Тогда он смог бы прочесть не только вас, но Данте в подлиннике, не без яду заметил поэт-лауреат, за что я его почти полюбил.
Я немного знаю итальянский, ответил я. В самом деле, у нас были родственники итальянцы.
Я знаю, несколько раздраженно произнес Доусон Уигналл, разумеется, мне это известно. Имелось в виду, что у великих нет секретов друг от друга.
Это я ему говорил, ответил я, мистеру Скрибблеах.
А я тоже ему это говорил, сказал Доусон Уигналл.
Да-да, я понял, это была шутка, ответил я, произнося слово шутка по-французскиmot.
Сиберрас смотрел то на меня, то на Уигналла и прихлебывал свой холодный напиток с таким видом, словно это был кипяток.
Mot, повторил я, обращаясь к нему, словечко по-французски. Вы, случайно, по-французски не пишете?
По-мальтийски и по-итальянски, еще громче ответил Сиберрас, как будто я не понял его с первого раза. По-французски мы, мальтийцы, говорим только спокойной ночи. Французы здесь недолго пробыли. Мальтийцы их выгнали.
Ну да, сказал я, архиепископ мне об этом говорил. Мальтийский народ изгнал французов. Один из предков моей матери чисто случайно чуть было не оказался в числе этих изгнанных французов. Но с ним еще раньше успели разделаться мамлюки весьма жестоким образом. В Египте. В ходе той самой экспедиции.
Я увидел, как Джеффри подмигнул мне, поглощая виски. Я холодно посмотрел на него в ответ. Одному богу известно, сколько он успел принять на грудь еще дома. Вот что значит отсутствие дам.
Но вы ведьбританец, заметил Сиберрас.
Мать моя была француженка.
Мальтийцы изгнали французов! возопил Сиберрас.
Когда вы их выгнали, вопросил Уигналл, вы, хотя бы, совершили это ночью? Чтобы сказать им на прощанье bon soir?
Уигналл мне все больше нравился.
Мы говорим bonne nuit. А днем buon giorno. По-итальянски.
Спать ложитесь по-французски, а просыпаетесь по-итальянски. Взяли лучшее из обоих языков. А в промежутке живете по-мальтийски. Красота.
Энн Овингтон подошла к нам, добродушная, улыбаясь всеми морщинками. Встреча литературных гигантов.
Ну, как у нас идут дела? спросила она.
Я ждуне дождусь моего торта! воскликнул Сиберрас так, будто остальные блюда его не интересовали.
Прекрасно, ответила она, снова покидая нас.
Он ждет не дождется своего торта, с серьезным видом сказал Уигналл. Кстати, коль уж речь зашла о вашей семье, миссис Кампанейти передает вам горячий привет.
Это имя произносится не так, объявил Сиберрас. Не нейти, а нати. Мне знакомо это имя, оно итальянское.
Разумеется, вам знакомо это имя, но в Америке его произносят именно так.
Ортенс? удивился я. Вы виделись с Ортенс? Я произнес это имя на французский манер, как его произносила мать.
Там они зовут ее Хортенс, в рифму с пенс. Была, помнится, когда-то песенка про мою любимую Хортенс. У которой не было ни гроша, ни извилин. Разумеется, к вашей сестре это не имеет отношения. Она прекрасно выглядит, если вам это интересно. Она выглядит очень современно, очень умна, подтянута и тому подобное. Она шлет вам самый горячий привет и так далее.
Что вы делали в Бронксвилле?
Читал стихи, в том числе и собственного сочинения. У Сары Лоренс. Потом была маленькая вечеринка. Впрочем, не столь уж и маленькая. Довольно затянувшаяся. У меня сложилось впечатление, что у нее все в порядке. Но тут он чуть горестно кивнул.
Не пьет без просыпу? спросил я с стариковской прямотой, не сидит на наркотиках? не ослепла?
Мне показалось, что она в прекрасной форме. Ну, выпила немножко. Но весьма хороша. Я ей сказал, что собираюсь на Мальту. Она просила меня передать вам поздравления с днем рождения и так далее. Ну, когда придет время.
Уигналл поднял свой стакан и выпил за мое здоровье. Нет, он был вполне симпатичный. Поэт, конечно, но мне ли его судить?
Джеффри беседовал у столика с напитками с Овингтоном, поглощая третью порцию виски.
Она, наверное, мне писала, подумал я вслух. Джеффри, у нас ведь не было времени разобрать последнюю почту?
В ответ он изобразил себя поверженным на канаты, довольно вульгарно. Я представил его Уигналлу и Сиберрасу, они ответили дружелюбными репликами. Затем Уигналл, медленно и тщательно артикулируя, обратился к Сиберрасу:
Мистер Тумине только один из самих выдающихся ныне живущих писателей Британского содружества, он еще и родственник покойного его святейшества папы Григория XVII.
Да уж, это был, воистину, день толстяка Карло.
Я этого не знал, ответил Сиберрас.
Большинство людей такое открытие приводило в благоговейный восторг, но Сиберрас умел сдерживать чувства.
Я написал сонет о нем. Этостранная история и чудесная история. Он мне приснился и велел мне во сне написать сонет. И я его написал. Он принялся его декламировать:
Sempre ch'io veda nel bel cielo azzurro
levarsi bianca vetta scintillante
quel radioso di Sua bont gigante
al cuore mi rammenta in pio sussurro
Мы с Уигналлом смущенно внимали, глазами изучая содержимое наших стаканов. Уигналл не намерен был спустить ему это: в конце концов, это онпоэт-лауреат.
Очень глубоко, вымолвил он, это надо читать, я полагаю, внимательно изучая каждую строчку. Жаль, что вы его так быстро выпалили. Очень хороший сонет, правда.
Да еще ведь, воскликнул Сиберрас, и чудо явления его во сне!
Да, я понимаю. Это, в самом деле, замечательно.
Юный Овингтон и его подружка с нами не поздоровались. На ней был замызганный балахон до пят в стиле мамаши Хаббард, прямые распущенные соломенные волосы до плеч. Волосы же Джона Овингтона были перехвачены ремешком, украшенным цветными стекляшками.
Одет он был в нечто напоминающее наряд героя Фенимора Купера Натти Бампо, хотя мокасин на его длинных грязных ногах не имелось.
Наверное, вернулись домой на каникулы. Молодые люди уселись по-турецки на пол в дальнем углу и закурили один косяк на двоих. Джеффри начал строить глазки молодому человеку, но тот не проявил интереса. Джеффри обратился к Ральфу Овингтону:
Не понимаю, как вы выносите это проклятое место. У меня от него просто мороз по коже.
В отсутствие дам он чувствовал себя раскованно.
Есть места и похуже, улыбнулся Овингтон, пыхнув трубкой. Ко всякому месту можно при необходимости привыкнуть. Если уж никуда оттуда не деться, поневоле находишь там что-то хорошее. Наверное, проблемы начинаются тогда, когда появляется свобода выбора.
Он с улыбкой оглянулся на молодых людей, шептавшихся друг с другом, замкнутых в своем юношеском мирке. Со свободой является неудовлетворенность. Я же никогда не был свободен.
О, черт побери. Сейчас вы начнете плести тут про чувство долга и прочую чушь.
При слове долг глаза мои сразу же оказались на мокром месте, также как при слове верность и всех производных от него словах.
У Уолта Уитмена, заметил я Уигналлу, есть строки, при которых у меня всякий раз набегают слезы. Что-то про неустрашимых капитанов и матросов, ушедших на дно, исполняя свой долг.
Как бы в подтверждение моих слов глаза мои увлажнились.
Банальная реакция, ответил Уигналл. Эта фраза изобретена в Кембридже и носит характер насмешки. И напрасно, ибо без банальных реакций литература невозможна.
Ушедшие на дно, хихикнул Джеффри по моему адресу. Старине Уолту все было известно про дно.
Заткнись, Джеффри, одернул я его, как школьный директор зарвавшегося мальчишку. Понял? Заткнись.
Извини, милый. Но признайэто несколько смешно: про дно и про исполнение долга. Брат милосердия Уолт. Чудесненько провел время в войну.
Над этим нельзя смеяться! воскликнул Сиберрас. Мы исполнили свой долг. Мы не пошли ко дну. Мы не прятались от врагов, разве только в бомбоубежища во время налетов.
Да, да, да, сказал поэт-лауреат довольно печально, хотя я чувствовал себя куда хуже. Мы все гордимся вами. Георгиевский крест и тому подобное. Мальтийцыбравый народ.
Что за тип этот Джордж Кросс? вопросил Джеффри.
Это не тип, а орден! закричал Сиберрас. Орден за храбрость во второй мировой войне, которым награжден весь остров. Я про это написал сонет
Тоже по-итальянски? полюбопытствовал Уигналл. Чертовски мило с вашей стороны.
Значит, к Дубль Кроссу это не имеет отношения, пробормотал Джеффри, наливая себе пятую или шестую порцию виски, ну, к тому типу, что всегда кончал дважды? И уж коли мы заговорили о знаменитостях, не доводилось ли вам встречаться с Джо Плашем, человеком с бархатной
Я сказал, прекрати, Джеффри, проскрежетал я, прекрати немедленно.
А как насчет Чанки, у которого яйца размером с ананасы?
Никогда про такого не слышал, забавно, соврал Уигналл.
Мне эти имена ничего не говорят, провозгласил Сиберрас.
О Иисусе-велиале-вельзевуле, повелитель расстегнутых ширинок, где ваше чувство юмора, черт побери?!
Овингтон все улыбался, сжимая в зубах трубку. Жена его подошла к нам, лучась всеми морщинками: Жрать подано, ребята.
Возьми это с собой, сказал Овингтон Джеффри, указывая на недопитый стакан виски.
Не стоит того, старина, ответил Джеффри, приканчивая содержимое стакана. А теперь ведите меня к дорогим винам.
Сегодня у нас мальтийские вина, заметил Овингтон. Вы говорили, что хотели бы попробовать их, Доусон. Они в последнее время стали намного лучше.
VI
Когда подали первую закускуфиле трески, Джеффри притих, увлеченный мальтийским вином. Во время второй закускиавокадо, он успел нахамить каждому из сидящих за столом, но все, кроме меня и Сиберраса отнеслись к этому с юмором. Сперва он наехал на молодого Джона Овингтона по поводу его жизненной философии:
Ну, мы же не можем все быть паразитами, черт возьми? Должен же быть кто-то, кто кормит паразитов, верно? Значит, это не для всех, значит должна быть паразитическая элита, и мир, черт побери, остается почти таким же, как и был, ничего не меняется, верно? То-то же!
Затем он обратился к подружке Джона в балахоне мамаши Хаббард, которую звали, кажется, Джейни:
Вот эта тряпка, этот грязный засаленный муслин, неизбежно становится частью тебя, ей богу так, хотя такой девчонке как ты все прощается, даже если одна сиська больше другой.
Затем он стал разыгрывать пародию на знатока мальтийских вин:
О, я точно могу сказать, что эта лоза со двора Гримы, а не Фенека, с северной стороны, оттуда, где обычно писает кот, страдающий диабетом. Не желаете ли отведать?
Сиберрасу он заявил, что мальтийский язык звучит так, как будто кого-то тошнит, и не удивительно, приятель. Он даже попытался изобразить это, что было неосмотрительно с его стороны. Поэту-лауреату он заявил, что тому следовало бы устроить для местных жителей и приезжих, если конечно найдутся желающие слушать, в чем он, черт побери, сомневается, публичное чтение Великих Непристойных Стихов вместо той чуши про обнюхивание девчачьих трусиков, которую он, наверняка, собирался бубнить.
Но тут он внезапно спал с лица. Все это заметили, но только Сиберрас отметил вслух:
Да ты, что-то, позеленел, приятель! воскликнул он. Он был не дурак, несмотря на свои сонеты и нежелание идти ко дну.
Присмиревший Джеффри молча встал и вышел из-за стола поспешно, но с достоинством.
Ну, ты знаешь, куда идти, сказал ему Овингтон вдогонку. Затем, мне, хотя я не проронил не слова. Ничего страшного, не беспокойтесь. Онславный малый. Перетрудился, перевозбудился. Со всяким случается.
Он нас ненавидит, провозгласил Сиберрас, прожевывая кусок трески. Мне это ясно. Он ненавидит Мальту и мальтийцев. Он считает, что мынизшая раса, живущая на маленьком острове.
Ну, насчет размеров острова он прав, заметил Уигналл. От этого факта никуда не денешься.
Это не повод для презрения и ненависти. Наш островдрагоценная жемчужина Средиземного моря.
Прекрасно, замечательная цитата, Уигналл доел свою порцию рыбы, затем внезапно обратился ко мне. Когда же вы возвращаетесь домой?
Домой. Еще одно из этих проклятых берущих за душу слов. Пора тебе прекратить выходы в свет, подумал я про себя, с трудом сдерживая слезы. Пора старому хрену плакаться лишь в подушку. От жалости к самому себе.
Сомневаюсь, что я вернусь когда-либо в Англию, ответил я. Разве только в гробу, прямо в крематорий. Хотя, возможно, я предпочту для этого Францию. Не знаю. Наверное, пора уж на что-то решиться.
Вы прекрасно выглядите, возразила мне Энн Овингтон, кстати, о кремации. Как бы там наши свиные котлеты не сгорели.
Но тут пожилая служанка-мальтийка с усиками внесла блюдо с котлетами. Каждая котлета была украшена ломтиком ананаса. Энн находила это, наверное, бестактным.
Чанки, а? кивнул, улыбаясь мне Уигналл. Не слыхал про такого.
Похоже на каннибальское пиршество, едва улыбнулся я.
Уигналл был в восторге. Да, да, да. Это важно, ибо Великое Присутствие превращается на наших глазах в Великое Отсутствие. За исключением немногих, вроде меня. Это все потому, что наступает эра светского каннибализма.
Сиберрас смотрел, недоумевая, жуя котлету.
Я имею в виду демографический взрыв и тому подобное. Скоро, наверное, на полках супермаркетов появятся консервы из человечины с этикеткой Менш.
Сиберрас, по-прежнему, недоумевал.
Кошерно для всех желающих. Ничего ведь в книгах Левит и Второзаконие про это не сказано, не так ли? Можно назвать и Манч, или Менч. Но это звучит как консервированные манчестерцы. Он явно демонстрировал талант играть словами, хотя и скрывал его раньше под маской благородства. Или даже целый отдел мясных блюд с гарниром. С Энн Тропп за прилавком. Ну, как Сара Ли, обратился он к Сиберрасу, который не мог понять, о чем речь.
Я заметил, что двое молодых людей ели только овощи. Не потому, что Уигналл отбил у них аппетит к мясу, а потому, что таков был их стиль жизни.
Сидевшая слева от меня Джейни вдруг спросила, обращаясь ко мне. Вывеликий писатель, не так ли? Что вы пишете?
Я не пишу более, ушел на покой по причине преклонных лет, как видите.
Ну, а что вы раньше писали? Ногти у нее были чистые, а глаза слегка косили, как у Нет. Не сейчас.
Романы, пьесы, рассказы. Некоторые из них экранизированы. Вам не доводилось видеть Судорожную лихорадку или Черный дрозд? или Дуэт, или Терцет? Ничего из этого она не видела, да я и не обижался на нее за это. А читать вы любите?
Я люблю Германа Гессе.
Боже праведный, удивился я, так вы не безнадежны. А я ведь был с ним знаком.
Вы были с ним знакомы?! у нее отвалилась челюсть, являя недожеваные овощи всеобщему обозрению. Она вытаращила глаза и закричала через весь стол:Джонни, он знал лично Германа Гессе!
Кто? откликнулся Джонни, запивая овощи кока-колой из огромной бутыли.
Вот он, мистер, э-э
Я, конечно, не всякого могу приятно удивить, но многих: католиковродством с потенциальным святым, молодежьзнакомством с сильно переоцененным немецким писателем. Ну и, разумеется, плодами собственного творчестватех, кому оно интересно.
Гессе велик, провозгласил Джон Овингтон.
Вы его читали по-немецки? не без ехидства вопросил Уигналл.
Он выше любого языка, провозгласил Джон Овингтон.
Ну, тут уж позвольте с вами не согласиться, заметил Уигналл. Никакой писатель не может быть выше языка. Писательэто и есть язык. И у каждого писателя он свой. Он произнес это с легкой дрожью в голосе, настолько он был в этом убежден.
Главноеидеи, возразил ему юноша. Идеи важны, а не слова.
Ну а какие идеи есть у Шекспира? Да у него, черт возьми, и идей-то никаких не было. Голос его дрожал все заметнее.
Наверное, поэтому мы его и не читаем, ответил юноша, хлебнув из горла своей огромной бутыли.
Ты его раньше называл ископаемым, милый, улыбнулась его мать.
Как и завещал покойный бард, добавил отец:
Мой добрый друг, молю в слезах:
Не потревожь мой бедный прах.
Он поглядел на всех нас в поисках одобрения, я едва улыбнулся ему в ответ. Сиберрас переводил пустой взгляд с одного лица на другое, с аппетитом уплетая котлету.