Мне.
Да.
А вам никогда не приходило в голову просто оставить его себе? Я имею в виду, ведь о существовании этого состояния не знал вообще никто?
Никто. Я знаю, это звучит странно. Но меня так воспитали. Пожалуй, вы не сможете себе этого представить. Я вырос в атмосфере ожидания и планирования, подготовительных работ к определенному дню, дню, назначенному еще пятьсот лет тому назад. Задача Вакки хранить состояние, оберегать его, преумножать его до того времени, как оно будет передано наследнику. После этого когда наследник вступит во владение своим состоянием, мы будем свободны. Тогда обязательства будут выполнены.
Джон попытался представить себе такой образ жизни людей, чувствовавших себя связанными обещанием, которое дал их предок столетия тому назад, и вздрогнул, настолько чуждым показалось ему это.
Вы так это воспринимаете? Как обязательство? Как тяжкую ношу?
Это не тяжкая ноша. Это просто наша задача, и только когда она будет выполнена, мы сможем заняться другими вещами. Эдуардо пожал плечами. Вероятно, это покажется вам странным. Но представьте себе, что все эти вещи, которые рассказал вам мой дед два дня назад, я знаю всю жизнь. Мне рассказывали историю о сне Фонтанелли, как другим детям рассказывают рождественскую историю. Я знаю ее наизусть. Каждый год мы отмечали 23 апреля как праздник и каждый раз говорили: вот, осталось столько-то лет. Не могу вспомнить ни одного события последнего столетия, чтобы мне не пришло в голову, как оно повлияет на состояние Фонтанелли. И все эти годы мы наблюдали за семьей Фонтанелли, знали о каждом заключении брака, о каждых родах, знали, у кого какая профессия, кто в каком городе живет. Хотя в последние годы мы немного халтурили. Чем ближе был назначенный день, тем больше мы убеждались, что наследником станет ваш кузен Лоренцо.
Джон почувствовал неприятный укол.
И теперь вы разочарованы, что им стал я?
Меня можете не спрашивать. До прошлой осени я учился и никогда не встречался с ним. Наблюдение было задачей других. Здесь нам направо.
Джон последовал указанию, и они оказались на ведущей слегка в гору дороге, которая вынуждала ехать медленно, поскольку была узкой и извилистой.
А другие кандидаты?
Номером вторым были вы. Номером третьим кузен, седьмая вода на киселе, зубной техник в Ливорно, тридцати одного года, женат, детей нет, что среди Фонтанелли, кстати, встречается на удивление часто.
Вот он разозлится.
Он не знает.
Они достигли седловины, и теперь дорога явно вела к деревне. Немного в стороне, с видом на Средиземное море, который должен, по идее, быть ошеломляющим, лежала усадьба, и у Джона возникла уверенность, что это и есть загородная резиденция Вакки.
А что думает обо мне ваш дед?
Что вы и есть тот наследник, которого видел в своем сне Джакомо Фонтанелли в 1495 году. И что вы сделаете с помощью своего состояния что-то очень-очень хорошее для людей, то, что снова откроет двери будущего.
Очень смелые ожидания, не так ли?
Честно говоря, я считаю, что все это мистическая чепуха, громко рассмеялся Эдуардо.
Они приближались к деревне. Джон заметил, что с другой стороны дорога была шире.
Но в семье Вакки говорят, что вера приходит с возрастом, продолжал Эдуардо. Мой отец и дядя находятся на той стадии, когда Вакки верят, по крайней мере, в то, что с таким количеством денег нужно сделать нечто осмысленное, и они ломают себе головы над тем, что бы это могло быть. Мой дед по этому поводу вообще не волнуется. Вы тот самый наследник, все это священное видение, и если вы покупаете «феррари», то, значит, таков божий промысел, e basta.
Скупыми жестами пальцев, которые Джон уже научился хорошо понимать, Эдуардо указывал путь через деревню, производившую мирное впечатление. Они достигли усадьбы, проехали через широкие ворота, кованая решетка которых была открыта настежь, и оказались в просторном, усыпанном галькой внутреннем дворе. «Роллс-ройс» уже стоял там, в тени нескольких высоких старых деревьев, и Джон остановил «феррари» рядом. Когда мотор перестал работать, ему показалось, что он оглох.
А что думаете вы? поинтересовался он.
Эдуардо усмехнулся.
Я думаю Джон, вы обладаете триллионом долларов. Вы король этого мира. Если вы не насладитесь этим, то вы глупец.
4
Вся усадьба дышала стариной. Верхушки деревьев слегка шелестели на ветру с моря, отбрасывая неровные тени на упрямо вздымавшиеся стены, в штукатурке которых виднелись мелкие трещинки. Они сделали несколько шагов по шуршащему гравию, когда дверь дома открылась. Им навстречу вышла полная женщина лет пятидесяти пяти, которая могла бы рекламировать спагетти, и обрушила на них поток слов.
Говори помедленнее, Джованна! крикнул ей по-итальянски Эдуардо. Иначе синьор Фонтанелли тебя не поймет! И, обращаясь к Джону, продолжил по-английски: Это Джованна, добрый дух нашего дома. Она позаботится о вас, но по-английски не говорит.
Что ж, по крайней мере я понял то, что вы ей сказали, усмехнулся Джон. Все будет в порядке.
Отец всегда настаивал на том, чтобы его дети знали хотя бы основы родного языка, но, поскольку дома чаще все же говорили по-английски, возможностей практиковаться у него почти не было. Но то, что он знал, постепенно вспоминалось.
Они вошли в темный прохладный холл. Монументальная лестница вела на галерею. Справа и слева виднелись сумрачные коридоры, сверху свисала массивная люстра. Шаги гулко звучали на голом терракотовом полу.
Эдуардо еще раз напомнил Джованне о том, что с Джоном нужно говорить медленно и четко, за что получил от нее укоризненный взгляд, попрощался и удалился. Джон шел за решительной экономкой по лестнице и светлым коридорам, пока они не оказались в большой комнате, где та заявила, что эта комната размером с зал теперь принадлежит ему. Большие стеклянные двери вели на просторный балкон с подпорченными непогодой перилами из песчаника, откуда открывался вид на Средиземное море.
Здесь ванная, сказала она, но Джон смотрел только на сверкающую морскую даль.
Если ему что-то понадобится, неважно что, нужно только набрать пятнадцать.
Как-как? произнес Джон, уже машинально по-итальянски, и обернулся.
Она стояла у кровати, держа в руке телефонную трубку современный беспроводной телефон, зарядная станция от которого находилась на прикроватном столике.
Пятнадцать, повторила Джованна. Если вам что-то потребуется.
Да. Джон кивнул, взяв протянутый телефон. А если мне нужно позвонить? Не по дому? Как сказать по-итальянски «линия основного аппарата», он не знал.
Набрать ноль, пояснила Джованна, терпеливо, как мать непонятливому ребенку.
Джон спросил себя, есть ли у нее дети. Затем посмотрел на телефонную трубку. На ней было маленькое прозрачное окошечко, в котором находилась карточка с телефонным номером. Его номер был 23.
Спасибо, сказал он.
Когда она ушла, Джон почувствовал усталость. Должно быть, это из-за разницы в часовых поясах. Во время перелета он почти не спал, сбилось чувство времени, он чувствовал себя ошеломленным, счастливым и в то же время готовым свалиться без задних ног. Кровать ему понравилась: широкая и уютная, недавно застеленная. Поездка в «феррари» была словно выброс адреналина, словно крепкий кофе, она будоражила, приводила в экстаз как он мчался по дороге Он не мог сейчас уснуть, хотя, вероятно, стоило бы. Он не сможет сомкнуть глаз. Но вот прилечь ненадолго, немного отдохнуть это не повредит
Когда он проснулся, вскочил и огляделся по сторонам, постепенно вспоминая, где он и что произошло, все еще было светло или, быть может, уже светло. Он сел на постели, провел пальцами по волосам, сонно покачал головой. Уснуть одетым, внезапно
Джон с трудом поднялся. Где там была ванная? Неважно. Словно ведомый невидимой рукой, он пошел к балконной двери, затем на балкон. От свежего, пахнущего солью и простором воздуха в голове прояснилось. Солнце висело низко над горизонтом, прямо перед ним, а значит, там запад итак, сейчас вторая половина дня. Он проспал по меньшей мере часов пять.
Только теперь он увидел, как построен дом Вакки. Был главный дом, от которого под прямым углом два крыла отходили навстречу морю и заканчивались роскошными террасами. На одной из них он сейчас и стоял. На противоположной террасе на другом конце здания были натянуты голубые тенты, под которыми накрыли большой стол. По перилам, на которых стояли большие горшки с красными, синими и фиолетовыми цветами, тянулся дикий виноград. Кто-то помахал ему рукой.
Ужин! услышал он и узнал Альберто Вакки.
Рядом с ним сидел, должно быть, его брат Грегорио Вакки, а еще там была незнакомая женщина, и Джованна с девушкой в форме горничной расставляли на столе тарелки и бокалы.
Джон помахал рукой в ответ, но еще некоторое время постоял, рассматривая раскинувшееся море, сверкавшее в солнечном свете, словно яркая открытка. Водную гладь рассекала большая белоснежная яхта, и при виде ее в Джоне проснулась та самая белая зависть, которую, наверное, испытывает всякий, кто стоит на берегу и смотрит на это недосягаемо прекрасное судно, казалось, яхты просто созданы для того, чтобы вызывать у наблюдателей подобные чувства.
А потом он вспомнил, что богат, невообразимо богат. Если захочет, он может купить себе такую яхту. Даже дюжину таких яхт. Если взбредет в голову, он может приобрести себе личный «Джамбо Джет», да что там, целый флот таких самолетов. И даже это не повлияет заметным образом на постоянный рост его состояния. «С каждым вдохом, говорил ему Эдуардо, вы становитесь богаче на четыре тысячи долларов». А это значит, что состояние растет быстрее, чем он сумел бы сосчитать, даже если бы ему дали тысячедолларовые купюры.
От этих мыслей ему стало страшно, хоть он и не понимал почему. Внезапно ему показалось, что все это уж слишком, состояние испугало его, оно накатывало на него, словно снежный ком, грозя раздавить и заставить исчезнуть, словно сходящая лавина. Он обернулся к дому, касаясь стеклянных дверей, прошел к тем, которые были открыты, и, оказавшись в своей комнате, опустился на ковер. И лежал так, пока не рассеялся черный туман перед глазами.
Оставалось надеяться, что никто не видел его в такой прострации. Он медленно сел, посидел, подождал. Наконец встал, нашел ванную, подставил лицо под кран, а когда снова вышел, почувствовал невероятно манящий аромат жаркого, залетевший с террасы в комнату. Он с удовольствием принял бы душ и надел что-нибудь другое, но не знал, когда и куда прибудут его вещи, и не хотел сейчас беспокоить кого-либо, с телефоном или без него. Кроме того, ужин звал, и он решил, что душ подождет.
Он сам нашел дорогу. Это оказалось не так сложно, дом был выстроен симметрично. То, что с другой стороны было его комнатой, с этой стороны представляло собой роскошный салон, а когда он вышел на террасу, его встретили приветливо.
Эти трансатлантические перелеты даются тяжело, заметил Альберто, приглашая его сесть на свободный стул рядом с собой. Особенно в восточном направлении. Помогает только сон и хорошее питание Джованна, тарелку для нашего почетного гостя.
Все они сидели за длинным массивным деревянным столом, который, похоже, был сколочен несколько столетий назад для какого-то рыцарского зала; адвокаты с одного конца отсутствовал лишь padrone и горстка гостей на другом конце, среди которых Джон узнал только Бенито, шофера, и Джованну, сидевшую рядом с ним и что-то говорившую с оживленной жестикуляцией. В центре стола стояли большие стеклянные блюда с яркими салатами, корзины со свежим, пахнущим дрожжами белым хлебом и чугунные кастрюли, в которых лежала жареная рыба. По знаку Джованны молодая горничная подбежала к Джону и поставила перед ним тарелку, бокал из шлифованного хрусталя и положила приборы.
Тем временем Альберто начал представлять присутствующих. Женщину, которую Джон видел еще с террасы, звали Альвина, она была женой Грегорио и, соответственно, матерью Эдуардо. Она хорошо говорила по-английски, хоть и с сильным акцентом, и рассказала, что работает в школе здесь, в деревне. Затем Альберто принялся сыпать другими именами, которые Джон все равно не мог запомнить, но зато разглядывал лица. Коренастый мужчина с зарождающейся лысиной, который сидел на стуле, широко расставив ноги, и прислушивался к разговору Бенито и Джованны, садовник. Те два молодых парня, что яростно терзали рыбу на своих тарелках, находились здесь весь вечер чистили бассейн и подвал; они делали это раз в месяц, чтобы немного подзаработать. А беззубый старик, с пьяной улыбкой сжимавший в руках бокал вина, был одним из крестьян, у которых семья Вакки покупала свежие фрукты и овощи.
Это одно из наших твердых правил, пояснил Альберто. Большой ужин, и каждый, кто находится в данный момент в доме, приглашен к столу. Таким образом мы всегда в курсе новостей деревни. Джон, вы, должно быть, проголодались, угощайтесь!
Джон переключил внимание на блюда и положил себе всего и побольше. Тем временем адвокат налил ему из темной бутылки вина, сверкнувшего в бокале темно-красным, рубиновым цветом.
А ваш отец не придет? легкомысленно поинтересовался Джон и испугался, когда увидел, как помрачнело лицо Альберто.
Он еще спит. Подобные путешествия всегда даются ему тяжелее, чем он хочет признать. Некоторое время он помолчал и добавил: Здоровье у него уже не самое лучшее, но он не хотел оставаться в стороне. Такой он человек.
Джон кивнул.
Понимаю.
Как вам понравилась ваша комната? спросил Грегорио.
Джон, который только что отправил себе в рот первый кусок рыбы, кивнул, прожевывая, и торопливо сглотнул.
Хорошая. Действительно, очень хорошая. И вид чудесный.
Дай же ему поесть, Грегорио, с укоризной заметила его жена и улыбнулась Джону. Это самая красивая комната в доме. И она уже давно ждет вас.
Ах! произнес Джон, не зная, что сказать. И, поскольку в голову ничего не приходило, он взял в рот ложку салата, а пока он жевал, разговор, к счастью, перешел на другие темы.
Судя по всему, Альберто не был женат. Только теперь Джон заметил, что у него нет обручального кольца. Да и не был он похож на женатого человека. Эдуардо молча ковырялся в салате и, похоже, мысленно находился где-то далеко, а Альвина с Альберто обсуждали какого-то бывшего ученика, который, насколько понял из разговора Джон, уехал во Флоренцию, открыл свою фирму по разработке программного обеспечения и, кажется, отхватил крупный заказ. Затем садовник поднялся, подошел к ним, поблагодарил за ужин и объявил, что должен снова заняться работой, поскольку выкопал пять кустов, которые нужно посадить еще сегодня, ведь до завтрашнего утра они засохнут. Джон почувствовал, как спадает напряжение, о котором он поначалу даже не догадывался. То, что он находился здесь, снимал белое мясо с костей жареной рыбы, макал куски хлеба в маслянистый, насыщенный чесноком, потрясающе вкусный бульон, в то время как жизнь вокруг шла своим чередом, успокаивало. Почему-то он догадывался, что таких мирных моментов у него будет немного. То было затишье перед бурей.
И это будет буря триллиона долларов.
Утром он просыпался долго. Вокруг было светло, свет был необычным, он лежал на непривычно хорошо пахнущей простыне, на матрасе, от которого становилось приятно телу тот не был ни слишком твердым, ни слишком мягким, и он снова вспомнил все. Наследство. Перелет. «Феррари». О да, он действительно вчера выпил.
Но голова была на удивление ясной. Он поднялся, поставил босые ноги на приятный мягкий ковер и, часто моргая, оглядел большую комнату. Балконная дверь была открыта, издалека доносился шум моря, и можно было представить себе, что слышишь его запах. Мебель была не совсем в его вкусе, слишком изысканная, слишком много стекла и прочей ерунды, но выглядело все солидно и наверняка стоило немало.
Он провел обеими руками по волосам, протяжно зевнул, попытался потянуться. Все воспоминания казались лишь сном. Одному Богу известно, как он сюда попал, но, по крайней мере, это было по-настоящему. Он действительно сидел в шелковой пижаме на краю постели, зевая, несколько помятый, но ему это явно не снилось.