Жизнь удалась - Попов Валерий Георгиевич 7 стр.


Появляются дружинники, говорят: «Пройдемте!»

Приводят в отделение. Скамейка. Перед ней стол, покрытый почему-то линолеумом.

Лег на него лицом. Глубокий, освежающий сон.

Тут загудело что-то. Отлепил лицо от линолеума, гляжунад кожаной дверью надпись зажглась: «Войдите!»

Вхожу. Сидит капитан. Стол почему-то покрыт уже паркетом.

Ну что?говорит.Допускали ироничность?

Откуда?говорю.

А что было?

Да просто все,говорю.Подрались дворники и шорники. Шестеро шорников и семеро дворников. Встаю с ходу на сторону шорников, обманными движениями укладываю двух дворников. Становится пятеро дворников и шестеро шорников... Ой, извините,говорю,перепутал! Подрались шесть дворников и семь шорников.

Закачался капитан, застонал. И транспарант вдруг зажегся: «Уйдите!»

Выхожу в коридорко мне две дружинницы, хорошенькие!

Можно,говорят,мы вас перевоспитаем?

Можно!сразу же отвечаю.

Привели меня в Дом культуры. Да еще вахтер спрашивает их:

Это с вами, что ли?

Что еще значит«это»? Сейчас как дам в лоб!

Ну, смотрите,они мне говорят.Тут у нас работают кружки: кулинарный, танцевальный, курсы кройки и житья. Выбирайте любой. Только сначала мы вам должны показать, как вести в обществе себя, как недорого, но элегантно одеваться.

А я и так элегантный!говорю.У меня и справка об этом имеется!

Показываю.

Ладно,говорят.

Повели меня в танцевальный кружок. Шаровары натянули, картуз, на сцену вытолкнули,там уже вовсю пляска!

Потом в кулинарный меня привели. Быстро там коронное свое блюдо сготовил: пирог с живым котом. Жюри только начало корочку разрезатькот выскочил, возмущенно стряхивая с ушей капусту. Аплодисменты.

Потом еще закончил курсы кройки и житья. Потом затейники в перину меня зашили.

Все,говорят,больше кружков у нас нет.

Нет?говорю.Жаль!

Утром Леха приехал, с рабочими и аппаратурой,все вошло наконец в свою колею.

Раненько, еще в темноте, возле гостиницы садишься в служебный автобус. Автобус трогается, едет по темным улицам. Все в автобусе начинают кимарить. Далеко нам на полуостров наш добираться.

Не помешаю,сосед мой меня спрашивает, если ноги вам на колени положу?

Конечно, конечно!вежливо говорю.

Всегдашняя моя бодрость. Все буквально меня восхищает,такое правило! Помню, в детстве еще, часами, вежливо улыбаясь, сидел над неподвижным поплавком, стесняясь бестактным своим уходом огорчить... кого?! Рыбу? Поплавок? Абсолютно непонятно.

И сейчас стараюсь держаться всегда, не вешать на людей свои проблемы... Но понял: только настырные люди, недовольные всего и добиваются. А явесело всегда: «Как жизнь-знь-знь?!»

«Ну, у этого-то все в порядке!»все думают.

А Леха ноет все, жалуется, в результате машину себе выклянчил, дачу строит. При этом продолжает ныть, что нет для машины запчастей, для дачи пиломатериалов. И все сочувствуют ему, забыв, что речь-то ужео даче и машине! Серьезным человеком его считают. Проблемы у него! А я так... Оченно это все обидно.

Почему должен я постоянно чьи-то тяжелые ноги на коленях держать?

За окном тьма. Предутренние часы. Самое трудное для человека, тревожное состояние.

Мозг не проснулся полностью, не успел на все привычную лакировку навести.

Белая бабочка судорожно протрепыхалась по лобовому стеклу. За стеклами не пейзаж, а какой-то негатив. Белые бабочки пролетают. Привидение машины в белом чехле. Толстые белые перила моста. Сейчас, если в лес возле шоссе углубиться, наверное, только бледную поганку найдешь.

Вот наконец шлагбаум черно-белый перегораживает дорогуэто уже более или менее веселая расцветка!

За шлагбаумом уже стало светать. Свернули на бетонку. Вода в ведре для окурков от вибрации сморщилась выпуклым узором... Подъезжаем: белые известковые горы. Вот наша площадка...

На базе еекаменоломня. Гора белого камня, гора песка. В горе песка ласточки успели насверлить гнезда. А говорят ещеинстинкт у них! Вот дуры!

