Вот увидишь, скоро он станет большим начальником, сказал мне устаз Аббас Фавзи.
И правда, скоро в министерстве стало известно, что Шарараглавное лицо в секретариате заместителя министра, главнее самого начальника секретариата. Просители, будь то министерские чиновники или люди со стороны, шли к нему, словно в Каабу. Его засыпали подарками. Каждый, кого он удостоил улыбкой или кивком при встрече, полагал, что сподобился великой милости.
Случилось так, что нашим министром стал чрезвычайно влиятельный, с обширными родственными связями человек. Несмотря на то что министр и его заместитель принадлежали к одной партии, между ними возник острый конфликт. А некий высокопоставленный чиновник, выжидавший случая отомстить заместителю за какую-то давнюю обиду, ухитрился еще больше подогреть страсти. Однажды он в игривом тоне рассказал министру о «смазливом» секретаре заместителя и прислал этого секретаря к министру с бумагами на подпись. Говорили, что министр с первого взгляда убедился в отменных деловых качествах секретаря, а тот в свою очередь преисполнился к министру горячей благодарностью. Заместителю сообщили о намерении министра перевести Шарару ан-Наххаля в свой секретариат. Заместитель вскипел от злости и заявил, что без Шарары обойтись не может. Но куда страшнее был гнев министра, который тут же издал приказ о переводе Шарары, и заместителю ничего не оставалось, как подчиниться. Он заперся у себя дома и несколько дней не показывался в министерстве. Говорили, будто лидер партии сделал обоим внушение и предупредил их о том, что эта скандальная история может попасть на страницы вафдистской прессы. Заместителю пришлось смириться и вернуться к работе.
А возвышение Шарары ан-Наххаля между тем продолжалось. Он был произведен в чиновники пятого класса и обнадежен насчет четвертого. Перед ним открывалось блестящее будущее. Но, прокладывая себе путь наверх, Шарара полагался не только на свою красоту. Вернее сказать, красота была не единственным его оружием. Он обладал умом, энергией и еще многими качествами, необходимыми для успеха. Он прилежно работал и одновременно учился. Получил, не без содействия своего покровителя, аттестат о среднем образовании, диплом бакалавра и, наконец, степень лиценциата права.
Вот как полусерьезно-полунасмешливо комментировал усердие Шарары Аббас Фавзи:
Он не то что другие, ему подобные. У тех не было за душой ничего, кроме красоты, а красотатовар, который быстро портится. К тому возрасту, когда им давали отставку, они успевали в лучшем случае добраться до третьего или четвертого класса. А наш друг метит выше!
Шарара считался одним из способнейших чиновников в министерстве. Он был старателен, расторопен, хорошо знал делопроизводство. Вместе с тем он был известен своим безграничным честолюбием и эгоизмом. С подчиненными из числа бывших коллег обращался высокомерно, строго взыскивал со всякого за промахи и ошибки. Ему доставляло особое удовольствие унижать, оскорблять их. Когда правительство ушло в отставку, он был чиновником третьего класса и возглавлял секретариат министра.
К власти пришла партия «Вафд». Заместитель министра был уволен на пенсию, так и не успев отомстить бывшему любимцу. Как только был назначен новый министр, к нему кинулись завистники Шарары и обвинили начальника секретариата в принадлежности к оппозиционной партии и в моральном разложении. Шарара отчаянно защищался. Он утверждал, что является всего-навсего чиновником, преданным работе и своему начальству. Было, однако, решено перевести его на должность старшего архивариуса, что отбрасывало его далеко назад и преграждало путь к осуществлению честолюбивых замыслов. Тем не менее Шарара принялся добросовестно изучать постановку архивного дела, реорганизовал его и, что называется, вдохнул в него жизнь. Потом пригласил министра побывать в архиве, и министр пришел в восторг от усердия архивариуса. В один прекрасный день Шарара опубликовал в газете «Аль-Мукаттам» статью под заголовком «Вафдистский министр благодарит противника «Вафда» за работу». В ней Шарара превозносил непредубежденность министра, для которого самое главноеинтересы дела, и рассказывал о том, как министр похвалил его и тем самым поощрил работать еще лучше. Статья заканчивалась словами: «При таком отношении к человеку возникает непреоборимое желание всей душой стать на сторону Вафда».
