Нет. Никогда.
Ну конечно, можно.
Путь домой
Воткнув наушники, Лена послушала немного музыку, но ей не понравилось. Дорога домой была загадочна и психоделична, но электричка ехала длинно и частично криво, а кассета кончилась задолго до места прибытия. Теперь предстояло идти пешком около двадцати минут. Чертов снег сиял при лунном свете. Ленка попыталась еще раз включить плэерно дурная машинка издала только жалкий сип. Да и хрен с ним, у Недозванского есть стоваттные колонки. Н. включит то, что надо. Скорее бы дойти.
Вот и мой домно я не буду заходить туда, пойду-ка я к этому хренову мужику, у него есть музыка. Есть стоваттные колонки, эквалайзер и ламповый усилитель. По крайней мере, он говорил, что ламповый. Полевые транзисторыте же лампы. Колонки орут у него хорошо. И мы послушаем блюз. Он даст мне что-нибудь пожрать, а потом, конечно, включит блюз. И мы будем переться при свечахконечно, блюз он включит. Осталось совсем чуть-чуть, каких-нибудь сто метров. Курго понимала, что путь ее нелеп и смешон. «Мне надо выпить, думала Курго. Маркушка наверняка что-нибудь припас».
«Ну и бред! возмутилась Ленка, хлопнув тонкой пачкой отпечатанных листов по столешнице. Полная лажа! Этоне я! Говно! Поебень стороцентная, понял?! Все это было не так!»«А ка́к было?»засуетился я, хватаясь за ручку. «Во-первых, всю эту сцену с джипом ты придумал, не было ее! Ну, дальше. Курго зашуршала листками. Не было сцены с концертом, с сэйшеном, так ты его назвал? Критик грозно нависал надо мной, исключая любые апелляции. Я затух. Бля-я!»«Ты же знаешь Олега, орнул я, это что, неправда?!»«Да ты же ведь, ты же, блядский мудак, просто обосрал меня полной идиоткой!»«Уж какая есть, мозганул я сумрачно, что, правда глаза колет?»Курго искала в бессильной ярости принтер, чтобы его разъебать, как будто именно он был виноват в напечатанном. «Кэнон» как был на работе, так там и остался, счастье японскому интеллекту.
Дай мне в лоб, сестренка. Отвори, сестра моя Короче, отвали. Я буду валять дурака Или ностальгировать. Или заниматься хуй знает чем еще.
Налил, выпил и осуществил.
Что ты там делаешь? Ленка обеспокоилась тем, что какой-то ее комментарий остался без внимания, и что-то булькнуло куда-то мимо ейного, говоря по б. интеллигентски, желудка. Кто-то выпил сам по себе, и это было оскорбительнее, чем транспортировка в рот вареной сардельки мимо пасти жадного обожравшегося кота. Я проигнорировал вопрос, надумав принять никотина. Приканчиваю вторую пачку за сегодня. Или уже третью?
С наслаждением провентилировав легкие летучим ядом, я не спеша выдохнул дым в потолок:
Вспоминаю одного старого американского поэта. (В-сс-с. Э-э!) Впрочем, ты вряд ли его знаешь
Ты, как всегда, гостепреимен. Пустые глазенки Курго безумно вращались, пытаясь запеленговать сигаретную пачку. Я подло прятал ее в кисти правой руки, опущенной под кресло. Фрустрирую, Лена. Отвечаю на твой вопрос, пояснил я, всс-сс. (Какой вопрос? Вопроса не было. Точнее, он не был высказан. Но к этому времени я уже научился читать мысли). Когда-то он написал одну поэму, впрочем, это был другой американский поэт, он даже жил в другом веке, а на самом деле он был вовсе не американец, вс-с. Англичанин, может быть. Но уж точно не Редьярд Киплинг. И на самом деле он был даже не столько поэт, сколько, скорее, прозаик. Сс-с. И даже больше тебе скажу, Лена, я интимно приблизился к ней, дыша перегаром. Она его не чувствовала. Он вообще писать не умел. Потому что был неграмотным плотником. Но он умел говорить, и его слушали.
