Я знаю, это непрактично, но мне очень нравится придумывать обувь и создавать её своими руками. После этих слов он вдруг смутился и добавил: Пока, конечно, выходит ни к чёрту. Оно и понятно...
Ответа не последовало. Слышалось лишь тихое дыхание Девы Дождя. Встревожившись, он поднял голову и буквально наткнулся на её пристальный взгляд. А затем она, так ничего и не сказав, улыбнулась. Поэтому Такао продолжил:
Если получится, я бы хотел, чтобы это стало моей профессией.
Он говорил, словно обращаясь к цветам глицинии. Слова, будто бы огласив незнакомые даже ему самому чувства, эхом отозвались в сердце Такао и медленно наполнили его грудь теплом.
«Если бы она тогда сказала: Ого, здорово! или Желаю удачи!, я бы, наверное, пришёл в отчаяние», думал Такао. Возможно, ему бы стало дико стыдно, возможно, он бы сильно обо всём пожалел, даже разозлился бы. Он был безумно рад, что Дева Дождя оказалась не такой. То, что она всего лишь ему улыбнулась, невероятно приободрило Такао. И про себя он решил, что впредь будет звать её не «Дева Дождя», а просто «Она».
Вечер. С некоторых пор, перед тем как заснуть, Такао стал горячо молиться о дожде.
После того как состоялся разговор под глициниями, ему приснилось, что он летает. Такао давно не видел таких снов. В нём он превратился в большеклювую ворону. Грудь и руки от плеч до пальцев покрылись выпуклыми, крепкими, налитыми силой мускулами, каждый взмах крыльев расталкивал воздух, как мощный гребок воду, он мог свободно и легко лететь куда ему вздумается. В небе выстроились вереницы плотных кучевых облаков, а сквозь просветы между ними к земле тянулись лимонно-жёлтые солнечные лучи. Далеко внизу он мог разглядеть знакомые подробности токийских пейзажей, от крыши собственного дома и горок с качелями на детской площадке до офисных кухонь, выглядывающих в окна. Он миновал Коэндзи, затем Накано, проскользнул между небоскрёбами в Ниси-Синдзюку и наконец увидел знакомый японский сад. В этот момент облака дружно разразились градом капель. Земля быстро намокла, а дома, дороги и деревья засверкали под пробивающимися то тут, то там полосами света. А затем глаза Такао-вороны заметили два раскрытых зонта. Один, прозрачный, двигался по узкой тропке от ворот Синдзюку к беседке, второй, багровый, направлялся туда же от ворот Сэндагая. Два человека хотят переждать дождь. Но куда деваться ему? Он растерялся от неожиданности, а потом решил вот же, туда! сделал круг над садом и направился к радиомачте на небоскрёбе в Еёги. И по пути поднимался всё выше и выше. Облака расступились. У него появилось ощущение, что дождь стихает, и вместе с тем что он вот-вот проснётся.
И как только Такао проснулся, он снова взмолился о дожде.
Ещё набэ, Такао-кун?
Возьми побольше водяного шпината, Такао. Ты молодой, тебе полезно. Не стесняйся.
Голоса Ёко и Сяофэна звучали с двух сторон, как из стереодинамиков, оба настойчиво подсовывали ему добавку.
«Почему считается, что раз ты молодой, то сможешь съесть сколько угодно?» с трудом отправляя в почти доверху набитый желудок кусочек краба, думал Такао. И мысленно сообщил горке обломков крабовых панцирей, громоздящейся на столе: «Какие-то слишком пресные для Сяофэна слова».
Зато всё, что тот приготовил, было просто объедением. Эти блюда китайской кухни не значились в меню ресторана, и Такао не знал их названий, но каждое из них нежное, тающее во рту крабовое мясо, острая похлёбка с креветками и клёцками, обжаренная ветчина с толстыми ломтиками дыни и даже по-простецки отваренные кружочки горькой тыквы обладало на редкость свежим и богатым вкусом.
«Тут не то что готовить продукты подбирать замучаешься», прикинул Такао. Он вовсе перестал понимать, зачем его сюда позвали.
Признавайся, Такао-кун, ты в семье младший. У тебя ведь есть старший брат? спросила Ёко. На ней было платье без рукавов, почти полностью открывавшее ослепительно белые плечи.
Да, есть. На одиннадцать лет старше.
Значит, ему двадцать шесть? Что он за человек?
Работает в компании мобильной связи, занимается продажами. Немножко легкомысленный, ответил Такао, искоса поглядывая, как Ёко сквозь сомкнутые губы втягивала пасту из крабовой печени.
«Обольстительная женщина», подумал он. Ловко ест и сексапильно выглядит. Сквозь её кружевное платье лимонного цвета просвечивали бёдра. Зачёсанные на одну сторону волосы наполовину закрывали правую щеку, и потому Такао особенно бросались в глаза движения её красных губ. Своей броской, взрослой внешностью она немного напоминала Рику-сан. И полностью отличалась от той женщины из дождливых дней.
Что, Ёко, хочешь, чтобы тебя с ним познакомили? потягивая шаосинское вино, насмешливо спросил Сяофэн таким тоном, будто разговаривал с младшей сестрой.
А давайте! Разница в возрасте самая подходящая. И я буду рада заполучить такого младшего братика, как Такао!
Вообще-то, у него уже есть девушка, поспешно вмешался Такао. Но тут же подумал: «А я-то что беспокоюсь?» и выразительно уставился на Сяофэна: мол, что с твоей любимой Ёко-сан происходит? Тот не обратил на него внимания и с невозмутимым видом продолжал цедить вино.
Да-а? Вот жалость. Тогда и я с горя выпью. Да что там напьюсь! весело сказала Ёко.
Выпьешь, значит... Сяофэн поднялся с места и отправился на кухню за рюмкой. Заметив его нетвёрдую походку, Такао наконец сообразил, что тот пьян.
«Что же тут происходит?» снова мысленно спросил он у крабовых панцирей.
Несколько дней назад Сяофэн пригласил его пообедать с ним и Ёко, а когда Такао отказался ему не хотелось встревать в жизнь влюблённой пары, тот чуть ли не на коленях начал умолять его прийти. Просьбу в такой форме отклонить было невозможно, и во второй половине ясного субботнего дня Такао, как и обещал, подошёл к дому возле станции метро Накано-Сакауэ. Вопреки его представлениям, что если уж селиться в этом районе, то обязательно в новенькой высотке, Сяофэн жил в старой пятиэтажке, построенной лет тридцать назад. Но так как на каждом этаже здесь было всего по две квартиры с открытой планировкой, его однокомнатная квартира на последнем этаже оказалась более чем просторной. Когда Такао вошёл в чисто прибранную гостиную, Ёко уже пила пиво. На этикетке значилось «Снежинка», эта марка ему раньше не попадалась. Сяофэн готовил еду на кухне и крикнул оттуда: «Подождите, я скоро, выпейте пока что-нибудь!» Прежде Такао лишь несколько раз виделся с Ёко в ресторане. Когда она обернулась на его приветствие, её лицо почему-то выглядело грустным, и он на секунду задумался: «Разве тогда она была такая?» В пепельнице торчало несколько окурков с пятнами губной помады на фильтре. Попивая предложенный ему ячменный чай, он с некоторой опаской завёл с ней беседу, и лицо Ёко тут же просветлело, стало таким же, каким он его помнил.
Выпив четыре или пять рюмок подслащённого шаосинского, Ёко встала с места:
Пойду помою руки.
Сяофэн проводил её коротким взглядом, повернулся обратно к Такао, взял со стола коричневую стеклянную бутылку и в очередной раз спросил:
Точно пить не будешь?
Такао со смехом повторил своё обычное оправдание:
До восемнадцати ни-ни.
Вот как... с какой-то потухшей улыбкой отозвался Сяофэн. Выглядел он на редкость уставшим.
Сяофэн наполнил свою рюмку густой жидкостью и тихо пробормотал:
Хочу уехать куда-нибудь подальше. Прозвучало это так серьёзно, словно он сообщал важную тайну, и Такао невольно поднял голову. Я всегда ищу что-нибудь, что заберёт меня с собой в другой мир. И сейчас тоже ищу.
Брошенные вскользь слова задели какие-то тонкие струны в душе Такао. Он вдруг понял, что ему впервые открылась слабость этого человека, и был необычайно этим тронут. Но прежде чем Такао успел спросить, что это значит, послышались шаги возвращавшейся Ёко, и вопрос повис в воздухе.
Такао заметил, что солнце уже садится, а комнату заполнили бледные тени. К тому времени в общем и целом они сколько смогли выпили, что смогли обсудили, «выполнили все пункты намеченной программы», и ими понемногу овладевала апатия. В этот момент у Сяофэна неожиданно зазвонил мобильный телефон. Ёко молча на него посмотрела, а Такао вздохнул с облегчением. Сяофэн взглянул на экран, встал, прошёл на кухню, на ходу снимая трубку, и ответил почему-то очень тихим голосом.
Идите пока на крышу, я вас потом догоню. Там сейчас здорово, зажав ладонью микрофон, попросил он и кинул Такао маленький ключ.
На крышах всегда здорово, со смутным ощущением, что их попросту попросили удалиться, обратился Такао к Ёко, выходя с ней из квартиры.
Они поднялись по низкой лестнице, открыли дверь, и перед ними распахнулось пространство метров двадцать длиной, подсвеченное закатом.
Сяофэн никак не шёл. Прошло десять минут, потом тридцать, солнце сползало всё ниже, на время скрылось за облаками, вынырнуло из-под них и окончательно спряталось за линией гор вдали. Тени в городе всякий раз резко менялись. Такао обеспокоенно смотрел на курившую спиной к нему Ёко и вдруг подумал: «Что, если Сяофэн позвал меня ради этого момента, ради того, чтобы Ёко-сан не ждала его одна?» Но если и так, он не мог придумать, о чём с ней сейчас говорить, а потому просто махнул рукой и улёгся на холодный бетон.
Находиться на крыше и правда было приятно. Как на бортике бассейна, которого на самом деле нет. Высоких домов в округе было мало, и со всех сторон открывался отличный вид.
«Вот, значит, глядя вверх, думал Такао, какой цвет у сумерек, когда в сезон дождей проясняется погода». Небо на западе отливало прозрачно-оранжевым, как тонко отрезанный ломоть лосося на просвет, а чем дальше от солнечного диска, тем ближе цвет подбирался к бордовому. Когда заря наконец погасла, небо медленно-медленно, незаметно для глаз, перекрасилось в тёмно-синий.
Знаешь, что означает имя «Сяофэн»? послышался сзади голос Ёко, и Такао приподнялся. Она стояла спиной к нему и рассматривала небо на востоке. «Вечерняя гора».
Такао встал на ноги, проследил за её взглядом и уткнулся в постройки Ниси-Синдзюку. Новенькие, безымянные офисные здания стояли, сбившись в кучу, а над и между ними выглядывали хорошо знакомые, почти родные небоскрёбы, вымахавшие больше чем на двести метров. Вот здание токийского муниципалитета и треугольная крыша отеля Park Hyatt, вот бетонная башня компании «Сумитомо» и торговый центр «Номура», а вот похожее на кокон здание Академии моды. На верхушках высоток ещё плескался оранжевый отблеск заката, а всё, что ниже, уже тонуло в полутьме ночной синевы.
Эти дома напоминают горные вершины. И всякий раз, глядя на небоскрёбы на закате, я теперь буду вспоминать, как пишется имя «Сяофэн», сказала, не оборачиваясь, Ёко, и понять по голосу, что она чувствует, было невозможно. Затем она посмотрела на Такао и улыбнулась, как улыбается заблудившийся ребёнок. Такао-кун, скажи, ты кого-нибудь любишь?
Такао был твёрдо уверен, что сейчас он обязан сказать ей правду.
Я сейчас ни с кем не встречаюсь. Но есть та, кого я, как мне кажется, люблю.
Улыбка Ёко стала заметно теплее. Ветер трепал её полупрозрачное кружевное платье.
Не томи! подбодрила она, и Такао показалось, что он уловил в её голосе печаль.
В последнее время, по утрам, когда идёт дождь, я прогуливаю школу и мы с ней завтракаем в общественном парке. Поэтому я каждый раз беру с собой порцию побольше.
Вот как... Что она за человек?
Такао немного подумал:
Она очень неловко ест. Рассыпает начинку сэндвича, не умеет пользоваться палочками, а как-то раз, когда она клала в рот маринованную сливу, я заметил, что у нее слюна потекла. Часто пьёт пиво и закусывает его шоколадками.
Ёко прищурилась, будто свет слепил ей глаза. Она стояла в тени, а далеко-далеко от неё сверкала вершина горы.
По-моему, это замечательно.
Может быть. Я пока не разобрался.
Когда Сяофэн наконец-то объявился на крыше, небо было не бордовым и не тёмно-синим, а мутным тёмно-красным, цве́та облаков, отражавших сияние городских огней. Такао поблагодарил хозяина за угощение и, оставив Ёко, ушёл первым. Ему казалось, что он должен что-то сказать им обоим, но подобрать подходящие слова Такао не сумел и в итоге промолчал. Ничего, как-нибудь в следующий раз. В благодарность за сегодняшний праздник вкуса надо бы пригласить их к себе.
«Я, конечно, готовлю не так здорово, как Сяофэн, но саке обеспечу и сделаю что-нибудь из японской кухни», думал Такао, пока шёл к станции по улице Яматэ-дори, а мимо туда-сюда сновали машины. Но оказалось, что он виделся с ними в последний раз. Несколько дней спустя Сяофэн неожиданно уехал к себе на родину. Такао узнал об этом из сообщения, которое тот прислал из Шанхая.
«Мы ещё обязательно встретимся», говорилось в нём. Такао не знал номера телефона Ёко, да и в отсутствие Сяофэна с ней больше ничего не связывало.
Когда он вспоминал о том, как в средней школе собирался за три года стать взрослым, ему становилось стыдно: «Каким же я был идиотом!» Мир не настолько прост, и человеку не так-то легко научиться управлять собой. Это если считать, что управлять собой значит быть взрослым.
«И всё же я хочу поскорее стать сильнее и лучше», размышляет Такао, сидя в беседке и под шорох дождя рисуя в блокноте эскизы туфель.
Он хотел заботиться о тех, кто ему дорог, быть добрым и сильным, а ещё достаточно стойким, чтобы не сломаться и жить дальше, если однажды он останется один. Повторяя эту мысль снова и снова, Такао водит карандашом по бумаге.
Чавканье мокрой земли под подошвами туфель слышится всё ближе.
«Это Она», думает он, поднимает голову и сквозь кленовые листья видит багровый зонтик и женщину в облегающем брючном костюме.
Доброе утро. Я уж подумал, вы сегодня не придёте, говорит Такао. Вечно серьёзная мина на её красивом лице почему-то его раздражает, и ему хочется её подразнить: Как это вас ещё не уволили!
Она отвечает слабой улыбкой, складывает зонт и заходит в беседку.
«Ну, пусть так», думает Такао и переводит взгляд обратно на свой блокнот.
У тебя здорово получается. Это туфли? неожиданно раздаётся за спиной.
Он и не заметил, что она стоит у него над плечом и заглядывает в его рисунки. Да что она себе позволяет!
Так, стоп! Такао поспешно захлопывает блокнот.
А что, нельзя? склонив голову набок, невинно спрашивает она.
Я никому не хочу это показывать!
Вот как?
Вот так! Сядьте туда, пожалуйста.
И он, отгоняя её, машет рукой. Она весело смеётся.
«Как тут не рассердиться...» думает Такао, но при этом у него учащается стук сердца и становится теплее в груди. Рядом на ветке радостно распевает какая-то птичка то ли сорокопут, то ли синица. Женщина всё же пришла, дождь понемногу усиливается. Мелодичное бульканье, с которым пруд в японском саду ловит дождевые капли, становится громче.
Я пока позавтракаю, доставая из сумки коробку с едой, говорит Такао. Как всегда, её бы с лихвой хватило на двоих. Как всегда, он задаёт один и тот же вопрос: С вами поделиться?
Спасибо, но сегодня я свой завтрак принесла.
Такого ответа Такао не ожидал.
«Она что, умеет готовить?» удивляется он про себя и, не утерпев, с издёвкой в голосе выпаливает:
Сами готовили?
А что? Да, иногда я сама готовлю! обиженным голосом говорит она и открывает белыми пальцами маленькую розовую коробочку.
Внутри лежат два кое-как слепленных онигири, размякший ком жареного мяса, омлет и разделённый на секции пластиковый поднос с щепотками тыквы и макаронного салата. Такао по виду решает, что вкусным тут ничего быть не может, но ему хочется расквитаться за то, что она подсматривала в его блокнот, и он тянет к её еде свои палочки:
Тогда давайте меняться закусками!
И, не дожидаясь ответа, цепляет кусочек омлета и закидывает себе в рот.
Ой, погоди! Я не совсем уверена... в панике протестует она, но запинается.
«И правда, голос как у ребёнка», жуя омлет, думает Такао. К языку прилипают крупинки сахара. Рот наполняется сладостью.
М?
Раздаётся хруст, как будто он раскусил что-то твёрдое. Неужели яичная скорлупа? Ну и ну... Такао уже жалеет о своей поспешной выходке. Всё даже хуже, чем он предполагал.
...что получилось съедобно... умирающим голосом договаривает она. Покраснев, опускает взгляд и роется в своей сумке. Но так тебе и надо!
С этими словами она протягивает Такао пластиковую бутылку с чаем. Он берёт её и делает большой глоток. Громко выдыхает и тут же, не в силах сдержаться, начинает хохотать.