Устанавливаем конструкцию на стенд, тянем провода. Пиротехники долбят известняк, закладывают взрывчатку. Включаем приборы, ставим на нуль. Ложимся. Машем рукою взрывникам: «Давай!» Потом распахиваем до предела рот, закрываем ладонями уши. Тишина, потом резкий, заполняющий все кишки хлопок воздуха. Не уселась еще известковая пыльбежим к нашим конструкциям, обмеряем...

За день перетряхнет всего тебя взрывами. И так тридцатый день подряд.

На закате возвращаемся. Типичный южный городок. Мужчины в домашних тапочках, сидящие на корточках возле ларьков. Здание «Облвзрывпрома», наполовину взорванное. Выходим из автобуса,волосы от пыли стоят колом, в уголках глаз грязь.

Лехе говорю:

Ну когда ж ты отпустишь меня домой? Говорил, на две недели всего, а уже второй месяц пошел!

А что, плохо тебе, что ли?

А что ж хорошего-то? Согласился тебе помочь, а ты, пользуясь моей мягкостью...

Хочешь, поезжай!грубо мне Леха говорит.Но денег не получишь!

Так, да? Ну хорошо!

Плюнул, ушел к себе в номер. Открыл портмоне,там, упруго напружинившись всеми мускулами, лежал рубль.

Да-а-а... Только такие тяжелые, настырные люди, как Леха, добиваются чего-то. А я...

Стал я укладываться. Темно. Но сна и в помине нет!

Как там балда эта без меня?!

Завалила наверняка все, что я поручил ей, и даже то, наверное, чего я ей не поручал!

А я почему-то здесь. «Надо» считается. Если каждому «надо» покорно поддаваться, то вскоре окажешься... неизвестно где!

Ночь душная, неподвижная, не вздохнуть. Но в гостинице, несмотря на это, бешеное общение. То и дело слышно: стук в дверь, вкрадчивые, глухие голоса.

Ко мне почему-то никто не стучит. Постучите, а?.. Слабеющей рукой открою уж задвижку!

Да нет, мало кому я тут нужен!

Странно как сосед мой храпит, сначала: «Хр-р-р!», потом тоненько: «О-о-о!», потом неожиданно: «Ля-ля, ля-ля-ля!»

Всю ночь я с открытыми глазами лежал, ждалможет, опомнится Леха, постучит?

Только под утро Леха пришел. Деньги мои мне сунул.

Ну ладно! Поезжай! Скоро и я приеду. Лорке привет!

Вспомнил все-таки, что он мне друг!

Радостный, прямо из аэропорта ворвался домой, начал будить жену.

Не встану!она говорит.

Нет, вставай! Вставай и убирайся!

Обрадованно:

Из дома?

Нет. В доме.

Я в одиннадцать встану.

Нет, сейчас!

Нет, в одиннадцать!

Нет, сейчас!

Сунула кулачок под подушку, вытащила часы.

А сейчас и есть одиннадцать!захохотала.

Везет ей.

Потом я в контору забежал. Там как раз в этот момент плафон отвалился с потолка. Тут я вошел, поймал плафон, поставил его на столи снова уехал, на четыре месяца!

Теперь все больше один стал ездить, без Лехи. Леха, правда, командировки свои мне отдавал, чтоб я отмечал их, а деньгиему.

Зря ты это,неоднократно я Лехе говорил.Куски жизни теряешь, новые ощущения!

Уж годы не те, чтоб за ощущениями гнаться!Леха отвечал.Давно пора и тебе это понять!

Помню, после очередного моего возвращения пошли к ним. У них уже к тому времени интерьер образовался. Кошка, подобранная под цвет интерьера. Интеллигентные гости в гостяхВолодя Доманежиевский, литературотоваровед!

Вот,жена моя сразу жаловаться начала,купил мне эту дурацкую шаль за четыре с половиной рубля и теперь все время заставляет зябко в нее кутаться!

Да, чего раскуталась-то?говорю.Кутайся давай!

Традиционный разговор:

Возмутительно вообще,Леха говорит.Мы с Дийкой пять лет в очередь на чудо записаны, все сроки прошли, деньги уплачены, а чуда никакого, хоть умри!

Ну, не знаю!в спор я полез.По-моему, кое-каких простых вещей еще не хватает, а чудес-то как раз навалом!

Например?!строго Дия меня спрашивает.

Например? Недавно совсем: поехал я в Москву, выхожу в Москве, спускаюсь в метро, засыпаюпросыпаюсь на станции метро в Ленинграде. Снова еду в Москву, сажусь в метропросыпаюсь в Ленинграде!

Ну, это ерунда!Леха говорит.Вот тут, я слышал...

Конечно, про летающие тарелки речь завел. Будто на земле все настолько ясно, что летающие тарелки понадобились, для возбуждения.

А отдохнули вы как?оживленно к Дийке и Лехе жена обратилась.Только из отпуска приехалии не рассказываете ничего. Противные какие!

Все хокей было!Леха отвечает.Все схвачено былолучшие отели, лучшие поезда. Из кабаков фактически не вылезали. Загорали, купались!

Поглядел я на них: бледные оба, как черви мучные!

Мне-то ты не ври!говорю ему.Не ездили вы ни в какой отпуск, дома сидели!

Да ты что, ошалел, что ли?Леха возмутился.Вот билеты в оба конца, квитанция на белье... счета из лучших гостиниц, из кабаков.

Ну ясно,говорю.Отчетность всегда в порядке у тебя. А в отпуск не ездили вы, только квитанции где-то достали!

Ты, что же, за идиота меня принимаешь?

Конечно!

Кто же отпуск так проводит, чтоб только по бумажкам все сходилось, а больше ничего?

Ты!говорю.Ты давно так живешь. Чтоб все было как положено, а сути давно уж нет!

Неловкая тишина воцарилась.

Я слышал тут,тактично Доманежиевский вступает,вышла книга американского физиолога одного (начинен буквально такими вот заемными сведениями!). «Живи после смерти», кажется, называется. Так он записывал показания людей, побывавших в состоянии клинической смерти. И многие слышали там голоса, зовущие их, что свидетельствует, как он считает, о наличии загробного мира!

Странно,не поворачиваясь ко мне, усиленно общался с интеллигентным гостем Леха.Я тоже ведь был в состоянии клинической смерти. Но никаких голосов не слышал оттуда!

Значит, и там тебя никто видеть не хочет!я захохотал.

Тут Леха не выдержал, повернулся ко мне, губы затряслись.

А сам-то ты!Леха выговорил с трудом.

Да-а-а...вздохнул я.Ну и водка нынче. Чистый бензин! Видно, на мне обратно поедем вместо такси!

VI. Муки не святого Валентина

Провожая мою маму на пенсию, ей дали от института четырехкомнатную квартиру.

Потом моя младшая сестра вышла замуж за москвича, и, когда у них родился ребенок, мама переехала на время туданянчиться с внучкой.

Так мы остались в квартире вдвоем с женой. Дочка по-прежнему жила у родителей жены, у деда с бабкой,считалось, что так удобнее. По воскресеньям мы ездили к ним, обедали, разговаривали с дочкой, потом, когда она пошла в школу, помогали делать ей уроки на понедельник.

И нас это, надо сказать, вполне устраивало,считалось, что руки у нас развязаны для каких-то выдающихся дел. Но годы шли. С годами все тяжелее давались мне эти поездки, жена обижалась, что я совсем не люблю дочь,месяцами ее не вижу, и хоть бы что!

Нет, я, конечно, скучал иногда по ней, но ехать туда, общаться по заведенной программе с тестем и тещей... когда у меня сейчас такое буквально что состояние... выше моих сил!

Сначала тесть солидно пожимает руку, приглашает к столу, потом следуют одни и те же вопросы, и обязательно в одном и том же порядке: «Как здоровье?», «Как дела?», «Какие планы?»причем отвечать надо быстро, и обязательно одно и то же, любое отклонение, даже просто перестановка слов вызывает долгое недоуменное молчание.

И главное, не выскочить из-за стола, не выйти на улицу, потому что тесть сразу же недоуменно скажет:

За папиросами, что ли? Так вот же они!

И попробуй ему объясни, что ты выскочил так... вовсе не за папиросами!

Конечно, я понимал, они очень любят внучку, а также свою дочь, мою единственную жену. И ко мне относились неплохо, да и я, в общем-то, любил их, но ездить туда было выше моих сил. И я ездил все реже.

Мы пытались делать иначе,привозили на выходные дочку к себе. Но так тяжело было видеть, как дочка, веселая в субботу, в воскресенье то и дело поглядывает на часы и часов в пять, вздыхая, начинает собираться в обратный путь.

Ну все!возвратившись однажды от них, сказала жена.Надо Дашу забирать к себе.

Почему?

На-ды так! Нады-ы!выпячивая по своей дурашливой привычке подбородок, произнесла она.

Но почему?

Надоело ей со стариками жить, вот почему! А главное, в школе своей она со всеми поссорилась, не может там больше учиться, плачет каждую перемену. Вот почему!

Странно... а мне она ничего не говорила! Мне отвечает всегда, что все нормально!

