Ему, уже предвосхищавшему в мыслях роскошное видение «Георга V», она предъявила воочию текущий сквозь века Парижгород, где все времена уживаются, сливаются, словно воды, впадающие друг в друга. Город казался живым организмом, в котором струились множественные токи: река, люди, птицы, облака, машины, поезда, корабли, и все они светились, как живые клетки под микроскопом, возвеличенные на предметном стекле, осиянные снизу солнцеподобным светом. Он знал, что предстоящая встреча в отелеэто, скорее всего, противоречие, компромисс между необходимостью и его принципами, которого он обязательно постарался бы избежать, если бы не тяжкие мучения Люка.
* * *
Джек Читем, уроженец Теннесси, выросший в Алабаме, был старше Жюля года на три-четыре, а на видна все десять. Своим огромным успехом и высокому положению в бизнесе он был обязан главным образом тому, что с первого взгляда вызывал у людей чувство надежности и доверие. Рослый и статный, волосы и усыжесткие, грифельные (почти как вороненая сталь), с белой, как морская пена, проседью. Кованое квадратное лицо, голубые глаза. Он был похож на сарджентовский портрет, только краска наносилась на холст не кистью, а мастихином. Некоторые художники работают в такой техникегрубой и притягательной, и Бог порой создает в той же технике мужчин, а те становятся вожаками, вольно или невольно. Джек походил на генерала Першинга. Он не был красив, он был поразителен, он захватывал, и Жюль тут же подпал под его чары. Это был человечище, которому можно верить, он обладал властью ичто ничуть не менее существенномог дать Жюлю миллион евро просто за то, что он любит делать больше всего на свете. Чудеса творил не только чародей, но его зрительный зал и сама сценаЖюль знал это не понаслышке, ведь он бывал там прежде.
На самом деле «Георг V» был богаче и элегантнее самого Елисейского дворца, где Жюлю тоже случалось побывать. Впервые он попал туда, когда Франсуа был одним из светил Института политических исследований. Жюль встретился с де Голлем, правда встреча была мимолетной, как это часто случается с главами государств. Оказывался он там и по собственному поводу: один раз давал во дворце сольный концерт, а в другойему вручали одну из немногочисленных наград, которые он сподобился заслужить. Но «Георг V» находился на более высокой ступени. Никак не связанная с настоящей, то есть политической, властью, его сила ограничивалась чисто материальным. Совершенство сквозило в каждом элементе, в насыщенности цвета, зеркальности мрамора, изысканности пропорций.
Готовясь к встрече с Джеком Читемом, Жюль заглянул в интернет и выяснил стоимость номера, куда он был приглашен. С налогом она составляла почти десять тысяч евро в сутки, а Джек прожил в номере уже девять дней. В этом непостижимом номере Джек встретил Жюля по-американски тепло и непринужденно. Худой, чересчур услужливый на вид юноша в дорогом костюме ненавязчиво бдил поблизости, так и сочась компетентностью, у Жюля даже возник образ гниющего плода. Опрятного шестерку не представили, и прежде, чем кто-то успел произнести хоть слово, зазвонил его телефон. Он очень тихо ответил, а затем сказал, прикрывая крошечный телефон ладонью:
Сэр, пилоты на проводе.
Хорошо. Домой мы сегодня точно не полетим. И завтра, по-видимому, тоже. Посмотрим. К тому же я терпеть не могу взлетать в дождь, а у нас тут льет как из ведра.
Они находились на верхнем этаже, и слышался чудесный звук дождя, барабанящего по крыше. Молодой человек растворился где-то на заднем плане, передавая хозяйское сообщение.
Пилоты? спросил Жюль.
Да, мои пилоты. Два пилота, два механика и стюардесса. Теперь у нас требуют называть их бортпроводницами, но я зову их по старинке, потому что таковы они и есть. Команда всегда начеку, но людям нужно и свободное время. Они в разлуке с семьями, но мы им очень хорошо платим, и это практически как двухнедельный отпуск в Париже. Единственное, что они должны делать, раз в сутки проверять самолет, чтобы убедиться в его готовности взлететь в любую минуту. И не вижу причины, почему бы им не наслаждаться, пока мы в них не нуждаемся.
Они живут вблизи аэропорта?
Нет, этажом ниже. У каждого отдельный номер. Это прописано в контракте. А знаете почему? Страховщики хотели быть уверенными, что команда должным образом отдохнет и будет в хорошей форме во время полета, поэтому в контракте сказано, что они должны жить в том же отеле, что и наниматель, то есть мы, и страховщикитоже мы. Попробуй возрази! Не того же уровня, но в том же отеле. Это «Георг Пятый». У них нет дешевых номеров. А это может оказаться и шестьдесят ночей. Вообразите только стоимость питания и телефонных разговоров. А вот чертовы сувениры пусть уже покупают сами.
Жюль заметил, что Джек считает куда быстрее его самого и что Джек пожалел, косвенно намекнув на то, о чем уже давно проговорился, сам того не ведая, благодаря шотландскому виски и сономскому шампанскому от американского посольства. Как только Джек сообразил, что уж слишком дал себе волю в разговоре, на лице его мелькнуло злое выражение. И тут же исчезло. Он предложил Жюлю выпитьнаверное, чтобы ослабить сопротивление, по опыту зная, что так его можно очень даже здорово ослабить. Пока Джек наливал, Жюль делал вычисления. Самый дешевый номер, как он выяснил незадолго до этого, с налогами и вычетами, стоил около двух тысяч евро, умножить на шестьдесят восемь, плюс питание и транспорт, плюс комната для ассистента и, возможно, еще для кого-то, плюс стоянка самолета, наземная транспортировка, чаевые, подарки, ресторанные счета, средства связи, топливо, амортизация самолета.
Он заключил, что все эти люди прибыли в Париж не только в поисках композитора для джингла, но даже если и так, эта поездка обошлась им в полмиллиона евро. Эта информация, а еще разведданные Франсуа, добытые в посольстве, заставили Жюля поверить, что если его выберут и примут его сочинение, то он, несомненно, может получить миллион. Это было настолько далеко от сферы его опытаденьги, которые зарабатываются не преподаванием тонкостей виолончельного искусства молодежи, что он даже не нервничал. Джек протянул ему стакан скотча и сел напротив. Стакан Джека, в отличие от его стакана, был наполнен на три четверти. Джек хлопнул его разом и спросил:
Налить еще?
Я еще этот не выпил.
А я уже. Джек встал и потянулся за бутылкой. Дождь идет. Мы, вообще-то, собирались пойти в тот ресторанне знаю, как он называется. Я вообще не запоминаю названий. Но почему бы нам не поесть здесь? Давайте закажем еду в номер или сходим в ресторан внизу? Там даже не один, кажется.
Как скажете.
Тогда пойдемте вниз. С этим дождем мне не сидится.
* * *
Юный помощник Джека, именовавший себя «консьерж без границ», коего Джек за глаза называл «консьерж без яиц», буквально бегом ринулсячтобы не просто зарезервировать столик в одном из ресторанов, но снять зал целиком, и это ему удалось, вероятно благодаря погоде, обеспечившей безлюдный вечер. Хотя ассистент расчистил путь, он оказался не в состоянии сопроводить Джека до места. Поэтому, а еще из-за Джека, который начал пить еще до встречи с Жюлем (он много пил и в дождь, и когда дождя не было), а еще из-за того, что Джек не привык самостоятельно искать дорогу и плохо ориентировался на местности, Джек и Жюль галопом обскакали все публичное пространство «этого проклятого отеля».
Черт! выругался Джек, открыв дверь, которая, как он был уверен, вела в нужном направлении, но вместо этого обнаружив полную комнату прачек из Ганы, занятых глажкой салфеток и скатертей.
Думаю, это с другой стороны вестибюля, предположил Жюль.
Мы только что оттуда.
Нет.
А откуда?
Мы были у бассейна. Помните воду?
А, ну да. Извините, я думал, это здесь.
Это рядом. Вот, смотрите, ваш друг стоит у дверей.
В «Салон Режанс» и обшитые деревом стены, и сине-золотой ковер, и мраморный бюст, и сверкающий хрусталь, серебро и ладья с ворохом белых и фиолетовых цветов на золотой дамастовой скатертивсе подсвечивалось, чтобы мерцать и высверкивать водопадами роскоши. Струящиеся портьеры густого индиготакой цвет Жюль видел лишь однажды, когда играл в струнном квартете во французском посольстве в Риме, и похожая ткань цвета потемневшего неба была у платья, волнами облегавшего атлетическую фигуру юной итальянской принчипессы. Хоть Жюль и пропустил тогда пару-тройку нот, заглядевшись на нее, никто, кроме музыкантов, этого не заметил.
Цель у этого помещения была одназаставить любого думать, что он прибыл на место, и убедить остаться. Даже краткое пребывание здесь, словно по волшебству, внушало чувство благополучия. Персонал в таком заведении всегда точно знал, когда появиться и когда обслужить. Один из них, одетый во фрак, явился из ниоткуда бесшумно, как богомол, и плеснул им по полстакана пятидесятилетнего «Гленфиддиха». Две тысячи евро за бутылку Жюль как-то даже засомневался, пить ли, зато Джек заглотил свою порцию, словно это был «Доктор Пеппер».
Ха! сказал Джек.
Заметив, что Жюль уяснил, что изъятие всех этих денег из «Эйкорновой» сокровищницыобычное дело, он захотел ослабить впечатление, что может стать легкой добычей.
Слыхали об этом рыжем козликеМейсоне Ризе? спросил он.
Жюль покачал головой, что, мол, не слыхал. К тому же английский Жюля был весьма официален, и он решил, что речь на самом деле идет о козле.
Он такой один был. Взрослый уже, а на вид совсем детеныш.
Это показалось Жюлю не лишенным смысла: коза порой похожа на козленка, но он по-прежнему не представлял, о чем это Джек толкует.
Дело в том, что в годы расцвета славы Мейсона Риза наш глава правления как раз обзавелся сынком. И вот Рич говорит мне Ричэто наш глава
Да, я знаю.
Так вот, он говорит: «Конечный потребитель наших страховоксемья. А есть ли у нас реклама, обращенная к семье? Нет. Какое отношение к семье имеет орел? А у нас в рекламах одни орлы и желуди. Великолепно, но мы не во флот США набираем!»
Орлы иногда уносят детенышей, вставил Жюль.
Джек растерялся:
Ну Да, наверное.
Чтобы съесть.
Джек отшатнулся, а Жюль усугубил:
Мясо у них очень нежное.
Совершенно озадаченный, Джек резюмировал:
Ну так вот, Рич говорит: «Приведи мне этого Мейсона Риза. Его невозможно забыть. Он такой один на триллион». А я ему: «Но, Рич, ему уже, наверное, лет пятьдесят!»
Размягченный «Гленфиддихом», Жюль тоже чувствовал себя отчасти финансовым магнатом.
Они столько не живут, заявил он. Это невозможно.
Джек ошарашенно уставился на Жюля:
Какова средняя продолжительность жизни во Франции?
Жюль, по-прежнему считавший, что речь о козах, ответил:
Я не знаток в этой области. Думаю, может, лет двенадцать-пятнадцать.
Нет, сказал Джек. У нас есть эксперты-статистики, это наша работа. Вы ужасно ошибаетесь.
И сколько?
Я бы предположил лет восемьдесят, не меньше.
Ну, может, в Америке, сказал Жюль, но не у нас. Даже если бы они прожили так долго, мясо у них стало бы слишком жестким.
Так вы пишете музыку?
Да.
Вы уверены?
Конечно уверен, это моя работа.
Джек выпил еще и продолжил рассказ:
Мы нашли такого рыженького, действительно очень хорошенькогос голубыми глазами.
Правда? Я о таких и не слыхал никогда.
Ага. Мать у него тоже была роскошная. Весьма кстати пришлась. Мы сняли их в рекламе: они сидят за столиком и обедают в кабинке на американских горках.
На американских горках, эхом повторил Жюль.
Угу, это был мощный хит. А лозунг такой: «Защити своих близких!» И мы нажились, как крезы, но потом малыш через своего агента попытался нас подоить.
Он попытался подоить вас? Так он был «он»?
Ага, сказал Джек, подозрительно глядя на Жюля. Я не вполне вас понимаю, но в любом случае он знал, сколько мы зарабатывали и каким успехом пользовалась эта реклама. Мы бы и сами не прочь, чтобы нас чуточку подоили, но он захотел луну с неба. Рич вызвал его на ковер. Вы не можете взять и выкинуть его, заявил агент. Он, мол, слишком юн, чтобы поступить в колледж. Что мы скажем, если он вдруг исчезнет с экранов? «Он оставил свою семью, чтобы открыть магазин для серфинга в Ла-Холье» или «Отдыхает на нарах в Синг-Синге»? «Мы найдем другого», сказал Рич. «Желаю удачи. Другого такого нет. Онвылитый Мейсон Риз».
И что вы сделали? спросил Жюль, совершенно сбитый с толку.
А что еще мы могли? Рич вышвырнул агента из кабинета. Он нанял другого малыша, который совершенно не был похож на первого, и обмотал его бинтами, на манер Человека-невидимки. Ни объявлений, ни объясненийничего. Знаете, какую это произвело сенсацию? Да наше имя было у всей Америки на устах. Вот тем и велик наш Рич. Он по-настоящему крутой, он рисковый! Он неординарный! И в этом величие Америки. Посмотрите на Голливуд. Индустрия с бюджетом в дохренадцать миллиардов долларовладно, вру, они пигмеи по сравнению с нами, построенная на высоченной пирамиде из качающихся сисек, трупов, взрывающихся автомобилей и прочей лабуды. Это же вообще бессмыслица, а поди ж тынарод подсел на нее, как на героин. Можно ли с этим бороться?
Нет. И я не знаю, чем мы так плохи во Франции. Мы по-прежнему ценим драму.
Ага, сказал Джек. Европейцыони такие. Не знаю, хорошо это или плохо.
Перед ними будто по волшебству материализовались папочки меню, они раскрыли их совершенно синхронно и принялись изучать. Жюль не представлял, что подобные люди могут нанять его на работу, посему решил просто насладиться ужином и посмотреть, что будет дальше. Джек же, напротив, супил брови, пока не стал похож на студента, сдающего экзамен по математическому анализу.
Это вотчто такое? спросил он, показав Жюлю строчку в меню.
Pâté chaud de Bécasse à la Périgourdine. Паштет из бекаса с беконом, трюфелями, фуа-гра и гренками.
Бекасэто вкусно?
Понятия не имею, никогда не пробовал. Я собираюсь заказать стейк.
О, обрадовался Джек, пожалуй, я тоже.
Еда не заставила себя долго ждать, и, заглотив свой стейк, Джек произнес, словно цитируя Хемингуэя:
Было хорошо!
Вкусная пища, вслед за спиртным, упрочила их прекрасное расположение духа. И оба остались довольны.
Стало быть, Джек, вы приехали только затем, чтобы найти музыкальную тему?
Господи, конечно нет! Я приехал встретиться с Олландом. Забавно, что фамилия вашего президента звучит почти как название страны, чуть ли не по соседству с вами. Это как если бы нашего президента звали Канада, Мексика или Гондурас. Не так уже и странно, как мне кажется. Слыхали про такого Грувера Кливленда?
Разумеется.
До того как стать президентом, он был мэром Буффало. Будь он мэром Кливленда, то, наверное, его звали бы Грувер Буффало. Но я совсем не знаю истории. Зато я точно знаю, что ваши социалисты прижимают наш «Эйкорн», поэтому я приехал поговорить с Олландом. Что «Эйкорн» делает во Франции? Мы снимаем бремя с вашей системы социального обеспечения, а вам это сейчас особенно необходимо. Мы подписываем больше элитных полисов, чем кто бы то ни было во Франции, но это лишь четверть нашего бизнеса, потому что мы заботимся также о среднем классе и даже о его нижнем сегменте: владельцах магазинов, музыкантах.
Он простер левую руку к Жюлю. «Вуаля!» как бы говорил этот жест.
Если мы свернемся, то ваш рынок страхования и перестрахования слетит с катушек. Иногда даже президенты не думают о таких вещах, а ведь это их работа, так? Здешнее социальное государство нуждается во всяческом содействии, и прямо сейчас «Эйкорн» тащит на себе ношу куда тяжелее тюка соломы, в котором каждая лишняя соломинка или две способны переломить хребет французскому верблюду. И он понял.
Вы угрожали ему?
Я бы это так не назвал. Просто изложил факты. С нами не валяют дурака. Под управлением у нас денег больше, чем ВНП любой страны, кроме США, Китая, Японии и Германии. А наши активы превышают ВНП всех стран, входящих в первую тридцатку. А простой человек, человек с улицы, знает об этом, как вы думаете? Правительства знают, им ничего другого не остается, и, если порой они нам прикручивают гайки, мы не ударяемся в слезы, а ищем альтернативные рынки. Нам не нужно за них бороться, достаточно лишь переселиться, бросить взгляд в ином направлении. Такую роскошь большинство людей не в состоянии даже постичь. Слыхали выражение «Слишком велик, чтобы прогореть»? Так вот, мыслишком велики, чтобы нас поиметь. И точка.
* * *
Они покончили с десертом, и Джек раскинулся в кресле. Никто и не помышлял выгонять их из зала, и Джек разоткровенничался: