Профессор Ловелл оскалил зубы в улыбке.
Будет вам, Флоренс. Факты, связанные с вашей нагрузкой, говорят сами за себя. И добавил, явно стараясь смягчить тон: Видимо, вы переутомились, моя дорогая.
А у Питера не слишком большая нагрузка? требовательно вопросила Флоренс. После выхода книги и телесериала он здесь почти не бывает. И ошибки делает. А я ошибок не делаю. Вряд ли я заслуживаю увольнения притом что ваш заведующий кафедрой вообще решил стать медийной персоной.
Это совсем другое дело! пискляво воскликнул Джордж. «Королева красоты» настоящий хит. Важность того, что Питер стал как вы изволили выразиться, «медийной персоной», для нас неоценима.
Да он даже дату «Костра тщеславия» точно не назвал! проговорила Флоренс, всеми силами стараясь не повышать голос. Он участвовал в какой-то дурацкой утренней программе Би-би-си и не мог сказать, когда произошло самое значительное из печально известных событий Ренессанса!
Оговорка, не более того, раздраженно парировал Джордж. Прямой эфир, Флоренс. В книге ведь все указано верно, не так ли?
Ясное дело, в книге все верно! прокричала Флоренс и заставила себя замолчать.
Они с Джорджем уставились друг на друга широко раскрытыми глазами.
«Не говори об этом. Не стоит». Флоренс прикусила язык.
То, чем занимается Питер, это будущее, Флоренс. А то, что вы каждые два месяца летаете в Лондон, где делаете доклады по своим изысканиям в Курто, не очень-то работает на общее дело, вам не кажется?
Как только стало известно, что Флоренс взяли на работу в институт искусств Курто, просочились и слухи о том, что профессор Ловелл одновременно с ней подал документы на замещение той самой вакантной должности, но ему отказали. Его специализация Холман Хант вышла из моды. Флоренс Ханта терпеть не могла, и ее весьма радовало то, что Джордж не мог понять, почему, кроме него, больше никто не интересуется гиперреалистичными морализаторскими изображениями символических козлов, падших женщин и отвратительных розовых и голубых младенцев.
Ситуация была совершенно прозрачной: «клуб старых приятелей» смыкал ряды. Флоренс отлично понимала, что натворит, сколько наделает бед, если только выпустит все свое безумие на волю. А она уже чувствовала, как в ее сознании формируются фразы:
«Вам прекрасно известно, что большую часть книги Питера за него написала я. И если я решу кому-нибудь рассказать об этом, грянет такой грандиозный скандал, что колледж могут и закрыть».
И все же она не могла этого сделать. Не хватало храбрости. Или хватало?.. Сейчас бы выпить кофе. После кофе она всегда соображала лучше.
Флоренс сидела молча, понурив плечи и почти обмякнув на стуле с высокой спинкой. Сидела и слушала негромкий, четкий голос Джорджа.
Срочности нет. Желательно, чтобы перемены произошли в январе две тысячи тринадцатого года. У доктора Лиф свадьба в Рождество, и работу здесь она начнет с нового года. Она бы очень хотела познакомиться с вами и разработать программу, согласно которой вы вдвоем
Флоренс резко встала.
Который час? Мне пора идти. Извините, у меня встреча с она подняла глаза к потолку, стараясь говорить спокойно и ровно, с дератизаторами. В доме завелись крысы. Ладно, Джордж, я подумаю о том, что вы мне сказали, и зайду попозже.
Профессор Ловелл выпятил пухлую нижнюю губу.
Если не зайдете, я вам позвоню.
Флоренс сжала дрожащими пальцами дверную ручку и сделала глубокий вдох.
Безусловно, мы еще поговорим. И предупреждаю вас: я буду очень старательно защищать свои права. Кстати, в вашем письменном столе завелись жучки-древоточцы. Всего хорошего.
Флоренс даже смогла весело кивнуть Джорджу на прощание.
Она бежала, пока совсем не выбилась из сил. Только на другом берегу реки Флоренс остановилась и осознала, что дрожит с головы до ног. Ссориться она не любила почти так же сильно, как не любила мышей. Именно поэтому отказалась от преподавания и занялась наукой только ради того, чтобы с опозданием понять, что мир науки очень похож на Флоренцию четырнадцатого века, что и здесь царят междоусобица, коварная политика и молчаливое предательство. Чем дальше, тем сильнее в последнее время она вспоминала свое детство рядом с Дейзи игру, правил которой она не знала и не могла угадать. Но флорентинцы хотя бы время от времени убивали друг дружку во время мессы, чтобы воздух стал чище. Это было куда более честно, чем потаенная агрессия и скрытое напряжение, которые мучили Флоренс точно так же, как ожидание любого из маленьких злобных замыслов Дейзи.
Талита Лиф. Что это за имя? Флоренс с дрожью размышляла, уместно ли расспросить о ней Питера.
О, Питер, произнесла Флоренс вслух и шаркнула подошвой изношенной туфли по древней мостовой. Каждый крошечный момент того жаркого лета запечатлелся в ее сознании фотографией из курортного альбома, и любой снимок она могла при желании увидеть, а желание приходило часто. Думая о Питере, о том, что было между ними, она всегда чувствовала себя самой обычной женщиной. Рядом с ним ей нравилось вести себя так, словно все хорошо, а особенно когда рядом были другие люди. Мысль о том, что о них могут сплетничать, будоражила ее. «Профессор Винтер и профессор Коннолли?» «О да. У них явно был летний роман несколько лет назад». «Он по ней с ума сходил, я слышала».
Да, ей хотелось, чтобы люди о ней думали именно так. Флоренс Винтер: выдающийся ученый, страстная любовница, умная и энергичная современная женщина.
Что-то прикоснулось к ее бедру. Флоренс вздрогнула, но тут же поняла, что это ее собственный палец в кармане юбки обнаружилась дырка. Флоренс почесала кожу ногтем. Ноги у нее были волосатые; она не могла вспомнить, когда в последний раз их брила. А вдруг бы она встретила Питера, прямо здесь, идущего по улице, как в тот день в январе. Он шел ужинать к своим друзьям в Ольтрарно. Их звали Никколо и Франческа, Флоренс запомнила имена. А вдруг бы они заговорили, и она пригласила бы его на бокал вина. И они бы потом сидели на террасе на крыше крошечном пятачке размером с одеяло для пикника и смотрели бы на «Торре Гуэльфа» и Арно. И смеялись бы над Джорджем и его похождениями, как это было раньше, до того как Питер начал охладевать к ней и ее стесняться. И он мог бы положить руку ей на колено, когда она сказала бы что-то смешное, и расхохотался бы. «О, Фло». Раньше он частенько называл ее «Фло», и это напоминало ей о родном доме. «Я скучаю по тебе. А ты?»
«Иногда», ответила бы она, чуть лукаво улыбнувшись.
А он, наверное, взял бы ее за руку и повел в спальню, и снял бы с нее одежду, и они бы предались любви в теплой комнате со стенами цвета терракоты, и звенели бы колокола вдалеке, и шуршали бы простыни, их лица порозовели бы, а глаза сияли бы от радости И если бы все это случилось, ему ведь было бы все равно, бритые у нее ноги или нет, верно? Раньше ему было все равно. Так хорошо было раньше, так
Флоренс запрокинула лицо к синему небу в обрамлении черных сумрачных домов и прижала ладони к пылающему покрасневшему лицу. На ее губах играла тайная улыбка.
Кто-то рассмеялся, и Флоренс почти удивленно обернулась. На нее таращились две старые девы. Явно туристки и явно англичанки. Флоренс торопливо пошла дальше.
Верхний этаж старинного палаццо на Виа дель Сапити теперь был поделен на квартиры. Квартира Флоренс некогда служила дожу спальней, и когда Флоренс обосновалась здесь десять лет назад, в квартире находилось несколько предметов мебели, о происхождении которых Джулиана, хозяйка квартиры, ничего не знала. Флоренс нравилось думать, что эти вещи простояли здесь несколько столетий, что какой-нибудь вельможа-злоумышленник прятал письма в свадебном сундучке, а под большим деревянным креслом у него лежал нож.
Тяжелая дверь, закрывшись, сразу отделила ее от внешнего мира. Голова слегка кружилась, нужно было выпить кофе. Флоренс вошла в крошечную кухню. Здесь имелась газовая горелка с пьезоподжигом и несколько запылившихся коробок с пастой и томатным пюре. А еще, как ни странно, на подоконнике стоял горшок с пышным кустиком базилика. Совсем как в истории Боккаччо об Изабелле и горшке с базиликом, который, увы, всегда напоминал Флоренс о еще одной жуткой картине Холмана Ханта. Как же это типично для человека типа Джорджа! Неужели можно жить здесь, посреди великих произведений искусства, и продолжать восторгаться Холманом Хантом?
Флоренс поставила на газовую горелку старую, обшарпанную кофеварку «Bialetti» и распахнула покосившиеся двери, ведущие на террасу. Она с наслаждением сделала глубокий вдох. Лучи золотистого вечернего солнца прикоснулись к ее лицу. С улицы доносились голоса детей.
В такие мгновения она осознавала, как сильно ей здесь нравится. Солнце, запахи, ощущение того, что она жива Впервые приехав сюда в отпуск двадцать лет назад, она не планировала оставаться. Однако здесь ее головной мозг работал так, словно именно тут его включали в правильную розетку. Как она тосковала по Италии, находясь в Англии, где сырость и серость пробирали до костей и все время казалось, что промокли ноги! Она не хотела, чтобы у нее, как у отца, руки искорежил ревматизм, не хотела быть бледной и страдающей по яркому солнцу или, как мать, закрыться от большого мира. Именно здесь Флоренс узнала, кто она такая.
В ожидании, пока закипит кофеварка, Флоренс положила на стол книги, которые принесла домой, и стала рассматривать репродукцию фриза «Поклонение волхвов», которую она много лет назад прикрепила к стене. Вспомнился разговор с Джорджем. Флоренс не отличалась быстротой реакции. Ей всегда нужно было уединиться и обдумать полученные сведения.
Ладно, если придется уедет. И почему она прилипла к этому второсортному колледжу и терпит унижения от мужчин, которые в интеллектуальном плане ей в подметки не годятся? Почему это для нее так важно?
Впрочем, она прекрасно знала ответ. Из-за Питера. Она будет жить и работать здесь, пока здесь он. Как знать вдруг в один прекрасный день она ему снова понадобится? Порой Флоренс гадала, не сама ли она избрала Питера чем-то вроде мотора, благодаря которому она двигалась вперед а теперь уже слишком поздно признаваться в том, что она ошиблась в выборе.
Флоренс смотрела на пришпиленные к стене картины и искала в них какую-то подсказку. Ее взгляд упал на единственную картину в раме репродукцию любимой картины отца, «Благовещение» Фра Филиппино Липпи. Каждый год в день ее рождения они с отцом ходили смотреть на эту картину. Флоренс внимательно изучала спокойное, прекрасное лицо ангела. Что-то очень важное, спрятанное в глубине ее сознания, стремилось к поверхности усталого мозга. Мысль, воспоминание, нечто, нуждавшееся в спасении Флоренс еще внимательнее вгляделась в лицо ангела, в луч света на животе Марии.
Что происходит?
Кофеварка, стоявшая на газовой горелке, затарахтела, черная жидкость полилась через край. Флоренс налила себе кофе. Едва она сделала первый обжигающий горло глоток, как в дверь позвонили. Звук звонка был таким пронзительным и неожиданным, что Флоренс вздрогнула, чашка в ее руке качнулась и кофе пролился на пол.
Черт побери, пробормотала Флоренс еле слышно и пошла к двери.
Ее эксцентричная домохозяйка имела обыкновение выжидать полчаса после возвращения Флоренс с работы, а затем являться и требовать что-то перевести, или что-то объяснить, или рассказать о своем споре с кем-то по какому-то поводу.
Но это оказалась не Джулиана. Открыв дверь, Флоренс окаменела.
Флоренс, привет. Так и думал, что ты дома.
Питер? Флоренс ухватилась за ручку двери. Неужели она вызвала его сюда силой мысли? И настоящий ли он? Что ты здесь делаешь?
Мне нужно было увидеться с тобой. Можно войти?
Она знала его в совершенстве. Каждый дюйм поверхности его тела давно запечатлелся в памяти, потому что столько лет она то и дело вспоминала его и мечтала о нем. Часто как сейчас ее удивляло, что он одет в незнакомую ей одежду. Стоя на пороге, Флоренс улыбалась Питеру, слушала поскрипывание его новых туфель и вдыхала еле ощутимый аромат лосьона после бритья.
А я только что пила кофе.
Конечно, понимаю.
Он едва заметно улыбнулся.
Она покраснела. Он знал ее лучше всех.
Питер кашлянул.
Я хотел с тобой поговорить. У тебя есть что-нибудь выпить? В смысле вино?
Конечно. Флоренс сунула руки в карманы, чтобы перестать комкать в пальцах ткань юбки, и прошла в кухню. У меня есть прекрасное вино «Гарганега» такое мы
«Такое мы с тобой пили в «Da Gemma» в тот вечер, когда ты ел ягнятину, а я телятину. Мы много выпили, а потом поспорили насчет Уччелло и впервые поцеловались. Ты был в галстуке с маленькими лилиями, а я в синем сарафане».
О, замечательно. Спасибо. Фло, старушка, ты уж прости, что я вот так к тебе врываюсь. Питер вошел следом за Флоренс в кухню и растерялся. Господи, как давно я тут не был! Милое у тебя местечко. Как говорится
Он смешливо фыркнул, она тоже почти не веря в происходящее. Неужели это явь, а не ее старательно выстроенная фантазия? «Этого не может быть! Неужели я окончательно сошла с ума?»
Некая часть Флоренс осознавала, что верить Питеру нельзя. И тем не менее она была убеждена, что он до сих пор питает к ней какие-то чувства. Даже если бы он сейчас влепил ей пощечину, или объявил, что уже десять лет женат, или попросил стать крестной матерью его ребенку, даже если бы он нагло помочился на пол, она все равно отметила бы, что он здесь побывал, и смогла бы добавить свежие воспоминания в мысленный фотоальбом. «На самом деле, лихорадочно думала она, бережно подтолкнув Питера к выходу на крошечную террасу, ничто из того, чем я владею, о чем думаю, не значит для меня больше этого самого мгновения».
Питер сел в глубокое кресло и подтянул под себя длинные ноги. Флоренс водрузила на столик старые поцарапанные стаканы и протянула гостю миску с оливками. Он взял одну, пожевал и выбросил косточку на улицу.
Треклятые туристы, проворчал Питер, и стрекотание японцев на улице мгновенно стихло.
Флоренс протянула ему стакан.
Salute, сказала она.
Salute, ответил Питер и чокнулся с Флоренс. Рад тебя видеть, Фло.
И я рада, Питер. В последнее время мы отдалились друг от друга.
Я тебя вчера искал. Хотел спросить про надписи в Санта-Мария-Новелла.
Вот как? Мог бы позвонить.
Ей хотелось говорить и выглядеть убийственно. Хотелось быть в его глазах успешной независимой женщиной, живущей собственной жизнью, но при этом всегда ждущей встречи с ним.
Да. Пожалуй, надо было позвонить.
Потом наступила тишина. Флоренс просунула палец в дырку в кармане юбки, выгнула спину и подумала не стоит ли удалиться на несколько минут, чтобы побрить ноги. «Будь готов всегда готов!» с этим девизом жил ее брат Билл, завзятый скаут. К этому девизу он пытался приучить своих безалаберных сестер. Тщетно.
Послышался колокольный звон, вдалеке стих вой полицейской сирены. Флоренс вдохнула вечерний воздух, пропитанный запахом бензина и ароматом сосен.
Я тоскую по тебе, сказала Флоренс через некоторое время. Прости. Я знаю, что происходит разное другое, но Я скучаю по тебе. Жаль, что
Она потянулась к Питеру и прикоснулась к его руке.
И словно бы сработал выключатель. Питер запрокинул голову и резко повернулся к Флоренс.
Я как раз об этом. Вот почему мне нужно поговорить с тобой. Это должно прекратиться.
Поговорить со мной о чем?
О тебе. О тебе и обо мне. О твоей безумной идее, что между нами что-то есть. Улыбка сошла с лица Питера, его взгляд стал сердитым. Он наставил на Флоренс палец. Намеки, инсинуации. Я знаю, ты сказала парню из Гарварда, что у нас с тобой был роман. Господи боже, Флоренс! А группа, посещающая семинар по изучению эпохи Возрождения? Один из студентов спросил меня, правда ли это. Послушай, я на тебя в суд подам за клевету!
Флоренс с силой потянула себя за кончики прядей волос.
Я что ты сказал?
Ты отрицаешь это?
Я ни разу никому не рассказывала об этом, никому о наших отношениях! Питер, как ты мог!
В голосе Питера зазвучала насмешка.
Какие отношения?! Он залпом допил остатки вина. Флоренс, было всего три ночи. Четыре года назад. Не говори глупостей. Это не отношения.
Четыре, дрожащим голосом произнесла Флоренс. Ночей было четыре. И ты говорил говорил, что любишь меня.
Нет! Не говорил! Питер вскочил, покраснев от гнева. Когда ты наконец избавишься от своих жалких фантазий, Флоренс? Я знаю, чем ты занимаешься. Делаешь намеки, киваешь и улыбаешься, произносишь туманные неоконченные фразы, и люди верят, что что-то действительно было.