На третьей минуте я буду еще совсем свежий - спасибо кроссам! - а Хизарь уже подустанет. Дыхалки у него нет никакой. Можно будет аккуратно доставать его с дальней дистанции. Сначала - ногами по голени. Это болезненно для него и безопасно для меня. Прыг-скок.
На четвертой минуте он разъярится, а гнев плохой помощник в драке. Он озвереет и станет ловить меня, молотя руками по воздуху. Поймать меня он не сможет - не с его реакцией за мной гоняться.
Скоростные качества и выносливость у Хизаря на нуле. За ним только сила и характер. Вот и посмотрим, чей характер крепче.
На пятой минуте ему станет не хватать воздуха. Предгорье. Тут кислорода меньше, чем внизу, в долине. Да и напыхтится он к тому времени. Можно будет ему навешивать посмелее и почаще.
Сначала с дальней, а потом и со средней дистанции. Если он от усталости или боли вдруг встанет на одно колено, то сразу же с носка в подбородок со всей дури и месить его ногами по башке пока не отключится. Армейские полусапожки - тяжелые. Чуть не по килограмму каждый. И подошва у них - жесткая-жесткая. Мне это хорошо известно. На своей шкуре много раз испытал. Я сделаю из Хизаря дурака. Уйдет на дембель комиссованный.
Ничего сложного: сначала изматываю, потом добиваю.
Физподготовка у меня за полтора года службы в пехоте не как у новобранца. Я пережил войну, переживу и Хизаря.
Через десять минут Хизарь должен лежать в пыли и выть от боли и унижения.
Я его приговорил.
Не воля к власти и не любовь к кровопролитию придавали мне духу. Не врожденная кровожадность. Я в армию призывался из интеллигентной семьи. Человека не мог по лицу ударить: как можно, ему же будет больно?!
Воля!
Вот что мне давало сил.
Сопка, на которой стояла Высота 525 - это Воля, связанная с государством только через радиостанцию в короткие минуты выхода на связь с ротой или батальоном. Ни прокуроров, ни особистов, ни трибунала и вообще никакой Советской Власти. Есть один шакал - лейтенант Рочкован - да и то какой-то зашуганный.
Мне тут никто не поможет, если я не помогу себе сам. За меня тут никто не ответит, если я сам за себя постоять не сумею.
Это - Воля!
Умение самому, без земляков, без оружия, без звезд и лычек ставить себя.
Воля - когда ты один нагибаешь под себя весь мир и весь мир гнется под тебя.
Боялся ли я Хизаря?
Шутите?
За Хизарем была только тупая, без мозгов, сила и еще более тупой гонор "я родом с Кавказа". Больше ничего.
А за мной была Воля и мое стремление жить вольной жизнью.
Меня полтора года натаскивали на таких Хизарей и я умею их брать за жабры.
Сегодня у нас поменяется замкомзвод. Хизарь свое получит.
Я сказал.
Напрасно я себя распалял и готовил к бою.
У Хизаря были другие планы на это утро. Хизарь умел предугадывать своё будущее. Всё он прекрасно понял - кто кому навешает, если дойдет до кулаков. И то, что я его не пожалею - тоже по глазам прочел верно.
- Взвод, становись, - скомандовал он, - Сержант Сёмин, встаньте в строй.
"Ну, ладно, встанем", не стал я артачиться, - "Разговор не окончен. Не договорим днем - ночь длинная"
С учебки, с первых своих шагов в Армии слышал я это - "ночь длинная".
Бардак в расположении? Ночь длинная. Наводим порядок за счет сна, если днем не успеваем следить за чистотой.
Прохлопал панаму или ремень? Ночь длинная. Рожай себе всё, что хочешь и где хочешь, но чтоб утром в строю был одет по форме.
Солдат борзеет в строю? Ночь длинная. Будем воспитывать коллективом. Проведем индивидуальную разъяснительную работу с тем солдатом.
За месяцем месяц и я научился решать неразрешимые вопросы по ночам, после отбоя.
"Ночь длинная, Хизарь!".
Ночь - длинная!
- Взвод! - Хизарь встал перед строем, - Кросс три километра. До афганской крепости и обратно. Скажите спасибо сержанту Сёмину. На старт!
"Ага", - мне стало смешно от такой детской попытки натравить на меня коллектив.
В учебке я это по сто раз на дню видел: как сержанты нас натравливали всем взводом на одного, а потом на другого и тоже всем взводом. С учебки не люблю и презираю любые "коллективы", но уроки усвоил.
Коллектив - это стадо, которое управляется не умом, а эмоциями. Умеешь дирижировать эмоциями - умеешь управлять коллективом. Несложно. Любой "коллектив" - это стадо баранов. Поваритесь с полгодика внутри любого коллектива - будете водить его туда-сюда на веревочке.
Если вы не баран, конечно.
Смотрите, как я на счет "раз-два" разверну коллектив против Хизаря.
- Товарищ старший сержант, - подал я голос из строя, - Если вы проводите занятие с личным составом, будьте любезны встать на правый фланг и бежать вместе со всеми.
- Я сержант! Мне не положено!
- Я тоже сержант. И тоже побегу. После вас.
- Я заканчивал учебку! Я свои лычки потом и кровью заслужил!
- Я тоже сержант и тоже после учебки. Про пролитую вами в Афгане кровь вы, товарищ старший сержант, будете своим землякам дома рассказывать. Мне - не надо. Вы полтора года с этой сопки не слезали и не стыдитесь говорить про пролитую кровь, когда в полку вместо вас другие пацаны гибнут. Вы не были ни на одной операции, чтобы со мной на равных разговаривать. В моем присутствии вам, тащ старший сержант, надлежит только молчать и слушать, слушать и молчать. Извольте встать на правый фланг, товарищ старший сержант, и бежать вместе со всеми.
Хизарь бы не добежал.
Сдох.
Песок и щебень под ногами. Ноги вязнут. Привычка нужна к таким кроссам.
Поздновато служить в пехоте в тридцать лет. Возраст не тот.
Если бы у него и не разорвалась печень после трех километров кросса по песку, то он бы прибежал на финиш намного позже самого дохлого духа во взводе.
И физподготовки Хизарь за всю свою службу не знал толком. Слишком много лет ему, чтобы наравне с восемнадцатилетними пацанами кроссы наматывать. В учебке, поди, каптёрщиком был. Пока его рота бегала на тактике, он портянки пересчитывал.
Это было понятно и мне, и Хизарю, и взводу.
- Взвод, марш! - рявкнул Хизарь.
- Взвод, на месте, - скомандовал я.
Бежать не хотел никто. Пусть солнце еще не взошло в зенит, но за тридцать в тени уже было. Бежать предстояло не "лишний раз", а "по прихоти упёртого дембеля". В строю стояли только деды и черпаки и бежать, будто они не рассудительные старослужащие, а безотказные глупые духи, было позорно и чмошно для их срока службы.
Взвод дёрнулся, несколько человек сделали полшага и запнулись. Строй остался стоять на месте.
- Взвод, вперед, - рычал Хизарь.
- Встаньте на правый фланг, товарищ старший сержант, - настаивал я, - и мы сбегаем все вместе.
Хизарь глядел на лица, пытался найти поддержку, но не увидел ничего утешительного. Ради того, чтобы он остался при прежней власти бежать не хотел никто. Поддержки во взводе у Хизаря не было. Его боялись, но не любили.
Не добившись выполнения команды, Хизарь махнул рукой и повалил в землянку.
Бой был окончен.
Теперь необходимо было разжаловать Хизаря.
Думаете, я рвусь к власти?
Ха-ха!
Я еще не сошел с ума и не враг самому себе.
Мне в сто раз проще взять автомат и выполнить всё, что мне прикажут, чем самому кем-то командовать. Какой дурак станет добровольно, без приказа брать на себя лишнюю ответственность?
Мне нужно было свалить Хизаря с замкомзвода, но занимать его место я не торопился.
- Взвод, - я вышел из строя на середину, как и положено сержанту, - С этой минуты старший сержант Хизриев не командует взводом. Кто будет выполнять его команды - тот чмо. Миша Хизриев - дембель Советской Армии и гражданский человек. Всё уважение, которое ему положено по сроку службы - должно ему оказываться. Но взводом он не командует. Вопросы?
- А кто тогда командует? Ты, что ли?
Ну, дети, ей богу, дети.
"Та нэма дурных", - как сказал бы Рыжий.
- Поясняю для непонятливых. На позиции есть целый шакал. Лейтенант Рочкован. Пусть он - не пехота, а минометчик, но он старше Хизаря по званию. Пусть он и командует. Пусть выходит на связь и ездит на доклад к нашему ротному.
Мысль понравилась и мне оставалось поставить точку.
- Вольно, разойдись
Я вместе со всеми спустился в землянку и постучался в каморку офицеров:
- Товарищ лейтенант, разрешите войти?
- Да-да, - отозвался испуганный Рочкован, - В чем дело, Сёмин?
- Товарищ лейтенант, пойдём, покурим на воздух, - предложил я.
Когда мы вышли из землянки и остались один на один, я довел до шакала суть текущего момента.
- Товарищ лейтенант, мы тут с пацанами решили, что нехорошо, если позицией командует сержант, когда на позиции есть офицер. Вы, товарищ лейтенант, единственный офицер и старший по званию. Принимайте, пожалуйста, командование. Старший сержант Хизриев с сегодняшнего дня командовать не будет. Разрешите быть свободным?
Я хотел уйти.
Только что я пережил несколько очень неприятных минут - буром поперев на Хизаря. Я без шуток готовился расстаться с жизнью. Хизарь - не пацан и не этот желтопёрый цыпленок Рочкован, чтобы с ним можно было вот так запросто. Хизарь - боец. Вот только этот боец малость лишнего мне задвинул. Не по заслугам.
Меня трясло.
Нужно было долбануть косяка, чтоб отпустило.
- А как же я буду командовать, товарищ сержант? - остановил меня Рочкован.
Я осмотрел летёху.
Не шакал он. Не офицер - заготовка под офицера. Дам ему сейчас по лбу - всю жизнь солдата бояться будет. Что тут "командовать"? Тридцать человек - не дивизия. Мое время: днем с десяти утра до полудня, ночью с часу до четырёх. Мой пост и днем и ночью - вышка. И каждый из нас тридцати знает свое время и свой пост. Кому на вышку, кому на танк, кому на бэтэр, кому в патруль. Дело дежурного - за пять минут до смены предупредить:
- Следующая смена готовится на посты.
Своё оружие пацаны сами разберут и сами сменят часовых. Дежурный скомандует подъем, развод, завтрак, обед, ужин, проведет вечернюю поверку и объявит отбой. Отдельная позиция - это подводная лодка в автономном плаванье. Всё работает на автомате. Вмешательство командира необходимо только во внештатных ситуациях, а при штатной работе всех систем и оборудования вмешательство только вредно. Дело Рочкована: с утра связаться с батальоном и словами "На Высоте 525 происшествий не случилось" сообщить Родине, что мы все тут живы-здоровы, не снимайте нас с довольствия и передавайте при случае почту, а в обед съездить к Мифтахову и сказать ему всё те же самые слова: "На Высоте 525 происшествий не случилось".
- Командуйте спокойно, тащ лейтенант, - успокоил я летёху. - Пехота вас поддержит. Если какие вопросы - обращайтесь к нашему призыву.
Когда я говорю "коллектив", "бараны" - это не означает, что я "пастух" или я "вне коллектива". Я точно такой же баран, как и остальные. Ни рогами не круче, ни шерстью не богаче. У меня тоже нет своей башки на плечах, как нет ее ни у кого в полку. У кого есть голова на плечах и он хочет ее сохранить - тот плюет Родине прямо в лицо и не идет служить в армию.
Я не рассуждаю про себя: "я сказал", "я решил", "я сделал", но - "пацаны говорят", "наш призыв решил", "мы сделали".
Не я.
Не лично.
Пацаны, призыв, мы.
Но не я.
Я - один из. Не единоличник, не индивид.
Полтора года прожив внутри мужского коллектива и будучи частицей этого коллектива, я так и не понял что такое коллектив и по каким законам он движется и как развиваются отношения внутри него. Да что я? Я - сержант и мой номер шестнадцатый. Готов спорить на что угодно: ни один командир с числом подчиненных больше четырех человек не может поручиться, что именно выкинет вверенный ему коллектив через полчаса!
Муравьи, не оглядываясь друг на друга, строят муравейник и набивают его жратвой.
Пчелы без слов таскают мед в свой улей.
Каждая клетка коллектива на своем месте согласованно работает на общее дело.
Люди, складываясь в коллектив, образуют новый тонкий, чуткий и непредсказуемый организм.
Пацанам про Хизаря я сказал только то, что сказал: попросил не выполнять его команды и выдвинул на его место лейтенанта Рочкована. Гнобить Хизаря я не призывал. Даже наоборот, подчеркнул, что Миша - дембель и его срок службы нужно уважать.
Никто ни с кем ни о чём не сговаривался. Просто Хизарь надоел всем, надоел давно, надоел сильно, до неприятия. Его не стали бить. Его не стали гнобить. Его стали игнорировать. Все тридцать человек.
Просыпается Хизарь по подъему. Здоровается с нами. Ему никто не отвечает. Все, кроме уборщика, выходят из землянки.
Время завтрака. Первыми кушают старослужащие пехоты. Последним из нас, как всегда, заходит Хизарь, садится за стол на свое место. Девять человек кидают ложки, молча выходят из землянки-столовой.
Стоят трое, разговаривают, курят. Подходит Хизарь, хочет вступить в разговор:
- А вот у нас в учебке случай был...
Трое куривших молча расходятся в разные стороны и находят себе дела.
В обед Хизарь снова пытается сесть за один стол с дедами. Наш призыв снова кидает ложки на стол и выходит из-за стола. Мы поедим позже, после минометчиков и после младшего призыва.
На ужин Хизарь идет с младшим призывом, но и черпаки не желают сидеть с ним за одним столом.
Пацаны вечером собрались на танке, чтобы перед сном выпить по кружечке браги и пыхнуть чарсу. Достали из башни термос, откинули крышку. Подходит Хизарь.
Пацаны соскакивают с танка и идут на БТР или в землянку, оставляя Хизарю термос, брагу, кружку и целый железный танк впридачу.
Когда Хизарь в землянке, все выходят на воздух. В землянку возвращаются только спать.
Смотреть на это было страшно.
Человек находится среди людей, но не с ними. Сам по себе. Одинокий волк на льдине.
"Отвернулся коллектив" - это страшнее, чем когда тебя бьют всем коллективом.
Не с кем поговорить, некому рассказать, некого послушать, некому оставить покурить, не с кем пыхнуть.
С тобой никто не разговаривает.
Тебя никто ни о чем не просит.
Тебя - нет.
Тебя не гнобят, тебя не гонят, но тебя нет.
Ни для кого.
Ни для кого из тех, кого ты видишь возле себя, тебя нет.
Люди смотрят сквозь тебя.
День за днем люди ведут себя так, будто тебя не существует.
На дальней глухой афганской позиции, где пять обитаемых континентов планеты Земля и пять миллиардов Человечества для тебя представлены тремя десятками насквозь изученных и надоевших рож - тебе не с кем перекинуться словом!
Это действительно страшно: ты остался вне Человечества.
Стал ближе к зверям, нежели к людям
Хизарь попробовал подсунуться со своими разговорами к Рочковану, но скорее напугал летёху, только что с нашей помощью избавленного от деспотизма кавказца.
Хизарь выкинул фортель.
Он попросил Мифтахова перевести его на КП роты дежурным. Ни один нормальный старослужащий не мечтает служить на КП, где кроме ротного обретается замполит.
Зульфар специально собирал под свою руку ротных дембелей и старший сержант Хизриев со своим опытом и авторитетом был бы очень ему полезен на КП. Но ротный за долгие месяцы службы отлично понял, что за человек старший сержант Хизриев и понял что произошло между ним и коллективом Высоты 525.
Четыре раза просился Хизарь на КП
Четыре раза Зульфар ему отказывал.
Через три недели после Приказа Хизарь начал разговаривать сам с собой.
Потом у него начал меняться взгляд. Глаза сделались беспокойными, не могли остановиться на чем-то одном и перебегали с предмета на предмет.
Еще дней через десять Хизарь начал играть в прятки: накроется на своей постели одеялом и кричит оттуда:
- Ку-ку!
Или накинет на голову одеяло, выбежит из землянки и машет руками, изображая приведение.
Мы стали подозревать, что Хизарь поехал по жизни.
Дежурные стали чаще бывать в землянке, присматривая, как бы Хизарь не потянулся к пирамиде с автоматами.
Как один из лучших сержантов первого батальона Хизарь уволился с первой партией, сразу же после октябрьских праздников. Но за полтора месяца своей волчьей жизни на Высоте заметно повредился в рассудке.
Сидит себе где-нибудь свесив ноги с бэтэра. Смотрит вниз, на долину Аксай. Смотрит вдаль, на горы. Смотрит как передвигается солнце по чистому синему небу. Сам себе истории рассказывает. Сам себе песни напевает. Сам себя веселит и развлекает.
Тихий.
Безобидный.
Я отвозил его на КП батальона на вертушку и видел какое сильное удивление вызвал Хизарь у однопризывников-дембелей с других позиций своим тихим нравом и кротким видом.
Если вдуматься, старший сержант Хизриев не был плохим человеком. Он не заставлял молодых стирать себе трусы и носки. Он ничего не требовал лично для себя, кроме уважения и беспрекословного послушания. Он не был заносчив или хвастлив. Он не был болтуном. Сержантскую службу он знал досконально и не терпел расхлябанности. Он был старше нас всех, даже старше ротного, но разве это такая большая беда?