп. «Тебе со сборами, что ли, делать?»мать спрашивает. «Со сборами, конечно, со сборами!»говоришь. Тогда мода была: тулупы со сборами. Не думай, что мода только сейчас есть,тогда молодёжь тоже думала, как получше одеться! И вот наденешь тулуп со сборами, новенькие валенки, выходишь на главный проулок как король. Но не совсем, правда, как король. Очень большая ясность была, даже в детском мозгу, что всё это ты не так получил, а заработал!
Да-a! Хотел бы я заработать себе дублёнку!
А ты работайи всё у тебя будет!сказал дед.Ну, тут уже вовсю наступает зима,продолжил он.Снегу наметаетдо самой крыши, ветры страшные! У нас местность ровная была, степная, ветры как хотели гуляли. Но опять же ничего страшного: соберёмся все дети в избу, у нас или у Булановых, сидим, греемся, и кто-нибудь рассказывает что-нибудь. Моя старшая сестра Татьяна здорово умела рассказывать. «Вот,говорит,мы здесь с вами сидим, а избушку нашу ветер поднял и несёт по воздуху далеко-далеко, в невиданные края, где никто из наших не был ещё!» Мы прижмёмся друг к другу, сидимстрашно, но и интересно. Потом кто-нибудь не выдержит, выскочит из общей кучи, быстро глянет в окно,а там не видно ничего, метель несётся, будто мы действительно по воздуху летим! Помню, я однажды пытался тоже начать рассказыватьрешил свой сон рассказать. Говорю: «Снится мне степь, и иду я по ней. Иду по ней, иду...» Все начинают вдруг хохотать. Я обижаюсь. «Дайте,говорю,рассказать! Ну, значит, иду я, иду...» Все снова в хохот. Так я, по-моему, и не сумел рассказать свой сон. Но помню, про себя стал всякие истории сочинять. Разговаривать я не очень бойкий был, но всё время разные истории про себя воображал!
И я тоже это люблю!сказал я деду.
Ну, это ты, значит, в меня,улыбнулся дед.Хотя и не во всём. Ну вот... Долго тянется зима. Перед самой весной однажды, помню, сильно я заболел. В избе холодно было, продуло. И помню, лежу я, на столе керосиновая лампа горит. И тут вдруг начался у меня бред. У двери на лавке ведро стояло с водой, и в него всегда ковшик был опущен, и вдруг вижу я: ковшик сам зачерпывает воду и ко мне по воздуху летит, тычется в губы. Я кричу, отмахиваюсь от него, а он отскочит и снова лезет. На крик мать прибежала со двора, сменила мне горячую тряпку на лбу. Стал понемногу я поправляться. И за окном стало светлее становиться: весна скоро. А когда весна, дома уже не усидишь! Начинают снега таять, ручейки потекут. Но и тут уже не так просто играешь, а с умом. Местность у нас засушливая была, и это единственное время в году, когда воды вокруг много, и тут уже цель у тебя: чтобы на ваш участок вода попала, впиталась. Не попадёт сейчас вода, почву не пропитаетничего не вырастет у тебя за целое лето. И вот несётся по главному проулку в сторону обрыва целая рекаи каждый из ребят канавки роет, воду отводит на огород. В огороде уже готово всё: земля такими спускающимися, как ступени, террасами сделана и одна терраса от другой валом отделена. До вершины первого вала вода подниметсяделаешь в нём дырку, пускаешь воду на следующую террасу, там поднимется до валаспускаешь воду на нижний этаж. Террасы эти горизонтальные палы назывались. Если не делать их, вода просто стечёт по наклонному огороду в овраг, и все дела, а так она землю успеет пропитать. Только внимательно надо следить, чтобы не переполнился пал. Однажды, я помню, отлучился к дружку своему, а вода в верхнем пале поднималась, поднималась, потом хлынула во все стороны и погреб затопила: кадушки с огурцами, капустой, картошкавсё поплыло! Я прибегаю от друга, глянули похолодел! И тут мать выходит. «Ты где это был?»«Да к Саньке на минуту зашёл!»«А что это у тебя на волосах?» Я паренёк простодушный был. «Где?»говорю и нагнулся. Мать схватила меня за кудри и как стала трепать! На всю жизнь я это запомнил: делаешь делотак делай как следует!
