Знаешь, что скрывается за возвращением Суад? спросил он.
Я этого не знал, и Гаафар пояснил:
Говорят, что ректор получил указание от министра просвещения.
Но ведь министрмахровый реакционер и весьма печется о соблюдении традиций.
Говорят, у него интрижка с Суад.
Как бы то ни было, Суад вернулась. Ее появление было встречено аплодисментами. Впервые мы увидели ее лицо без косметики, оно все равно оставалось красивым. Впервые же мы увидели на ней платье нормальной длины и ширины. Что же касается ее бюста, то, какие бы обещания ни давал ректору отец Суад, ни спрятать, ни уменьшить его было невозможно, и он по-прежнему бросал резкий вызов и ректору, и традициям.
Однажды какой-то студент рассказал, что видел Суад с нашим англичанином в японском садике в Хелуане. Новость эта обошла весь факультет. Один из друзей спросил Суад, правда ли это. Она отвечала, что встретила преподавателя в Хелуане случайно и они немного прогулялись по саду. Таким образом, слух подтвердился и достиг ушей факультетской администрации. Однако найти выход из создавшейся ситуации было не так-то просто. Любые меры против преподавателя-англичанина вызвали бы недовольство английского верховного комиссара. А наказание студентки, несомненно, привело бы в негодование преподавателя! Мы горячо обсуждали между собой все политические и психологические аспекты этого казуса.
К оговоркам от 28 февраля Англия добавила еще одну, касающуюся Суад Вахби, сострил Гаафар Халиль.
Кто-то подхватил шутку:
Английский флот угрожает захватить таможни в случае, если на Суад Вахби будет оказано хотя бы малейшее давление.
В честь этого события наши доморощенные поэты слагали стихи, и было высказано немало язвительных замечаний, иногда даже в присутствии самого ректора. Однако в начале следующего учебного года обстановка изменилась. Преподаватель-англичанин не пожелал возобновить контракта, и Суад не вернулась на факультет. Что стало с ней потом? Поговаривали, что она уехала с англичанином, что вышла замуж, что поступила в кабаре на улице Альфи. Как бы то ни было, с тех пор я не встречал ее ни разу.
Сайид Шаир
Он был вожаком нашей аббасийской компании. Правда, Халиль Заки не уступал ему в силе, а может, и превосходил, но, чтобы быть вожаком, одной силы недостаточно, нужно, чтобы тебя любили. А Сайида Шаира не только любили, но и уважали. Во всех играх он был заводилой, в ночи рамадананашим певцом-солистом. Невольно возникает желание сравнить Сайида и Халиля Заки друг с другом. Оба они были сильными и задиристыми парнями, только причиной столкновений с окружающими у Халиля был его вздорный характер, а у Сайидаизлишняя эмоциональность. И тот и другой не окончили начальной школы, обоих отцы засадили помогать в своих лавках и потом выгнали из дому. Но Халиль был изгнан за свою злобность, а Сайидза непристойное обращение с покупательницами.
От его хитрых глаз не укрылись те нежные чувства, которые мы с Ханан питали друг к другу, и он принялся дразнить меня, потешаясь над моей нерешительностью.
Все эти твои вздохисплошное слюнтяйство, говорил он.
Я страдал оттого, что мою любовь поднимают насмех, а он втолковывал мне:
Послушайся моего совета, назначь ей свидание в кактусах.
Во время каникул Сайид по средам приглашал нас к себе домой, жил он в конце улицы, окруженной садами. В тот день у них во дворе устраивался зикр. Мы рассаживались на двух скамьях, слушали религиозные гимны и, наблюдая за ритмичными движениями участников зикра, пили чай. Когда поблизости не было его отца, Сайид рассказывал нам неприличные анекдоты о верующих. Насколько религиозной была его семья, настолько сам он был циником во всем, что касалось веры. Это приводило меня в замешательство и никак не укладывалось в голове. Убедившись, что начальной школы ему не одолеть, Сайид стал работать в лавке отца в квартале аль-Гури. Вечерами, к закрытию лавки, мы приходили к нему, и он водил нас по закоулкам Хусейнии, по всем ее кофейням. Благодаря ему мы познакомились с достопримечательностями и соблазнами улицы аль-Баб аль-Ахдар, кафе «Аль-Фишауи» и Хан аль-Халили, услышали, как звучит азан в устах шейха Али Махмуда и песни аль-Араби. Мы едва перешли в среднюю школу, как уже научились курить наргиле, играть в нарды и домино. Это были лучшие дни Сайида Шаира. Он жил и работал в доме отца, а жалованье свое тратил на развлечения. В четырнадцать лет он держался как взрослый мужчина. Нелады между Сайидом и его отцом начались из-за историй с покупательницами. А однажды Сайид принялся заигрывать с женщиной, муж которой, как оказалось, стоял у входа. Разразился скандал, отцу пришлось вмешаться, и он поколотил сына у всех на глазах. Сайид рассвирепел и кинулся бить стеклянные бутыли, в которых отец держал благовония. Отец прогнал его из лавки и из дому, отношения между ними были порваны навсегда. Мы предлагали ему, чтобы наши отцы выступили посредниками и помирили их, но Сайид наотрез отказался.
