Мы храним здесь очень много старых оригинальных документов, пояснил Кристофоро, когда они поднимались по перекошенной витой лестнице, которая наверняка пережила не один век. До сих пор можно было не опасаться, что кому-нибудь придет в голову идея вломиться в нашу контору. Впрочем, все может измениться. Вот второй этаж: до последнего столетия там находилась квартира одного из семейств Вакки. Сейчас здесь еще остались жилые помещения на случай, если кому-то понадобится поработать долгое время и не захочется вечером ехать обратно, наверху на пятом этаже.
Он открыл двери.
Здесь стояли шкафы со стеклянными дверцами, насколько хватало взгляда, а в них бесконечные ряды темных старых фолиантов. Свет неоновых ламп на низком потолке отразился в стеклах, когда Джон подошел ближе и попытался разобрать поблекшие надписи на переплетах. Годы 1714, 1715 и так далее. Запах стоял как в музее: пахло пылью, чистящими средствами и линолеумом.
Что это за книги? поинтересовался Джон.
Счетные книги, с улыбкой ответил padrone. По ним вы можете точно проследить, как развивалось ваше состояние. Мои предки с этой точки зрения были очень педантичны. При всей скромности следует сказать, что счетные книги Вакки были намного точнее и полнее тех, которые вел сам Джакомо Фонтанелли.
Неужели они еще сохранились?
Конечно. Идемте.
Джон проследовал за стариком через низкую дверь, на всякий случай пригнувшись, и оказался в следующей комнате, устроенной точно так же. Так, да не совсем приглядевшись, Джон обнаружил, что тома в шкафах более тонкие, ветхие и потрепанные, что сами шкафы более устойчивые, почти бронированные и, очевидно, снабжены встроенными кондиционерами.
Загрязнение воздуха, произнес Кристофоро Вакки и озабоченно покачал головой. На протяжении веков документы не пострадали так, как за последние три десятилетия. Мы были вынуждены перейти к тому, чтобы проветривать их отдельно, в противном случае выхлопные газы в воздухе просто съели бы их.
Еще одна дверь, а за ней маленькая темная комната, почти пустая, просто обставленная и скорее напоминающая часовню. На стене висело распятие, под ним было что-то вроде стола-стенда, рядом с которым стоял стул. Кристофоро включил две лампы, освещавшие внутренности стенда.
Джон подошел ближе, и его пробрала странная дрожь. Он уже догадывался, что увидит, еще до того, как адвокат произнес хоть слово.
Это завещание, пояснил Кристофоро Вакки, и в голосе его слышался почти священный трепет. Последняя воля Джакомо Фонтанелли.
То были два больших темно-коричневых свитка плотной, странно поблескивающей бумаги, лежащие под стеклом на белом бархате. Почерк на них был мелкий, угловатый и неразборчивый. Оба свитка были плотно исписаны и соединены друг с другом непрочными на вид лентами. Джон пододвинул стул, казавшийся старым, как и все здесь, и сел. Он наклонился вперед, посмотрел на документ под стеклом поближе, пытаясь осознать тот факт, что его предок, начавший весь этот безумный проект, написал эти слова собственноручно.
Я ни единого слова не понимаю, наконец признался он. Но, возможно, это средневековый итальянский, да?
Это латынь.
Джон кивнул, уставившись на темно-коричневые элегантные, витиеватые линии заглавных букв. Похоже на страницу из древней рукописной Библии.
Латынь. А Лоренцо знал латынь?
Padrone положил руку ему на плечо.
Не мучьте себя, произнес он. Вы не виновны в его смерти.
Но я получил от нее выгоду.
Рука сжала его плечо.
Вы наследник. Посмотрите сюда. И он указал на место в рукописном тексте, где Джон, прищурившись, действительно разглядел состоящую из римских цифр дату. Самый младший потомок мужского пола, который 23 апреля 1995 года будет жив. И это вы, Джон. Вы именно тот, кто имелся в виду.
