Сбежал от жены, так и сбежал. По своей воле, в записке ясно сказано. Вы же признали его почерк. Сейчас таких удальцов видимо-невидимо. Не мешайте работать.
Инна, та самая истеричная дальняя родственница Одинцовых, уверяла, что запискаэто фикция, а на самом деле Леню использовали на органы. Во всяком случае, так она кричала по телефону. Не давала ей покоя судьба злополучного Володи, сына ее друзей Ковалевых. Отрезанные органы, правда, чудились многим. Но только не Лере, не Алёне и Вадиму, и не Филиппу Пашкову. Последний особенно твердо утверждал, что все было предопределено.
И тайный ужас был вовсе не в блуждающих по миру почках, или даже голове. И не в самом факте исчезновения Лени. «Мы все когда-нибудь исчезнем», пожимал плечами Пашков.
Тихое сумасшествие состояло в том, что Леню увел из этого мира, и видимо, навсегда, некий неизвестный человек, очевидно, обладающий огромной неведомой силой и притягивающий к себе, как потусторонний магнит.
Особенно мучительно ощущали ужас этого Вадим и Лера. Словно из потустороннего мира повеяло бредом, но их бредом, а не нашим. «Их» бред окутывал сознание желанием выскочить из самого себя, чтобы понять, что происходит.
Все иное только раздражало. И когда Инна позвонила Лере и объявила, что она принесет ей ботинок, который якобы был на Володе, когда его делили на органы, Лера прервала с ней все отношения. Этот ботинок, по мнению Инны, вещественно показывал, что и с Лёней могло произойти то же самое.
Пугали Леру и Вадима версиями о бандах гипнотизеров, о парапсихологах, облучениях и еще более нелепыми версиями. Хотя гипнотизеры действительно шалили и шастали по Москве. Но от всех этих версий у Вадима и Леры только легчало на душе, хотя бы на мгновения: абсурд порой помогал жить, но, увы, не всегда.
Оставалась одна надежда: Вадим помнил слова Ротова, что у него есть еще один запасной ход к Аким Иванычу.
Ротов как назло опять исчез. Надо было его искать. Где-то в московских щелях, в которых он мог бы находить уединение.
А Лера тем временем наседала на экстрасенсов, «подлинных», как уверяли. К родственнице своей, Софье Петровне Бобовой, она и не пыталась обратиться: та ни с того ни с сего потеряла ум и была занята его восстановлением. Сеансы свои между тем Софья Петровна не прекращала, причем после потери ума они становились все успешней и успешней. Но сеансы она сосредоточила только на лечении депрессий. Получалось хорошо, ибо и Софья Петровна и каждый клиент впадали обычно в единое непомерное веселие. Предсказывали сами себе судьбу, не только здешнюю, но и на том свете
Лере было не до того. Тем не менее, «подлинные колдуны» и «экстрасенсы» только отмахивались, приговаривая, что в такие дела они не будут влезать.
Внезапно появился Тарас. Ротов пришел к Вадиму с пакетом водки и с адресом.
Все знаю, все помню, крикнул он с порога. Расцеловал Вадима и указал на бумагу с адресом и телефоном.
Это некий Глеб. Вхож к Аким Иванычу. Я уже с ним договорился. Удалось. Звоните, он примет сразу.
Ликование Вадима и Леры казалось бесконечным. Позвонили и поехали.
Дом находился недалеко от метро Алексеевская (на проспекте Мира). Это был добротный дом, видимо, построенный в довоенное время. Связались по домофону, поднялись на шестой этаж, раскрылась крепкая дверь, вся в черном, и на пороге стоял интеллигент среднего роста и средних лет, в очках, но телосложения недостойного.
Вместительная двухкомнатная квартира выглядела, как вместилище хаоса, везде книжные шкафы и книги, разбросанные где попало: на столе, на креслах, на диване.
Глеб посмотрел на гостей пристальным, но отнюдь не интеллигентским взглядом. И затем провел их в гостиную, где в кресле сидела молоденькая с виду девушка, беленькая, в очках, и сладенько улыбающаяся.