Устаз Аббас Фавзи рассказывал мне, что он находился в кабинете министра, когда тот вызвал к себе Шарару ан-Наххаля, чтобы поблагодарить его.
Откуда у вас такой великолепный слог? спросил он.
Ваше превосходительство, я вырабатывал слог, заучивая наизусть речи незабвенного Саада Заглула! не растерявшись, ответил Шарара.
Шарару ан-Наххаля назначили начальником отдела кадров, а незадолго до отставки вафдистского правительства повысили в чине до второго класса. Но вот правительство ушло в отставку, и недруги Шарары возликовали. «Попался красавчик, говорили они. Теперь, глядишь, прежний министр вернется, а с ним и его заместитель. Что, спрашивается, будет делать тогда Шарара ан-Наххаль?» Мы готовились быть свидетелями его падения. Каково же было наше изумление, когда вместо этого мы оказались очевидцами присвоения ему первого класса и назначения директором департамента!
Как прикажете понимать это?! удивлялись одни.
Что творится в мире?! возмущались другие.
Постепенно подоплека событий прояснилась. Оказывается, в период пребывания «Вафда» у власти Шарара продолжал навещать прежнего министра. В тайне от всех он оказывал ему услуги и, более того, добился примирения между министром и его заместителем, уволенным на пенсию. Поэтому, когда они оба вновь водворились в министерстве, у Шарары были все основания воскликнуть:
Вот и вернулись наши славные денечки!
Поговаривали, однако, что он стал давать частные уроки сыну прежнего, вафдистского, министра, студенту юридического факультета. Но вскоре тонкое чутье Шарары подсказало ему, что дворцовые круги начинают одерживать верх и что истинно дальновидный человек сумеет извлечь из этого немалую выгоду. Тогда-то он и написал свою единственную книгу «Творцы нового Египта», в которой излагалась история правления Мухаммеда Али, Исмаила и Фуада. Книгу он посвятил королевской семье. Благодарственное письмо автору от королевского дивана было опубликовано во всех газетах. Своему другу и сопернику Адли аль-Муаззину Шарара сказал:
Теперь я под защитой дворца, и ни одна партия не сможет причинить мне вреда.
Накануне второй мировой войны он женился на девушке из почтенной семьи. Его детисын и дочьбыли, как и отец, на диво красивы. Дочь впоследствии вышла замуж за его секретаря. Сын служил офицером в армии. После окончания войны накануне очередных выборов в парламент Шарара ан-Наххаль пригласил как-то меня к себе в кабинет. Он был весьма любезен и даже разрешил мне присесть на стул перед его письменным столом.
Результаты выборов, сказал он, будут иметь огромное значение. Если победят вафдисты, они проведут радикальные реформы. Я смотрел на него вопросительно. У меня родилась мысль включить вас в списки кандидатов в председатели избирательных комиссий продолжал он. Я улыбнулся. Шарара добавил:В избирательном округе вы найдете человека из нашей партии
Из какой партии? задал я коварный вопрос.
Он расхохотался так, что его розовое лицо налилось кровью, и ловко ушел от прямого ответа:
Неважно, к какой партии принадлежать. Главноехранить верность королю!
У меня нет опыта в такого рода делах, проговорил я уклончиво.
Смотрите сквозь пальцы на то, что будет делать наш представитель. Большего от вас не потребуется. Я мрачно молчал, и он, внимательно поглядев на меня, с сожалением произнес:Я подумал о вашей кандидатуре, поскольку вы казались мне достойным человеком, но не стану вас утруждать
Поднялся с места, протянул мне руку, и я покинул кабинет.
На выборах в десяти из сорока четырех избирательных округов победили вафдисты, победили, несмотря на то что, как обычно, были пущены в ход все средства давления, запугивания и фальсификации. Я радовался тому, что избежал участия в этих преступных махинациях.