Тебе разве скажешь!махнула рукой жена.

Ну что ж...сказал я.Но только год уж пускай доучится до конца!

Ето понятно!весело сказала жена.А я зато с Дийкой договорилась, что мы на каникулах у них на даче будем жить!

И вот настал вечер, когда Даша переезжала к нам... Я вышел в прихожую, прислушался. Девятый час, а жена с дочкой еще не появились. Тревожные мысли, над которыми раньше я издевался, теперь захватили меня.

Ну что могло случиться? Метро, автобус?.. Тут воображение не подсказывало ничего ужасного. Может, погас свет и они застряли в лифте?

Я быстро щелкнул выключателем,свет есть!

Потом снизу послышалось завывание лифта. Я подошел к двери, стал слушать. Лифт остановился на площадке, но голосов не было. Заскрипел открываемый замок соседней квартиры.

Я вернулся в комнату, сел.

«Да, плохо! Ни в чем нельзя на нее положиться!привычно устало думал я про жену.Даже привезти дочь от бабки, и то нельзя быть уверенным, что она проделает это без происшествий!»

Я абсолютно извелся, когда услышал наконец скрип открываемой двери, увидел свет, проникший с площадки.

Первым в квартиру, часто и горячо дыша, вбежал песик (подаренный дочке за хорошее окончание учебного года), подбежал и, встав на задние лапы, передними стал перебирать на моих коленях. Потом, насмешливо тараща глаза, появилась дочь, кивнула и пошла в прихожую раздеваться. С ободранным картонным чемоданом ввалилась жена, обиженная и уставшая.

Представляешь?кивнув на чемодан, она горько вздохнула.

«Надо же, как трогательно огорчается!подумал я.Словно для нее это новость, что дочь жила у деда с бабкой,и откуда взяться там модному чемодану?»

Зато, говорят, в школе нашей со следующего года будут занятия в бассейне,сказала жена и направилась в кухню.

Там Даша играла с песиком и, увидев меня, подняла быстро голову и улыбнулась.

На кухне жена взбила омлет и вылила его из мисочки на сковородку.

Во сколько завтра едете-то?спросил я.

Она пожала плечами.

Как так?

Не знаю,сказала она.Звоню все время Дийке, она не отвечает.

Но вы договаривались или нет?

В общем, да.

А когда?

На той неделе еще.

А вчера не могла созвониться? Позавчера? Трудно это было? Или невозможно?! Мало ли что могло случиться за эти дни?

Жена отвернулась к плите, заморгала, что означало у нее приближение слез.

Я ушел в комнату, сел на диван, сидел, автоматически сводя и разводя два маленьких черных магнитика, оставшихся, наверно, от какой-нибудь «Маши не хочу каши», стараясь отвлечься, успокоиться их маленьким, выскальзывающим сопротивлением.

Что, папа?в комнату вошла встревоженная Даша.

Ничего,сказал я, погладив ее по голове.

Я надел ботинки, вышел на лестницу, хлопнув дверью.

Та-ак! И это дело завалено! А Даша, особенно последние дни, так мечтала о том, что она поедет к Хиуничевым на дачу, будет вместе с их трехлетней дочкой Катей поливать грядки, как они будут бегать по лесу!

Там, наверно, ландышей уже много.Поддерживая в ней бодрость в последние дни занятий, я сам часто поднимал эту тему.

Нет,серьезно подумав, как всегда, отвечала Даша.Ландышей еще нет. Только внизу, у ручья есть.

Но вы-то знаете небось это место?

Конечно!небрежно отвечала Даша.Мы с Катькой в прошлом году каждый день туда носились!

Да и сам я радостно думал, как хорошо будет оказаться ей в сосновом лесу после тяжелых занятий в конце года, тем более, как рассказала однажды жена, Даша, выйдя после контрольной по математике, потеряла сознание. Меня эта история очень перепугала,что же это такое... в чем дело? Может быть, просто переутомление? Даша занималась так старательно, дотошно, и вот наступили каникулы, она собрала свои вещи в старый чемодан... и вдруг выясняется, что никуда они не едут!

Я стоял, слушая ровные гудки в трубке. У Лехи с Дийкойникого! Все ясно! Собственно, это давно было ясно, что Хиуничевы не горят желанием приютить нас у себя на даче. Мы сами давно прервали семейное общение с ними и только перед самым летом, в ожидании каникул, резко возобновили. Эта хитрость, конечно, шита белыми нитками,и обидчивый Леха, конечно, ее раскусил, И вот результат: долгие, тягучие гудки в трубке. «Нас нет, а вы живите, как знаете!»

Назад Дальше