А вы говорите, ушли времена декабристок, говорите, нет беззаветно преданных жён. Да вот они, жёны-то! И думаете, ей это легко далось? Нет, не легко. Она ведь представляла, какими словами ругаются сейчас учёные! Она, возможно, даже жалела их, малохольных, вынужденных по её вине сквернословить так, как они от себя не ожидали. И кроме того, она рисковала. На неё же недавно завели-таки уголовное дело: слишком уж вопиющим показался некоторым этот случай! Но завели, слава богу, аккурат перед амнистией. Дело закрыли, а бывшую подследственную даже оставили на прежнем месте работы и в прежней должности. Нет, что ни говорите, красивая, романтическая история!
Вы, кстати, не видели тут по телевизору сюжет? Одна наша девушка, библиотекарь из Ленинки, такая незаметная, «серая мышка», библиотекарша, встретила в Москве иностранца, полюбила его и вышла замуж. Ну и, понятное дело, уехала. Он её тоже очень любил, но вынужден был много работать. А работа у него была хоть и интересная, но трудная: он грабил банки. И такой это был дерзкий талантливый грабитель, что за ним гонялась полиция разных стран и не могла поймать.
Но раз полицейским всё-таки повезло, в Австралииего поймали. И посадили на достаточное количество лет. Влюблённым же этот срок показался невообразимо долгим, гораздо большим, чем они готовы были ждать. И тогда «серая мышка» наняла вертолёт, во время прогулки заключённых влетела на территорию тюрьмы и похитила своего возлюбленного на глазах у изумлённых охранников!
Каково?! Кто бы мог подумать, что такое бывает в жизни? Просто оживший вымысел, роман, боевик про супергероев! С единственным отличием от боевика: супергероев поймали. Российская съёмочная группа летала в Австралию, брала интервью у бывшей библиотекарши, а ныне австралийской заключённой, и та сказала им, что ни о чём не жалеет, и если бы всё вернулось назадпоступила бы точно так же. Вот женщины в русских селеньях, сиречь библиотеках! И что из того, что ей не удалось вытащить своего мужа из тюрьмы?
Как, впрочем, не удалось этого сделать и жене мецената Зубина. Ему тоже пришлось, как сейчас принято говорить, «присесть». Похоже, на всех серьёзных людей кудыковских долларов не хватило. А ведь его предупреждали!
Правда, освободился меценат Зубин очень быстро и тут же занялся новым бизнесом: открыл нефтебазу и заправки в хороших местах, и все удивлялись, откуда у него на это столько денег? А что до пожертвований, то, хотя Зубин в них более замечен не был, мы по привычке продолжим называть его меценатом.
Здесь, чтобы вы могли немного отдохнуть от меня и нашей весёлой компании, я прервусь, но, предупреждаю сразу, ненадолго.
Эдуард Сребницкий и Ко.
Глава 20
Здравствуйте, Гена и Таня!
Как и обещал, вернулся я довольно быстро. А раз вернулся, то позволю себе напомнить вам о том, что в те годы мы с партнёром тоже понемногу торговали топливом: углём, бензином и соляркой. И давно с интересом поглядывали на крупные фирмы, которые занимались продажей леса. Дело в том, что эти фирмы не только отправляли лес по России и за границу на десятки миллионов долларов (край-то у нас лесной!), но и на огромные суммы закупали топливо для леспромхозов. В одну из таких организаций устроился наш знакомый. Это была удача, ла-ла-ла, ла-ла-ла.
Слушай, подъехали мы к нему. Давай делать бизнес. Ла-ла-ла. Надо чтоб твоя фирма брала у нас солярку. Оп-оп-оп. Ты узнай.
Узнаю, согласился знакомый.
Через несколько дней мы нашли его.
Они берут солярку у Зубина.
Оп-ла-ла, оп-ла-ла. Это у которого Зубина?
У того самого, мецената.
А ещё у кого?
Больше ни у кого.
Ни у кого? Странно. Ла-ла-оп, ла-ла-оп.
Мы поняли, что надо обходить мецената Зубина. И через своего знакомого сделали этой фирме очень выгодное предложение, от которого, по нашему разумению, они не могли отказаться. Но они отказались. Тогда мы подумали-подумали и сделали сверхвыгодное предложение, от которого, не то что онимы сами отказаться бы не смогли. А они смогли. Мы не отчаивались. Мы делали им предложения каждый месяц: один, другой, третий. Наш знакомый давно махнул на это рукой, и мы названивали сами.
Но сколько бы мы ни звонили, какие бы условия ни предлагали, какими бы ценами ни завлекали, никто у нас ничего не покупал. Незримо над этой конторой, а также над доброй частью бескрайнего сбоковского леса возвышалась, обхватив верхушки деревьев, исполинская фигура мецената Зубина. Между ногами Зубина сновали туда-сюда бензовозы и железнодорожные цистерны, доверху наполненные соляркой, из карманов его торчали и изредка падали на землю различного достоинства купюры, которые с благодарностью подхватывали копошащиеся внизу люди, а меценат Зубин смотрел на нас с партнёром, показывал пальцем и хохотал, хохотал раскатисто и страшно, и от этого смеха некуда было деться А впрочем, может, мне это уже приснилось. Как-то всё не очень реально: исполинская фигура, падающие купюры
Хотя (Верка Сердючка в мюзикле «Вечера на хуторе» говорила: «Предупреждаю: руками нэчого нэ мацать». И, поправляя грудь, добавляла: «Хотя»). Выхожу я недавно из здания и вижу идущего навстречу мужика, который ладонями сверху и снизу держит кучу, иначе не назову, тысячных купюр. Понял? И тут дунул ветер. Часть бумажек, фр-р-р, полетела: на тротуар, под стоящие вокруг машины. Мужик ничего сделать не может, руки-то заняты! Хорошо, что рядом учащиеся «бизнес-инкубатора» стояли, кинулись деньги собирать и мужику их обратно в кучу засовывать. Мужик: «Спасибо, спасибо», и в дверь. А учащиеся достают из карманов добытые тысячные и начинают радостно обсуждать, на что их потратят. Вот что значит «бизнес-школа»! Вот молодое бизнес-племя!
Я и сам как бизнесмен со стажем (А в чём суть бизнеса? Меньше затратить и больше получить, то есть в идеалехапнуть на халяву) тут же под свою машину нырнул, думал, может, к колесу что прилипло? Не прилипло. Смотрю, и все окружающие под машинами лазят. Так что, случается, купюры летают. Это я как свидетель могу утверждать.
А вот чего я не могу утверждать, так это того, что у трогательной верности торговцев лесом к меценату Зубину (Пенелопа по сравнению с той верностью просто разгульная девица) есть корыстный интерес. Я в это не верю. Некоторые, конечно, тычутда вот же он интерес: если торговцы не будут брать у мецената солярку, то не получат разрешения на вывоз леса за границу, поскольку на выдаче разрешений сидит оналюбящая Зубина жена Зубина. Но я таким говорю: «Перестаньте! Ну, сидит она на разрешениях и сидит. Неужели, если ваша жена на чём-то посидит, у вас все солярку кинутся покупать? Да если бы это было так, моя жена всю жизнь сидела бы не вставала, уж мы бы как-нибудь потерпели. Нет, говорю я им, здесь что-то другое, непонятное и красивое, как их красивая любовь!»
Но то что меценат Зубин сел на Химпродзаводэто да, с этим спорить не приходится: такой запах по округе пошёл, что мы подумали, всё, кто-то сел основательно. Ан нет, угольщик Парамонов завод-то у Зубина и отнял, даже запах, нам показалось, изменился: не то чтобы в лучшую сторону, а всё ж-таки несколько другой.
Меценат Зубин, конечно, вначале возражал против отъёма у него завода. И тогда к делу подключились милицейские следователи угольщика Парамонова (следователи в те времена входили в структуру Министерства внутренних дел). А почему «милицейские следователи угольщика Парамонова», потому что наш губернатор, теперь уже бывший, Силыч Мироненков, неоднократно обвинял Парамонова в преступных связях с милицией. Утверждал, что угольщик вместе с начальником УВД Потаповым готовил на него, законного губернатора Силыча Мироненкова, покушение. Но это другая, не менее интересная история, как и всё, связанное с губернатором Силычем.
В общем, к делу подключились следователи угольщика Парамонова. А они, если надо, «любого за жопу возьмут».
Это я процитировал, если позволите, следователя из налоговой полиции. Однажды налоговая полиция трясла предприятие, на которое мы поставляли сырьё, и в рамках этого дела меня вызвали в качестве свидетеля. Мой следователь был «хороший»: вежливый и спокойный. Записывал показания, благодарил за предоставленные накладные (как будто я мог их не предоставить). Но тут зашёл его коллега, сосед по кабинету, и с ходу грубо мне заявил:
Ну что, написал чистосердечное признание?
Мне хотелось с достоинством спросить:
На каком основании вы мне тыкаете?!
Но вместо этого я скромно сказал:
А мне не в чем признаваться.
Не говори так, скривился коллега. Всем есть в чём признаваться. Мы, если надо, любого за жопу возьмём.
Но, я думаю, он преувеличивал. Как-то раз мы давали показания ещё одному следователю, из районного центра. Они там у себя копали под местного воротилу, бывшего прапорщика.
Всё, сказал районный следователь, теперь у меня на него столько материала, лет на десять посадить хватит. Теперь я его точно за жопу возьму. (Служебное выражение это у сыщиков, что ли? Может, они и в отчётах у себя пишут: «За истекший квартал взято за жопу столько-то человек»?)
Но оказалось впоследствии, что материала хватало, а возможностейнет, оставили прапорщика в покое. Видимо, у него была такая, что её обычными руками и не ухватишь. У них, у прапорщиков, ого-го!
Короче, взять можно не любого, а лишь того, кого можно взять. Мецената Зубина, похоже, было можно. Следователи покопались и нашли против него всё, что им было нужно. Видя такое дело, меценат Зубин упорствовать не стал и, не тая более зла, передал бизнес угольщику Парамонову, обещая заглядывать на ставшее родным предприятие.
Газеты же высказали предположение, что за этой борьбой стояли не просто угольщик с меценатом, а скрытые от глаз большие люди. Может, оно и так, кто их разберёт? Меня по большому счёту это не очень-то заботит. Хотя, наверное, зря, потому что жизнь показывает: все они находятся в пределах нашей донюхняемости.
Эдуард Сребницкий.
Глава 21
Здравствуйте, дорогие Григорьевы!
Недавно мне прислали фотографии из архива выпускников нашего университета. На одной из них я иду в колонне демонстрантов в поддержку перестройки. Прямо надо мной транспарант «Энергию перестройкиделу социализма!» Как вы помните, нас тогда всем универом отправили на эту демонстрацию. Если бы фотографию можно было расширить, наверняка мы увидели бы и вас.
Но зато мы можем расширить границы наших воспоминаний, не так ли? Сильно расширять не будем, а ограничимся лишь темой дефицита, которую я обещал затронуть в одном из предыдущих писем.
Вообще, сколько я себя помню, столько же помню и дефицит, то есть «недостаток отдельных товаров и услуг, которые покупатели не могут приобрести, несмотря на наличие денег» так толкует слово «дефицит» словарь. Дефицит был неотъемлемой частью советского образа жизни, но в перестройку недостаток отдельных товаров и услуг приобрёл такие масштабы, что уже непонятно было, чего же остался достаток?
Интересно, что спустя месяц после демонстрации в поддержку перестройки в Свердловске (нынешнем Екатеринбурге) состоялась ещё одна демонстрация, которая прошла по тому же самому маршруту. Мы сидели на лекции, как вдруг услышали нарастающий с улицы гул. Все кинулись к окнам. По проспекту Ленина к Площади 1905 года двигалась многотысячная толпа разгневанных людей. Стояла зима, окна были закрыты, но до нас явственно доносились крики с требованием обеспечить население города продуктами питания.
К тому времени полуторамиллионный город испытывал острейшую нехватку продуктов. Люди простаивали в многочасовых очередях, чтобы купить хоть что-то из еды. Ситуацию усугублял приближающийся Новый год и отсутствие в магазинах алкоголя. Я, например, простоял шесть часов в винный магазин, ожидая обещанный завоз шампанского, но так и не смог ничего купить.
И вот терпение людей лопнуло. Разъярённая толпа двигалась к центральной площади Свердловска, вбирая в себя потоки со всех попутных улочек и улиц. Надо ли говорить, что и студенческий поток, оставив лекции на попечение преподавателей, тут же влился в общую массу.
Чем ближе к Площади 1905 года приближалась колонна, тем громче становились крики демонстрантов, тем слаженней звучали тут же рождаемые лозунги. Люди требовали уже не только продуктов, но и отставки областного партийного руководства во главе с первым секретарём Юрием Петровым и уж совсем радикальноепрекращения власти коммунистической партии!
Когда толпа достигла площади, демонстранты отняли у милиции грузовик с громкоговорителем, и митинг окончательно перерос в политический. Дополнительное возмущение людей вызвал тот факт, что прямо в те минуты, когда проходила акция, магазины начали наполняться продуктами. Значит, продукты всё-таки были?!
Ораторы у микрофона сменяли один другого, выражая возмущение и выдвигая требования. Неожиданно для себя и я оказался возле громкоговорителя и, получив микрофон, тоже возмутился и чего-то потребовал, а вокруг, насколько хватало глаз, стояли люди, слушали меня и сурово кивали в знак одобрения.
Едва я спустился с машины, как меня кто-то обнял за плечи. Это был секретарь студенческой партийной организации нашего факультета и одновременно мой товарищ Толик Феоктистовтот, с которым мы ездили в «колхоз» и с которым вплоть до моей женитьбы жили в общаге в одной комнате.
А я тебя стою слушаю, сказал Толик ласково. Ты уже всё? Тогда пойдём отсюда.
Он повёл меня с площади.
Зачем тебе это надо, Эдичек? уговаривал меня, как больного, Толик. Пусть они кричат, эти горлопаны. Ишь! начал грозить он в сторону толпы. Голос на партию подняли. Подождите, вы ещё все на Лубянке будете корчиться!
Мы двигались в сторону остановки общественного транспорта.
В магазинах всего полно, продолжал Толик. Некогда митинговать, надо к Новому году закупаться.
Не может быть, всего полно, не поверил я.
Да, Эдичек, да, уверял Толик. Зайди посмотри. Партия обо всех позаботилась.
Конечно, Толик дурачился. Но насчёт магазинов говорил абсолютную правду. Такого изобилия на свердловских прилавках я никогда раньше не видел! Как по мановению волшебной палочки на них появились продукты. Да не только простые, а и деликатесные! А уж алкоголяразного, и кто сколько хочет. Я на всякий случай взял побольше, и деликатесов купил к праздничному столу, и разного другого про запас.
И оказалось, правильно сделал: с началом нового года продукты из широкой торговли вновь постепенно исчезлизаботы партии хватило ненадолго.
Была введена талонная система на мясо, масло, сахар. Но она не спасала. Например, мы с Олей, хоть и имели талоныне могли отоварить их на протяжении нескольких месяцев!
Как мы решали проблему питания? Ну, во-первых, я ходил добытчиком в «Универсам 1», ставший позже универсамом «Мария» там периодически выбрасывали что-нибудь в свободную продажу. Выбрасывали в прямом смысле: из-за перегородок работники универсама кидали в контейнеры колбасу, рыбу, сыр, а людитакие же добытчики, как явсё это хватали. Однажды от какой-то добытчицы я получил столь сильный удар локтем, что две недели с трудом дышал.
Во-вторых, овощи и хлеб всё же можно было купить, а значит, и питатьсяспросите тех, кто соблюдает посты. Вы, кстати, Гена, соблюдаете? А, только первые и последние дни? Тоже неплохо.
А в-третьих, устроившись журналистом в газету «Право», я удостоился привилегии отовариваться в продуктовом распределителе УВД (Управления внутренних дел). Поспособствовал этому наш главный редактор, бывший милицейский полковник. Власть всегда подкармливает тех, на кого опирается. На меня она, конечно, опираться не могла, но по стечению обстоятельств и мне стали перепадать ежемесячные продуктовые пайки, положенные офицерам милиции.
Все вышеперечисленные источники давали нам с Олей возможность выжить в условиях тотального дефицита перестроечных времён. Но не все ведь были прикреплены к милицейскому распределителю, и не все ходили добытчиками в «Универсам 1». В столовой на Фрунзе я видел как-то ветерана с медалями, который упрашивал заведующую продать ему мяска к празднику. Заведующая отказывала, и ветеран, не зная как ей понравиться, предлагал за кусочек мяса сплясать и, действительно, начал притопывать и похлопывать себя по бокам. Я побыстрее вышел на улицу, а потому не знаю, чем кончилось дело.
Надо сказать, что подобная нехватка продуктов имела место только в России, а в других республиках Советского Союза жить можно было вполне. Когда по заданию редакции я приехал в Нагорный Карабах, то больше всего меня удивило, что в условиях войны там свободно продавались и мясо, и сыр, и колбасы, и даже сгущённое молоко! И я всерьёз думал о том, как бы протащить барашка до Баку, а затем запихнуть его в самолёт до Свердловска? Не придумал. Пришлось ограничиться колбасой и фруктами.