Угостили и Илью с братьями.
- Ух ты, прям как наши, - удивился Петр, который вообще был простоват.
- Точь-в-точь, как наши, согласился Тихан.
На том вся история могла и закончиться. Но нет: как повадится волк в стадо, так будет ходить покуда там овцы есть. Так и соседские детишки на этом не остановились. Уж неведомо сколько раз они побывали у заветной бочки с яблоками, но, сколько веревочке не виться конец у нее имеется.
Соседские дети, само собой, не боялись огромного, но вполне мирного пса, который без всякой привязи свободно ходил по округе. Но, когда они в очередной, и последний раз, попытались выбраться из погреба, все мокрые от стекающего из-под рубах сока, их ждал сюрприз. Над открытым люком появилась огромная лохматая голова Лапко, а была она раза в полтора больше человеческой, пасть открылась и издала тихое, но грозное «рыыы». С обеда до ночи детишки просидели в погребе, ожидая, когда Лапко уйдет. Мол, есть захочет и уйдет. Но так и не дождались. Стемнело и в погребе стало уж совсем холодно. Особенно мерзли животы и ноги, промоченные яблочным соком. Дети кричали часа два, пока их не услышала Евдокия, вынесшая во двор помои для двух кабанчиков.
Запалили свет, и пошли на крики. Отозвали Лапко, а воришек Денис отвел к отцу, пройти то было всего сотню метров, и рассказал ему, как они попались, и что всю неделю угощали окрестных детей мочеными яблоками. Естественно, что Тихан, Илья и Петр, к этому моменту сложили два и два, и поняли с чего яблоки, были так похожи на «наши».
В то время такие дела считались ужасно позорными, никто ни у кого не крал, дома стояли с дверями нараспашку, а когда хозяева уходили, то подпирали дверь поленом, от скотины. Бывало, сосед приходил, и не застав хозяев дома, одалживал топор или запаливал лучину от их печки, это называлось «взять огня», а после докладывал хозяину или хозяйке.
Так что когда Денис передал «преступников» в руки их родителя, тот счел себя опозоренным и отыгрался на их голых задницах.
Яблоки в то время еще и сушили. Резали на дольки, раскладывали на противни или нанизывали на нитки и выкладывали или вывешивали для сушки. Их так и называли «сушка». Из сухофруктов зимой варили «узвар», то есть компот. В летнее время варили компоты из яблок, груш, сливы, алычи, вишни. Вишня и слива служили еще и начинкой для вареников.
Чумаки
- Батюшка, тут дядько Митяй чумаковать собрался!
- А ты хочешь поехать с ним?
- Я справлюсь!
- Слышь, Тихан, Илья чумаковать собрался. Как думаешь отпустить его?
- Слышу.
Из хлева появился Тихан, старший брат Ильи.
- С дядькой Митяем можно и отпустить. Он чумак опытный, чай каждую осень на Астрахань ездит. Да и потом, соли привезет дешевой и много. Излишек продадим, подзаработаем.
- А Митяй тебя берет? - спросил отец.
- Так почему ему меня не взять, я взрослый, мне уже шестнадцать лет. Вон Тиша с тринадцати лет в работниках уже был
- Ну, раз взрослый, пойдем-ка договариваться.
Митяй жил на той же улице через несколько домов, и усадьба его задом выходила на тот же обрыв и над той же речкой. Так что дошли за пару минут. Взрослые приветствовали друг друга.
- Сынок мой просится с тобой чумаковать, возьмешь?начал Денис.
- Возьму, почему нет. Напарник мой постоянный, дед Сергей, не едет, болеет крепко. Звали бабку Афросьютак говорит, что это у него нутряная болезнь. Сказала лежать надо, и каких-то трав настояла, велела пить на ночь.
- Ты там пригляди, чтобы товар сынуля поменял, да не продешевил, в первой ведь все же едет.
- Само собой, раз беру, значит, и пригляжу за всем. Да и мне веселее и безопаснее будет.
Ударили по рукам и разошлись по своим делам.
Чумакование было вымирающим видом меновой торговли. Ездили обычно в Астрахань или куда поближе, в окрестности, и меняли там овчины, полсти, валенки и зерно на соль. В прежние времена это был почти единственный способ получить солидные запасы соли на два-три года. Тогда ездили обозами, иной раз по нескольку десятков возов. Теперь, когда в Ставрополь все возили по железной дороге, соль можно было купить в городе, дешевле, чем у местного лавочника. Станичники, ехавшие в Ставрополь на базар, так и поступали: закупали в городе соль, сахар, керосин, спички. Спички очень экономили, жгли лучину и от нее растапливали печку, а часто и керосинку
Сахар тоже экономили и пили травяной чай вприкуску, а когда и вприглядку. Класть сахар в чай, то есть пить внакладку, считалось расточительством.
Наконец настал день отъезда, которого Илья ждал с нетерпением.
Два воза, нагруженные овчинами, полстями, валенками, поскрипывая и раскачиваясь, тронулись в путь, под прощальные пожелания доброй дороги от нескольких провожавших их родственников и соседей.
Воз Митяя был нагружен, так, что напоминал небольшой стожок сена, а у Ильи товару было не много: не было много товару у Дениса. И хотя в снаряжении племянника принял горячее участие родной брат ДенисаИван, известный на десятки деревень валяльщик, добавивший своего товара - воз был пустоват. Это ничего, решили оба брата, впервой ведь мальчишка едет, главное опыт приобретет. Так и тронулись.
Ночевали больше в чистом поле, благо еще было тепло. Долго ли коротко, а стали попадаться озерки, характерные при приближении к Каспию. Большинство из них были соленые, но встречались и пресные, некоторые были явно запруженными сухими руслами, которые наполнялись по весне, да часто так и стояли, не высыхая, до самой зимы.
В один из дней, ничем не примечательным, как, впрочем, и все предыдущие, Михай решил остановиться возле такого пресного то ли пруда, то ли озерца. Проехали они по насыпной дамбе, служившей дорогой, на другой берег, который зеленел еще не высохшей травкой, да и казался положе.
- Илько, коней поить надо, - обернувшись назад, выкрикнул Митяй.
Илья, недолго думая, проделал привычную операцию, которую не единожды выполнял дома на поле, возле одного из местных прудов. Он встал на переднюю ось, и, придерживая вожжами лошадок, стал медленно спускаться под гору, готовый в любой момент откинуться всем телом назад и натянуть вожжи. Воз был не слишком нагружен, хотя и толкал коней вниз к воде, привычные животные его удержали. Вот их передние ноги вошли по колено в воду:
- Тпру, выкрикнул Илья.
Кони встали, Илья ослабил поводья и спрыгнул на землю. Все получилось так же ловко, как дома. Кони пили, а он присматривал за ними, на всякий случай, держа в руках ослабленные поводья. Это называлось поить коней в припуск, то есть не распрягая. Способом этим пользовались, когда уклоны были небольшими, а возы мало нагружены. Так можно было сэкономить немного времени и сил.
Примеру Ильи последовал дядька Митяй. Но товару у него было вдвое больше, а кони, видно не приучены к поению в припуск. Да и на ось Митяй не встал, видно ловкость уже не та, сказались годы. Он так и сидел на пачке связанных между собой полстей в передней части телеги. Когда он понял, что лошади не смогут удержать тяжелый воз, было уже поздно. Силы рук не хватило, что бы вожжами остановить ползущую в воду пару, а откинуться ему было некуда: все место позади занято было товаром.
Не успел Илья и рот открыть, как Митяй поплыл. Полсти, на которых он сидел, пока еще не напитались водой, и представляли собой этакий плот, на котором сидел его напарник. С испугу он выпустил вожжи и вцепился в края полсти. Плот вместе с мужиком отделился от телеги и поплыл по собственной траектории, а лошади, перебрались, на ту строну, вытянув за собой телегу, которая поплыла над самой глубокой частью пруда. Затем напились и стали как вкопанные на другой стороне пруда. С телеги текла вода, но товар не был испорчен, он как раз и предназначался для защиты от воды, снеговой или дождевой.
Илья вздохнул, и вдруг понял, что Митяй плавает в пятнадцати метрах от берега на, полстях, которые рано или поздно пропитаются водой. А плавать Митяй не умел. Илья тоже не умел плавать и воды ужасно боялся.
- Дядько Митяй, - закричал он, надеясь получить от старшего приказание или совет.
Но его вопль, как и все последующие, остался без ответа. Кричал Илья не единожды, до тех пор, пока импровизированный плот медленно не развернулся, так, что стало видно лицо его старшего товарища. Это зрелище произвело на парня неизгладимое впечатление: мужик сидел неподвижно, как медитирующий буддийский монах, с той только разницей, что во рту он держал большой палец правой руки. Зубы были стиснуты, перекошенное лицо побелело, а из прокушенного пальца текла струйка крови, прямо в рукав его дорожного, стеганого халата.
Михай был в полном ступоре. Илья мог побожиться, что все его крики пропали зря и старшой его не слышал, да и не видел, а что могут видеть стеклянные глаза? Его фигура казалась одеревеневшей и Илья испугался: уж не помер ли Митяй со страху. Как же тогда ему попадет, ведь никто не поверит в то, что тут произошло.
Делать было нечего: «Когда у чумака ломается у него ума прибавляется» - гласила чумацкая мудрость. Связал он поводья, привязал конец к крюку, которым дергали сено из стога, и, перекрестившись, забросил на полсть. Идея перекреститься в этой ситуации имела большой смысл, так как крюк этот был похож на полуметровый, довольно острый багор с задним концом, изогнутым как рукоятка в виде петли, которым можно было, при случае, отбиться от собаки, а то и от лихого человека. Это была опасная затея.
Бросать пришлось несколько раз, пока крюк удачно зацепился. При этом Илья только пару раз попал в дядьку Митяя, да и то плашмя. Митяй все так же сидел, не подавая признаков жизни, не пытаясь поймать импровизированный якорь. По-прежнему он сидел с белым перекошенным лицом, и кровь все еще текла из прокушенного пальца.
С большим трудом Илья подтянул напарника на мелководье, зашел по пояс в воду, дотянулся до него руками и вытянул за полсть на берег. У подростка не хватило сил вытащить его совсем, так, что ноги Митяя остались лежать в воде. Признаков жизни он все еще не подавал, сохраняя прежнюю позу с пальцем во рту.
Между тем от мужика изрядно припахивало. Но парню было не до того, на той стороне стояли лошади Митяя, а товар частью все еще мок в пруду. Как можно скорее он распряг и стреножил своих коней, и пустил их пастись.
Вкруговую, через дамбу он обошел пруд и привел в поводу пару Митяя вместе с телегой, и повторил всю процедуру. Не раз он в полголоса интересовался:
- Дядько, ты как там живой? А вечерять здесь будем?
Но его вопросы оставались без ответа. Стало ясно, что придется ночевать здесь. Илья отправился с топором в жидкий лесок, видневшийся неподалеку, и часа через два притащил вязанку хворосту. Застал он Митяя все в том же положении.
Темнело, когда был готов суп и каша с мясом.
- Дядько, садитесь снедать, - позвал Илья.
И тут Митяя отпустило и прорвало:
- Утопить не смог, так теперь заморозить хочешь, ног я совсем не чую.
- Так вы поможете мне, и мы живо к костру, тут хорошо и ноги согреются, супчик горячий, тепло внутрь пойдет. Я вот тоже по пояс мокрый, покуда вас доставал. Вместе сушиться будем.
Митяй разошелся не на шутку:
- Ты дурак, и тятька твой дурак, потому как дурака воспитал! Какой же дурак в припуск коней поит. Приедем, я всем расскажу, как ты меня едва не утопил
Крик продолжался долго.
Но когда Михай перешел на членораздельную речь и заявил, что Илья должен постирать его весьма пахучие исподние штаны, Илья наотрез отказался. Рассорились они вдрызг: старший настаивал, что Илья виноват во всем и снова перешел на крик. И так осерчал, что начал кричать, что пожалуется атаману. Илья не спал всю ночьбоялся сбрендившего напарника. Но к утру страсти улеглись, Митяй отстирал подштанники, позавтракал тем, что осталось с вечера, и они тронулись в путь.
Вторая половина дороги прошла без приключений. Многие дни они практически не разговаривали, вот только старшинство как-то незаметно перешло к Илье: он принимал решения, когда коней поить, где на ночлег становиться. Митяй молча,
делал то же, что и его молодой спутник. Доехали они до того поселка под Астраханью, куда Митяй и намечал, выменяли на свой товар соли и тихо прибыли в родную станицу.
Вечером за ужином отец велел Илье рассказывать все подробно. В целом он был доволен сыном: соли он привез даже больше, чем думал Денис, лошади и телега были в порядке. Вот только интересовало отца: с чего это Митяй с ним не здоровается.
Ну, тут Илья и выдал историю
Смеялись до слез и смаковали разные моменты по многу раз. Ну, тут их можно понять: развлечений тогда у простого мужика было раз, два и нету. Когда отсмеялись, Денис велел сыну про подпорченные подштанники молчать, а про прочее сказал так:
- Если Митяй будет таким дураком и все растреплет, то ой как он пожалеет об этом. Языки у станичников длинные и острые. А если тебя кто спросит, как там дело было, так говори правду, как если бы мне рассказывал.
- А он, что напрочь себе палец откусил, - поинтересовался Петро.
- Нет, не совсем, но до кости точно дошло.
В первый же вечер Митяй напился в трактире. По пьяни его так прорвало, что он снова начал костерить Илью почем свет стоит. Ну, конечно, нашлись интересующиеся и сочувствующие и, в тот же вечер вся история пошла гулять по станице. А Митяй, в попытке реабилитироваться, все же исполнил свою угрозу, крепко засевшую в его голове, и нажаловался атаману.
Когда наутро Илью позвали в станичную канцелярию, то послушать его объяснения собралась изрядная толпа. Илья пришел в сопровождении Дениса и Тихана. Все происходило спокойно: атаман спрашивал, а Илья отвечал. После некоторых ответов толпа давилась от смеха, даже атаман и его помощники, бывшие при исполнении, прятали улыбки в усы и бороды. Кончился этот суд тем, что атаман велел Митяю больше Илью не обзывать и не оскорблять, под страхом порки. Тот обиделся и начал спорить.
- Да ты сам во всем виноват, так-то ты был старшим! Ты и сам должен был делать все как следует, и парня тому учить, - заявил атаман, повысив голос.А парень молодец, не растерялся и тебя вытащил и домой привез.
На том все и кончилось, для Ильи. А вот Митяю еще не один год вспоминали это чумакование. Бывало, кто-то из молодых шутников говорил ему:
- Слышь, дядько Митяй, говорят, что Илья Осыченков этой осенью чумаковать едет, да тебя собирается звать. Как, поедешь?
- Сам с ним езжай, он и тебя утопит
Развлечения, шалости и безобразия
Были у Ильи друзья Гришка Шевченко, Сашко Шурупов и Санька Беседин. Дружили конечно и с другими хлопцами, но эти были самые ближние. Все трое казацкого роду, что, впрочем, нисколько не влияло на их отношения.
Гришка был на год старше, рассудительный и работящий, и в поле, и в семейном деле. А занимался отец его Михаил, старинный приятель Дениса, тем, что брался дома ставить, мосты рубить, трактиры да мельницы. Делал и сани, и телеги, и гробы, если заказывали. Как сказали бы сейчас: бизнес был у него семейный - работал он с пятью сыновьями, которых сам всему обучил.
Оба Александра были ровесниками Ильи. Но Беседин был таким малорослым, что все думали, что он года на два младше. Как говорится: «маленькая собачка всю жизнь щенок». Может потому и был Сашка таким отчаянным. Вечно он придумывал всякие шалости и попадал в истории. Как говорила мать ИльиЕвдокия: «Вечно у него в одном месте свербит».
Огурцы
Делилась станица на несколько окраин, некоторые из них враждовали между собой, но так не всерьез, однако появление «чужаков» не приветствовали.
Однажды некий мужик на дальнем краю станицы указал на Сашку Беседина как на вора, который таскал его огурцы. Доказательств не было, Сашка не сознался, однако выволочку от родителя получил. И затаил Беседин младший на того казака обиду.
И вот на другой год, когда снова огурцы пошли, созвал он целую артель пацанов. Так, мол, и так: есть тут один кагай, так у него огурцы замечательные. Слово по слову, так и подбил он человек двенадцать сверстников ночью пойти огурцы те красть. А дело, само по себе, было совсем бессмысленное, год на огурцы выпал урожайный, и красная цена им была копейка за цыбарку. Многие свои, не краденные, огурцы скармливали скотине.
Но Сашка подогревал интерес, пока все с ним не согласились. Велено было каждому прийти с наволочкой, надо же куда-то огурцы складывать.
Вечером все собрались в условленном месте и тихо просочились к известному Сашке огороду. К тому времени стемнело окончательно, луны было не видать: погода стояла пасмурная, а накануне прошел легкий дождик.
Стали пробовать искать огурцы, да не тут-то было: огурцов в плетях не видать, хлопот много, а огурцов чуть. Тут стали ребята Сашке пенять:
- Эх ты умник, привел, так скажи, как мы тут в потемках те огурцы найдем?
Но у заводилы был план: