Что такое? Почему?!тряся перед лицом растопыренными ладошками, завопил он.Только что ушла электричка, неужели нельзя было успеть?
Да с этим разве сделаешь что-нибудь?сразу переходя на его сторону, ответил Алексей.
Так! А я поднялся, совсем еще больной, в темпе собрался, разругался с женой.
Ну ладно!проговорил Дзыня, лицо его немножко разгладилось.Я и сам, честно говоря, опоздал.
Мы засмеялись.
...Электричка ползла по высокой насыпи. Внизу был зеленый треугольник, ограниченный насыпями с трех сторон. В треугольнике этом зеленел огород, стояла избушка и был даже свой пруд с деревянными мостками, и единственный житель этого треугольника стоял сейчас на мокрых досках с кривой удочкой в руке. Жизнь эта, не меняющаяся много лет, с самого детства, волновала меня,но попасть в этот треугольник мне так и не удалось.
Загадочная эта долина мелькнула и исчезла, навстречу грохотал товарный состав с грузовиками, накрытыми брезентом.
Сойдя на станции, мы долго пробивались к даче по осыпающимся, норовящим куда-то уползти песчаным косогорам.
Дача была темная от воды, краска облупилась, торчала, как чешуя. Леха дернул разбухшую дверь, мы поставили на террасе тяжелые сумки, начали выкладывать продукты на стол.
А сигарет ты, что ли, не купил?испуганно обратился Дзыня к Лехе.
Нет. Я думал, ты купишь, пока я за этим езжу!Леха кивнул на меня как на главного виновника отсутствия сигарет, хотя я в жизни никогда не курил.
Ничего! Можно день провести и без нихпримирительно проговорил я.Не за этим мы, кажется, приехали сюда, чтобы курить.
Дзыня повернулся ко мне, его остренькое личико натянулось обидой, как тогда на платформе, хотя в обоих этих случаях виноват он был ничуть не меньше меня.
Об тебе вообще речи нет,скрипучим, обидным тоном, столь характерным для него в последнее время, заговорил Дзыня.Ты можешь жить без того, без чего ни один нормальный человек жить не станет.
Довольный своей фразой, он улыбнулся язвительно-победной улыбкой: Леха тоже глядел на меня как на виновника каких-то их бед... Ну ладно! Я вышел во двор, начал колоть сырые дровалучшее средство тут же вернуться в больницу,чтобы успокоить наконец лютую их, непонятную злобу... Нет, конечно, дело не в сигаретах и не во мне, просто устала немножко душа, особенно у бывшего счастливчика Дзыни.
На крыльцо высунулся Дзыня.
Слушай, если не трудно тебе,с прежней язвительной вежливостью выговорил он,принеси, пожалуйста, воды. Хочется чаю выпить, а то бьет все время какой-то колотун.
Конечно же! Об чем речь! Кто же, как не я, должен носить им воду!
Когда, тяжело переступая по сырому песку, я вошел с полными ведрами во двор, Дзыня и Леха, покачиваясь, стояли на крыльце и Дзыня, поправляя на остреньком своем носике очки, говорил Лехе:
Нет! Не могу я поехать с тобой за рыбой. Я ведь с лодки могу упасть. Видишь, как я падаю!Дзыня, не сгибаясь, упал с крыльца в песок. Показал.
Да,озабоченно почесав в затылке, согласился Алексей.Падаешь ты действительно здорово! Ладно, оставайся. Поедем с ним.
Дзыня поднялся, долго внимательно глядел на меня.
Что за идиот?возмущенно заговорил он.Месяц как из больницы, и таскает полные ведра. Ждать же надо, пока рана зачмокнется,соединив ручонки, он показал, как это произойдет.
Виноват! Больше такое не повторится,я с облегчением опустил ведра на крыльцо.
Потом я сидел на террасе в шезлонге, как бы заработав себе право на отдых, глядел на красного, залитого слезами Леху, дующего в печь, на Дзыню,обмотав горло шарфиком, он умело нарезал на досочке мясо.
«Эх!»меня осенило. А ведь я один на всем свете и знаю, какие это прелестные люди. Никто больше не знает,да и откуда всем знать? Надо жить было вместе с самого начала, вместе пытаться повернуть время вспять, вместе пытаться угнать эскалатор на станции метрополитена «Владимирская»... Да ведь и про меня, понял я, никто на свете не знает, кроме них двоих!
Утро... гуманное... утро... с едою!козлиным своим голоском затянул Дзыня.
Потом мы гуляли по лесу, перепрыгивали канавы с красной, настоянной листьями водой, топали по серо-голубому мху, находили белобокие брусничины с глянцевыми листиками, пороютемными.
Эх!сказал я Дзыне.И ради каких-то денег ты хочешь уехать!
Не в деньгах фокус!строго поглядев на меня поверх очков, выговорил Дзыня.Тебе этого не понять,и снова нервно улыбнулся.
А видели, какая девушка прошла?меняя тему, оживился я.А?
Мне кажется, ты слишком приземист для нее,уже ласково улыбнулся Дзыня.
Ну и что?обрадовавшись, заговорил я.Подойдем к ней. Скажем: вот тебе приземистый, а вот коренастый. Выбирай!
Этот идиот по-прежнему уверен, что женщины от него без ума,переглянувшись с Лехой как умный с умным, произнес Дзыня.
Конечно!голос мой гулко звучал в пустом лесу.Ирка влюблена! Галька влюблена! Только вот Майя, как всегда, немного хромает.
Но друзья уже не слышали меня, они снова были заняты настоящим мужским деломотыскивали окурки.
Ты по карманам, что ли, окурки прячешь?пытался развеселить я Дзыню, но безуспешно.
Нет?не сводя с него глаз, выдохнул Алексей.
Почему я обязан обеспечивать всех куревом?!вдруг истерически закричал Дзыня.Я никому ничем не обязан! Никому!Дзыня повернулся и, перепрыгивая на тоненьких своих ножках через канавы, не оборачиваясь, удалился.
Что ж это такое?воскликнул я.Собрались мы, друзья, дружим двадцать лет, расстаемся неизвестно на сколько, а говорим о каких-то окурках!
Дзыня остановился. Потом обернулся.
А ведь этот слабоумный, кажется, прав!улыбнулся он.
Может, в магазин еще успеем,глядя в сторону, сухо произнес Алексей.
Но мы не успели. На станции магазин был закрыт. Только дощатая уборная, ярко освещенная изнутри, излучала сияние через щели. Рядом ловил окнами тусклый закат длинный одноэтажный барак ПМКпередвижной механизированной колонны.
Зайду,сказал Дзыня.Может, хоть здесь сделаю карьеру?
Он вышел через минуту с маленьким коренастым человеком. Человек сел рядом с нами на скамью.
Вообще, уважаю я таких людей!произнес он.
Каких?
Ну, вроде меня!ответил он.
Ясно. А покурить случайно не будет?
Есть.
А какие?закапризничал Дзыня.
«Монтекристо».
Годится!
Поворачиваясь на скамье, коренастый протягивал нам по очереди шуршащую пачку. Рейки скамьи вздрагивали под его мускулистым маленьким задом, как клавиши.
Пойду, пену поднимупочему не грузят?пояснил он нам и пропал во тьме.
Потом мы ехали на его грузовике, фары перебирали стволы. Осветилось стадо кабанов,сбившись, как опята у пня, они суетливо толкались, сходя с дороги.
Потом мы снова сидели на террасе. Смело кипел чайник, запотевали черные окна.
Ну, а как Лорка?спросил Дзыня.
Нормально!ответил я.И чем дальше гляжу, тем больше понимаю: нормально! Недавно тут поругались мы с ней, так и дочка, и даже щенок к ней ушли. Что-то в ней есть!усмехнулся я.
Вообще, она неплохой человек,снимая табачинку с мокрого языка, кивнул Дзыня.
А... с Аллой Викторовной у тебя как?спросил я.
Никак...
Ясно. А у тебя как с Дийкой?я повернулся к Лехе.
Леха не отвечал.
А в больнице как у тебя?перескочил на более легкую тему Дзыня.
Нормально!ответил я.Говорят, что, когда с операции меня везли, я руки вверх вздымал и кричал: «Благодарю! Благодарю!»
Да-a. Только могила тебя исправит!язвительно улыбнулся Дзыня.
И вскоре снова началась напряженка: спички кончились и остыла печка.
Неужели нельзя было сохранить последнюю спичку?!тряся перед личиком ладошками, выкрикивал Дзыня.
Слушай... надоел ты мне со своими претензиями!окаменев, выговорил Алексей.
Дзыня плюхнулся на пол террасы, долго ползал, ковыряясь в щелях, и наконец вытащил спичку, обмотанную измазанной ваткой,какая-то дама красила ею ресницы и бросила.
Дзыня тщательно осмотрел спичку, чиркнул, понес огонек к лицу. Леха стоял все такой же обиженный, отвернувшись. Я дунул, спичка погасла.
Мы все трое обалдели, потом начали хохотать. Мы хохотали минут десять, потом обессиленно вздохнули, словно вынырнув из-под воды.
Ну все!произнес я коронную фразу.Глубокий, освежающий сон!
Эй!закричал Леха, вышедший во двор.Вы, дураки! Давайте сюда!
По темному небу катился свет,северное сияние!словно какой-то прожектор достиг бесконечности и блуждал там.
А не цветное почему?обиделся Дзыня.
Тебе сразу уж и цветное!ответил я.
Ночью погасшая было печь неожиданно раскочегарилась сама собой,трещала, лучилась сквозь щели и конфорки. Мы молча лежали в темноте, глядя, как розовые волны бежали по потолку.
ОШИБКА, КОТОРАЯ НАС ПОГУБИТ
Все дни в командировке я был занят до упора и только перед самым отъездом успел зайти в знаменитое местное кафе. Оно называлось «Молочное», однако, когда я спустился вниз, в полированный темноватый прохладный зал, оказалось, что здесь продают и джин, горьковатый, пахнущий хвоей, и зеленый итальянский вермут, и чешское пиво.
Такая трактовка названия, не скрою, порадовала меня.
Я сел на прохладную деревянную скамейку, стал приглядываться в полутьме. Сначала я моргал, ничего не видя, но уже через несколько минут был поражен обилием прекрасных, молодых, скромных, серьезных девушек, тихо сидящих над глиняными кружками, в которых подавалось, как я выяснил, кофе со сливками.
Если не сделать сразуто не сделаешь уже никогда, и я, не дав себе опомниться, пересел за соседний столик, где сидела прекрасная тоненькая девушка с большим, толстым портфелем под боком. Как она таскала этот портфель, такая тоненькая?
Никогда в жизни я еще не говорил так складно. Незнакомый город, новое место,все это действовало на меня, взвинчивало. Сомнения мои, печальный опыт,этого здесь не было, я не взял этого с собой, как выяснилось.
Больше всего я люблю таких девушексерьезных и грустных (хотя среди знакомых моих никогда таких не было), и вот эта девушка была именно такой.
Кривляки, кокетки,пропади они пропадом!
...Знаете,уже через час, волнуясь, говорила она.Я не могу побороть ощущения, что, если вы уйдете, это будет какой-то потерей в жизни.
Ее лицо неясно розовело в полутьме, рядом со мной была только ее рукатонкая, с синеватыми прожилками на запястьях, с тоненьким кольцом на безымянном пальце. Ее голосчистый, дрожащий, иногда вдруг, с усилием, насмешливый.
Каждый человек, который уходит,потеря,говорил я, дрожа.Но сейчас я тоже чувствую что-то необыкновенное...
Мы взялись вдруг за руки, испуганно посмотрели друг на друга... Сидящий за нашим столом румяный, яркоглазый человек вдруг повернулся ко мне.
Простите,чуть встревоженно сказал он,вы...
Он назвал мою незатейливую фамилию.
Да!удивленно сказал я.А что?
Простите, что вмешиваюсь,сказал он.Но я не могу не сказать: я читал ваши статьи, и они меня восхищают!
Это был единственный человек в мире, который читал мои статьи!
Я почти не верил. Я держал за руку самую прекрасную девушку, во всяком случае одну из самых прекрасных,другую такую я не найду никогда (ее ладонь от неподвижности чуть вспотела, и она, рассеянно улыбнувшись, перевернула руку в моем кулаке на спинку). И тут же сидел единственный человек, который читал мои статьи!
И тут почему-то я испугался.
Знаете, мне нужно ехать!сказал я морщась, глядя на часы.
Ой!испуганно сказала она.Правда? А остаться не можете? Ну хотя бы на час?
Но я был уже во власти приступа идиотизма.
Да нет,тупо бормотал я.Билет, понимаете, куплен...
Она грустно смотрела на меня.
Ну все!я с ужасом слышал свой голос.Еще надо в камеру хранения забежать. Два узла, сундучок такой, небольшой...
Я бормотал, пятился задом, мелко кланялся.
Яркий свет на улице ослепил меня.
Я стоял, покачиваясь, тяжело дыша.
«Что это было, а?»
Я хотел вернуться,но возвращаться не положено почему-то.
Дальше все понеслось как в фильме, в котором все знаешь наперед и поэтому ничего уже не чувствуешь.
Ну, что полагается делать в поезде? Пить чай? Ну, я и выпил, восемнадцать стаканов. Выбегать на станциях? Я выбегал, хотя не мог точно объяснитьзачем?
С поезда я ринулся прямо на работу.
Что, приехал?почему-то удивленно говорили мне все.
Приехал!злобно говорил я.Прекрасно ведь знаете, что сегодня я и должен приехать!
Ну, это понятно...говорили все с непонятным разочарованием, словно ждали от меня какого-то чуда, а его не случилось.
Не понимаю, чего вы ждали-то?в ярости спрашивал я.Обычная командировка. Суточныедва шестьдесят. Вы что?!
Ничего...со вздохом раздавалось в ответ.
В полной прострации я пошел на прием к директору. Он-то похвалит меня за точность, тут-то я пойму, что счастье, конечно, счастьем...
Приехал?удивленно воскликнул директор.
Приехал!закричал я.Представьте! На что вы намекаете, все тут? Вы хотите сказать, что я дурак?
Нет, ну почему же?ответил он.Все правильно. Я просто...
Что просто?!вцепился я.
Ну просто... мало ли что?
Что мало? Чтомало ли что? Вы ж сами велели мне приехать во вторник!
Ну... мало ли что я велел,сказал он, окончательно добивая меня.
Вечером я пошел в театр, на спектакль, на который все тогда рвались. Стиснутый со всех сторон толпой, я медленно продвигался вперед. Все двигались туда, один только рвался оттуда, крича:
Ну пропустите же! Вы что?! Семь часов уже, магазин закрывается!
Я посмотрел на него и тоже стал проталкиваться обратно.
Я приехал на вокзал. Я даже сделал попытку пролезть без очереди, но при первом же окрике: «Гражданин! Все хотят ехать!»вернулся назад.
Ночь в поезде я провел обычно.
И вот я вышел на вокзальную площадь, сел в трамвай.
Показалась та улица, черные обрезанные ветки на белом небе.
Я был холоден абсолютно. Я знал ужемомент тот канул безвозвратно (хотя я мог его и не отпускать).
Я вошел в здание, начал спускаться по лестнице. Лестница была та. Я открыл дверь...
Подвал. Капают капли. Толстые трубы, обмотанные стекловатой. Два человека в серых робах играли на деревянном верстаке в домино.
Забьем?поворачиваясь ко мне, предложил один...
НАКОНЕЦ-ТО!
I. Она говорила
Первый.
Первый женихгрузин был, Джемал. Все ходил за мной, глазами сверкая.
Однажды, когда я плохо еще его знала, пригласил как-то меня к себе в гости.
Ну я тогда дура дурой была, поехала.
Сначала все красиво было, даже чересчур: виски «Блэк энд вайт», пластинка «Данс ин де дак».
Потом вдруг говорит:
Сегодня ты не уйдешь!
Почему?
Я сказалда, значитда!
Выскочила я в прихожую, гляжу: один мой туфель куда-то спрятал. Стала всюду искать, нигде нет.
Он только усмехается:
Ищи, ищи!
Наконец словно осенило меня: открываю морозильниктуфель там! Быстро надела его, выскочила на улицу. Там жара,а туфель пушистым инеем покрыт.
Все смотрят изумленно: что еще за Снегурочка, на одну шестнадцатую?
...И при этом он был как бы фанатическим приверженцем чести! Смотрел как-то мой спектакль, потом говорит:
Как ты можешь так танцевать? Зых!..
Знаешь что,говорю ему,устала я от твоих требований, взаимоисключающих. Требуешь, чтобы я была твоей, и в то же время абсолютно недоступной и гордой! Отсутствие любого из этих пунктов в ярость тебя приводит. Представляю, как бы ты меня запрезирал, как бы разговаривал, если бы я что-то тебе позволила. А ведь пристаешь... Парадокс какой-тобашка трещит!
Правильно мне Наташка про него сказала:
Знаешь, он, по-моему, из тех, что бешено ревнуют, но никогда не женятся!
Однажды заявляет:
Ну, хорошо, я согласен.
На что согласен?
На тебе жениться. Только условиепоедем ко мне домой. Ходить будешь всегда в длинном платье. Что мать моя тебе скажетзакон! Зых! Смотри у меня!
Нет,говорю,пожалуй, предложение твое мне не годится.
Изумился,вообще, довольно наивный такой человек. Не понимает, как можно не соглашаться, когда онсам он!предлагает.