Я тоже, сказал сын.
Я тоже.
Повесив трубку, она отправилась бродить по дому, и что-то подрагивало у нее внутри.
Ты все не так делаешь, тихо сказала она себе. Ох, черт возьми, Оливия.
Сына она не видела почти три года. Оливия не считала это ни естественным, ни правильным. Тем не менее, когда она навещала сына в Нью-ЙоркеЭнн тогда была беременна маленьким Генри, и это было задолго до того, как у них родился еще один ребенок, теперешняя полуторамесячная Натали, визит протекал настолько безобразно, что сыну пришлось открытым текстом попросить мать уехать. И она уехала. С тех пор она видела сына лишь однажды, когда Кристофер прилетел в Мэн на похороны отца и произнес речь в церкви, заполненной людьми, и слезы текли по его щекам. «Я никогда не слышал, чтобы мой отец хоть раз выругался», сказал сын в тот день кроме многого прочего.
Оливия заглянула в ванную проверить, на месте ли чистые полотенца, она помнила, что положила их, но не могла уняться, проверяя снова и снова. Ей велели не переживать из-за того, что у нее нет детской кроватки, но Оливия переживала. Маленькому Генри два с половиной года, Натали шесть неделькак они обойдутся без кроватки? Впрочем, судя по тому, что она видела в их нью-йоркском жилье (господи, какой же там был бардак!), Оливия поняла, что они способны обойтись без чего угодно. Аннабель скоро исполнится четыре, Теодору было шесть. Чем занять шестилетнего мальчика? И зачем им так много детей? Энн родила Теодора от одного мужчины, Аннабель от другого, а потом они с Кристофером состряпали еще двоих. Что, скажите на милость, у них в голове? Ведь Кристофер уже не молод.
* * *
Да еще как не молод. Когда он вышел из машины, Оливия не поверила своим глазамне могла поверить. Это что, седина просвечивает в его шевелюре? Ее Кристофер седеет?! Она шагнула к нему, но сын открывал дверцы автомобиля, откуда вываливались детишки.
Привет, мам, кивнул он Оливии.
Темноволосая девочка в громоздкой розовой нейлоновой куртке и высоких резиновых сапожках пронзительно-голубого цвета тут же отвернулась от Оливии, а светловолосый мальчик постарше, наоборот, уставился на нее; Энн тем временем неторопливо вынимала новорожденную из машины. Оливия подошла к Кристоферу, своему сыночку, обняла его и почувствовала, что этому стареющему мужчине неловко в ее объятиях. Она отступила назад, и Крис сунул голову в салон автомобиля, где на заднем сиденье в приспособлении, напоминавшем кресло астронавта, пилотирующего космический корабль, сидел ребенок; Крис вытащил малыша и сказал матери:
Знакомься, это Генри.
Малыш взглянул на нее большими сонными глазами, а когда его поставили на землю, ухватился за штанину отца.
Здравствуй, Генри, сказала Оливия. Мальчик слегка закатил глаза и уткнулся лицом в отцовские джинсы. С ним все в порядке? встревожилась Оливия.
Тревогу у нее вызвала внешность ребенкатемноволосый в мать и такой же кареглазый, и у Оливии мелькнула мысль: «Это не Генри Киттеридж!» Что она себе воображала? Надеялась увидеть своего мужа в этом маленьком мальчике, но увидела совершенно чужое ей существо.
Просто он только что проснулся. Крис подхватил ребенка на руки.
Что ж, прошу в дом, сказала Оливия и поймала себя на том, что до сих пор ни словом не перемолвилась с Энн, терпеливо дожидавшейся своей очереди с младенцем на руках. Энн! Привет! поздоровалась Оливия.
Привет, Оливия, ответила Энн.
Сапожки голубые и шапочка в тон, сказала Оливия маленькой девочке, и озадаченная девочка прижалась к матери. Это присказка такая, пояснила Оливия; шапки на девочке не было.
Мы купили сапожки специально для путешествия в Мэн, сообщила невестка, чем несколько смутила Оливию.