Я сделал мхатовскую паузу. Такую информацию легко вдуть, а вот попробуй ее перевари.
Плотник как-то раз, когда собрались его друзья на вечернее мероприятие, выражаясь современным языком, нехило подготовился к лекции. У него были набросаны тезисы.
Ты что, дурак? поразилась Ленка. Мне все-таки удалось ее удивить.
Не перебивай! Что за идиотская привычка? Моими устами говорит мудрость веков. Вы меня спрашивали, сказал он, нерадивые ученики мои, почему тростинка толще холма, а облако тяжелее булата
Так он был гуру? снова перебила Ленка. Ты один такой дурак или вас двое? Вот Полторашкин
Слушай! (У-ухх). Почему ты выражаешься на индийский манер? Ты христианка? Хотя какая ты христианка Узнала модное словечко? Почему бы тебе не выражаться по-арамейски? я схватил ее за руку, она дернулась, но я ничего не смог припомнить из классического иврита, чтобы блеснуть своей образованностью, в голове лишь вертелась тупая фраза «Сейчас, детки, почитаем народную еврейскую сказку Курочка ребе». И ответил на это плотник
Слушай, ты совсем спятил?!
Нет, Леночка, сейчас-то я объясню тебе, что к чему. (Вс-с). Погоди.
Эта гадина затыкала паузы моей речи своим дурацким потоком сознания, вклиниться было невозможно. «Да ты просто псих», в глазах Ленки метнулся страх, она вырвала свою руку из моей и резво отпрыгнула на полтора метра. Вовсе нет, изогнулся я в кресле с дымящейся сигаретной колбасой, просто пытаюсь объяснить тебе суть вещей. Видишь ли, я из расы Видящих.
Чего? заорала Ленка.
Да послушай меня! Ты знаешь, что мир иллюзорен, я стряхнул пепел на пол, иначе он упал бы мне на штаны, пепельницу искать было некогда, вот смотри, все кругомиллюзия, майя. Для убедительности я сделал ширококруглый жест. Например, я. Я тоже иллюзия. И тыиллюзия.
Яне иллюзия!
Ошибаешься. Ты, кстати, очень грубая подделка. Брак Элохима.
Совсем охуел?
Сейчас докажу! Только не дергайся! хабарик пришлось просто откинуть. Когда начнутся раскопки, археологи выстроят не одну гипотезу о жизни простого российского гражданина начала двадцать первого века. Теорию фантомов и фантоматики я тебе преподавать не стану, но (я начал срываться на крик, потому что увидел, что Курго начинает трусливо пятиться) должен тебя ввести в курс дела! Вы все фантомы!
А ты кто, человек, что ли?!
Все не так просто! Я одновременно человек и нечеловек. Нас двое.
Ленка находилась уже в прихожей и пыталась найти куртку в полутьме. Я встал и сделал шаг. Да, это был большой шаг для человечества.
Выслушай меня, Лена. Я нарисовал дебильно-умильное лицо отступника. Очень важно то́, что я тебе сейчас скажу. Важно для тебя, и важно для меня. Но для тебя важнее. Сейчас ты разговариваешь не со мной. Меня здесь нет. Перед тобой копия. Голограмма. Настоящий Марк Недозванский сидит сейчас в кабаке неподалeку и пьет там пиво.
Курго решительно одевалась. Кажется, это был первый раз, когда она не настаивала на том, чтобы я проводил ее.
Все-то ей не в кайф. Ну, сейчас вмажу напоследок.
Пиздец. Заебала.
Ленка!
Что?
Завтра придешь?
Ага.
Я упал на кровать. Упал. Ленка-где-то-там-шла-домой. Закурил. Уронил. Хабарик спрятался в складках ткани и тлел. Да и по фиг. Завтра на работу. Сволочная постель пыталась гореть, я заливал ее водой. Дерьмово.
Пытался мысленно продолжить с Курго разговор.
Ты напилась?
Напилась. Угу.
Я подумал.