Довольно с меня домашней тюрьмы, сказал он. Мир широк
Мы думали, что, когда его гнев остынет, он вернется домой, но шло время, и мы убеждались, что Сайид и без того всюду чувствует себя как дома, что разрыв с семьей пережил удивительно легко и его совсем к ней не тянет. Тогда мне это казалось непостижимым, но впоследствии я понял, что в семье рядом с тремя положительными братьями, один из которых, окончив торговую школу, занимался вместе с отцом делами, а двое других продолжали успешно учиться, Сайид чувствовал себя как бы отщепенцем. Помню, однажды он с гордостью сказал мне:
Все торговцы в квартале только и мечтают, чтоб я служил у них.
А как же твои проделки с женщинами? усомнился я.
Женщины, сказал он с усмешкой, для того и слоняются по лавкам, чтобы где перемигнуться, где словом перекинуться. Настоящая купля-продажа бывает только под праздники.
Он сменил немало торговых заведений, пока экономический кризис не свел торговлю на нет. Сайид, как и многие другие, оказался на улице без всяких средств к существованию, один как перст. Мы тогда еще учились и не могли ощутимо помочь ему. Однако он был хорошо знаком с владельцем кофейни в Маргуше, одновременно занимавшимся оптовой торговлей наркотиками. Сайид предложил ему свои услуги и стал работать на него. Он был горд собой и хвастлив, как мальчишка, когда выкладывал нам эту новость. Мы же страшно испугались за него.
Ты с ума сошел! сказал Сурур Абд аль-Баки.
Не делай этого! поддержал его Реда Хаммада.
Но Сайид посмеивался над нашими страхами и просил только, чтоб мы ничего не говорили Халилю Заки, который его ненавидел. Несмотря на все уговоры, Сайид ступил на опасный путь, избавивший его, однако, от бедности и голода. Следующим его шагом было проникновение в квартал публичных домов, причем не в качестве клиента, а исключительно с деловыми целями. Он завел любовницусодержательницу притонаи поселился у нее. Однажды он пригласил нас посетить его новые владения. Сурур Абд аль-Баки отказался от приглашения, а остальные, подстрекаемые любопытством и тягой к приключениям, согласились. По дороге в гости я вспомнил случай из детства, связанный с моим родственником Ахмедом Кадри. Я даже отыскал тот дом, правда, в нем не осталось никого из прежних его обитательниц. Сайид Шаир водил нас по всем закоулкам, как прежде водил по Хусейнии, и знакомил с их правами, посвящал в тайны этих мест. Мы сидели в кофейнях в компании сводниц, сутенеров, жуликов и вышибал, слушали непристойные песни, бесстыдные разговоры, любовались плясками полуголых девиц. Все это дурманило наши головы, наполняло сердца горько-сладкой отравой.
Сайид Шаир как равный был принят в мире «деловых людей» и открыл кафе, которое быстро приобрело известность благодаря своей «изысканности», дешевым винам и музыканту, услаждавшему игрой на арголе слух пьяниц и наркоманов. Сайид управлял своим «делом» с суровой властностью настоящего хозяина и с приветливой улыбкой опытного приказчика. Он носил европейский костюм, подчеркивая тем самым, что в отличие от других владельцев кофеенвыходцев из простонародьяон человек совсем иной породы. Когда началась вторая мировая война, его доходы необычайно возросли. Но тогда же его покинула сожительница. В те дни многие смазливые проститутки перебрались в ночные клубы, где развлекались английские солдаты. В старом квартале остались лишь безнадежно затасканные и потерявшие всякую привлекательность. Квартал пришел в упадок, приличные клиенты его больше не посещали. В ту пору мы видели Сайида Шаира лишь изредка. Один раз это было, когда мы все собрались на похоронах Шаарауи Фаххама. В углу поминального шатра встретились Гаафар Халиль, Халиль Заки, Реда Хаммада, доктор Сурур Абд аль-Баки, Ид Мансур и Сайид Шаир. Встретились в связи со смертью друга люди в расцвете силвсем нам было от тридцати до тридцати пяти лет. Каждый уже занимал свое место в жизни: учитель, чиновник, адвокат, врач, маклер, содержатель кафе, торговец наркотиками. Скорбя о потерянном друге, мы говорили, что не забудем его, что был он веселым малым и умер с улыбкой, что всю жизнь мечтал о том, чему так и не суждено было сбыться.