Что же касается того, корыстный человек Шарара или нет, то мнения расходятся. Одни говорят, что при всех своих пороках он не был стяжателем, другие же считают его жуликом, ловким и очень осторожным. Известно, что он (по его словам, на деньги жены) приобрел виллу в Хелуане и дом в Докки. После июльской революции 1952 года, во время чистки государственного аппарата, Шарару на основании поступивших на него жалоб вызывали в комиссию по чистке. Но обвинение, по-видимому, не подтвердилось, так как он продолжал оставаться на службе. Говорили, что он избежал наказания благодаря заступничеству сына-офицера. Как там все было, один аллах знает. Потом он был назначен заместителем министра, а после издания социалистических законовдиректором компании. Дважды его постигало большое горена йеменской войне был ранен сын, а во время студенческих волнений, вспыхнувших вслед за поражением 5 июня 1967 года, от шальной пули прямо за столиком в кафе погиб зять. С тех пор как Шарара покинул министерство, я его больше не видел. Лишь изредка до меня доходили случайные сведения о нем. Последнее, что я слышал, это рассказ о том, как один мой друг встретил его в 1970 году в Мекке во время хаджа.
Шаарауи аль-Фаххам
Из моих друзей по Аббасии он был самым добрым. Доброта в нем сочеталась с редкостным простодушием и беззаботностью. Вспоминая о нем, я всегда представляю его смеющимся по какому-либо поводу, а то и вовсе без поводаему достаточно было услышать случайную реплику или ругательство, чтобы залиться смехом. Спорили мы о политикеон смеялся, ссорились из-за футбола или киноон опять не мог удержаться от хохота. А когда нам случалось оказаться вместе с ним на похоронах какого-нибудь нашего родственника, мы, опасаясь скандала, старались вовсе не смотреть на Шаарауи. Однажды хоронили молодого родственника Гаафара Халиля. Почти обезумевшая от горя мать покойного вышла из дома босая, с распущенными волосами; она била себя по щекам домашней туфлей, а потом в приступе скорби пустилась в бешеный пляс. У нас при виде этого зрелища к горлу подступали слезы. Я случайно обернулся к Шаарауи и увидел, как он кусает губы, чтобы не рассмеяться, и все его тощее тело сотрясается от едва сдерживаемого хохота. Он не был ни жестоким, ни глупымпросто странным, ни на кого не похожим.
Жил Шаарауи с матерью, по соседству с домом Сайида Шаира. Отец его умер, когда он лежал еще в колыбели. Мать получала десять фунтов пенсии, и примерно столько жедоход от земельного участка. Поэтому их семья считалась обеспеченной. Так оно и было, пока Шаарауи не вырос и не стал швырять деньги направо и налево. В учении он не преуспел. И не только из лени и озорства, как Халиль Заки и Сайид Шаир, а еще и потому, что не имел никаких способностей к наукам. Из начальной школы его исключили, и он проводил время на улице и в кофейнях. Добродушный по натуре, он сторонился Халиля Заки, но с удовольствием водил компанию с Сайидом Шаиром, проводя с ним все вечера в Хусейнии, а позжев публичных домах. Там он научился пить и постепенно сделался настоящим алкоголиком. Однажды, когда мы еще вместе учились в начальной школе, он сказал мне:
А я знаю!
Я спросил, что он имеет в виду.
Знаю, что ты любишь Ханан Мустафа, ответил он.
От неожиданности и смущения я промолчал.
И я люблю Ханан! продолжал он.
Я приготовился к ссоре, а может быть, и драке, вместо этого он только засмеялся и сказал:
Думаю, мы с тобой поладим!
Что ты хочешь этим сказать?
Зазовем ее вместе в кактусы!
Будь ты проклят! воскликнул я.
Разговор этот состоялся за несколько дней до отъезда семьи Мустафа из нашего квартала, поэтому размолвка скоро забылась. Но с тех пор я не знал за ним ни одной любовной истории. Он так и остался холостяком. Его отношения с женщинами ограничивались посещением публичных домов.
