Хуан Диего спросил одного из охранников о двух женщинах, с которыми он приехал. Куда они подевались? Но охранник, нетерпеливый молодой человек, был озабочен очевидными неполадками в работе рамки металлодетектора.
Что за женщины? Какие женщины? Я видел целую цивилизацию женщинони, должно быть, уже прошли! сказал ему охранник.
Хуан Диего подумал, что попытается написать или позвонить им по мобильному телефону, но оказалось, что он забыл взять номера их мобильников. Он просмотрел свои контакты, тщетно ища имена этих женщин. Среди заметок, которые сделала Мириам в маршруте его следования, также не нашлось ни ее, ни Дороти номеров телефона, одни только названия и адреса альтернативных отелей Манилы.
Что там за дела у Мириам в Маниле, когда он «вернется» туда, подумал Хуан Диего, но он перестал думать об этом и медленно направился к выходу на посадку на рейс до Манилывпервые в жизни, подумал он (если вообще думал об этом). Он невероятно устал.
«Должно быть, это бета-блокаторы, размышлял Хуан Диего. Думаю, мне не стоило принимать две таблетки, если только я их действительно принял».
Даже кекс с зеленым чаем на рейсе «Катай-Пасифик» теперь в гораздо меньшем по размерам самолетеотчасти разочаровал. Не сравнить с возвышенными вкусовыми ощущениями от того первого кекса с зеленым чаем, когда он, Мириам и Дороти летели в Гонконг.
Самолет уже был в воздухе, когда Хуан Диего вспомнил о любовном письме, которое Дороти положила ему в карман пиджака. Он достал конверт и открыл его.
«Скоро увидимся!» написала Дороти на почтовом бланке отеля «Регал». Она прижала губывидимо, со свежей помадойк листку бумаги, оставив их отпечаток в интимной близости со словом «скоро». Ее помада, как только теперь он заметил, была такого же цвета, что и лак для педикюрау нее и у матери. Хуан Диего подумал, что назвал бы этот цвет маджентой.
Он не мог также не заметить того, что еще было в конверте с так называемым любовным письмом: два пустых пакетика из фольги, от первого и второго презервативов. Возможно, что-то было не так с рамкой металлодетектора в Гонконге, подумал Хуан Диего; устройство не обнаружило эту металлосодержащую упаковку. Определенно, подумал Хуан Диего, это было не совсем то сентиментальное путешествие, которое ему представлялось, но он уже был в пути далеком, и назад дороги не было.
9Если вам интересно узнать
У Эдварда Боншоу на лбу был шрам в форме латинской буквы «L» из-за падения в детстве. Он споткнулся о спящую собаку, когда бежал, держа в руке игральную кость от маджонга. Маленькая фишка «бамбук» была сделана из слоновой кости; угол красивой фишки вонзился в бледный лоб Эдварда над переносицей, оставив между светлыми бровями идеальную отметку.
Он сел, но встать не смог, так закружилась голова. Кровь струилась между глаз и капала с кончика носа. Проснувшаяся собака завиляла хвостом и лизнула истекающего кровью мальчика в лицо.
Внимание ласковой собаки успокоило Эдварда. Мальчику было семь лет; отец называл его «маменькиным сынком» только лишь потому, что Эдвард с неприязнью относился к охоте.
Зачем стрелять в живых существ? спрашивал он отца.
Собака тоже не любила охоту. Лабрадор-ретривер, она по оплошности еще щенком упала в соседский бассейн и чуть не утонула; после этого она стала бояться воды, что ненормально для лабрадора. Так же «ненормально», по неколебимому убеждению отца-диктатора Эдварда, было то, что охотничья собака, которая по самому названию породы должна находить и приносить, ничего подобного не делала. (Не приносила ни мячик, ни палкуне говоря уже об убитой пернатой дичи.)
А что случилось с лабрадором, который к тому же ретривер? Разве «ретривер» не означает, что собака должна искать и приносить добычу? обычно спрашивал жестокий дядя Эдварда по имени Йен.
Но Эдвард любил неретриверного ретривера, то есть ничего не находящего и не приносящего, никогда не плававшего «лабика», и славная собака обожала мальчика, они оба были «трусоваты», по суровому умозаключению отца Эдварда Грэма. В глазах юного Эдварда брат его отцазадиристый дядя Йенбыл злобной скотиной.
Это все присказка, без которой не понять, что произошло дальше. Отец Эдварда и дядя Йен охотились на фазанов; они вернулись с двумя убитыми птицами и ввалились на кухню через дверь гаража.
Все случилось в их доме в Коралвилле, в то времяотдаленном пригороде Айова-Сити. Эдвард, с окровавленным лицом, сидел на кухонном полу, где, как им померещилось, никогда ничего не находившая и никогда не плававшая лабрадорша грызла мальчика, начав с головы. Мужчины ворвались на кухню с чесапикским ретривером дяди Йена, подружейной собакойкобелем агрессивного нрава, дурным и непредсказуемым.
Гребаная Беатрис! заорал отец Эдварда.
Грэм Боншоу назвал лаборадоршу Беатриссамым насмешливым женским именем, какое только мог себе представить; дядя Йен сказал, что это имя подходит собаке, которую следует стерилизовать«чтобы она не размножалась и не ухудшала благородную породу».
Двое охотников оставили Эдварда сидеть на кухонном полу, а сами вывели Беатрис на улицу и застрелили на подъездной дорожке.
Вряд ли кому хотелось услышать такую историю от Эдварда Боншоу, когда он в своей дальнейшей жизни, указав на L-образный шрам на лбу, говорил с обезоруживающим безразличием: «Если вам интересно узнать про мой шрам» и в результате излагал сюжет жестокого убийства Беатрис, собаки, которую обожал юный Эдвард, собаки с самым чудесным, какой только можно себе представить, нравом.
И все эти годы, вспомнил Хуан Диего, сеньор Эдуардо хранил симпатичную маленькую игральную кость от маджонга, навсегда отметившую его светлый лоб.
Что было причиной этого кошмарного воспоминания, связанного с Эдвардом Боншоу, которого так горячо и навсегда полюбил Хуана Диего? Может, несерьезная ссадина на его лбу от полотенцесушителя, которая наконец перестала кровоточить? А может, слишком короткий перелет из Гонконга в Манилу, не позволивший Хуану Диего спокойно поспать? Хотя это был отнюдь не короткий перелет, как ему казалось, но Хуан Диего испытывал какое-то беспокойство и два часа кряду промучился в полудреме, видя лишь обрывки снов. Разрозненность этих снов и отсутствие всякой последовательности в сюжетах были еще одним доказательством того, что он принял двойную дозу бета-блокаторов.
Весь полет до Манилы ему снилось одно и то жепрежде всего ужасная история шрама Эдварда Боншоу. Именно этого и следует ожидать после приема двух таблеток лопресора! Однако, несмотря на усталость, Хуан Диего был рад, что ему вообще что-то снится, пусть даже бессвязно. Именно в своем прошлом он жил более чем уверенно, явно чувствуя и зная, кто он такойпомимо того, что писатель.
В разрозненных снах подчас слишком много диалогов и все происходит стремительно и без предупреждения. Кабинеты врачей в «Cruz Roja», в больнице Красного Креста в Оахаке, были непонятно почему расположены рядом с отделением первой помощиэто была либо чья-то плохая идея, либо дурная планировка, либо и то и другое вместе. Девочку, которую укусила одна из собак, живущих на крышах Оахаки, «собак крыш», доставили в ортопедический кабинет доктора Варгаса вместо пункта первой помощи, хотя у нее были раны на кистях рук и предплечьях, когда она пыталась защитить лицо, а никаких очевидных ортопедических проблем не было. Доктор Варгас был ортопедом, но он лечил циркачей (в основном маленьких артистов), детей свалки и сирот из приюта «Дом потерянных детей» и от других болезней.
Варгаса возмущало, что искусанная собакой жертва была доставлена к нему.
С тобой все будет хорошо, повторял он плачущей девочке. Она должна быть в отделении первой помощи, а не у меня, твердил Варгас потерявшей голову матери этой девочки.
Все, кто был в приемном покое, сочувствовали искусанной девочкевключая Эдварда Боншоу, который только что приехал в город.
Что это за собаки на крыше? спросил сеньор Эдуардо брата Пепе. Надеюсь, речь не о породе собак!
Они последовали за доктором Варгасом в смотровую. Хуана Диего везли на каталке.
Лупе залопотала о чем-то, что ее раненый брат не был склонен переводить. Лупе же говорила, что некоторые из «собак крыш» были духаминастоящими призраками собак, которых умышленно мучили и убивали. Собаки-призраки обитают на городских крышах, нападая на невинных людей, потому что самих невинных собак убивали ни за что, и теперь они мстят. Собаки живут на крышах, потому что умеют летать; потому что они теперь собаки-призраки, и больше никто не может причинить им вред.
Это слишком длинный ответ! заметил Хуану Диего Эдвард Боншоу. Что она сказала?
Вы правы, это не порода, единственное, что ответил новому миссионеру Хуан Диего.
В основном это дворняги. В Оахаке много бродячих собак, некоторые из них одичавшие. Они просто бегают по крышамникто не знает, как собаки туда попадают, пояснил брат Пепе.
Они не летают, добавил Хуан Диего, но Лупе продолжала лопотать свое.
Теперь они были в смотровой вместе с доктором Варгасом.
А что с тобой случилось? спросил доктор Варгас у непонятно что лопочущей девочки. Просто успокойся и говори медленно, чтобы я тебя понял.
Это я пациентона просто моя сестра, сказал Хуан Диего молодому доктору. Возможно, Варгас просто не заметил каталку.
Брат Пепе успел объяснить доктору Варгасу, что тот раньше уже осматривал этих детей, но у Варгаса проходило перед глазами слишком много пациентовему было непросто всех запомнить. А боль Хуана Диего утихла, на какой-то момент он перестал стонать.
Доктор Варгас был молод и красив; от него исходила аура неумеренного величия, что иногда объясняется успешной карьерой. Он привык к тому, что всегда прав. Чья-то некомпетентность легко выводила Варгаса из себя, хотя впечатлительный молодой человек слишком уж быстро высказывал свое мнение о людях, которых видел впервые в жизни. Все знали, что доктор Варгас был самым признанным хирургом-ортопедом в Оахаке; калеки были его специальностьюи кто еще заботился, как он, о детях-калеках? И все же Варгас не умел правильно с ними общаться. Дети обижались на него, потому что Варгас не помнил, кто есть кто; взрослые считали его высокомерным.
Так это ты пациент, сказал доктор Варгас Хуану Диего. Расскажи мне о себе. Только не о том, что касается детей свалки. Я понял, откуда ты, по запаху, я знаю о basurero. Я имею в видурасскажи о том, что касается твоей ноги, просто расскажи мне о ней.
То, что касается моей ноги, касается и ребенка со свалки, сказал Хуан Диего доктору. Грузовик в Герреро с грузом меди из basurero переехал мою ногус тяжелым грузом.
Иногда Лупе говорила как по пунктам; это был один из таких случаев.
Первое: этот докторгрустный лох, начала ясновидящая девочка. Второе: ему стыдно, что он жив. Третье: он считает, что должен был умереть. Четвертое: он собирается сказать, что тебе нужен рентген, но он просто тянет времяон уже знает, что не сможет исправить твою ногу.
Звучит немного похоже на язык сапотеков или миштеков, но это не так, заявил доктор Варгас; он не спрашивал Хуана Диего, что сказала его сестра, но (как и все остальные) Хуан Диего недолюбливал молодого доктора, поэтому решил передать ему все, что произнесла Лупе.
Она все это сказала? спросил Варгас.
Обычно она права насчет прошлого, сказал Хуан Диего. Будущее она читает не так точно.
Тебе действительно нужен рентген; я, вероятно, не смогу исправить твою ногу, но я сначала должен сделать рентген, прежде чем дать окончательный ответ, сказал доктор Варгас. Ты привел нашего друга-иезуита, надеясь на Божью помощь? спросил доктор, кивая на брата Пепе. (В Оахаке все знали Пепе; почти столько же людей слышали и о докторе Варгасе.)
Моя мамауборщица у иезуитов, сообщил Хуан Диего Варгасу. Затем мальчик кивнул на Риверу. А это тот, кто за нами присматривает. El jefe хотел продолжать мальчик, но Ривера перебил его.
Я вел тот грузовик, с виноватым видом сказал хозяин свалки.
Лупе принялась в который раз рассказывать о разбитом боковом зеркале, но Хуан Диего не потрудился это переводить. Вдобавок Лупе уже пошла дальше, сообщив новые детали относительно того, почему доктор Варгас такой грустный лох.
Варгас напился и проспал свой самолет. Он опоздал и не отправился в путешествие вместе со своей семьей. Дурацкий самолет разбился. На борту были его родители, его сестра с мужем и двумя детьми. Все погибли! крикнула Лупе. Варгас все это проспал, добавила она.
Какой напряженный голос, сказал Варгас Хуану Диего. Мне нужно проверить ее горло. Возможно, дело в голосовых связках.