А ручьи всё сильней. Нижняя часть нашей деревниПлетнёвка называласьвообще каждую весну полностью затоплялась, до самых порогов. Там и избы строили специальные, на высоком фундаменте, с высоким крыльцом, чтобы не затопило комнаты. Но зато и урожай в том конце самый лучший былсамые крупные огурцы, огромные помидоры!
И вот где-то, значит, в конце мартав начале апреля наступает разлив: вода широко разливается, реки не видно, сплошное море, до самой Краишевской горы на горизонте. Потом вода начинает спадать, остаются такие небольшие озёрца, по колено, и в них рыба оставшаясякишит! Тут уж начинается всеобщая ловля. Особенно ребятишек азарт охватывает! «Мам, можно я кошёлку возьму?»«Бери!» Плели у нас тогда кошёлки для подноса кормов, с отстёгивающимся дном. И вот видишь, в луже большая рыба идёт, хлопнешься на неё, накроешь, потом дно отстегнёшь и в мутной водевода мутная быланетерпеливо рукой шаришь: есть или нет? Вроде бы игра, а в то время, когда и мясо, и хлеб кончились уже, приятно за обедом собственных твоих голавлей увидеть и слова матери услышать: «Это нас Егорушка сегодня кормит!»
Ну, потом сходит вода, почва подсыхает слегкаи снова работа.
Помню, в восемнадцатом году я уже быков погонял на пашне. Пахали новые земли, у нас тогда уже коммуна былаотец организовывал! Когда пашут на быках, они сами не идут, нужно, чтобы кто-то их подгонял, и обычно мальчишки для этого используются. Мне тогда сколько было? Семь лет. И я вовсю уже быков погонял. Целый день подёргаешь ихк вечеру руки-ноги гудят.
А как... коммуна у вас организовалась? Ты никогда не рассказывал!
Мне всегда казалось, что исторические события были очень давно, с какими-то совсем другими людьми, а вот, оказывается, родной дед, которого я довольно часто вижу, сам в исторических событиях участвовал!
А ты Настину тетрадку прочти, там всё подробно написано,сказал дед.
Обязательно сегодня же прочту!сказал я.
Вот, оказывается, как! Не мог даже и представить себе раньше, что эти вот знакомые людидед и сестра его Настяучастие в истории принимали!
Ну ладно.Дед поднялся.Наверно, заболтал я тебя. Наверно, у тебя дел своих много?
Да нет... Не так чтобы очень. Вот воду в аквариуме хотел переменитьвидишь, зацвела!
А!обрадовался дед.Значит, интересуешься всё-таки природой?
Ну... аквариум! Какая это природа!
Всё-таки!уважительно проговорил дед.
Я принёс из ванны ведро отстоявшейся воды, поймал сачком рыбок и пустил их в ведро. Потом принёс таз, поставил его на пол и стал банкой переливать в него позеленевшую воду из аквариума.
А ты таз на стол поставь,посоветовал дед,так быстрее будет и не расплещешь!
Правильно, как это я не догадался!Я поднял таз на стол, так переливать воду стало гораздо быстрее.
Не думаешь!сказал дед.Перед любым делом сосредоточиться надо: как легче и быстрей его сделать.
Учту!Я вычерпал зелёную воду, насухо протёр аквариум изнутри, налил чистой воды из ведра и пустил рыбок. Наконец-то стало их ярко виднои золотых, и тёмно-чёрных.
Теперь лужи подотри!сказал дед.
Я достал тряпку и вытер.
Вместе со мной дед любовался рыбками.
Ну вот, приятно же, когда дело какое-то сделаешь!проговорил дед.
Конечно, приятно!подтвердил я.
Да только вот ты не всегда про это помнишь!вздохнул дед.