Сайид Шаир упрекнул нас за то, что мы перестали заходить к нему. Мы оправдывались, говоря, что старый квартал стал не очень-то подходящим местом для визитов.
Забыли, откуда вы родом осуждающе процедил он сквозь зубы. И, печально вздохнув, добавил:Шаарауи, да упокоит аллах его душу, был единственным, кто частенько ко мне наведывался.
Через несколько лет после окончания войны вышел официальный указ, запрещавший проституцию, и Сайиду Шаиру пришлось свернуть «дело». Ему в то время было лет сорок. Он обладал уже капиталом в несколько тысяч фунтов и богатейшим опытом в делах сомнительного свойства. Мы собрались как-то в кафе «Аль-Фишауи».
Почему бы тебе не воспользоваться этой прекрасной возможностью начать новую жизнь?! сказал Сайиду Реда Хаммада.
Терпеть не могу проповедей! расхохотался Сайид.
Он решил выждать какое-то время. Поселился в подозрительной гостинице на улице Моски, много пил, курил гашиш, развлекался с девицами, играл в карты, одним словом, жил так, словно ему ни до чего не было дела. Все важнейшие событияпалестинская война, пожар в Каире, июльская революцияпрошли мимо него. Когда ему исполнилось пятьдесят, он женился на сорокалетней торговке наркотиками, муж которой умер в тюрьме. Несмотря на строгие меры, принятые революционным правительством для пресечения торговли наркотиками, он продолжал заниматься ею, нимало не тревожась о последствиях. Построил себе большой дом в Даррасе, неподалеку от подножия горы Мукаттам, разбил сад на целый феддан, посадил в нем пальмы, виноград, гуаву, лимоны, хенну и жасмин. Комнаты обставил в восточном стиле, а на крыше поместил клетки с курами, гусями и кроликами.
Мы снова собрались все вместе, теперь уже на похоронах жены Реды Хаммады. Около полуночи я и Сайид возвращались домой, и по дороге у нас произошел такой разговор.
Разве ты недостаточно богат, чтоб бросить торговать наркотиками? спросил я его.
Зарабатываю я много, но трачу еще больше.
А под суд попасть не боишься?
Похлопывая меня по плечу, Сайид ответил:
Плевал я на суд! И с неожиданной грустью продолжал:Помнишь мою давнишнюю любовницу, которая бросила меня во время войны? Я узнал, что она родила от меня сына, но не могу найти их следов!
Тебе хочется иметь сына?
Не ответив, он сказал с усмешкой:
Я доволен своей женой, и другой мне не нужно. И, смеясь, добавил:Для меня взять вторую женувсе равно что совершить самоубийство. Потом, вздохнув, проговорил:Все это ерунда по сравнению с горем нашего друга Реды.
Да, он лучше нас всех, а ему столько пришлось выстрадать согласился я.
Не то что этому негодяю Халилю Заки! со злобой сказал Сайид.
Разве можно их сравниватьони такие разные
Вот кто мерзавец, так мерзавец. А я что? Подумаешь, торгую наркотиками!
Боюсь, вдруг попадешься.
Ну и что?! Вон Реда безгрешен, а страдает.
Он настойчиво приглашал меня к себе в гости. Однако прошло несколько лет, прежде чем я снова увидел его. Не забуду, как он подошел ко мне в кафе «Аль-Фишауи» через неделю после поражения 5 июня. Я сидел в угрюмом одиночестве. Сайид поздоровался и сел возле меня.
Как ты думаешь, оккупация Синая помешает провозу контрабанды через него? спросил он.
Я остолбенел: в каком мире живет этот человек?!
Он понял свою оплошность и замолчал. Сидел и молча курил наргиле.
Ты, как всегда, занят политикой. А по-моему, от нее только голова болит, пробормотал он.
Видно, ты не знаешь, что случилось? спросил я сквозь зубы.
Как же, наслышались о чудесах! ответил он, скрывая насмешку.
Два года спустя я столкнулся с ним в кабинете Ида Мансура. Сайид сильно изменилсяотекшее лицо, выпирающий живот. Один вид его говорил о том, что он серьезно болен.