Взгляд Джона снова переместился на древний манускрипт, потерялся в элегантных завитках подписи, рядом с которой были нацарапаны другие, более мелкие, вероятно, подтверждения и нотариальные заверения, а также виднелась темная ломкая печать. Он понятия не имел, выглядел ли этот документ так, как должен выглядеть документ, датированный пятнадцатым веком. Они могли показать ему все, что угодно, утверждая, что там написано то, что они говорят. Вот только какой смысл подделывать что-либо? Они хотели подарить ему триллион долларов. Они были просто помешаны на том, чтобы превратить его в самого богатого человека со времен возникновения Солнечной системы. У них нет повода лгать ему.
Интересно, каким человеком был Джакомо Фонтанелли? Религиозным? Фанатиком? Подпись казалась твердой, закругленной, гармоничной. Так мог писать человек в полном расцвете сил, абсолютно уверенный в правоте своего дела. Он пожалел, что не может прочесть завещание. Хотя нет чего он действительно хотел, так это узнать, каково это: когда тебе является видение, которое изменяет всю твою жизнь, влияет на нее.
Каково это иметь четкую цель в жизни?
Прямо над столом находилось узкое, похожее на бойницу окно из толстого полосатого стекла. Сквозь него была видна часть купола, и Джон спросил себя, не та ли это капелла, которую построил для мертвого Медичи Микеланджело. Что такого в этом имени, что оно постоянно всплывает в его мыслях? У него было ощущение, что внутри звучит голос, постоянно повторяющий это имя, словно желая напомнить ему о чем-то но о чем? Микеланджело. Он разрисовал Сикстинскую капеллу в Риме. В Риме, где жил и умер Лоренцо.
Сколько мне было лет, когда родился Лоренцо?
Прошу прощения? Кристофоро оторвался от размышлений.
Двенадцать, ответил на свой же вопрос Джон. Примерно двенадцать. Что было до этого?
Что вы имеете в виду?
До рождения Лоренцо. Кто был кандидатом?
Вы. Он произнес это так, как будто это было самой очевидной вещью на свете.
Вы тогда наблюдали за мной?
Конечно.
И вот вернулось воспоминание, всплыло из глубин забытого, словно фонтан, который включили, и он начал заполнять пустой бассейн. Элегантно одетый господин. Серебристые виски. Рука с маникюром, протягивающая ему плитку шоколада. Добродушный взгляд из-под кустистых бровей. И вот теперь он понял, что кричал этот голос внутри него. Он кричал не «Микеланджело», а
Мистер Анжело, вырвалось у Джона. Он обернулся на стуле, посмотрел на Кристофоро Вакки, разглядывая его согбенную худощавую фигуру. Вы были мистером Анжело, не так ли?
Padrone мягко улыбнулся.
Вы помните?
Я однажды видел вас, когда вы прилетели самолетом из Европы. У вас с собой не было ничего, кроме пластикового пакета с туфлями.
Ах, это. Вы видели меня тогда? Это был мой последний прилет. Обычно я всегда оставался на пару дней в Нью-Йорке. После рождения Лоренцо я хотел еще раз повидать вас, но не застал в мастерской вашего отца в тот день вы были в аэропорту?
Джон кивнул, находя в старике все больше знакомых черт. Как же все это было давно! Неудивительно, что Кристофоро Вакки с самого начала показался ему знакомым.
Да. Я уже даже толком не помню зачем; думаю, меня взяли с собой родители друга на прогулку или что-то в этом роде. Но я вас видел. Я долго думал, что вы не приходили потому, что я раскрыл вашу тайну.
Да, как в сказках. Понимаю. Старик задумчиво кивнул. Сейчас я понимаю, что поначалу мы немного переборщили с наблюдениями. Мы не могли дождаться, когда завещание наконец исполнится, поскольку мы имели право появиться только после назначенного дня. Когда вы были еще маленьким, мы часто приезжали вместе меня сопровождал Альберто, позже Грегорио, а поначалу еще и мой покойный брат Альдо. Мы наблюдали за вами по пути в школу, на площадках
Воспоминания были похожи на отражающиеся в зеркале пейзажи.
Я помню, что встречал незнакомых людей, которые задавали мне странные вопросы. Трех мужчин в пальто, стоявших по другую сторону забора, когда я качался на качелях. Высокого брюнета, тыльная сторона руки которого была покрыта волосками
Кто это был, я не знаю, но трое у забора то были Альдо, Альберто и я.
Джон невольно рассмеялся.
Моя мать все переживала, когда я рассказывал ей об этом. Сначала она думала, что меня подкарауливают какие-то сексуальные маньяки, а потом что со мной что-то не так. Он посмотрел на завещание под стеклом, на печать, подпись. Кому бы пришло в голову такое
Идемте, позвал его Кристофоро. Я должен показать вам кое-что еще.
Он снова стал спускаться, на этот раз в подвал. Здесь потолок оказался низким, отсутствовали узкие окна верхних этажей, но все было ярко освещено, вычищено, сверкало почти больничной чистотой. Короткий коридор закончился тяжелой, покрытой черным лаком стальной дверью. Изнутри доносился звук, похожий на рокот работающего на высоких оборотах холодильника, очень неожиданный в доме, где толстые, словно крепостные, стены, казалось, отгораживали столетнюю тишь от шумного мира.
Как оказалось, там находился компьютер. Не просто компьютер, а целый колосс, неуклюжий чурбан размером с платяной шкаф, покрытый голубым лаком, с логотипом IBM, он занимал почти весь подвал, выглядел угрожающе, звучал ворчливо и производил удивительно старомодное впечатление. Словно тоже дожил до наших дней со времен Медичи. Толстые серые кабели вели к целым батареям телефонных розеток, расположенных вдоль стены.
Там, в загородном доме, есть современный аппарат, пояснил Кристофоро. А этот мы купили в 1969 году и заказали разработку собственной программы, которая способна следить за данными в тысячах банков, управлять миллионами на сберегательных счетах, делать пересчет по текущему валютному курсу и суммировать. Эдуардо покажет вам, как в точности это происходит, все эти пароли доступа и так далее, но то, к чему все сводится, я утаивать от вас не стану. Вот, посмотрите сюда.
И он с нескрываемой гордостью указал на массивный старомодный монитор, на котором не было видно ничего, кроме длинного, поблескивающего зеленым числа. Подойдя ближе, Джон увидел, что последние позиции тринадцатизначного числа в бешеном темпе увеличиваются, самые последние настолько быстро, что их почти нельзя разглядеть. Триллион и несколько миллионов. Текущее состояние счета. Четыре тысячи долларов за каждый вдох так сказал Эдуардо. Джон смотрел на мерцающие цифры, дышал и пытался разглядеть хоть что-то. Четыре тысячи долларов прибавилось. Но чем дольше он смотрел, тем больше казалось ему, что на экране отображается не просто число, а поток цифр, который дышит, пульсирует, словно поток крови, бегущей по венам, то быстрее, то медленнее: разница была крохотной, но заметной.
Триллион. Единое число на большом темно-сером мониторе не было похоже ни на что.
Триллион долларов это довольно много денег, правда? решил удостовериться Джон.
Кристофоро Вакки стоял перед терминалом компьютера, словно перед алтарем.
Невообразимо много, серьезно произнес он. Американский журнал «Форбс» каждый год публикует список ста самых богатых людей мира. На первом месте долгое время держался король торговых домов Сэм Уолтон, создавший сеть магазинов «Уол-Март», что принесло ему около сорока миллиардов долларов. Но пару лет назад он умер от рака костного мозга, и его обогнал Билл Гейтс, глава фирмы «Майкрософт», со своими пятьюдесятью миллиардами долларов. В списке и близко нет, к примеру, английской королевы или султана Брунея, хотя они могли бы находиться там, причем султан оказался бы на первом месте. Его состояние оценивается в семьдесят миллиардов долларов. Но даже если сложить состояния людей в этом списке, ста самых богатых людей мира, число не составило бы и половины триллиона долларов.
Джон в недоумении смотрел на него.
Но ведь это безумие, произнес он наконец, и во рту у него пересохло. Что же мне делать с таким количеством денег?
Padrone покачал седовласой головой.
Думаю, что ключ именно в этом исключительном положении. Вы, Джон, будете не просто богатым человеком, немного богаче остальных, ваше положение будет уникальным. Никто не сможет даже надеяться приблизиться к нему. Вы будете богаче большинства государств на этой планете. Вы будете не просто богаты, вы будете представлять собой мировую финансовую силу. Вот с этим вам придется что-то делать.
У Джона закружилась голова. Последние слова звучали для него словно капли дождя, барабанящие по толстому тенту палатки. Это было уж слишком. Он не был создан для того, чтобы понимать такие измерения.
Странно Откуда же вам знать, что я не потрачу все на «феррари»?
Знаю, просто ответил седой адвокат. И, кроме того, добавил он с лукавой улыбкой, столько «феррари» вообще не существует в природе.
В тот вечер, когда ужин остался далеко позади, когда с моря потянуло прохладой и дрожащие язычки пламени в маленьких стеклянных подсвечниках остались единственным освещением за длинным столом, они обсудили подробности передачи состояния. Джон больше молчал, изредка переспрашивал и только отвечал «да», когда требовалось его согласие. Взгляд его был устремлен в ночь, терялся в серебристой дымке над темным морем. На небосклоне сверкала горстка звезд. Вино в бокалах казалось черным. Адвокаты негромко переговаривались, их голоса все сильнее казались похожими друг на друга, и они почему-то звучали воодушевленно, в них отчетливо слышалось облегчение. Словно состояние было ношей, которую они наконец могли передать другому человеку.
Тайком, подтвердил padrone.
Они решили провести передачу состояния без огласки в нотариальной конторе во Флоренции, на днях, как только удастся договориться о времени. Они решили предоставить Джону право решать, хочет ли он заявить во всеуслышание о факте и истории получения своего богатства.
Он купит себе дом вроде этого, решил Джон. С террасой, откуда будет видно море. В местности, где поют сверчки. С террасой из настоящих камней, хранящих дневную жару и отдающих ее вечерами.
«Похоже, я уже немного привык к мысли, что у меня есть деньги», понял Джон. Хотя он был еще далек от осознания того, сколько у него денег, но бедным он себя чувствовать перестал.
Голос Кристофоро Вакки проник в его мысли.
Вы так хотите, Джон?
Да, ответил он.
5
Марвин Коупленд редко читал газеты. Во-первых, газеты стоили денег, а у него редко водились лишние, а если уж водились, то он знал, на что их потратить. Во-вторых, газеты его не интересовали. Сообщения о преступлениях, бейсбольных матчах, высокая политика какое ему до этого дело? И в-третьих, он вел настолько насыщенную жизнь в промежутках между разными работами, разными подругами и музыкой, что у него просто не было на это времени. Марвин полагал, что читать газеты и смотреть телевизор это для тех людей, жизнь которых пуста, скучна и бессмысленна.
Так что в то утро Марвин абсолютно ни о чем не подозревал. Вот уже несколько часов во всех газетах и новостных выпусках говорилось только об одном, но Марвин, словно этот день был таким же, как и все остальные, брел по улице к Константиносу за покупками. Константинос торговал овощами, но имелось у него и все прочее, что необходимо для жизни: растворимый кофе, сгущенное молоко, три сорта хлопьев на завтрак, макароны, сладости, крем для ботинок, сигареты и так далее. Если бы на узких полочках еще можно было найти алкоголь, то это был бы идеальный магазин, но ничто не совершенно в этом мире.
Солнце припекало прилично. Марвин никак не мог отделаться от ощущения, что проспал репетицию в новой группе. Нет, это же завтра или нет? У него была бумажка с датой, но она куда-то подевалась. Вполне возможно, что ее выбросила новая подруга Пита, когда подметала квартиру.
Где я оказалась? то и дело спрашивала она. В квартире или в обезьяньей клетке?
Как бы там ни было, теперь квартиру хоть людям показать можно. Наверное, стоит пригласить родителей, такой возможности больше не представится.
Он позвенел монетами в кармане. Вчера вечером он курил косяки и играл в карты на 25 центов, выиграл целую кучу. Приятный поворот событий, после того как он самым жалким образом просадил три Джоновых квартплаты в прошлые ночи. Он сможет немного погасить свой долг у Константиноса. Кроме того, он вчера прошелся по дому, вытащил из всех почтовых ящиков рекламные проспекты и, поработав двадцать минут, оказался обладателем хорошего запаса купонов в кармане, обещавших: «Купите один, получите второй бесплатно!» или «Скидка 50 %». Надо поглядеть, что можно получить с этого, в холодильнике в любом случае шаром покати. И пришла его очередь покупать новую бутылку средства для мытья посуды, старую после многократных промываний водой можно было считать окончательно пустой.