Она встала:
Катя.
Она своя, представил ее Глеб.
Познакомились и расселись. Вадим обратил внимание на книгу, весьма странную для интеллигентного читателя. Заглавие гласило: «Двери смерти широко раскрыты для всех, здесь и сейчас».
Чем могу служить? сухо спросил Глеб. Рассказывайте предельно откровенно, даже больше, чем откровенно. Рекомендации у вас отменные.
Лера рассказала. Вадим что-то добавил. Картина получалась впечатляющая до экстаза.
Вы вхожи к Аким Иванычу? прямо спросил Вадим.
Глеб удивился.
К нему нельзя входить. Ко мне входить можно, а к нему нельзя.
И что же?
Да, я его знаю, имел честь не раз беседовать. Не более того.
Так что же вы скажете? Помогите нам!
Чем же я могу помочь? Во-первых, прямо скажу: забудьте о вашем Лене. Он теперь не ваш. И никогда вашим не будет. Побаловался семейной жизнью и хватит.
У Леры широко раскрылись глаза, и злость стала преобладать в ее сердце.
Вадим помолчал и вымолвил:
Вы знаете, Леню всегда мучили слова этого Акима Иваныча о том, что он, Лёня, не знает своей души, и по сути, на самом деле он вовсе не какой-то там Лёня Одинцов и даже, может быть, и не
Вы попали в точку. Но знаете, прежде чем понять, что произошло с Лёней и почему его бесполезно искать, я должен высказать свое мнение о том, кто такой Аким Иваныч, кто он. Иначе будет совсем непонятно.
В этот момент Катя вдруг взвизгнула и высказалась в том смысле, что она хочет спать.
Глеб посмотрел на нее.
Нет, я лучше просто полежу на том вот диване, у стены. И подремлю о своем. Не обращайте на меня столь сильного внимания, пробормотала она и упала на диван.
Итак, Аким Иваныч. Во-первых, я вас разочарую: он человек.
У Леры даже глаза расширились от удивления.
Да какой же он человек, воскликнула, не похоже на него!
Глеб вскочил и стал ходить по комнате.
Как раз это я могу сказать уверенно, но за многое остальное не ручаюсь. Да, он появлялся одновременно в двух местах и т. д. и т. д. Это мелочи, любой серьезный африканский маг может делать то же. А вот то, что он может бывать в разных параллельных мирахтакое посерьезней. Косвенно я убедился в этом. Впрочем, древние йоги могли тоже совершать такое свободно, делая со своей душой все, что они захотят.
Вадим пробормотал:
Ну, допустим. Это еще человеческое.
Глеб неожиданно опять присел. Катя всхлипнула во сне.
Я с ним беседовал не раз и не два. Из этих бесед я осознал главное: он человек, но не нашего цикла, не нашего грешного земнородного человечества. Он пришел к нам из другого человечества, не знаюбудущего цикла, нового неба и новой земли или из так называемого прошлого цикланеважно. Иное человечество. Все это известно из традиции, не только индийской. Мне кажется так. Я верю своей интуиции. Да и он делал странные намеки.
Тут Катенька опять взвизгнула.
Почему она у вас визжит? прямо спросил Вадим.
Не обращайте внимания. Она бывает не в себе.
Хорошо. Допустим. Но вы не ответили на главный вопрос: что в связи с этим может случиться с Леней? вмешалась Лера.
Вот здесь я теряюсь, Глеб откинулся на спинку кресла. С ним может быть абсолютно все.
Что это значит? всхлипнула Лера. Что его съедят, четвертуют, превратят в мумию?
Глебушка тяжело вздохнул.
Ну, зачем вы так? Я же о другом Но я теряюсь, Глеб потянулся к бутылке коньяка, оказавшейся под рукой, и предложил гостям.
Выпив он добавил:
Я понимаю ваше беспокойство. Но, во-первых, выйти на Аким Иваныча невозможно. Он сам назначает и сам исчезает. Я потерял с ним связь, у него, видимо, период исчезновения. А скорей всего он вообще исчез с человеческого поля зрения. И увел за собой Леню. В какое-нибудь особое место, если это можно, где-нибудь в Гималаях или Такое предположение самое логичное.
Почему?
Потому что соль этой истории заключается в словах Аким Иваныча, что Лёня не знает свою душу, не знает не только ее глубины, но само ее существо, ее истинную природу. Леня-то не знает, и бродил потому по земле, как выброшенный с Луны, а Аким Иваныч-то знал! И настолько это ему показалось интересным, что он просто прихватил Леню, чтоб обучить его пониманию своей души, и чтобы он пришел к ней, и следовательно стал совсем другим существом. К Лёне Одинцову такое существо уже не имело бы отношения.
Но можно ли все-таки этого Аким Иваныча найти? с женским упорством повторила Лера.
Глеб покраснел от возмущения.
Милая, неужели не понятно, что такого человека нельзя найти. Скорее вы найдете живого мамонта, чем его Вы еще в милицию обратитесь
Мы испробовали все пути, заметил Вадим.
И не волнуйтесь, ничего особенно худого с вашим Лёней не случится. Просто он перестанет быть Лёней Одинцовым и все.
И разрядка и напряжение существовали в этой комнате одновременно.
Лера, да и Вадим, интуитивно чувствовали дикую, но и до странности справедливую правоту слов Глеба.
Все-таки минут десять прошло в какой-то бессловесности. Но пора было уходить. Даже Катя проснулась.
Провожая гостей, Глеб у порога, у двери вдруг резко сказал:
А вы знаете, есть еще один вариант. В сущности никакого Лени Одинцова на самом деле и не было (не существовало), была одна оболочка, видимая иллюзия. За этой оболочкой (видимостью) фактически скрывалась часть души Аким Иваныча. Такое бывает. Исходит одна душа, одно пламя, но языки одного пламени, одной души, могут вдруг воплотится в разные тела. В этом случае Аким Иваныч просто хотел восстановить гармонию Хе-хе-хе
Лера оцепенела, да и Вадиму стало не по себе: все-таки двоюродный брат. А тут оказываетсяпузырь и больше ничего.
Это, конечно, только предположение, спохватился Глеб, посмотрев на лица гостей. Ладно уж. С Богом
Между тем далеко в стороне от описанной разборки на скромном Щелковском шоссе блаженствовал сбежавший от добытчиков живых человеческих органов небезызвестный Гон.
Ему действительно шло это прозвище.
Почки, принимавшие форму человеков, уже не мучили его во сне, по ночам. Напротив, сновидения становились, по мере того как он успокаивался, розово-убаюкивающими и даже сексуальными. Чаще всего ему виделся сон про безопасность. Дескать, весь земной шар объят пожаром: не то войны, не то бунтом природы. А он, Гоник (так иногда его ласково называли), спасся в каком-то вонючем углу, в подвале, и обеспечила такое жирная хозяюшка. Ему чаще всего снилось, что он лежит весь в поту на теплой кроватке и голая толстая баба, его укрывательница, со слезливым умилением лижет его спасенный толстый живот. (Гон немного отъелся за это время.)
Как раз в тот календарный день, когда Глеб объяснялся по поводу Аким Иваныча, Гон ложился почивать, в надежде увидеть сон, в котором теперь он будет лизать брюхо его укрывательницы. Дедуся уже спал по-мертвецки раскидисто на чердаке, будучи абсолютно пьян.
Только-только во сне появилось брюхо этой спасительницы, Гон заподозрил нехорошее: кто-то мешает ему быть в блаженстве и, главное, в безопасности. Он чихнул и полупроснулся. Картина, которую он увидел, была настолько безобразно-фантастической, что он закрыл глаза, думая, что это иной сон
В комнатушке горели две свечи, довольно яркие, из окна лился (лунный) свет, а у стены танцевал полуголый мускулистый, но в то же время какой-то отрешенный потусторонний мужчина.
Танцевал дико, один, вздымая руки вверх, и на стене гуляли прыгающие его тени: рук, ног, головы.
Голова показалась Гонику особенно омерзительной: словно в ней были две пастиодна спереди, другая сзади, самая хваткая
И все же Гоник оцепенел от ужаса: сны снами, но не до такой же степени Но в этот момент до него дотронулись. Гон проснулся и замер так, что о визге или крике не могло быть и речи. Не хватало сил и сердца для такого.
Присутствующий был он в перчатках, заглянул Гону прямо в душу и спросил:
На дорожку водочки выпьешь?
Гон молчал, только глаза спрашивали: на какую дорожку? Присутствующий понял намек.
На какую? Да на ту, которая ведет на тот свет.
И тут Гон понял: его нашли. Сразу же хватило сил завизжать. Но мужик был настолько сверхъестественно силен, что чуть ли не мизинцем придавил рот Гоника, и визг ушел внутрь, в то тело, которое во сне лизала укрывательница.
Почему ты меня не любишь? задумчиво спросил киллер.
То был, конечно, Удод, тот, который плясал однажды на вечере у Лохматова. (Плясал инкогнито.)
Вопрос о любви застал Гоника врасплох, но пробудил малюсенькую надежду.
Я люблю люблю вас
Вот так бы давно, произнес Удод и нанес смертельный удар в голову.
Он предпочитал убивать не огнестрельно, а лицом к лицу. Удод, кстати, всегда задавал этот вопрос своим жертвам, словно искал какой-то неведомый, но приемлемый для него ответ, и никогда его не находил. Его приятель по профессии, иногда напарник, раздражался и полагал, что Удод просто шутит, что выглядит не совсем профессионально. «Удод, тут не театр», ворчал он. Но Удод презирал его неповоротливость ума и легкость руки. Рука у Удода была тяжелая, словно он вышел из-под земли.
К утру дом, где все это произошло, сгорел дотла. Трупы Тоника и деда обгорели так, что стали похожи на ненормальные мумии. Событие это никого особо не заинтересовало.
После визита к Глебу в душе Леры произошел перелом. Она уже не искала, видимо, потерянного для мира мужа. Вадим пытался кое-что сделать, но потом бросил
Придет или не придеттеперь уже все равно, сказала Лера Алёне.
Та набралась смелости и добавила:
Да ты легко найдешь другого. По душе По-моему, в тебя влюблены, по крайней мере, человек пять.
Ну, ты хватила Впрочем, не это меня волнует, ответила Лера. Я устала и хочу отдохнуть среди друзей. Таких, как ты, Вадим, Филипп и некоторые другие. Иначе меня скует этот холод, и я потеряю интерес ко всему.
Не тот случай, уверенно ответила Алёна и поцеловала Леру.
Они расстались, но не надолго. «Леру надо теперь поддерживать», так было решено и сделано.
Время ускорилось. На следующее утро телефонный звонок разбудил Алёну. В трубкеголос Лохматова. «Папаня» приглашал на бизнес-ланч в тихом арбатском особнячке недалеко от метро Кропоткинская. «Будет для тебя важная весть прямо из моего рта», утвердил свое намерение Лохматов.
Алёна явилась. Небольшой зал, мебель антикварная, естественно, высокие лепные потолки, зеркала. «Ни одного черного зеркала», подумала Алёна. Народу немного. Официанты разносят внушительную закуску, напитки; посреди зала, незнакомые холодные лица. К Лохматовучуть-чуть подобострастны, несмотря на холодность. Кроме Лохматова единственное знакомое лицотот странноватый финансовый туз-магнат, словно одетый в деньги, господин Евлин, который присутствовал во время первого попадания Алёны в дом Лохматова. Стоял он как каменный столб, словно деньги превратились в камень. Диким показалось Алёне, что он как будто улыбнулся ей, улыбнулся, как улыбается, наверное, пустая глыба.
Лохматов представил Алёну как художницу и эксперта по делам искусства. «Деньги надо делать из пустоты, а не каким-либо иным путем», тихо, но твердо, по-слоновьи как-то заметил один из бизнесменов. В руке у него была синяя папка. Он ничего не ел и не пил.
Алёна затерялась в чуждой толкотне. Но гости стали расходится, куда-то торопясь, и Лохматов тайненько поманил Алёну пройти. Сам он почему-то немного пошатывался, хотя отнюдь не был пьян.
Алёна следовала за медвежье-задумчивой фигурой Лохматова. Оказались в маленькой комнатке, типа кафе, за одним столиком в центе сидели два человекавида необычного, потому что смахивали на выходцев из арабских пустынь.
«Папаня» и «дочка» сели в уютном углу, им сразу подали кофе, и в полумраке лицо Лохматова выглядело вдруг до неприличия не от мира сего, хотя и с еле уловимым оттенком.
Ба-ба-ба! провозгласил Лохматов. Мнепора! Пора заканчивать бред земной жизни. Я сматываю не удочки, а все, меня окружающее.
То есть как? ошеломилась Алёна.
Всех, кого ты видела у меня, прогоняю. Оставлю только шамана. Столбы-охранники, девки, прислугабольше не нужны. Даже Наденьку отпущаю на поиски греха, что ей свойственно. Никуда она от этого не уйдет.
А дом?
Дом будет закрыт и пуст. Оставлю только нужное. И твою картину. Она мне духовно подмигивать стала, расхохотался Лохматов. И я, тот, который на портрете, так сказать, вдохновляю самого себя.
И что? Куда?
Я меняю команду, дочка. Уже подобрались крепкие существа, но поиск продолжается.
Для чего?
Это будет очень серьезная, как сама жизнь и смерть, команда. Цельсоздать небольшое сообщество под вывеской «Институт паранормальных исследований», но лучше без всяких вывесок. В тишине, в полутайне, не от Господа, конечно. Цельосуществление моего идеала, Лохматов захохотал при этом слове, прорывы в параллельные и иные миры, хаос, гульба по всей Вселенной, видимой и невидимой. То, о чем мы говорили в кафе.
Но это немыслимо, невозможно
Лохматов, огромный, глотнул кофе и уточнил:
Я не сумасшедший, чтобы все сразу. Но с чего-то надо начать. Пробьем стену в два-три параллельных мира, не исключаю даже и ад, хотя это дело деликатное, добавил он, подмигнув Алёне, и такая гульба тогда начнется, у всех обывателей мозги перевернутся вверх дном.
Алёна вздохнула, как будто ей стало жалко обывателей.
Все зависит от команды. Это страшный проект. За последнее время я еще больше разбогател, деньги сыпятся, своим глазам не веришь. Но я удалец в этом, все рассчитал, не как Мефистофель, а лучше. Денег с лихвой хватит, чтобы купить землю, желательно где-нибудь в Азиатской России и параллельно в Индии, около Гималаев, поближе к Тибету. И организовать банду метафизических головорезов, бандитов неведомого, выражаясь твоим языком. Ты, доченька, не смущайся. Домики будут и все, что нужно для таких дел.
Если такой проект серьезен, то им, наверное, заинтересуется государство и не одно Сами знаете об их интересе к подобного рода явлениям
Это моя проблема, сухо ответил Лохматов.
А где все ваши астрологи и прочее?
Если будет астролог, то иной.
А Удод?
Удод вообще не мой. Тот, который улыбнулся тебе сегодня на бизнес-ланче, к нему имеет некоторое отношение. (Проверить.) Я сказалтолько шаман из прежних. И некроманты не нужны. Зачем? Меня от живых людей тошнит, не то, что от мертвых Видела ведь этих биороботов на приеме? Еще только мертвых не хватало. Скучаю я, дочка, скучаю. Тесно мне здесь, как слону в коммуналке. Расшвырять бы весь этот мировой порядок в пустоту Запредельную Вот чего хочет моя бедная душа, Алёнушка. Я человек все-таки уголовный где-то.
Алёна усмехнулась, но была поражена решительностью Трофима.
Девки мои плачут, не бросайте, мол, Трофим Борисыч. Битые они, но по мне скучать будут. К тому же все было справедливо, и по большому счету я их не обижал Земнородные бестии И при расчете не обидел. Каждая пухлый конверт получила. «Столбы», и те прослезились.
Как же вы без охраны?
Есть другая охрана, совсем иного качества А теперь о нас.
Алёна даже вздрогнула.
Не бойся. Я тебя в лихость не зову. Наоборот, живи своей душой. Нечего тебе в пропасть кидаться, все-таки ты моя дочь. Я оставлю тебе кризисный телефон, если надо, по любой проблеме, звонивсе тебе будет оказано. Человек тот надежен, как восход солнца.
Алёне стало грустно.
И дом опустел. А моя картина?
Возьму с собой, туда, где мы осядем. И скоро я улетаю. В чужие края Азия, Африка, Латинская Америка. Намеки там у меня есть на всяких динозавров духа, рассмеялся Лохматов, для моей команды. Но и наши хороши. Только ленивы, но если учуют, что цель великая, почти за гранью возможного, себя разорвут, но прорвутся
И что же, мы не будем видеться теперь? как-то наивно спросила Алёнушка?
Лохматов умилился.
Уеду на год. А потом будем. Мирок этот тесен.
Один из посетителей, похожий на выходца с Востока, подошел к нему и что-то пробормотал. Улыбнувшись, Лохматов в свою очередь что-то шепнул ему на ушко. Потом обернулся к Алёне:
До свидания, дочка. И никогда не горюй.
Алёна возвращалась на метро, решила съездить к родителям. Душа была в растерянности, далее чуть подавлена разговором с Лохматовым. «Он определенно сумасшедший, думала она. Надо же всерьез приняться за то, что нельзя осуществить Хорошо, допустим, древние йоги, великие из них, могли делать со своей душой все что угодно, входить и путешествовать в любые миры, но именно потому, что они соблюдали тайные законы творения А этот наоборот То, что могли делать такие йоги, сейчас совершать невозможно, а он хочет того, что в принципе немыслимо. И какой огонь в глазах, зеленовато-синий какой-то». Алёна вздохнула. «Какая энергия появилась при осуществлении того, что нельзя осуществить. Странная, дикая энергия, не от творения сего. Впрочем, впрочем, если покушаешься на абсолютно немыслимое, можно вдруг совершать что-то меньшее, но необычное, очень важное, или даже относительно немыслимое. Он же подчеркнул, что не безумен он и начнет с малого по отношению ко всему замыслу, но что само по себе, не дай Бог, конечно, может перевернуть этот маленький мир, заключила Алёна. Хотя и надоел же этот маленький мир. Стал как камера пыток для людей Но может быть гораздо хуже».
Она уже подъезжала к цели, как вдруг цепь ее мыслей, круто перевернулась. Она стала всматриваться в лица людей, сидящих перед ней в вагоне метро.
Лица были разные, больше усталые, озлобленные, но мелькали на редкость интересные, углубленные во что-то. Многие просто читали. Ей полезла в голову мысль: а вдруг теракт, вдруг все погибнут Погибнут Она отогнала эту мысль, как назойливую, нездешнюю грязную муху. Опять вгляделась в лица. Один человек пристально взглянул ей прямо в глаза
И она стала молиться, молиться за всех, кто был с ней в этом вагоне. За их жизнь, за их безопасность, за отвод погибели разного родаот дикой смерти до гибели души.
Тарас Ротов между тем никак не мог угомониться. Все искал истину, точнееее обратную сторону. Умудрился проведать у Леры все подробности Лениной истории. И сразу же вознамерился посетить неуютную больницу, где Лёня лежал в коме. Больница, в общем-то, обычная, районная, куда доставляют на скорой помощи, оказалась какой-то пыльно-заброшенной. В кардиологическое отделение, где мучился Лёня, пропускали в любое время.
Ротов, прихвативший гору конфет и печенья, изумленно для самого себя, беспрепятственно проник внутрь, сунув вахтеру десять рублей.
Кардиологическое отделение протянулось длинным коридором, один конец которого упирался в реанимационное отделение, а другойв окно, выходящее во двор. По бокампалаты и все остальное. Тарас сразу узрел ситуацию. Приглядевшись, заметил в палате 501 полумертвого старичка, которого молоденькая сестренка, ворвавшаяся в палату с лекарством, назвала Красов. Сестра моментально исчезла, прямо-таки сбежала из палаты.
Тарас нахрапом подлез к старику и шепнул ему в рот, что он от Пал Палыча. И вывалил гостинцы. Видно было, что старичок не только не воспринимал, кто такой Пал Паныч, но и что такое конфеты. Он со всем примирился, кроме своей смерти. Предлог был найден. Теперь надо было вникнуть в суть того, что происходило с Одинцовым. Тарас пошел разнюхивать в коридорчто да как.
Время обеденное. По коридору двигала столик с дымящимся супом и кашей толстая, до боли обыденная работница. Из реанимационного отделения трупы шмыгали как мыши. На глазах у Тараса, обходя передвижной обед, двое молодых санитаров пронесли носилки с абсолютно одеревеневшей старушкой, чуть прикрытой простыней. «Явный труп», ворчали больные. Вообще атмосфера была деловая.
Тарас тем временем проявил себя: когда еще кого-то вынесли, он предложил свою помощь. С выпученным животом и глазами на выкате, как боевой конь обратной истины. Молоденькая сестричка, услышав такое предложение, паранормально как-то захохотала Тарас сразу усек ее и, ловча, завязал отношениякак-то очень аккуратно. «Была бы ночья бы ее не упустил», подумал, а сам игриво спросил:
Что-то у ваших больных в палате, как у моего Красова, вены не в порядке?
Другая обиделась бы, но Тарас, узнав в ней нечто чуть-чуть патологическое, попал в цель. Сестричка Зоя только хихикнула и ответила, что почти у всех, мол, сразу в вены иглой не попадаем. И вздохнула.
Тарас, собрав в кулак всю свою интуицию, вдруг выпалил:
А не работает ли тут у вас Аким Иваныч?
И замер в ожидании ответа.
Зоя спокойно ответила:
А как же. Он работал у нас. Хороший врач. Только недели две назад ушел.
Тарас обомлел:
Куда ушел? На тот свет?
Зоя как-то утробно хихикнула:
Да нет. Из больницы ушел. Он бывал-то здесь редко. Он как-то по совместительству, консультантом что ли. Я точно не знаю.
Тарасу захотелось схватить сестричку за нос.
Какой же из себя был?
На мой взгляд, невзрачный. Чуть толстенький начала сестра.
Тарас удивился своей интуиции, исходящей, видимо, из его живота, где может быть у него помещался некий брюшной глаз или даже нижний разум. Сестричку-то он выбрал с аппетитом к ненормальномуну кто же будет заводить такие разговоры с незнакомцем, да еще довольно странным посетителем.
Правда, внешность Аким Иваныча, как его описала Зоя, не совпадала с образом того Аким Иваныча, который встречался с Леней, но некоторые тайно-психологические детали вполне подходили. Остальное Ротов списал на счет Зонного субъективного восприятия и общего безумия. Он похолодел от ее сметливости и направленности ума. «Чем она здесь занимается, эта сестричка, подумал он. Что такой здесь делать? Уж не ведьма ли?».
Тарас мягко отошел от нее. Зоя загадочно улыбнулась, во всяком случае, так показалось Ротову. «Ну и больные», вздохнул он про себя и скрылся в тень: в палату, к Красову.
В палате шумели больные. Атмосфера была какая-то радостная и обреченная.
Тарас походил себе около старика, но тот не вникал. Он уже перестал быть тем, кем он был, оставаясь при этом еще живым. Ротов увильнул и оказался в коридоре. Что-то зрело в его уме. Неожиданно шарахнулся в сторону молодого врача:
Аким Иваныча можно?
Он у нас недели две не работает.
Где же его найти?
Не знаю. Он и у нас бывал редко, по совместительству что ли. Точно не знаю.
Тогда Ротов наклонился к его уху и что-то шепнул. Врач отскочил в сторону и пробормотал:
Может быть, может быть.
Ротов, ловчась, пулей бросился вон из больницы, чуть не сбив с ног раздатчицу обедов. Успел только помахать рукой Зое и своему старичку. Но тот внезапно оживился, как-то по-своему, подмигнул Ротову и прохрипел:
Пал Палычу привет передай!
На улице у метро молниеносные мысли и образы прямо одолевали Тараса. «Разрешена, разрешена загадка», шептал он самому себе. Лере решил ничего не говорить.
Но на следующий день в компании своих полумнимых друзей и съежившегося от страха перед непонятностью мира Родиона, устроил целую истерию, предварительно прокричав историю Лени и Аким Иваныча и т. д.
А я все открыл. Все ясно: Аким Иваныч этоткрупный авантюрист, перегруженный оккультными знаниями. Он смог вызвать нужный ему поток бреда в мозгу Одинцова.
Для чего? прошипел Родион.
Как для чего? Все концы сходятся. Я еще раньше слышал о международной научной так сказать мафии или организации, черт их разберет, которая интересуется не почками или спермой жертвы, а человеком в целом.
И Ротов громко расхохотался, похлопывая себя по животу, боясь однако задеть глаз брюха.
Им подавай личность, а не какие-то там почки. Другой размах. А вот что они творят с это личностьюдругой вопрос. Я этого не знаю и знать не хочу.
Ротов даже как-то прихрюкнул при такой речи.
Аким Иваныч нашобыкновенный агент этой мафии, одним словом крупная сволочь, негодяй и оккультный бандит. Короче, он заманил нашего Леню в свои сетии сейчас Аким Иваныча с Лёней и след простыл. Нигде их не найдешь, хоть в Тибете или в Перу.
Воцарилось тягостное молчание. Даже этим диким друзьям Ротова стало не по себе. Но Родион зашевелился:
И что же дальше?
Что же дальше? насмешливо переспросил Ротов. А то, что для Лени широкая дорога теперь открыта. Это тебе не превратиться в почку, как было с Володей. Лёня теперь далеко пойдет, ибо во что они его превратят, это я думаю, уму не представимо. Они зря людей не трогают.
Как же это понять?!! крикнул кто-то в углу.
А так понять, что кругом в этом мире одна сволочь, включая меня, пояснил Тарас, Один Трофим Борисыч Лохматовнастоящий человек!
Ротов, тем не менее, продолжал вести свою полубредовую жизнь, путешествуя по разным странным московским углам и встречая там причудливо-необычных людей. Он мог так лихо путешествовать по душам, ибо обладал некоторым капитальцем, и к тому же сдавал большую квартирувсе это досталось ему по наследству.
Встретил он как-то и Наденьку, которую отпустил на волю ее шефТрофим Борисович Лохматов. Выпили. Наденька объяснила за вином, что усиленно ищет сейчас жениха себе, друга по жизни на веки вечные, но такого, чтоб был таким же пакостно-мерзким, как она сама. Голос ее даже дрожал, упоминая такое условие. Ротов в ответ только мудро качал головой и бормотал, что такого жениха не просто найти.
Но все эти встречи, заныры и путешествия теперь только внешне скользили по душе Ротова. Сам он полностью погрузился в одно: в воспоминания об Ирине из таинственного Института, в ее образ. Он просто бредил ею, бредил мечтой о своей мистической сестре, о том, что в лице именно Ирины он обретет нечто подобное. А если он найдет свою вечную мистическую сестру, то не только совокупится с нею, но сольется с нею сверхъестественно. Она войдет в его душу, и они станут единым существом, самодостаточным и пребывающим в высших мирах. Он чувствовал порой ее приближение, ее дыхание на себе, и ему казалось, что еще порыв, и она, его мистическая сестра, войдет в него, станет его женским существом, навсегда любимым.