Тут вернулись из гостей мои родители, мы поужинали все вместе, потом они уговорили деда остаться, не ехать на ночь глядя на селекционную станцию, где он работал,уложили его на диване в своей комнате. Я зажёг у себя лампу и достал обычную тоненькую школьную тетрадку (которую мне дед передал уже полгода, наверное, назад) с жизнеописанием старшей его сестры Анастасии.
На обложке было корявым почерком фиолетовыми чернилами написано: «Очень краткое воспоминание о своей жизни Анастасии Ивановны Лапшиной». Я раскрыл тетрадку и начал читать.
«Родилась я в 1903 году, 15 ноября, и пошла моя жизнь. Помню прадеда своего Власа, ему было 90 лет и он был дядя моему дедушке Андрею. У дедушки Андрея было от первой жены 2 мальчика, мой отец Иван и ещё Фёдор, и вот у них мать померла, дедушка женился на второй жене, и она через год тоже померла, он женился на третьей жене, и у них родилось ещё трое детей. Так вот шли годы, все выросли, отца моего Ивана женили, взяли самую мою маму Дарью. Вскоре у деда Андрея померла третья жена, и на маму Дарью легла вся семья5 мужчин и две девочки. Потом и у мамы тоже появились дети: Миша, Коля, а ещё я, Настя, и Таня. И тогда сделалась катастрофа: отец наш Иван Андреич познакомился с сельским учителем, а тот человек был выслан и он у нас в Берёзовке учил детей, а отец с ним познакомился, и тоже стал у него помощником и работали вместе, и папа от него многому научился, и всё время читал книжки запрещённые, но ему было никак нельзя читать в явь, он читал потаясь от стариков, а они очень ругались. Дед Влас смотрел за ним и говорил, что лишнее время проводишь и керосин жжёшь, а отец выйдет во двор и под месяцем читает, один раз так увлёкся чтением, что не заметил, как дед Влас подошёл сзади и как его вдоль спины огрел метлой, у отца книга выпала из рук и он свалился без памяти. Тут братья мои Миша и Николай подросли, пошли в школу, а я ещё была мала. Не знаю, в каком году у нас в доме была большая картина с царями во всю стену: по краям царские слуги, а посередине сами цари со своими семьями. И старики не заметили, как ребятишки всем на этой картине глаза зачертили. Не знаю, кто мог со стороны увидеть и доказать в полицию. И вот была глубокая осень, все работы кончились, скот был уже дома, мужики уже отдыхали: скот уберут и где-нибудь соберутся и сидят, курят, анекдоты рассказывают, и наши тоже все ушли, никого не было, только я была дома и дед Влас, лежал на печке, он уже не мог много ходить, ему было девяносто с лишним. А я сидела за столом, меня мама научила вязать кошке шарфик и вдруг к нам въезжает во двор конница, сколько много я не знаю, все в чёрных шинелях с светлыми погонами, с шашками. И спрыгивают с коней и заходят в дом несколько человек в сапогах со шпорами, как загремели сапожищами, я и работу свою бросила. Они подходят ко мне и говорят: «Скажи, девчонка, где отец?» А я говорю: «Не знаю!» Двое как подскочили: «Говори правду!», и как выхватят сабли у меня над головой: «Говори, а то голову отрубим!» Я испугалась, а не заплакала, говорю: «Они все ушли скотину убирать». И тут дед Влас с печи крикнул: «Что вы с глупым дитём разговариваете?» Они сразу отскочили от меня к нему: «А, тут ещё есть один! Рассказывай, где ваш Иван?» А дед говорит: «Вы зачем присланы, что вам нужно от нас? Мы ничего не знаем!» Они говорят: «Обыск у вас делать будем», а как на картину с царями глянули, стали кричать: «Кто такую подлость мог сделать?!» А дед говорит: «Я не видел», а они опять ко мне: «Ты, девчонка, знаешь!» А я говорю: «Это ребятишки из школы приходили и зачертили глаза всем царям». Тут стали они везде искатьи под полом и на чердаке, всё-всё прошарили и в хлеву и во дворе и ничего не нашли. А