Эй?
Шкафчики оказались пусты. Переходя от окна к окну, он заметил, что соседние дома тоже не подают признаков жизни. Он включил телефон в надежде, что тот хоть ненадолго оживет и поймает сигнал. Если какое-то время подержать телефон выключенным, иногда аккумулятор чуть восстанавливался, чтобы ты как раз успел снова вызвериться на аппарат. Но на этот раз он даже не продвинулся дальше заставки с приветствием. Бен снова спрятал его в карман. Теперь вся его жизнь сводилась к доставанию и убиранию телефона.
Пройдя по отмели, он встретил во всех домах одно и то же запустение: ни людей, ни средств связи, ни еды в холодильниках, ни воды. Какой-то курорт-призрак. Ловушка вроде желтого света в лесу. Все признаки жизни представляли собой приманки, чтобы увести его в сторону от тропы.
И тут море начало волноваться. Запенились взбитые ветром белые барашки, и с крыльца красного трехэтажного псевдовикторианского дома он увидел, как на горизонте поднимается огромная волна выше любого здания, куда ему доводилось заходить. Чайки в панике разлетались прочь с ее гребня, но вода захватывала птиц, подкатывая все ближе к берегу, заглушая их крики ревом надвигающегося бедствия.
Он ринулся вниз с крыльца сквозь кусачую траву на гребне дюны, пока не добежал до параллельных линий на песке, очевидно, начертанных для него неким жестоким божеством. Надвигалось цунами, готовое поглотить отмель. Бен залез рукой в мешочек и достал оттуда последнее семечко. Он швырнул его на мокрый песок как раз в тот момент, когда волна накатывалась на берег, собираясь обрушиться на него.
Огонь мгновенно объял весь берег, вздымаясь за слой облаков в стратосферу: стена пламени, бесконечная в ширину и в высоту. Бен рухнул на землю горячий песок жег его, словно запекая двустворчатого моллюска. Он слышал, как огонь встал на пути волны, с громким шипением окутав все у него над головой клубами пара.
Вскоре стена пламени схлынула, и океан вновь обрел прежнее спокойствие, нежно лаская волнами берег. Клубы пара поднялись вверх и растаяли в воздухе, словно призрак цунами, такие же зыбкие и полупрозрачные, как облачка у него над головой. Это последнее ему предупреждение. Спасительных семечек не осталось. Больше с тропы сходить нельзя. Он сел на песок, обхватил колени руками и опять начал плакать. Истерика накатывала, отступала и сейчас вновь поглотила его. Бен принялся негромким и хриплым голосом без устали повторять: «Я скучаю», надеясь, что эти два слова, как сигнал, пронесутся сквозь атмосферу и долетят до его дома.
Мне плохо, мне плохо без вас. Кто-нибудь пожалуйста, кто-нибудь, помогите.
Но никто не отзывался. Тогда Бен вскочил на ноги и крикнул в небо:
ЧТО ТЕБЕ ОТ МЕНЯ НУЖНО?! КАКОГО ЧЕРТА?
Сил у него хватило только на это. Все свелось к вопросительным возгласам и обычной ругани. Не было ничего на этом берегу, не было никого в домах, не с кем было поговорить. Царившие вокруг неподвижность и безмолвие делали это совершенно очевидным.
Впереди он заметил небольшой изгиб параллельных линий, так что направился туда. И снова все казалось гораздо ближе, чем на самом деле. От всей этой великолепной видимости у него разболелись ноги. Прослойка между кожей и костями стерлась напрочь. Он походил на подушку, которую разорвали, а потом вытрясли из нее все перья.
Подойдя почти вплотную к извиву тропы, он заметил рядом с одним из домов-призраков выцветший рекламный щит:
ДОМА В КОРТШИРЕ! НОВОСТРОЙКИ ВСЕГО ОТ 350 ТЫС. ДОЛЛ.!
Это и есть Кортшир. Нет ничего в этом Кортшире.
Вот дура старая.
Кроссовки мешали невыносимо: промокшие, пропотевшие, провонявшие от всей этой беготни, погонь и бросаний волшебных семечек. Они вовсе не предназначались для такой бурной физической активности и расползались, как выброшенная со стоянки подержанных автомобилей старая покрышка. Он скинул их и стянул носки, задубевшие и побуревшие (как могло столько грязи собраться на их нижней поверхности внутри кроссовок?). Потом зарылся ногами в песок и поерзал ими. Высохшая травинка уколола ступню, как иглой. Чертова трава. Чертова тропа. Чертово все на свете.
Километра через полтора тропа наконец вильнула чуть влево, ведя еще к одному летнему дому-призраку, на этот раз выше остальных. Может, там найдется новая обувка. Бен бросил кроссовки и носки на песок, затем свернул и босиком взбежал по присыпанным песком ступенькам крыльца. Шедшие по берегу параллельные линии расходились, словно открытый рот, давая-таки ему разрешение спокойно обследовать владение. Дом оказался незапертым. Бежавшие из Кортшира люди если люди вообще здесь когда-то жили, наверное, очень торопились.
И снова пустые гостиная и кухня. Краны мертвые. Ящики пустые. Он обыскал дом в надежде найти хоть какие-то припасы, чистые носки или обувь, но без толку. Рядом с панорамным окном во всю стену, выходившим на море, стоял небольшой приставной столик с большой вазой. Ваза была пуста. Бен схватил ее и швырнул в окно. Если он не может ни с кем поговорить, то найдет другой, более мощный способ самовыражения. Он срывал со шкафов дверцы и бросал их на пол. Из туалетного бачка в ванной отходили трубы, и он вырвал их из стены. Он разбил все, что можно было разбить. Кто это увидит? Кому какое дело? Потом Бен поднялся наверх и вырвал все столбики кроватей из каркасов, успокаивая объятую ужасом душу хрустом и треском ломаемого дерева. Когда все кончилось и разбивать было нечего, он сел, пожевал немного хлеба из рюкзака и отключился, лежа на бревенчатом полу.
Минут через двадцать он чуть приоткрыл веки и заметил лестницу, ведущую на третий этаж. Это был единственный дом из всех, где имелась надстройка, и тропа привела его именно сюда. Конечно, все это выглядело как троллинг вселенского масштаба. Бен на полном серьезе ожидал после подъема по ступенькам увидеть огромный средний палец из папье-маше в виде неприличного жеста, только его и поджидавший.
Поднимался он не торопясь, ноги у него гудели. Дома явно строили в большой спешке. Лестничные ступени у него под ногами остались неотделанными. Остальные лестницы в доме были устланы унылым желто-коричневым ковролином до второго этажа и вниз в подвал. Такой ковролин видишь в любом новом загородном доме, который подрядчик ставит за три месяца. Но эта ведшая наверх лестница представляла собой набор старых досок. В конце ее маячила хилая дверца, и Бен почувствовал, что за ней есть кто-то или что-то. Какой-то объект. Нечто, что тропа пыталась заставить его обнаружить.
Мне бы оружие какое-нибудь.
Лишенный власти вызвать к жизни волка (побольше семечек не помешало бы), он порылся в рюкзаке и нашел выданный ему миссис Блэкуэлл нож для сыра. Неважное из него оружие. Базука подошла бы куда лучше. Нож был сантиметров двадцать длиной, с ручкой из тикового дерева и изогнутой вилкой на конце. Наверное, им не очень-то удобно было резать головы сыра, не говоря уж об убийце-психопате. Бен очень надеялся, что за дверью столкнется лишь со злым кругом сыра бри.
Дверца манила его. Альтернативы не было. Тропа больше никуда не вела. Она выведет его на чердак, а потом даст дальнейшие указания. Любое отклонение от этого пути означает гибель. К тому же он должен узнать, что там за дверью, как бы ужасно это ни было. Она притягивала его, как короста, которую лучше не чесать.
Шагнув к лестнице, Бен почувствовал, как дверь подрагивает у него над головой, задвижки едва удерживали ее, чтобы она не распахнулась. А ступив на первую расшатанную доску, он что-то услышал.
Он услышал скребущий, царапающий звук.
Глава восьмая. Чердак
Эй? Ему уже изрядно надоело кричать «ЭЙ» в пустоту.
Царапанье продолжалось.
У меня нож! взвизгнул он. Но я здесь не за тем, чтобы кого-то порезать. Можно подняться?
Царапанье сделалось лихорадочным. Звуки раздавались такие, словно ребятишки долбили в дверь вилками.
И вдруг шум прекратился. Из-за меня? подумал Бен. Нет. Нет, не из-за него. Что-то там за дверью перестало скрестись, потому что ему так захотелось, а вовсе не из-за белокожего парня с ножом для сыра в руке. Дома Бен мог разрядить угрожающую атмосферу. Можно много сказать молчанием и длинным шрамом. Дети называли его Папкой-Злюкой, когда он выходил из себя, и он пользовался этим, когда хотел заставить их слушаться. Вы же не хотите иметь дело с Папкой-Злюкой, да? Так что надевайте-ка ботиночки. Он слишком легко мог сделаться Папкой-Злюкой и ненавидел себя за это. Однако подобные ухищрения срабатывали. Папка-Злюка мог осадить их. Но это относилось к маленьким детям. И не так-то легко будет заставить трястись от страха то, что скрывалось за дверью.
Царапанье возобновилось, потом снова смолкло, затем опять появилось, то затихая, то начинаясь вновь. Это волк. Он не достал меня в башне, и вот он здесь. Чрезвычайно логичное заключение. Бен постарался расслышать рычание, но за дверью лишь царапались и скреблись.
Он ждал, пока охвативший его ужас чуть уляжется: такое легкое затишье иногда случается, когда накручиваешь себя перед чем-то вроде прыжка в бассейн с холодной водой. Он дождался его, сделал глубокий вдох и заковылял вверх по ступенькам, как будто тащил за собой упирающегося спутника. Затем схватился за ручку двери и повернул ее, не давая себе передумать. Потом распахнул дверь.
И сразу же пожалел об этом.
На чердаке сидел пещерный сверчок. Этот вид Бен очень хорошо знал по своему дому в Мэриленде. Жутковатые пятнистые коричневые панцири, страшные вытянутые задние ноги, шевелящиеся усики и изогнутые, как гусеницы, спинки. Они не кусаются. Они не ядовиты. Они просто прыгают. Неустанно и хаотично, без причин, просто так. Прежде чем по такому по- падешь, он загоняет тебя прыжками в разные стороны: мимо тебя, за тебя, над тобой. Создавалось впечатление, словно они могли телепортироваться. Сверчки выскакивали из-за труб отопления и наводили ужас на всю семью. Они с Терезой засасывали их пылесосом, но насекомых надо было доставать с первой попытки, иначе они соображали, что за ними охотятся, и принимались скакать не переставая. При этом он сам подпрыгивал от страха. Как-то раз сверчок сиганул прямо на него, и он подскочил так высоко, что треснулся головой о потолок. Шишка потом неделю болела.
А пещерный сверчок перед Беном был высотой под два метра.
Он сидел в углу чердака, глядя куда-то в сторону. Позади него находился пульт управления, который Бен толком не смог разглядеть, потому что его заслонял гигантский сверчок. Бену захотелось умереть. Он повернулся и потянулся к ручке двери, но тем самым совершил чудовищную ошибку, потому что вспугнул сверчка, который подпрыгнул, ринулся на него и повалил Бена на пол.
Он чувствовал, как сверчок трется об него своим скользким брюхом. Потом тот снова подпрыгнул и треснул Бена по голове задней ногой. Бен принялся кричать, выплевывая бессвязные слова и ругаясь что было мочи, чтобы отпугнуть эту тварь и заставить себя поверить, что его голос это его спутник, готовый прийти на помощь.
Сверчок снова прыгнул и обрушился на него. Над Беном нависли круглые черные глаза твари. Совершенно мутные и пустые. Может, пещерник хотел его убить. Или съесть. Или распороть ему живот и отложить туда яйца.
Бен сверху вниз ударил сверчка жалким ножом для сыра, но лезвие отскочило от экзоскелета, и нож сломался у самой рукоятки. Тут на Бена что-то потекло, тварь испускала ядовитую вязкую слизь, которая обволакивала Бена, постепенно обездвиживая его. Бен молотил руками воздух и визжал, а сверчок принялся подпрыгивать, колотя Бена в живот, и три раза подряд сбивал его с ног.
Бен дотянулся до рюкзака и выхватил оттуда большой ломоть хлеба, зашвырнув его как можно дальше. Сверчок жадно вцепился в добычу, а Бену не осталось ничего другого, как запрыгнуть на отвлекшуюся тварь, продолжая сжимать в правой руке лезвие ножа для сыра. Он так сильно в него вцепился, что оно впилось ему в руку, но он не чувствовал боли. Сверчок снова подскочил, ударив Бена о потолок. Бен схватился за усики жуткого насекомого, как за вожжи, и вонзил лезвие в выпученный черный глаз, рассекая хрусталик.
Из глаза брызнула белая жижа. Прыжки сверчка сделались еще яростнее. Он походил на раненого быка. Бен упал, выронив нож. Теперь он мог разобрать в прыжках некую систему. Четыре прыжка: вперед, вбок, короткий назад и снова вбок. Бен рассчитал свои ходы. Уворачиваясь от прыжков сверчка, он оказался напротив ослепшего глаза. Одним быстрым движением он врезал кулаком по глазу и по самое плечо погрузил руку в голову сверчка, беспорядочно тыча тому в мозг. Сверчок наконец остановился посреди чердака и рухнул на пол, обливая Бена белой жижей, которая мгновенно промочила одежду. Истерически вскрикивая, Бен ринулся вниз по ступенькам и вылетел на порог, лишь бы больше не видеть эту тварь.
Он спрыгнул с порога, упал на песок и орал до тех пор, пока крики не превратились в сиплое хрипение.
Глава девятая. Пульт
Когда у Бена не осталось сил кричать, он начал разговаривать. Сдерживаться он больше не мог. Тереза исчезла, но он говорил с ней сквозь слезы, словно с Богом.
Тереза, пожалуйста, помоги мне Я так тебя люблю. Мне просто хочется домой. Тереза, прошу тебя. Господи, пожалуйста, помоги мне попасть домой.
Уголки его губ опустились вниз, а челюсть непроизвольно вздрагивала, когда он открывал рот и причитал. Все это делало его лицо похожим на древнегреческую трагическую маску.
Рука кровоточила и начала ныть. Он вытащил из рюкзака кусочек марли и перевязал рану. Повязка тотчас покраснела.
Ему придется вернуться на чердак. Что бы там ни находилось за сверчком, это его «приз» за победу над тварью. Лучше забрать награду. Но возвращаться не хотелось. Мысль о том, чтобы снова увидеть это чудовище, повергала в ступор Смотреть на вытекшие на пол внутренности, которые могут ожить, а почему бы и нет? Почему теперь что-то должно иметь смысл? Почему бы этой гадине не ожить, не броситься на него и не сожрать живьем? Подбрось-ка туда еще и собакомордых, пока не надоело, Господи. Сделай такую подлость.
Он вспомнил, как всадил нож в глаз твари, и швырнул лезвие на песок. Оно плюхнулось в лужу рвоты. Затем Бен снова прилег и стал учащенно дышать. Когда его младшему, Питеру, был всего годик, педиатр сказал, что у малыша слишком большая голова. Врач достал сравнительные таблицы веса, роста и размеров головы базовые кривые, которые всегда информировали, больше ли твой малыш (Молодец, парень!) или меньше (Хорошо, что он не растолстеет!) других детей. Когда врач рисовал Бену и Терезе кривую роста головки Питера, ручка заехала за край листа. Питер превосходил нормативы. Врач пояснил, что в мозгу у Питера может накапливаться жидкость. Нужно сделать сканирование головы, и если что-то обнаружится, нейрохирургу придется удалить жидкость, вскрыв череп и сломав костные пластины.
Бен отвез Питера в больницу и глядел, как нейрохирург сделал малышу успокаивающий укол и отправил его в жуткого вида МРТ-томограф, похожий на контейнер в корабле пришельцев, где хранятся тела похищенных землян. Результатов Бен с Терезой ждали две недели. Они оказались отрицательными. Операция не нужна. Вскоре тело «догонит» голову и восстановятся нужные пропорции. Сестра на другом конце провода сообщила им эту новость таким тоном, словно пиццу заказывала.
Это кошмар Вот так, наверное, проходила бы операция у Питера. Наверное, так себя чувствуешь, когда тебе вскрывают череп, а потом ставят его на место
Эй!
Кто-то на берегу заговорил с ним. По голосу человек постарше его.
Эй, ты! произнес голос.
Чего-чего?
Сюда. Я здесь, урод.
Бен приподнялся на локтях и нос к носу столкнулся с небольшим синим крабом. Тот опирался на задние ноги, устроившись прямо посередине тропы. Никаких людей позади него не было. Бен осмотрелся по сторонам, ощупав взглядом отмель. Краб был единственным живым существом, которое он увидел.
Ты Это краб со мной говорит? спросил Бен?
Да, дружище. Я краб.
А почему ты разговариваешь?
Не знаю. А почему ты разговариваешь?
Бен встал, сделал движение ногой и обсыпал краба песком.
Эй, перестань.
Оставь меня в покое, произнес Бен. Что бы там у меня в башке ни творилось, ПРЕКРАТИ.
Тебе неплохо бы вернуться на чердак и поглядеть, что к чему.
Это в каком смысле?
А что тебе еще сказать? Ты меня песком обсыпал.
Тут краб закопался с глаз долой. Бен подбежал к тому месту и принялся яростно разрывать руками песок.
Вернись, попросил он краба.
Да пошел ты!
Бен почувствовал острую боль в кончике пальца и с визгом выдернул руку из песка, топнув ногой по тому месту, где закопался краб.
Я тебя я тебя раздавлю, паршивец!
Не выйдет, ответил приглушенный голос краба. Перестань, хватит уже. Ты тупишь.
Ненавижу тебя!