Когда мать Шаарауи поняла всю безнадежность своих попыток заставить сына учиться, она стала искать ему работу. У нее вошло в поговорку, что любая работа лучше безделья. Она обратилась к своему влиятельному родственнику Ахмеду Неде-паше, и тот устроил Шаарауи в министерство вакуфов. Но Шаарауи редко появлялся на службе. Целыми днями просиживал он в кафе «Аль-Фишауи», дожидаясь, пока Сайид Шаир закончит работу в лавке отца. Вскоре его уволили из министерства. И все то время, пока мы учились, да и потом, когда уже работали, Шаарауи не пропустил ни одного из наших еженедельных сборищ. Пил он ежедневно, причем самое дешевое и плохое виното, что было ему по карману. Можно себе представить, как горевала его мать. Он сам как-то сказал нам в кафе Сайида Шаира:
Мать моя не знает покоя, все хочет подыскать мне занятие! Но какое? А то говорит, чтоб я женился. А на ком?
У тебя твердый доход в десять фунтов, поучал его Ид Мансур. Это не так мало, если пить не чаще одного раза в неделю. Тебе следовало бы поискать жену с приданым
Шаарауи, как всегда, засмеялся и подмигнул:
Скоро мне привалит счастье.
Он имел в виду своего родственника Ахмеда Неду-пашу, занимавшего пост начальника королевского дивана. Ид Мансур, которого денежные дела интересовали больше, чем любого из нас, спросил:
А какое у него состояние?
Наливая в стакан какую-то дьявольскую смесь, именовавшуюся коньяком, Шаарауи ответил:
Двадцать тысяч федданов земли, а что касается наличных, то лишь один аллах знает
И у него нет наследников, кроме вас?
Моя матьего единственная оставшаяся в живых родственница
Реда Хаммада, ссылаясь на данные, которыми располагал его отец, подтвердил нам достоверность этих сведений. Интересно, что о родстве Шаарауи с Ахмедом Недой-пашой мы узнали с таким опозданием. В начальной школе он это скрывал, поскольку паша пользовался дурной славой как королевский придворный и враг Саада Заглула.
Моя мать, разъяснил Шаарауи, его единственная наследница, а яединственный наследник матери. Паше сейчас семьдесят пять лет. Так что можно надеяться!
И что же ты сделаешь с наследством, если получишь его? спросил Гаафар Халиль.
О, если бы мечта моя сбылась, я построил бы один дворец в Каире, другой в Александрии, как сейчас у паши, наполнил бы подвалы лучшими сортами выдержанного вина. А уж женщины
А что достанется нам, твоим друзьям? прервал его Сайид Шаир.
Мы каждый вечер будем собираться в парке моего дворца, и я буду угощать вас роскошными яствами, поить лучшими винами и приглашать для вас женщин. Клянусь аллахом
Это будет исторический день, когда наш друг получит свое сказочное наследство прошептал мне на ухо Реда Хаммада.
Шаарауи продолжал пьянствовать и мечтать о наследстве, мечтать и пьянствовать. Он очень похудел, кожа его высохла, хотя он еще был молод, в волосах уже блестела седина. И вдруг старый паша привел в изумление весь Каир неожиданной выходкой. Вернулся из поездки в Австрию в сопровождении прелестной двадцатилетней блондинки. Пронесся слух, что он собирается жениться на ней с соблюдением всех законов шариата. Общественность негодовала. Наша же компания была потрясена. Шаарауи чуть не лишился рассудка. Не успели мы опомниться от изумления, как узнали, что Шаарауи предъявил иск о наложении ареста на имущество паши на том основании, что тот впал в старческое слабоумие. Нам оставалось только разводить руками и гадать, что за всем этим скрывается. Наконец выяснилось, что Шаарауи поступил так по совету Халиля Заки. Но тут вмешались какие-то тайные силы, и дело было улажено. Блондинка неожиданно уехала. Говорили, что она согласилась на отъезд, лишь получив двадцать тысяч фунтов. Под нажимом со стороны дворца газеты воздерживались вдаваться в подробности этой истории. По той же причине был отклонен иск Шаарауи. Паша заперся в своем доме, никуда не выходил и никого не принимал. А потом снова вызвал настоящую сенсацию, объявив о своем решении отказать все имущество мечетям и благотворительным учреждениям. Мы страшно огорчились за нашего друга Шаарауи. Он появился в кафе «Аль-Фишауи», как всегда пьяный, с покрасневшими глазами и блуждающим взглядом. Долго всматривался в наши лица и вдруг разразился смехом! Сняв башмаки, забрался на длинную лавку у стены, уселся по-турецки и запел: