Так что, оставаясь замкнутой в своей капсуле, я просто сводила к минимуму риски. Я вращалась исключительно среди знакомых людей, бывала только в привычных местах, ездила по определенным дорогам. Вплоть до последнего решения. Вот об этом-то я как раз и не подумала. Я вообще не подумала о себе. Дочерям требовался свежий воздух, и я прорвала свой кокон.
Лили
5 апреля
Дорогой Марсель!
Надеюсь, у тебя все хорошо, у меня тоже, только я очень хочу спать, но не могу пришла моя смена. Сейчас четыре часа утра или около этого, хотелось бы писать в хороших условиях, но мама и сестра рычат, что свет мешает им спать. Тогда я прицепила к голове карманный фонарик, обмотав ее скотчем, и спряталась под одеяло рядом с Хлоей. Мне нельзя резко двигать головой, иначе я не вижу того, что пишу, но в целом все в норме.
Ты только представь, мы в Гамбурге, а это в Германии. Мама отыскала стоянку трейлеров, как раз напротив порта, и мы прошлись по городу, на этот раз пешком. Ну и здорово же было! Мы увидели большое озеро с лебедями, пакгаузы возле самой воды, большие суда и дома, каких я нигде раньше не видела, я нашла прелестный камешек он станет отличным сувениром, но затем начался дождь, и нам пришлось вернуться.
Мама решила опорожнить туалет, но это ей не удалось. Все смотрели на нее и Хлою через окна фургонов, затыкали носы, и некоторые даже отпускали в наш адрес грубости.
Какой-то мужчина из соседнего кемпинга пришел ей помочь, но она не согласилась, мне кажется, ей было стыдно, вот почему, ну ты меня просто удивляешь, Марсель! В конце концов, он все-таки ее уговорил, а после ей пришлось пойти выпить с ним аперитив в знак благодарности, потому что, честно говоря, он вытащил из ноги каждого из нас по огромной занозе.
В соседнем кемпинге обосновалась целая группа французов, путешествующих вместе, и он был их организатором. Как выяснилось, звали его Жюльен. У него, как оказалось, есть сын примерно моего возраста Ной. Я попробовала поговорить с ним, но он мне не ответил, а продолжал раскачиваться во все стороны. Отец его сказал, что он не говорит, и ему нужно время, чтобы привыкнуть к незнакомым людям. Еще там был песик по имени Жан-Леон, милый-премилый, я с ним поиграла.
Ну а потом мы легли спать. Не знаю, сколько я проспала, только разбудил меня чей-то шепот. Он доносился снаружи, ведь через стены трейлеров слышно буквально все, словно и стен-то нет никаких. Потом послышался скрип, словно кто-то царапался, а затем будто легкий шлепок «блюмс» о дверь. Тут мне впервые стало страшно, но я вспомнила передачу, в которой психотерапевт рассказывал, что страх подобен животному, его надо приручить. Тогда я велела своему страху убраться восвояси, и он меня послушался. Я попробовала разбудить Хлою, но у нее всегда такой крепкий сон, как будто ее выключают из розетки. О маме и говорить нечего, у меня каждый раз впечатление, что она умирает по ночам, а утром воскресает из мертвых. Так что рассчитывать я могла только на себя, и вот я аккуратно перешагнула через Хлою, чтобы выбраться из постели, и в этот момент увидела, что дверь открыта и чей-то силуэт заходит внутрь. Я соскочила на пол, схватила первый предмет, попавшийся мне под руку, и бросилась на врага с громким криком «Банзай!», как в одном фильме, что я смотрела, изо всех сил ударяя по кастрюле этим предметом. Фигура неизвестного немедленно ретировалась, мама и Хлоя повскакали с постелей, как гренки из тостера, а через несколько минут к нам уже входил наш сосед Жюльен. Он объяснил, что трейлеры часто обкрадывали местные воришки, и для безопасности обязательно нужна сигнализация, именно поэтому они предпочитали путешествовать целой группой. Было решено, что остаток ночи мы станем дежурить по очереди, а завтра утром установим сигнализацию. Сейчас моя очередь, а я очень устала, и мне хочется спать, вот я и пишу, чтобы не уснуть (но только не думай, что я пишу тебе лишь по необходимости!).
Ну, пока, целую тебя, Марсель. Воспользуюсь-ка я моментом, пока все спят, чтобы позаботиться о моем секрете (не могу тебе открыть, в чем он состоит, потому что очень боюсь, как бы это не прочла мама). Спокойной ночи.
Лили
P.S.: Я попыталась снять скотч с головы, но волосы прилипли, и ужасно больно. Придется пока оставить как есть.
Хроники Хлои
У меня повышенная чувствительность, или гиперчувствительность. Мне сказала об этом лицейская медсестра, потому что я хлопнулась в обморок, порезав руку. Слова ее заполнили лакуну, послужили недостающим звеном в цепочке, все расставили на свои места. Это так и есть. Я действительно гиперчувствительная.
Позже мне поставили и другой диагноз «личность, обладающая высоким потенциалом»: часто гиперчувствительность идет с этим качеством рука об руку. Часами я прорабатывала этот вопрос в Интернете, читала описания и свидетельства, и в результате оказалось, что я отвечаю всем характерным признакам.
Все, что я чувствую, сильно преувеличено. Я буквально набита эмоциями и переполнена чувствами.
Я часто плачу. Будь то печаль, радость или злость.
Я забываю о себе, думая в первую очередь о других.
Во мне так много сочувствия к другим, я настолько полно способна понять другого человека, что легко подпадаю под его влияние. Как следствие, мне трудно составить о чем-либо четкое мнение.
Я не люблю себя. Но это не имеет значения, пока другие меня любят.
Я постоянно осуждаю себя. Очень сурово.
Мой мозг никогда не отдыхает, мое воображение боевая машина. Когда я смотрю фильм, когда пользуюсь чем-то, не могу отделаться от мысли, а что, интересно, в этот конкретный момент делают актеры, какова жизнь того, кто сделал ту или иную вещь, поскольку в ней осталась его частичка.
И потом: я постоянно начеку. Вздрагиваю, когда неожиданно сталкиваюсь с мамой в коридоре, вскрикиваю, если в ванную входит Лили, не постучавшись.
Когда я слышу о каком-нибудь происшествии, я всегда ставлю себя на место жертв. Переживаю так, будто все происходило со мной.
Однако я мыслю ясно. Даже слишком.
Но у этого есть и хорошая сторона.
Я верная подруга, понимающая, не склонная к осуждению.
А если со мной плохо поступают, я быстро отхожу.
Я очень внимательна к милым пустячкам, с которыми мы встречаемся на каждом шагу, но не замечаем их.
Восторги мои часто преувеличены. Солнечный луч, аромат сирени, рождественская иллюминация порой наполняют меня приступами неподдельного счастья.
Маме всегда нравилось, что я такая восторженная. Она говорила, когда я была еще малышкой, наши поездки на машине всегда получались радостными и шумными.
Теперь я стала более закрытой, но огонь во мне горит по-прежнему. Так, когда после длительной поездки через лес, потом короткой пешей прогулки, а затем подъема по высокой лестнице мы наконец вернулись, я не могла поступить иначе, кроме как послать к черту свою сдержанность.
Ваааууу!
Перед нами раскинулось море, открыв взору тысячи восхитительных оттенков синего, а прямо возле нас возвышались огромные белые скалы, уходившие основанием в эту головокружительную синеву. Я никогда не видела ничего более прекрасного.
Мама объяснила, что это белые скалы Мёнс-Клинт. Как давно я не видела на ее лице такой улыбки!
Мы были здесь не одни, скалами любовались и другие туристы, но я старалась полностью абстрагироваться от их голосов, чтобы слышать только мелодию птиц и воды. Ветер был довольно свежий, но с ним мужественно сражалось щедрое солнце. Я могла бы оставаться здесь долгие часы, подставив ему лицо и наслаждаясь его лаской.
Чуть позже мы спустились к морю, омывающему галечный пляж. Лили собрала с десяток серых камешков. Снизу скалы казались еще более величественными, и я почувствовала себя песчинкой, затерявшейся в необъятных просторах космоса.
К трейлеру мы вернулись в полной тишине, все слова куда-то улетучились. Мама села за руль, и пока мы долго ехали среди деревьев, я купалась в коконе блаженства. Вывел меня из этого состояния звонок. На телефон мамы пришло уведомление о переадресации сообщения. Кивнув в мою сторону, она разрешила его открыть. Сообщение оказалось от Кевина, булочника. «Привет, Хлоя, как ты? Давай поговорим у тебя сегодня?»
А у вас бывают внезапные вспышки счастья, о которых я упомянула выше? Ну, так вот, у меня случилась именно такая. Десять минут я обдумывала ответ, потом написала эсэмэску и отправила. Я всегда знала, он хороший парень.
Анна
Мама, ты читала Аполлинера?
Лили наблюдала за мной, ожидая ответа.
Проблема в том, что, если тебя внезапно о чем-то спрашивают, тебе сразу трудно призвать на помощь все твои знания о предмете.
Я и предположить не могла, какой непосильной задачей для меня станет наверстывание пропущенных девочками уроков.
Каждое утро, в течение двух часов, мы приступали к занятиям и упражнениям. Хлоя не переставала ныть, что ей уж точно не удастся сдать все экзамены на бакалавриат, а Лили только играла с ручками, как с куклами.
Сегодня, хотя и пошел дождь, девочки все же пытались кое-как сосредоточиться на учебе. Хлоя если и засыпала, то всего несколько раз, на «Фальшивомонетчиках» Жида, а Лили не задавала своих дурацких вопросов, чтобы потянуть время.
Читала, конечно, я немного его знаю, проходила в школе, ответила я, подсаживаясь к ней.
Он был слепым, не так ли?
Почему ты так решила?
Она поднесла книгу к моим глазам и указала на строчку:
У него говорится: «Пришло время вновь зажигать звезды», но они ведь уже зажжены! По-моему, ему стоит сменить окулиста.
Хлоя вздохнула:
На самом деле он говорит не о тех звездах, что в небесах.
Лили подняла на нее округлившиеся глаза:
Неужели? Разве есть звезды, которые находятся не на небесах? Странные вы все-таки, взрослые.
Я уже собиралась попытаться ей объяснить, но тут меня спас телефонный звонок.
Алло?
Госпожа Мулино? Добрый день, это госпожа Барьер из почтового банка. Полчаса назад у нас была назначена с вами встреча, я вас ждала
Каждый раз, когда я чувствую себя виноватой, я превращаюсь в маленькую девочку.
Черт! Простите, совсем вылетело из головы!
Я так и подумала. Нам обязательно нужно увидеться, чтобы побеседовать о наших делах, завтра в одиннадцать у меня появится такая возможность.
Меня не будет на месте, мы сможем поговорить об этом по телефону?
Тогда в четверг, в два часа дня, вам подходит?
Хлоя уставилась на меня вопросительным взглядом. Не могла же я сказать правду моему банковскому консультанту, у которой на экране мое имя высвечивалось красным, что я позволила себе небольшое развлекательное путешествие.
Я влезла на кровать девочек, занавесила шторы и уменьшила громкость.
Мне очень жаль, но я
Ладно, понимаю, оборвала она меня. Мы разыскиваем вас уже тридцать дней, а в этом месяце вам и вовсе не перечислена зарплата. Нужно найти какое-то решение, не так ли?
Я молча кивнула, словно сейчас мне было всего пять лет.
Конечно, я найду решение. Я потеряла место, но буду получать пособие по безработице, пока снова не устроюсь. Что я и пытаюсь сейчас делать.
Вы больше не работаете?
Для пятилетней я слишком много говорила.
Не совсем так, но
Послушайте, учитывая вашу ситуацию, я обязана отклонять все выплаты, поступающие к вам на счет, пока вы не получите постоянную работу. Вы же понимаете
Я ее больше не слушала. Не знаю, на что я надеялась, уезжая. Как будто долги могли просто исчезнуть, оттого что я взяла да и отправилась неизвестно куда. Будто все мои заботы могли остаться там, где я их оставила. А ведь у меня была возможность оплатить все счета, до единого. Внезапно, сидя на тощем матрасе банкетки, закрытая в этом трейлере, под хлещущим дождем, я ощутила себя вне привычной капсулы, и мне стало не по себе. Что я наделала? Пульс начал учащаться, дыхание сделалось прерывистым, я принялась подсчитывать цветы на занавеске, но этого оказалось недостаточно, чтобы переключиться. Сейчас у меня было только одно желание: уехать, как можно скорее вернуться домой, вновь обрести опору.
Хорошего дня, госпожа Мулино.
Спасибо, и вам хорошего дня.
Я нажала «отбой» дрожащей рукой и легла на кровать, чтобы попытаться расслабиться. Короткий вдох. Долгий выдох. Короткий вдох. Долгий выдох. Тут я услышала какой-то металлический звук, доносившийся из-под кровати. Короткий вдох. Долгий выдох. Сердцебиение стало успокаиваться. Снова металлический шум под кроватью, уже сильнее. Не хватало только, чтобы с трейлером что-нибудь случилось.
Я встала на ноги, все еще ватные. Хлоя снова уснула, склонившись над книгой. Лили рисовала. Я прислонилась к кровати ухом, чтобы определить источник металлического звука. Вот он снова раздался. Я приподняла матрас, и доска с приделанной к ней ручкой открыла мне тайник, о котором я прежде не подозревала. Я открыла его, а дальше провал, черная дыра.
Лили
8 апреля
Дорогой Марсель!
Мы в полном дерьме, мама обнаружила мой секрет. Кстати, у меня был очень надежный тайник, и Хлоя оказалась достойной соучастницей, но все пошло к черту. Помимо этого, мама так сильно испугалась, что упала в обморок, ударившись об угол кровати; в результате она рассекла себе губу надвое, словно по ней прошелся Моисей. Мы оказались в копенгагенской больнице, где маме наложили пластырь на губу, а сверху еще надели повязку. Я бы, пожалуй, предпочла, чтобы ей склеили верхнюю губу с нижней, поскольку даже не хочу говорить тебе, какой я подверглась обструкции.
Мне пришлось объяснять, что это домашняя крыса, ничего не имеющая общего с теми, что рыщут по мусорным бакам, что она очень чистая и не причинит ей вреда. Она спросила, как мне удавалось так долго ее скрывать, и мне пришлось сказать, что я доставала ее, только когда она поворачивалась к нам спиной, и что крыса спала вместе с нами, в нашей постели, что маме особенно не понравилось.
Мама потребовала, чтобы я немедленно от нее избавилась, и тогда я выкрикнула, что если она это сделает, то только через мой труп, что и речи не может идти о том, чтобы я рассталась с Матиасом. Глаза у мамы округлились, как две монетки, и она спросила, правильно ли она поняла, что крыса названа именем моего отца, она была просто в шоке. Между тем это вполне логично. Разве не принято говорить, что крысы первыми бегут с корабля, верно?
Позже она согласилась, чтобы я оставила Матиаса, при условии, что я не стану его демонстрировать публично и он не будет ей попадаться на глаза. Взяв крысу на руки, я протянула ее маме и предложила погладить, но она зарычала на меня и сказала, что так я могу довести ее до того, что она передумает.
В общем, мы не так плохо выкрутились, верно, Марсель? Мне нравилось иметь секрет, но, признаюсь, я довольна, что могу теперь доставать клетку Матиаса из тайника и выпускать его на свободу гораздо чаще, чем раньше.
Кроме этого происшествия, мы еще очень неплохо погуляли в Копенгагене, было здорово, хотя частенько лил дождь как из ведра, но все же бывали и ясные дни. Когда я вырасту, я бы хотела обзавестись разноцветным домиком, каких здесь много. Хлое безумно захотелось в сады Тиволи, это на полпути между парком аттракционов и просто парком, но мама была против, потому что вход туда платный. Но в конце концов она сказала: «А впрочем, не все ли равно», и мы там побывали. В голове мамы тоже мгновенно все меняется: то ливень, то ясно.
Как жаль, что ты этого не видел, Марсель, ты бы точно опи́сался от восторга (что я говорю, нет, тебя бы раздуло вдвое). Мы катались на огромном колесе обозрения, потрясающая красота, но там, наверху, мама что-то уж слишком сильно побелела, она говорила, что с ней все хорошо, но было видно, что это далеко не так. Доказательство: она улеглась в нижней части люльки, приподняв ноги, и дышала так, словно только что вынырнула из глубины на поверхность. Даже для «большой восьмерки» она предпочла остаться внизу, якобы чтобы сделать фотографии (которые, кстати, оказались размытыми).
Мы очень долго ходили, и у Хлои заболели ноги, додумалась же она надеть туфли на каблуках! Она даже уложила волосы плойкой, а потом рычала от злости, потому что почти сразу пошел дождь. Датчане очень рано ужинают, к шести часам рестораны полны, нам тоже захотелось есть, и мы купили каждой по два smørrebrød (это такой вид бутербродов с чем ни попадя, лично я взяла себе с сыром и рыбой), а потом мы вернулись в наш дом на колесах. Матиас очень обрадовался нашему приходу, уверена, что он вилял хвостиком. Неподалеку от нас ужинала группа все тех же французов, но мы с ними есть не стали.