Конверт с деньгами она сунула в свой ящик для нижнего белья, в последующие три недели складывала деньги там же и была потрясена, обнаружив в одном из конвертов сотенную бумажку.
* * *
В каникулы утром по субботам и средам Кайли работала в пончиковой. Наливала кофе клиентам, приносила пончики из кухни и упаковывала их в белые бумажные пакеты. Однажды она увидела проходившего мимо мистера Рингроузаон смотрел себе под ноги, не поднимая головы, и немного сутулился. Кайли с трудом его узнала, седые волосы мистера Рингроуза торчали во все стороны. Кайли выполняла заказ, но замерла, чтобы разглядеть его получше. «Это не он», решила она. Но забеспокоилась. «Нет, это не может быть он».
Когда на следующей неделе она убирала у Рингроузов, он не появился, и Кайли почувствовала себя жутко несчастной, и тревога не отпускала ее.
В субботу, когда вся пончиковая была залита солнечным светом, спасибо большому окну, на пороге возникла миссис Киттеридж.
Ой, миссис Киттеридж! воскликнула Кайли, удивляясь тому, как она рада этой женщине.
Но миссис Киттеридж глянула на нее и спросила:
Я тебя знаю?
Кайли покраснела.
Ята самая Каллаган
Так, постой. Конечно же, я тебя помню, ты ездишь на велосипеде в ту ужасную лечебницу к той женщине.
Вы по-прежнему навещаете вашу подругу? спросила Кайли. Моя умерла.
Миссис Киттеридж посмотрела на нее внимательнее.
Сожалею. И продолжила: Хотя не о том, что она умерла, какому живому существу не захочется помереть, оказавшись в таком жутком заведении. Чертовски умно поступила твоя приятельница. Моя еще жива.
Сочувствую, сказала Кайли.
Миссис Киттеридж, заказав три простых пончика и две чашки кофе, обернулась к мужчине, стоявшему позади нее:
Джек, поздоровайся с девочкой Каллаганов.
Мужчина шагнул вперед, крупный мужчина, как и его спутница; на нем была рубашка с короткими рукавами, оставлявшими открытыми предплечья с отвислой кожей, и солнцезащитные «авиаторы», и Кайли не понравилась его интонация, когда он сказал:
Здравствуйте, девочка Каллаганов. Он будто посмеивался над ней.
До скорого. И миссис Киттеридж с Джеком направились к выходу; миссис Киттеридж махала рукой над головой.
* * *
Несколько вечеров спустя в их квартире зазвонил телефон, трубку взяла мать:
Да, конечно. Она сейчас подойдет.
Кайли играла на пианинояростно играла, но прекратила, когда раздался звонок, а услышав, как мать сказала: «Это тебя», встала и подошла к телефону.
Кайли? Это миссис Рингроуз.
Кайли открыла рот, но не сумела издать ни звука.
Я более не нуждаюсь в твоих услугах, сказала миссис Рингроуз.
Последовала долгая пауза.
О, я начала Кайли.
У нас возникли проблемы со здоровьем, а я вышла на пенсию, что тебе наверняка известно. Поэтому могу сама заниматься домом. Спасибо, Кайли. До свидания.
* * *
Горечь и печаль охватили Кайли и не отпускали. Она каталась на велосипеде по городу, вдоль побережья, крутила и крутила педали, думая о мистере Рингроузе. Она никому не могла рассказать о том, что произошло, выкинуть это из головы тоже не могла и оттого чувствовала себя почти все время больной. Но виду не подавала, ездила на велосипеде, как прежде, работала в пончиковой по утрам дважды в неделю, а потом хозяин заведения добавил ей еще одну утреннюю сменупо четвергам. Но пустота подтачивала ее изнутри, и однажды, когда Кайли, зажав зубную щетку в ладони, стояла на коленях на плиточном полу в кухне Берты Бэбкок, у нее вдруг поплыло перед глазами. Миссис Бэбкок дома не было; Кайли медленно поднялась и написала записку: Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ ЗДЕСЬ РАБОТАТЬ. Она даже не опорожнила ведро с водой, а зубную щетку бросила на полу.
На следующий день ее мать явилась в пончиковую.
Ты, сказала она дочери, чтобы после работы сразу шла домой. Выглядела мать ужасно: припухшие глаза, лицо, окаменевшее от злости.
Дома Кайли застала мать в своей комнате. Нижнее белье Кайли и носки перекочевали на кровать, открытый ящик комода напоминал язык, вывалившийся изо рта.
Откуда у тебя эти деньги? закричала мать и показала Кайли конверты с двадцатидолларовыми купюрами, а также конверт с сотенной. Мать принялась расшвыривать деньги, опустошая один конверт за другим; бумажки полетели по комнате. Говори, где ты их взяла!
Это плата за уборку, ответила Кайли.
Неправда! Рингроуз платит тебе десять долларов за уборку, а тут по крайней мере три сотни. Откуда они взялись?
Мама, я уже сто лет убираюсь в чужих домах.
Не лги мне! Мать окончательно рассвирепела, от ее крика звенело в ушах.
Кайли быстро прикинула в уме, вопли и визги матери не мешали ей складывать и вычитать. Остальные конверты с наличными были спрятаны в стенном шкафу, и Кайли не позволяла себе даже мельком взглянуть на шкаф. Сев на кровать, она заговорила как можно спокойнее:
Эти деньги, мама, я получила за уборку. Берта Бэбкок платит мне пятнадцать долларов, то есть в неделю я зарабатываю двадцать пять. Выдержав паузу, она добавила: А потом мне захотелось сотенную купюру, и я пошла в банк, где обменяла десятки на сотню.
Ты все врешь! разъярилась мать. Берта Бэбкок звонила сегодня утром, возмущалась, потому что ты отказалась у нее работать, даже не предупредив заранее. (Кайли молчала.) Кто научил тебя вот так бросать работу? Кто научил тебя так себя вести?
Мать орала и орала, а Кайли покорно слушала, пока с ней не случилось нечто странное. Внезапно она впала в бесчувственность. Будто внутри у нее что-то отключилось. Страх, душивший ее, рассеялся, уступив место безразличию. Будто она решила про себя: с меня хватит. Мать даже ударила ее по лицу, и от оплеухи у Кайли выступили слезы, но и это ее ничуть не взволновало. Подобного безразличия она прежде никогда не испытывала, и эта бесчувственностьа вовсе не матьпугала ее. Молчание и неподвижность Кайли только усиливали гнев матери.
Я звоню твоей сестре Бренде! крикнула мать.
И когда она, наоравшись наконец, покинула комнату дочери, Кайли огляделась вокруг и подумала, что ее комната словно подверглась нашествию варваров: пара трусов приземлилась на перевернутой настольной лампе, носки сгрудились у противоположной стены, розовое одеяло было вспорото.
Приехала Бренда и первым делом попросила мать:
Оставь нас наедине, мам, ненадолго. Усевшись на кровати рядом с Кайли, Бренда выдохнула: Ох, детка, что тут у вас случилось?
Кайли взглянула на сестру, вот теперь ей хотелось заплакать, но она сдержалась.
Лапа, продолжила Бренда, ласково поглаживая руку Кайли, лапа, ты только скажи мне, откуда у тебя столько денег. Скажи, и все.
Пересчитай их и тогда сразу поймешь, что это деньги за уборку. Плюс то, что я заработала в пончиковой.
Хорошо, сказала Бренда, я так и думала. Мама сильно, очень сильно рассердилась из-за того, что ты ушла от Берты Бэбкок, ничего ей не сказав. Маме сейчас трудно приходится, и когда она увидела всю эту наличку, ей подумалось, что, может, тут замешаны наркотики или еще что.
Ради бога, скривилась Кайли, и Бренда понимающе кивнула.
Знаю, детка, Бренда гладила сестру по плечу, наркотики здесь ни при чем.
После короткой паузы Кайли сказала:
Мне как бы невыносимо жить с ней. Она почти со мной не разговаривает. И и это ранит мои чувства.
Ох, лапа, отозвалась Бренда. А теперь послушай меня. После смерти папы мама никак не оправится, ей все еще очень плохо. И ей было слишком много лет, когда она родила тебя Бренда обняла сестру: Но слава богу, что она это сделала!
Кайли посмотрела на Бренду, на темные круги у нее под глазами и припомнила, как та говорила матери: «Он хочет меня постоянно, и меня уже от этого тошнит».
Бренда, я люблю тебя, тихо сказала Кайли.
И мы все тебя любим. А теперь послушай меня, детка. Бренда помолчала, а затем сказала таким тоном, будто доверяла сестре великую тайну: Ты умная, детка. Ты это знаешь, так ведь? Мы, остальные сестры, больше похожи на маму. Она приложила палец к губам, давая понять, что эту информацию лучше держать в секрете. Но ты пошла в папу. Ты умная. Поэтому, Кайли, лапа, просто продолжай хорошо учиться, и у тебя будет будущее. Настоящее будущее.
Что значит «настоящее будущее»?
Ну, ты сможешь стать врачом, Кайли, или медсестрой, или еще кем-то значительным.
Ты серьезно?
Еще как серьезно, ответила Бренда.
* * *
На следующий день, когда мать ушла на работу, Кайли вынула из стенного шкафа конверты с наличными и долго бродила по дому, выискивая, куда бы их перепрятать, пока ее взгляд не упал на пианино. Она открыла верхнюю крышку и сбросила пакеты вниз, наблюдая, как они падают на дно позади струн. Кайли представления не имела, каким образом она извлечет их обратно, но там они были в целости и сохранности; на пианино она играть перестала.
От матери она больше ничего не ждала. И когда мать вдруг начала дружелюбно беседовать с нейизредка по вечерам, изумленная Кайли ответила ей тем же. В один из вечеров она рассказала матери о мисс Минни, и мать слушала, не перебивая. Мать говорила о разных пациентах, приходивших к дантисту, у которого она работала, и Кайли ее тоже внимательно слушала. И находила их нынешнее сосуществование вполне сносным.
Вот почему в субботу, когда Кайли, вернувшись из пончиковой и войдя в гостиную, увиделабудто человека, лишившегося передних зубов, пустое пространство вместо пианино, она была настолько ошарашена, что поначалу не поверила своим глазам.
Я продала его, сказала мать. Ты ведь больше на нем не играешь, вот я и продала его фермерскому клубу, что рядом с Портлендом.
Кайли ждала телефонного звонка по поводу денег, но так и не дождалась.
* * *
Ближе к концу лета в пончиковую снова зашла миссис Киттеридж. На этот раз она была одна, и других посетителей в пончиковой не было.
Здравствуй, девочка, сказала она.
Здравствуйте, миссис Киттеридж, ответила Кайли.
Ты все еще работаешь у этой рехнутой Рингроуз? поинтересовалась миссис Киттеридж, заказав два пончика «без всего».
Нет, она меня уволила, ответила Кайли, укладывая пончики в белый пакет.
Она уволила тебя? удивилась миссис Киттеридж. За что? Ты забавлялась с ее корабликом «Мэйфлауэр»?
Нет. Просто она позвонила и сказала, что больше во мне не нуждается. И что у них проблемы со здоровьем.
Ага. Казалось, миссис Киттеридж что-то взвешивает в уме. Ну, ее муж действительно нездоров.
У Кайли дрогнул подбородок.
Он при смерти? спросила она.
Хуже. Миссис Киттеридж покачала головой, а затем наклонилась к Кайли, приставила ладонь ко рту и понизила голос: Ее муж из ума выживает.
Мистер Рингроуз? Это правда?
Так говорят. Кто-то видел, как он поливал тюльпанную клумбу в чем мать родила. При том, что тюльпаны давно отцвели.
Кайли уставилась на миссис Киттеридж:
Вы шутите?
Ничуть, вздохнула миссис Киттеридж, и дела его все хуже. Но, если я тебе об этом рассказала, что мне мешает рассказать и все остальное. Она кладет его в ту самую лечебницу, где лежала мисс Минни. Можешь себе представить? У них должны водиться деньги. И ей по карману поместить его в «Золотой мост», например, так нет же, она демонстративно запихивает его в это убогое заведение, и вот что я скажу я всегда это говорила, миссис Киттеридж дважды стукнула ладонью по прилавку, эта женщина никогда не была к нему добра. Ни вот настолечко. Лицо у нее было суровым.
О-о. Кайли прокручивала в голове услышанное. Как же это грустно, ужасно грустно.
Еще бы не грустно, черт побери, завершила беседу миссис Киттеридж.
* * *
Через два дня в старшей школе, куда поступила Кайли, начинался учебный год. Школа находилась в миле от города, и мать намеревалась возить дочь туда по утрам, а возвращаться обратно Кайли предстояло пешком, если ее не подвезет кто-нибудь из знакомых. И она больше не будет учиться рядом с их старым домом, поэтому сегодня Кайли села на велосипед, поехала к тому дому и увидела, как он изменился после ремонта. Дом выкрасили в темно-синий цвет, хотя он всегда был белым, а на новеньком крыльце стояли горшки с цветами. Комната с окнами во двор, где умер ее отец, и вовсе исчезла, теперь вместо нее была большая веранда. Миновав дом, Кайли внезапно свернула за угол и покатила по мосту мимо фабрики к старой лечебнице, где она навещала мисс Минни. Остановилась на противоположной стороне улицы, слезла с велика и постояла, разглядывая здание лечебницы; облицованное темно-зеленой плиткой, оно казалось ей меньше, чем прежде. Мимо проносились одна машина за другой. Подождав, пока все проедут, Кайли пересекла улицу и зашла во двор, где парковались работники лечебницы. А затем, не желая, чтобы ее увидели, направилась к стене здания, за которой начинался лес. Прислонив велосипед к стенке, Кайли села на гравий лицом к лесу.
Верхушки деревьев кое-где начинали краснеть, и Кайли перевела взгляд с деревьев на гравий, мерцавший на солнце. Она вспомнила о миссис Рингроуз, о ее «Серебряных квадратах» и показе мод, стартовавшем с одеяний пилигримов. «Обалдеть», подумала Кайли, прислонила голову к плиточной стене и закрыла глаза. А чего стоит модель «Мэйфлауэра» в ее гостиной. История, за которую так цепляется эта женщина, размышляла Кайли, уже не играет роли, от нее осталось лишь упоминание в учебнике, и не столько ирландцы тому причиной, сколько самые разные события, случившиеся с тех пор, движение за гражданские права, и то, что мир стал много меньше и у людей появились новые средства общения, но миссис Рингроуз об этом знать ничего не желает.
Потом Кайли подумала о мистере Рингроузе; в каком-то смысле она думала о нем непрестанно, о тяжком одиночестве, в котором он существовал и существует, в каких-то считаных футах от того места, где она сейчас сидит.
Кайли помотала головой и уткнула лицо в скрещенные локти. В это мгновениено только в это мгновениеей хотелось одного: вновь оказаться рядом с ним.
Дитя без матери
Они опоздали.
Оливия Киттеридж терпеть не могла, когда опаздывают. Будем к ланчу, сказали они, или около того. То есть с двенадцати до часу, прикинула Оливия и заготовила еду: арахисовая паста и джем старшим детям, сэндвичи с тунцом для сына и его жены Энн. Как быть с самыми маленькими, Оливия не сумела придумать, крошке в ее полтора месяца нельзя есть ничего твердого, а маленькому Генри исполнилось два, но чем кормят двухлеток? Оливия, хоть убей, не помнила, что ел Кристофер в этом возрасте. Она прошлась по гостиной, глядя на все вокруг глазами сына, он наверняка сразу все поймет, стоит ему войти в эту комнату. Зазвонил телефон, и Оливия поспешила на кухню, чтобы ответить.
Так, мам, мы выезжаем из Портленда, нам пришлось задержаться здесь ради ланча.
Ланча? удивилась Оливия. Времени было два часа дня. В окне виднелось мутноватое позднеапрельское солнце, почти гладкий залив отливал сталью, никаких тебе белых барашков сегодня.
Надо же было покормить детей. Короче, мы скоро приедем.
То есть через час. Столько уходило на дорогу из Портленда.
Хорошо, ответила Оливия. Полдничать будете?
Полдничать? переспросил Кристофер, словно ему предложили слетать на Луну. Да, наверное. Рядом с ним раздался вопль, и Крис повысил голос: Аннабель, замолчи! Прекрати орать сию минуту. Аннабель, считаю до трех Мама, я перезвоню. И телефон умолк.
Господи прости, пробормотала Оливия и опустилась на стул у кухонного стола.
Она пока не сняла картинки со стены, но все здесь выглядело определенно не так, как раньше, будтода так оно и было на самом делеона готовилась к переезду. Оливия всегда думала, что она из тех, кто не хранит всякие безделушки, однако в дальнем углу кухни стояла коробка, набитая подобным барахлишком, а когда она, не вставая со стула, заглянула в гостиную, у нее возникло такое чувство, будто там было совершено преступление. В гостиной осталась только мебель и две картины на стене. Книги исчезлинеделей ранее она отдала их в библиотеку, а лампы, за исключением одной, были тоже упакованы в коробки.
Опять телефон.
Извини, сказал сын.
Это нормальноразговаривать по сотовому и вести машину? спросила Оливия.
Я не веду. Энн за рулем. Ладно, мы доберемся, когда доберемся.
Прекрасно, ответила Оливия. И добавила: Я буду страшно рада тебя видеть.