Мне нужна сестра. Не думаю, что Джонас в состоянии меня успокоить в такой ситуации. Наоборот, я бы предпочла, чтобы его вообще здесь не было. Дженни всегда умела позитивно смотреть на вещи, к тому же она сможет разузнать больше информации от персонала. Может, Джонас смог с ней связаться?
Не знаешь, Дженни уже в курсе? Она скоро спустится? Я поворачиваюсь к ее жениху, и он поднимает голову, однако на вопросы не отвечает, а просто хмуро смотрит на меня. Я пыталась ей дозвониться, но в родильном отделении настаивают, что по графику она пока не работает.
Джонас лишь качает головой, не сводя с меня глаз.
Ничего не понимаю, произносит он.
И я тоже! Я им сказала, что сестра должна заступить на смену сегодня, но они продолжают твердить свое.
Почему ты пытаешься связаться с Дженни? вставая с места, спрашивает Джонас. Его удивление заставляет меня нервничать еще сильнее.
Онамоя сестра. Само собой, я хочу сообщить ей о Крисе.
А что с Крисом? хмурится Джонас.
Как это, что с Крисом?
Теперь уже я ничего не понимаю.
В каком смысле? Мне позвонили из больницы и сказали, что он попал в аварию. Иначе зачем я здесь?
Джонас судорожно сглатывает, потирая руками лицо. Его глаза снова наполняются тревогой, хотя казалось, что больше уже некуда.
Морган, он делает шаг вперед, я приехал сюда, так как мне сообщили, что Дженни попала в аварию.
Если бы я уже не сидела, то упала бы.
У меня нет слов. Я просто молча смотрю на жениха сестры и пытаюсь все осознать. Затем качаю головой, откашливаюсь и пытаюсь заговорить, но выходит лишь со второй попытки:
Ты, наверное, не так понял. Они не могли оба
Жди здесь, велит Джонас и торопливым шагом подходит к стойке. Пытается опять привлечь внимание, нажимая на звонок. Я же достаю телефон и набираю номер Дженни. Голосовая почта. Вбиваю контакт Криса. Может, произошел сбой в системе? Тоже автоответчик.
Здесь точно должна быть какая-то ошибка.
Когда спустя несколько минут к нам никто так и не подходит, Джонас несется прямиком в приемное отделение экстренной помощи. Там он подходит к одному врачу за другим, пока в зал ожидания не отправляют медсестру. Ее я узнаю. Это Сьерра. Наши дочери учатся вместе. Она по очереди смотрит на нас с Джонасом.
Думаю, произошла какая-то ошибка, нервно заявляет он.
Я немедленно подхожу к стойке, держа на руках Элайджу. Ног я не чувствую и даже не осознаю, как встала со стула и очутилась здесь.
Кто попал в аварию? Кого доставили в больницу? вопросы так и срываются с языка. Моего мужа или сестру?
Сьерра поворачивается ко мне, затем косится на Джонаса и в конце концов опускает взгляд на бумаги перед собой.
Давай я приведу того, кто сможет тебе помочь, Морган.
Черт побери! Джонас изо всех сил бьет по стулу, когда медсестра уходит.
Я начинаю понимать, что нас намеренно избегают, и это пугает до смерти. Никто не хочет сообщать плохие новости.
Они не могут оба пострадать, шепчу я. Просто не могут.
Однозначно, случилась какая-то путаница, произносит Джонас. Его голос спокоен и звучит так уверенно, что я готова ему поверить. Однако сразу после этих слов он закрывает глаза рукой и опирается на стену, словно ноги больше не держат. Кто с тобой связался? Что они сказали?
Звонили из больницы. Минут двадцать назад. Они четко назвали имя Криса. Про Дженни речи не было.
То же самое, только сообщили о Дженни.
В это мгновение мы замечаем Сьерру. На этот раз она выходит из дверей приемного отделения и подзывает нас.
Идемте.
Однако ведет она нас не в палату, а в еще один холл, поменьше и дальше по коридору, внутри отделения экстренной помощи.
Джонас забирает у меня сына, хотя я даже не замечаю, когда это произошло. Сьерра предлагает присесть, но никто из нас не следует ее указаниям.
Информация об их состоянии пока отсутствует.
Значит, все-таки пострадали оба, уточняет Джонас, Крис и Дженни?
Медсестра кивает.
Боже мой, шепчу я, затем закрываю лицо ладонями. По щекам льются слезы.
Сочувствую, Морган, произносит Сьерра. Вы можете подождать здесь, а я сообщу, как только что-нибудь узнаю. С этими словами она покидает нас и закрывает дверь.
Джонас опускается на стул рядом со мной.
Мы пробыли в отделении экстренной помощи всего десять минут, но они кажутся часами в отсутствие новостей.
Может, у одного из них сломалась машина, высказывает предположение жених Дженни. Это бы объяснило, почему они были вместе.
Я киваю, но его голос едва долетает до моего сознания. Я не знаю, почему сестра и муж ехали на одном автомобиле. Не знаю, зачем она соврала, что работает сегодня. И мне все равно. Мне просто нужно знать, что с родными все в порядке.
Джонас укладывает спящего Элайджу в креслице и начинает мерить комнату шагами. Я смотрю невидящим взглядом на экран телефона. Нужно кому-то позвонить, чтобы привезли Клару. Кому-нибудь из моих подруг. Или Лекси. Не хочу, чтобы дочь узнала об аварии от посторонних.
А еще необходимо свзяться с родителями Криса.
Обязательно. Вот только чуть-чуть еще подожду. Надо убедиться, что с их сыном все будет хорошо. Они живут во Флориде и все равно ничего не могут сделать оттуда. Зачем лишний раз беспокоить пожилых людей?
Джонас звонит своей матери и спрашивает, не могла бы она забрать из больницы Элайджу. Прежде чем он вешает трубку, я привлекаю его внимание.
А она не будет против подбросить сюда Клару?
Жених Дженни кивает и передает мою просьбу. Затем набирает номер школы и вручает мне телефон. Я объясняю администратору, что миссис Салливан заберет Клару с уроков.
Думаю, дочь будет удивлена, так как, несмотря на ее знакомство с матерью Джонаса, это странный выбор взрослого для сопровождения. Но мне не хочется, чтобы Клара вела машину сама. Справиться с тревогой и паникой не так-то просто, а она совсем недавно получила права.
Проходит еще несколько минут. Джонас пытается дозвониться до полицейского участка и разузнать про аварию больше. Однако там не сообщают особых подробностей. Только марку автомобиля. Это была «Тойота Хайлендер», принадлежащая Дженни. За рулем находился мужчина. И на этом все.
Почему Крис вел ее машину? недоумевает Джонас. Я воспринимаю это как риторический вопрос, но он продолжает бормотать:И почему она солгала насчет работы?
Я невидящим взглядом продолжаю гипнотизировать телефон, словно жду, что позвонят муж и сестра и сообщат: с ними все хорошо.
Морган, привлекает мое внимание Джонас. Однако мне совершенно не хочется на него сейчас смотреть. Как думаешь, у них был
Не произноси этого, выплевываю я. Не желаю ничего слышать. Или думать о подобном. Это просто глупо. Немыслимо.
Я подскакиваю и принимаюсь ходить по другой стороне зала ожидания. Любой звук приводит меня в бешенство. Пиканье, доносящееся из коридора. Стук клавиш, когда Джонас набирает сообщения Крису и Дженни. Громкоговоритель, объявляющий имена медсестер и докторов. Поскрипывание обуви по деревянному полу помещения. Эта какофония меня раздражает и в то же время позволяет отвлечься от тяжких мыслей. Не собираюсь строить предположения относительно причин, по которым Дженни и Крис были вместе.
Скоро придет Клара. И моя мать, произносит Джонас. Нужно будет как-то все им объяснить.
Зачем? Уверена, ситуация объясняется общим местом работы.
Джонас смотрит в пол, но я ясно вижу сомнение на его лице. Беспокойство. Страх.
Я вытираю слезы и киваю, соглашаясь с ним. Несмотря на желание верить в лучшее, дочери понадобятся ответы. И нужно будет поведать ей все подробности, иначе она может прийти к тем же выводам, что и Джонас. Сказать, что мы не знаем причины, по которой ее отец и тетя оказались вместе, не вариант. Иначе Клара начнет подозревать худшее.
Можно сообщить, что Дженни подвозила Криса до работы, предлагаю я. По крайней мере, пока они сами не объяснят, что произошло.
Мы встречаемся взглядами. С тех пор как мы очутились здесь, я практически не смотрела на него. Джонас кивает, поджав губы. Наш молчаливый диалог что-то во мне переворачивает.
Словно почувствовав, что я сейчас рухну сломаюсь исчезну, он делает шаг и притягивает меня в утешающем объятии. Я прижимаюсь к нему изо всех сил, закрыв глаза и сходя с ума от ужаса, когда дверь в зал ожидания распахивается.
Мы отшатываемся друг от друга. Джонас выходит навстречу прибывшим. Я же, наоборот, отступаю назад, увидев доктора. Он начинает что-то говорить, но его слова сливаются в сплошной шум, не имеющий смысла. Однако я вижу, каким сожалением наполнены его глаза. Как опускаются уголки его губ. Как сострадательны его жесты. И понимаю вердикт.
Когда доктор произносит, что ничего нельзя было сделать, Джонас падает на стул.
Я же просто падаю.
Глава шестая
Клара
Когда я была чуть младше, то коллекционировала снежные шары. Я ставила их на полку в спальне и время от времени встряхивала все подряд, а затем садилась на кровать и наблюдала за кружением белых хлопьев и блесток под стеклом.
Конечно, буря утихала, и обитатели полок возвращались в привычное состояние.
Мне сувениры нравились, потому что напоминали саму жизнь. Иногда может казаться, что все пришло в движение и мир перевернулся с ног на голову, но стоит лишь немного подождать, и все успокаивается. Мне нравилось думать, что любой ураган рано или поздно кончается.
События предыдущей недели доказали, что этот шторм так просто не уляжется. Иногда повреждения слишком велики, чтобы от них можно было оправиться.
Последние пять дней с тех пор, как миссис Салливан забрала меня из школы и отвезла в больницу, я ощущаю себя словно внутри одного из снежных шаров, который кто-то хорошенько встряхнул, а затем и вовсе уронил на пол. Я чувствую, что жизнь разбилась на тысячу осколков и кусочки меня выпали на чей-то грязный деревянный пол.
Внутри меня что-то безнадежно сломалось.
И мне некого винить в произошедшем, кроме себя самой.
Есть что-то нечестное в том, как одно событие одна секунда могут потрясти твой мир до самого основания. Смести все на пути. Разрушить все счастливые моменты, которые привели к катастрофическому финалу.
Все вокруг ходят, будто воды в рот набрали. Горестно молчаливые.
Мама постоянно интересуется, в порядке ли я, но я могу лишь кивать в ответ. Если не считать этого дурацкого вопроса, она и сама постоянно молчит. Все вокруг кажется кошмарным сном, когда не можешь есть, пить или говорить. Кошмаром, от которого хочется кричать, но из пустой груди не доносится ни звука.
Я нечасто плачу. Думаю, этим я пошла в маму. В больнице мы не сдерживали слез, впрочем, как и Джонас с миссис Салливан. Но когда мы поехали в морг, мама превратилась в уравновешенную и собранную женщину, которую и хотели видеть люди. Она умеет держать лицо на публике, а рыдает уже в спальне. Я это знаю, потому что и сама такая.
Родители отца прилетели из Флориды три дня назад. Они остановились у нас. Бабушка помогает по дому, за что я ей очень признательна. Маме и так приходится нелегко с организацией похорон не только мужа, но и сестры.
Погребение тети Дженни состоялось вчера. Папу мы хороним сегодня.
Мама настояла на отдельных церемониях, что привело меня в ярость. Никто не хочет проходить через подобное дважды. Даже мертвые.
Не знаю, что выматывает большедни или ночи.
С момента аварии дверь в нашем доме просто не закрывается. Люди приносят еду, выражают соболезнования, заглядывают проведать. В основном это коллеги папы и тети Дженни из больницы.
Ночи же я провожу, уткнувшись лицом в заплаканную подушку.
Я знаю, мама хочет, чтобы все поскорее закончилось и дедушка с бабушкой вернулись домой.
Я сама хочу вернуться домой.
Во время службы я держу Элайджу. Я вообще практически не выпускаю его из рук. Не понимаю, почему. Может, новая жизнь приносит мне утешение среди всех этих смертей.
Он начинает беспокойно ерзать. Малыш точно не голоденмама Джонатана недавно его покормила. И подгузник я поменяла прямо перед церемонией. Возможно, ребенку не нравится шум. Священник, проводящий службу, похоже, не знает, как держать микрофон. Он постоянно задевает его губами, а еще постоянно отходит к колонкам, отчего те издают противный звук.
Когда Элайджа начинает плакать в полный голос, я бросаю взгляд на пустое место Джонаса в конце прохода, хотя совсем недавно я его видела. К счастью, я сижу возле стены на самом краю скамьи, что дает мне возможность незаметно покинуть церковь без необходимости пробираться по центру зала. Похороны в любом случае уже подходят к концу. После речи священника все собравшиеся пройдут мимо гроба, и на этом церемония будет завершена.
Я и так уже виделась с большинством гостей на погребении тети Дженни. И снова принимать соболезнования мне совершенно не хочется. Отчасти поэтому я и настояла, что буду держать Элайджу. Занятые ребенком руки предоставили мне возможность избежать объятий.
Выйдя из часовни, я забираю в фойе коляску, кладу туда малыша и иду по дорожке. По иронии судьбы, день сегодня просто изумительный. Солнце согревает кожу, но это не приносит удовольствия. Ничто больше не радует меня. Папе нравилась такая погода. Однажды он позвонил на работу и притворился больным, а затем взял меня на рыбалку просто потому, что была замечательная погода.
Он в порядке?
Я поворачиваю голову влево и вижу Джонаса, который стоит, опираясь на здание в тени. Он отталкивается от кирпичной кладки и подходит ближе. Мне кажется странным, что он не там, не внутри, ведь хоронят его лучшего друга. Почему он не на церемонии?
Обсуждать это совсем не хочется. В конце концов, я же тоже не в церкви.
Элайджа плакал, поэтому решила с ним погулять.
Джонас кладет ладонь на головку сына и проводит пальцем по маленькому лобику.
Если хочешь, можешь вернуться. Я отвезу его домой.
Я слегка завидую, что он собирается покинуть это место. Сама бы не отказалась так поступить.
Идти обратно нет никакого желания, поэтому я просто сажусь на скамью перед часовней и наблюдаю, как Элайджа с отцом удаляются на парковку. Поставив кресло с сыном в машину и погрузив коляску в багажник, Джонас машет мне на прощание рукой и забирается на водительское место.
Я машу в ответ, наверняка не сумев скрыть сочувственное выражение лица. Малышу и двух месяцев еще не исполнилось, а теперь моему несостоявшемуся дяде придется растить сына в одиночку.
И братик даже не будет помнить, какой была его мама.
Наверное, следует записать любимые воспоминания о тете Джении, прежде чем они начнут забываться.
Эта мысль вызывает новый приступ боли. Неужели я действительно однажды смогу забыть их? Конечно, это произойдет спустя время, но произойдет непременно. Воспоминания про то, как отец фальшиво насвистывал припевы песен Джона Денвера, подстригая газон, однажды поблекнут. Начнет стираться из памяти, как тетя Дженни подмигивала всякий раз, заслышав командные нотки в мамином голосе. Исчезнут кофейный запах отца и медовыйтети и, что хуже, звучание их голосов и черты их лиц.
На щеку падает одна слеза, затем другая. Я ложусь на скамью, прижимая ноги к груди. Затем закрываю глаза и стараюсь отогнать преследующее меня чувство вины. Но оно никуда не исчезает, лишь окутывает меня сильнее и высасывает последний воздух из легких. С той самой секунды, как я узнала об аварии, стало очевидно, кто стал ее причиной.
Я писала тете Дженни.
Сначала она отвечала, а потом резко перестала. Больше я не получила от нее ни словечка, а спустя пару часов услышала про автокатастрофу.
Хотелось бы думать, что я здесь ни при чем, но тетя Дженни ясно дала понять, что находится за рулем, когда я отправила первое сообщение. Нужно было подумать, что ей не следует отвлекаться от дороги, но меня заботили только собственные проблемы.
Я задумываюсь: а знает ли мама, что именно я виновата в случившемся? Если бы я подождала, пока тетя не доберется до работы, матери не пришлось бы хоронить сестру и мужа. Ей бы не пришлось прощаться сразу с двумя самыми дорогими людьми.
Джонас не потерял бы Дженни, а Элайджасвою маму.
А в моей жизни до сих пор присутствовал бы единственный мужчина, которого я когда-либо любила, мой отец.
Интересно, полиция обнаружила тетин телефон? Установила, что она отвечала на сообщения за рулем? Если мама узнает о моем ужасном поступке, это еще сильнее ранит ее.
Понимание того, что все пролитые слезымоя вина, и удерживает меня вдали от церемонии.
Привет.
Я широко распахиваю глаза, услышав этот голос. Рядом стоит Миллер, засунув руки в карманы брюк. Я сажусь прямо и расправляю складки платья, чтобы прикрыть бедра. Не ожидала его здесь увидеть. Тем болееоблаченного в костюм. Черный. Я ужасно себя чувствую оттого, что, даже испытывая глубокое горе, могу ощущать прилив возбуждения в его присутствии. Я утираю ладонью слезы.