Хуан Диего сказал доктору Варгасу, что сожалеет об авиакатастрофе, в которой погибла вся семья молодого врача.
Это она тебе сказала? спросил Варгас мальчика.
Лупе не переставала лопотать: дескать, Варгас унаследовал дом своих родителей и все их имущество. Его родители были «очень набожны»; долгое время причиной семейных трений было то, что Варгас «не набожен». Теперь молодой доктор был «менее набожен», сказала Лупе.
Послушай, Лупе, как он может быть «менее набожен», когда он не был «набожен»? спросил Хуан Диего сестру.
Но девочка только пожала плечами. Ей становилось известно лишь что-то конкретноесообщения приходили к ней, как правило, без объяснений. «Я просто говорю тебе то, что мне ясно, всегда говорила Лупе. Не спрашивай меня, что это значит».
Подожди, подожди, подожди! встрял в разговор Эдвард Боншоу. Кто не был набожен и стал менее набожным? Я знаю этот синдром, сказал Эдвард Хуану Диего.
Хуан Диего передал по-английски сеньору Эдуардо все, что Лупе сообщила ему о докторе Варгасе; даже брат Пепе не знал полностью данной истории. Все это время Варгас продолжал осматривать сломанную и искореженную ногу мальчика. Хуану Диего стал отчасти нравиться доктор Варгас; раздражающая способность Лупе угадывать прошлое незнакомого человека (и в меньшей степени его будущее) помогала Хуану Диего отвлечься от боли, и мальчик оценил, как Варгас воспользовался этим, чтобы осмотреть его.
Где ребенок свалки учится английскому? спросил по-английски доктор Варгас брата Пепе. Ваш английский не так хорош, Пепе, но я полагаю, что это вы приложили руку к обучению мальчика.
Он научился сам, Варгас; говорит, понимает, читает, ответил Пепе.
Это дар, который нужно пестовать, Хуан Диего, сказал Эдвард Боншоу мальчику. Я очень сожалею о вашей семейной трагедии, доктор Варгас, добавил сеньор Эдуардо. Я кое-что знаю о семейных невзгодах
Кто этот гринго? резко спросил по-испански Варгас у Хуана Диего.
El hombre papagayo, сказала Лупе. («Человек-попугай».)
Хуан Диего расшифровал это для Варгаса.
Эдварднаш новый учитель, объяснил брат Пепе доктору Варгасу. Из Айовы, добавил он.
Эдуардо, сказал Эдвард Боншоу; айовец протянул руку Варгасу и только тогда увидел резиновые перчатки на руках доктораперчатки были испачканы кровью из нелепо сплющенной ноги мальчика.
Вы уверены, что он не с Гавайев, Пепе? спросил Варгас. (Невозможно было не заметить горластых попугаев на гавайской рубашке нового миссионера.)
Уверен, как и вы, доктор Варгас, начал Эдвард Боншоу, резонно передумав пожимать руку молодому доктору. Хотя мою веру одолевали сомнения.
У меня никогда не было верыследовательно, никаких сомнений, ответил Варгас; его английский был комковатый, но правильный, в нем не было ничего сомнительного. Вот что мне нравится в рентгеновских лучах, Хуан Диего, продолжал доктор Варгас на своем вполне толковом английском. Они не религиознына самом деле рентгеновские лучи отнюдь не так двусмысленны, как многие элементы, которые я могу себе представить в данный момент. Ты являешься ко мне раненый и с двумя иезуитами. С тобой твоя прорицательница-сестра, котораякак ты сам говоришьболее права насчет прошлого, чем насчет будущего. Приходит твой уважаемый шефхозяин свалки, который присматривает за тобой и тебя переезжает. (К счастью для Риверы, свое мнение Варгас высказал на английском, а не на испанском, потому что и без того самочувствие Риверы из-за этой беды было достаточно скверным.) И то, что рентгеновские лучи покажут нам, это пределы того, что можно сделать для твоей ноги. Я говорю с медицинской точки зрения, Эдвард, сделав паузу, сказал Варгас, посмотрев не только на Эдварда Боншоу, но и на брата Пепе. Что касается Божьей помощи, то я оставляю ее вам, иезуитам.
Эдуардо, поправил Эдвард Боншоу доктора Варгаса.
У отца сеньора Эдуардо, Грэма (убийцы собаки), второе имя было Эдвардэто было веской причиной, почему Эдвард Боншоу предпочитал зваться Эдуардо, что очень нравилось и Хуану Диего.