Нажралась, то есть? В сосиску?
В сосиску.
Я заснул.
* * *
Опять была Лариса. Нет, нет, нет, это было хуже, хуже всего. Опять была она.
Снова этот непонятный кайфкайф с цветами и запахом роз. Блин, надоело. Из «Кэнона» вылез снимокснимок, сто́ящий всех желто-синиx питерских трамваев. Проба.
Попробуем отпечатать на машине, мне было погано выговаривать эти слова, я их выдавливал, а Лариса как-то жалко и убого смотрела на меня.
Запустил. Линух грузился. Система не могла заработать сразу, надо было подождать. Далее! Температура не соответствует норме. Как бы хотелось нажать ОК, но нельзя, нельзя, иначе снимки просто слипнутся в процессоре.
Табличка исчезла. Пуск!
Так можно тебя спросить?
О чем, Лариса? я внимательно смотрел на монитор. Хвост пошел. Ухнул нож, соответствуясь с программой. Фотоматериал был проэкспонирован, индикатор показывал правду. Карточка шевелилась, бултыхаясь в ре́ках.
Любовь.
Не знаю я пытался выиграть время. Снимок дошел до третьего танка, я проследил. Сейчас он нырнет в четвертый. Затем пятый, а потомсушка. Любовь Да, это интересно, да
И что ж, тебе наплевать на мои пальчики?
Я посмотрел на ее пальчики. Макрос так и не был прописан. Эф-два, такая хорошая команда, но ни у кого не хватило мозгов для того, чтобы под это что-либо зарядить. Знаешь, Лариса, как было бы с тобой классно. Просто я должен сделать Сделать.
Я зарядил самый большой формат. Задал машине 30×40.
Вот издевательство, машинане женщина, она стерпела. Долго думала. Наконец резак сработал. Тема хренакнулась.
Заскрежетал сортер.
30×40 были выданы.
Блин, проба.
Хорошо.
Фантастика!
Я попал в десятку!
Машина запищаларек просил воды. Я налил. Лариса стояла рядом со мной, у нее был тик. Время от времени она подпрыгивала, как дура, и сучила ножками. Своими прекрасными ногами.
Машина сигналила. Я вынул снимок.
Ну надо же, попал с первого раза.
* * *
А ты любишь меня?
Блядь.
Дерьмо.
Ну люблю.
Лариса, дура, как-то поднырнула под меня. Или вынурнула? Любовь, хрень собачья.
А
Заткнись.
Шел дождь. Долго. Должна была быть зима со своими морозамино нет же, шел дождь и шел. И я подумал о любви.
Почему рядом со мной лежит какая-то левая телка, ведь есть женщина, которую я люблю? Расстояниеэто не оправдание. Я закурил. Она ведь, бля, с ребенком. Такая отмазка.
Нет.
Мне стало хреново. Я оделся и вышел. Погулял. Лег.
* * *
Моросил дождь. Зима кончалась. Правда, на весну это смахивало мало.
Опять раздался звонокда на хера я его не вырубил? Снова какая-то фигня.
Под дождем мокли двое. Курго и бомжемоподобный индивид. Не Полторашкин, другой.
Здравствуйте, устало сказал я. На церемонии не хватало сил.
Здравствуйте, ответил бомж. Путешественник!
Марк, я его нашла! Ленка сияла. Это мой дядя!
Замечательно, сказал я; меня стало бесить то, что Ленка выдернула меня из постели. Дальше что?
Парень, а у тебя двадцати рублей на пиво не найдется? Я отдам.
Мне не было жалко отдавать свою заначку на завтрашний проездкак-нибудь уж доберусь. Дядек спрятал две десятирублевки, перестав напоминать свой портрет.
А ты Ну ты как?
Да хорошо, Лена.
Я вызвал лифт, поднялся на девятый этаж, свой этаж, и лег спать. Наконец-то один. Один без обязательств встречаться и заниматься какой-то ерундой. Завтра работа, вот счастье-то. Сладко зевнув, я повернулся на другой бок.