отцу заранее кто-то сказал, он и учитель скрылись. Отец сразу убежал к знакомым, а они его спрятали в тыквы в хлеве, а ночью он убежал в лес и уехал в Среднюю Азию, без билета добрался. И четыре года не знали, где он есть, а мы тут остались в такой семье, жили полуголодные. Мама с четырьмя детьми работала и день и ночь, и тогда бабушка, её мама, взяла двух мальчишек к себе, и они там выжили. На четвёртом году присылает отец письмо, что он жив и просит с родины справку. Наши старики пошли к священнику и он за взятку написал справку, послали отцу и ему сразу дали документы. И он пишет второе письмо: «Хотите, я приеду домой, а может быть, вы приедете ко мне? Я живу хорошо, учу саратовских детей русскому языку». Тут бабушка испугалась и заплакала: «Ты, Даша, уедешь и ребят увезёшь!», и её в ночь ударил паралич, и она не выдержала, померла. Отцу сразу дали телеграмму и он приехал, и брат мамы тоже приехал, он был наследник, и сразу начал всё продавать, продал корову, овец, а дом у него купили наши родители, Дарья и Иван, отделились от своих стариков и переехали в этот дом ни с чем. Ничего нет, но родные на новоселье принесли, кто пшена, кто хлеб, кто форму муки, а корову нам дали старую-престарую, но стало лучше, как-то перезимовали, и я пошла в школу. Отец поступил сельским писарем, начал кой-какие деньги зарабатывать. Семья прибавлялась, родились младшенькиебрат Егорушка и сестра Нина. И вот первая германская война, отца взяли на войну, и мы остались уже семь человек детей и мама больная. У нас ещё был мальчик шести месяцев, но вскоре он заболел и помер. Но я уже научилась ходить за детьми, тут меня взяли к священнику в няньки. Я окончила четыре класса все на отлично, но дальше учиться не стала, потому что мы плохо жили, а мне платили гроши в год. Прошло три года, я уже стала пятнадцатилетняя, отец вернулся с войны жив-здоров, и тут сразу революция. Отец наш сразу организовал коммуну, тут стали раскулачивать помещиков и отобрали у них скот и дали этой коммуне быков четыре пары и 2 лошади. Но тут опять война красных с белыми. Все наши коммунары, которые могли держать винтовку, пошли воевать, а остались в коммуне старики и мы, подростки, пахали на волах, сеяли и уродился хороший хлеб, но не пришлось убратьбелые заняли наши места, Берёзовка несколько раз переходила то к белым, то к красным. От белых мы отступали в Боландумы были в этот час в поле на покосе, и мы, как были три старика и нас две девочки и один мальчишка, и одна женщина-повариха с двумя детьми, так и поехали, не успели съездить в деревню за продуктами, так и отправились ни с чем. Там у нас были наши овцы на пастбище, и старики положили одну овцу с собой, и мы приехали в Боланду и зарезали её. А там столько беженцев, все от белых убегают. Мы, как и все, подняли оглобли, сделали навес, сварили баранину, она такая жирная да душистая, а есть нельзясоли нету. Мы стали ходить по домам, хоть ложечку соли просить, но все захлопывали окна: «Много тут вас!» Навстречу нам старенькая старушка: «Девчата, вы чего?» Мы говорим: «Бабушка! Нам хоть бы на сало выменять соли». Принесли сала ей, она нам за это ведро дала и один стакан соли. Мы говорим ей: «Бабушка, очень мало!» А она говорит: «Соль сейчас дороже золота!» Мы принесли эту соль, разожгли под котелком огонь, посолили баранину, и она такая вкусная получилась, и так мы три дня жили. Потом сводка пришла, что наши прогнали из Берёзовки белых, и мы собрались и поехали домой. Доехали до своего поля, у нас там пруд был, назывался «Денисов», и мы увидели возле него много окопов, мы пошли по окопам, а там было столько брошено хлеба, мы набрали пол-ящика, сколько было радости, сами ели и ещё привезли домой.