Как дела? спросил я.
Прекрасно, как видишь.
Ты здорово изменился.
Один аллах не меняется!
Наконец-то вспомнил аллаха, рассмеялся Ид Мансур.
Ты не советовался с врачом? спросил я.
А ты веришь врачам? ответил вопросом на вопрос Сайид. И с гордостью заявил:Ни разу в жизни не был у врача и никогда не пил лекарств!
А когда он ушел, Ид Мансур с усмешкой сказал:
Похоже, скоро мы опять соберемся на похоронах!
Шарара ан-Наххаль
С Шарарой я познакомился, когда поступил на службу в министерство. Он работал там телефонистом. Этот двадцатилетний юноша, совсем недавно получивший свидетельство об окончании начальной школы, привлекал к себе внимание красивым лицом, стройной фигурой и застенчивостью. Я слышал, как наш рассыльный, дядюшка Сакр, поддразнивал его:
Сними костюм да надень платьеи я в двадцать четыре часа сыщу тебе жениха.
Именно в то время у нас освободилось местоумер чиновник седьмого класса, и те, кто числился по восьмому, загорелись надеждой заполучить вакансию. Никакого закона, определявшего порядок продвижения по службе, не существовало, а университетский диплом был проклятием для его обладателей, ибо он вызывал зубовный скрежет у начальников, когда-то окончивших лишь начальную школу. Чиновники восьмого класса кинулись искать протекции у влиятельных знакомых, титулованных особ и членов парламента. Заместителя министра засыпали рекомендательными письмами. В этой ожесточенной схватке за место я нашел себе покровителя в лице моего старого приятеля Абдо аль-Басьюни, который был тогда депутатом парламента. Однако через несколько дней в коридоре, возле секретариата, меня остановил устаз Тантауи Исмаил.
Ты знаешь, кто получил седьмой класс? мрачно спросил он.
Нет, ответил я с трепещущим сердцем.
Спеши поздравить Шарару ан-Наххаля.
Шарару ан-Наххаля?! Телефониста?!
Вот именно.
Но у него ведь только начальное образование. И он даже не числится чиновником!
Устаз возвел очи горе и глубоко вздохнул:
Аллах свидетель, в Египте еще не перевелись люди, верящие в здравый смысл!
И двинулся дальше по коридору. Я же бросился в секретариат и там убедился, что это назначение стало главным событием дня.
Вы слышали, телефонисту дали седьмой класс?
Кто сказал, что он телефонист? Он назначен на должность в секретариате заместителя министра.
Самого заместителя министра?
Самого заместителя министра!
Как же это случилось? спросил я.
О вы, кои веруете, не спрашивайте прошептал мне на ухо устаз Аббас Фавзи.
А дядюшка Сакр, когда принес мне кофе, наставительно сказал:
Не удивляйтесь. Вы здесь человек новый, поэтому не все вам понятно. Дело в том, что сперва было решено повысить другого чиновника, но Шарара попросил аудиенции у господина заместителя министра. В секретариате его даже слушать не стали, а он дождался в коридоре и, когда заместитель вышел, бросился к нему, разыграв сцену, что твоя Фатима Рушди. Сказал, что у него на руках большая семья и ему неоткуда ждать милости, кроме как от аллаха и от их превосходительства. Заместитель-то поначалу едва взглянул на него и был очень недоволен, что его потревожили. Потом глянул во второй раз, уже куда внимательнее, а после и глаз оторвать не мог!
Гаденько ухмыльнувшись, рассыльный замолчал. Я все еще не мог поверить ему.
На что ты намекаешь? переспросил я.
Отходя от моего стола, дядюшка Сакр с усмешкой прошептал:
В любви бывают и не такие диковинки!
Шарара ан-Наххаль был официально переведен в секретариат заместителя министра и стал работать в его архиве. И одеваться начал сообразно полученной должности: новый с иголочки костюм вместо прежнего, протертого до дыр, на ногах не резиновые сандалии, а черные туфли, на шее шелковый галстуквидимо, дареный, в верхнем кармашке пиджака цветной платочек. При встрече он здоровался теперь со мной как с равнымне то что раньше, когда был просто техническим служащим, не выше какого-нибудь рассыльного. Видно, он знал о разговорах вокруг его назначения, но не обращал на них вниманиялибо они его не смущали, либо считал, что достигнутое им положение заставит злопыхателей умолкнуть. Не прошло и двух лет, как Шарара был назначен личным секретарем заместителя министра и получил чин шестого класса. Не стоит и говорить, что эта новость взбудоражила все министерство.