Катя воткнула в него свои желудевые глаза. Они долго не отрываясь смотрели друг на друга.
Для старухи пятьдесят тысяч долларовэто целое состояние, продолжала Катя. Ей этого хватит на десять лет. Не надо будет к детям обращаться за деньгами. Я поняла: она не хочет у детей ничего просить. Для нее проситьнож к горлу. Она очень гордая.
А как вы это поняли? удивился Костя.
Я умею видеть.
Костя понял, что она и его видит насквозь. Как под рентгеном. Вот перед ней стоит красивый Стрелец, который не умеет зарабатывать, но умеет любить. Хочет отдать свое трепетное сердце, бессмертную душу и ЧУВСТВООна войдет в море секса, под куполом любви, как под звездным небом. Это тебе не двадцать минут перед сном со «сладкой какашкой».
Однако Катячеловек действия. Поставила задачувыполнила. Она купит дачу за пятьдесят тысяч долларов. Вложит еще пятьдесят и продаст за полмиллиона. Чувствоэто дым. Протянулось белым облачком и растаяло. А деньгиэто реальность. Это свобода и независимость.
Я хочу подняться на второй этаж, сказала Катя.
Я пойду вперед, предложил Костя. Он боялся, что лестница может обвалиться.
Лестница не обвалилась. Поднялись на второй этаж. Там были две спальни и кабинет. В одной из спаленполукруглое окно. В нем, как картина в раме, крона желтого каштана. У стены стояла широкая кровать красного дерева. На ней, возможно, спал чеховский дядя Ваня, потом через полстолетиямолодая старуха, а месяц назадпара бомжей. Ватное одеяло, простеганное из разных кусочков ситца. Плоская подушка в такой же крестьянской наволочке.
Костя старался не смотреть на это спальное место. Он оцепенел. Смотрел в пол. А Катя смотрела на Костю. Почему бы не войти в море, когда оно рядом? Чему это мешает? Только не долго. Войти и выйти. Сугубо мужской подход к любви.
Костя смотрел в пол. Он не любил, когда решали за него. Он Стрелец. Он должен пустить стрелу, ранить и завоевать.
Сердишься? спросила она, переходя на ты. Она все понимала и чувствовала. Вряд ли этому учат на искусствоведческом. С этим надо родиться. Все-таки не только саперная лопата, но и скрипка.
Она положила руки ему на плечи. Благоухающая, как жасминовая ветка. В голубом пальто из кашемира. Она не похожа ни на одну из трех чеховских сестер. А он на кого похож? Не ясно. Таких героев еще не стояло на этой сценической площадке, в этой старинной усадьбе.
Перестань, попросила Катя.
Что перестать? Сопротивляться? Полностью подчиниться ее воле. Пусть заглатывает, жует и переваривает. Пусть.
Костя хотел что-то сказать, но не мог пошевелить языком. Во рту пересохло. Язык стал шерстяной, как валенок.
Они легли не раздеваясь. Костя звенел от страсти, как серебряный колокол, в который ударили. И вдруг, в самый неподходящий или, наоборот, в самый подходящий момент, он услышал внизу шаги. Шаги и голоса.
Костя замер как соляной столб. А Катя легко поднялась с дивана, застегнула свои медные пуговицы и сбежала вниз по лестнице.
Вернулась довольно быстро.
Это соседи, сообщила она. Увидели, что дверь открыта, пришли проверить. Они следят, чтобы не залезли бомжи.
Заботятся, похвалил Костя.
О себе, уточнила Катя. Если дом подожгут, то и соседи сгорят. Огонь перекинется по деревьям.
Катя скинула пальто и легла. Замерла в ожидании блаженства. Но Костя уже ничего не мог. Как будто ударили палкой по нервам. Все, что звенело, упало, и казалосьбезвозвратно. Так будет всегда. Вот так становятся импотентами: удар по нервам в минуту наивысшего напряжения.
Он сошел с тахты. У него было растерянное лицо. Ему было не до Кати и вообще ни до чего.
Он стоял и застегивал пуговицы на рубашке, затягивал пояс.
Катя подошла, молча. Обняла. Ничего не говорила. Просто стояла, и все. Косте хотелось, чтобы так было всегда. В любом контексте, но рядом с ней. Пусть опозоренным, испуганнымно рядом. Однако он знал, что надо отстраниться, отойти и валить в свою жизнь.
Костя отодвинулся и сбежал вниз по лестнице. Катя не побежала следом. Зачем? Она спокойно еще раз обошла весь второй этаж. Потом спустилась и обошла комнаты внизу, заглянула в кладовку.
Помнишь, как говорила Васса Железнова: «Нашеэто ничье. МОЕ».
Когда это она так говорила? спросил Костя, будто Васса Железнова была их общей знакомой.
Когда корабль спускали на воду, напомнила Катя.
Костя никогда не читал этот роман. Из Горького он знал только «Песню о Буревестнике».
Катя тщательно заперла входную дверь. Подергала для верности.
Сели в машину.
Катя забыла об их близости, думала только о даче.
Если фундамент состоятельный, можно будет поставить сверху третий этаж. Это увеличит продажную стоимость.
Зачем тебе столько денег? удивился Костя.
Денег много не бывает.
Но ты хочешь больше, чем можешь потратить.
Я хочу открыть издательство, созналась Катя. Выпускать альбомы современного искусства. Сейчас тоже есть свои Рембрандты. Но они все по частным коллекциям. Их надо собрать.
Возьми деньги у мужа.
Он не даст. Это очень дорогие альбомы. Там особенная мелованная бумага, ее в Финляндии надо заказывать. И полиграфия
Твой муж жадный?
Мой муж умеет считать. Он говорит, что я на этих журналах прогорю. Очень большая себестоимость. Их никто не будет покупать, и кончится тем, что они будут штабелями лежать у нас в гараже.
Он, наверное, прав
Катя смотрела перед собой.
Если считать результатом деньги, то он прав. Но деньгиэто только деньги. Хочется, чтобы ОСТАЛОСЬ.
Рожай детей. Они останутся.
Это самое простое. Все рожают, и куры, и коровы. А вот издательство
Машина выбежала из дачного поселка. Кончилось золотое и багряное. Впереди были серая дорога и серый город.
Выходи за меня замуж, вдруг сказал Костя. Он сначала сказал, а потом услышал себя. Но было уже поздно.
Что? переспросила Катя, хотя прекрасно расслышала.
Замуж. За меня. Ты, раздельно повторил Костя.
Интересно проговорила Катя. Я своего мужа дожимала пять лет. Он упирался. А ты сделал мне предложение на второй день.
Я тебя люблю. Мне не надо проверять свои чувства. Я хочу, чтобы мы не расставались.
У тебя есть где жить? поинтересовалась Катя.
Нет.
А на что жить?
Нет.
Значит, ты рассчитываешь на мои деньги и на мою территорию. Так и скажи: женись на мне. Это будет точнее.
Катя издевалась. Она издевалась над ЧУВСТВОМ. Территория чувствасердце. Значит, она издевалась и над сердцем, и над душой. И только потому, что у нее были деньги, которые она добывала, обманывая старух.
Костя понял, что он не захочет ее больше видеть. Цинизмвот что течет по ее жилам и сосудам. Она вся пропитана цинизмом, как селедка солью. Сейчас он довезет ее до подъезда, возьмет деньги, заедет на базар, купит хурму, курагу и привезет домой. Он наполнит дом витаминами. А весь остальной мир с его грандиозными планамиего не касается. В своем домеон МУЖ, опора и добытчик. И так будет всегда.
Машина выехала на набережную.
Сердишься? спросила Катя. Она играла с ним, как кошка с мышью: отдаляла, потом приближала.
Но в этот раз она заигралась. Костя отодвинулся слишком далеко, на недосягаемое расстояние. Он самоустранился.
Машина остановилась возле подъезда. Катя полезла в сумку.
Не надо, отказался Костя. Он понял, что не возьмет у нее денег. И она тоже поняла, что он не возьмет.
Я позвоню, коротко пообещала Катя. Она была уверена в себе.
Костя не ответил. Он тоже был уверен в себе. Он мог опуститься на колени перед женщиной, но лечь на землю, как подстилка, он не мог и не хотел.
Катя вышла из машины и пошагала на свою территорию со своим кошельком.
Костя рванул своего железного коня. Куда? В остаток дня. Катя права. Но и онтоже прав. Жизнь прекрасна сама по себе, а деньги и комфортэто декорация. Как бантик на собаке.
* * *
Ночью они с женой любили друг друга. Чтобы ни происходило в жизни Кости, перед сном он неизменно припадал к жене, как к реке. Но в этот раз он пил без жажды. И чем нежнее обнимала его жена, тем большую пустоту ощущал он в душе. Пустоту и отчаяние. «И этовсе? думал он. Все и навсегда Ужас»
Она позвонила на другой день. Ночью.
Приезжай немедленно. Поднимись.
А который час, ты знаешь? трезво спросил Костя.
Но в трубке уже пульсировал отбой. Катя раздавала приказы и не представляла себе, что ее можно ослушаться.
Кто это? сонно спросила жена.
Валерка Бехтерев. Ногу сломал.
Жена знала Валерку.
О Боже посочувствовала жена.
Через полчаса Костя стоял в Катиной спальне.
Позже Катя скажет, что эта спальня из Зимнего дворца, принадлежала вдовствующей императрице, матери Николая. Но это позже А сейчас им обоим было не до истории
Катины подушки источали тончайший запах ее волос.
Он не вернется? спросил Костя.
Он уехал два часа назад. Сейчас взлетает его самолет.
А вдруг не взлетит?
Костя чувствовал себя преступником, вломившимся в сердце семьи. Кате тоже было не по себе. Она никогда не приглашала любовников на супружеское ложе, и даже не могла себе представить, что способна на такое, но оказалосьспособна.
Костя отметил, что у него стучало сердце, он задыхался, как от кислородной недостаточности. Так бывает высоко в горах, когда воздух разряжен.
Он ушел от Кати под утро и был рад, оказавшись вне ее дома. Все-таки он был скован невидимым присутствием ее мужа. И все время казалось, что он вернется.
Через неделю они с Катей уехали на Кипр. Костя одолжил деньги у Валерки Бехтерева. Пообещал вернуть через полгода. Как он будет возвращать, Костя не знал. Главноеодолжить. А там будет видно
Хороший это остров или не особенно, он так и не понял, потому что они с Катей не выходили из номера. Они любили друг друга двадцать четыре часа в сутки, делая перерыв на сон и на еду. Катя пила сухое кипрское вино и ела фрукты, как Суламифь, которая изнемогала от любви Но где-то к вечеру просыпался зверский аппетит, и они выходили в ресторан под открытым небом. Музыка, близость моря, стейк с кровью, а впереди ночь любви. Так не бывает
Костя не выдержал и сознался, что любит.
За что? спросила Катя.
Разве любят за что-то? удивился Костя.
Конечно.
Костя подумал и сказал:
За то, что ты всякая-разная
У тебя есть слух к жизни, сказала Катя. Как музыкальный слух. Знаешь, как называются бесслухие? Гудки. Вот и в жизни бывают гудки. Все монотонно и одинаково.
Но может быть, гудки умеют что-то другое?
Возглавлять оценочную комиссию. Разбираться в живописи. Я хочу, чтобы во мне разбирались, в моей душе и в остальных местах
Играла музыка. Танцевали пары. Одна пара очень хорошо танцевала, особенно парень. Он был в шляпе и в длинном шарфе. Катя застряла на нем глазами.
Костя встал и пошел танцевать. Один. Постепенно ему уступали площадку. Всем хотелось смотреть.
В студенчестве Костя участвовал в пародийном ансамбле, объездил с ним полстраны. Чтобы станцевать пародию, надо знать танец. Костя знал. Двигался, как Майкл Джексон. Когда музыка кончилась, ему хлопали, требовали еще. Но «еще»было бы лишним. В искусстве главноечувство меры.
Когда он вернулся к столику, Катя смотрела на него блестящими глазами.
Может, ты еще петь можешь? спросила Катя.
Могу, серьезно ответил Костя. А что?
Он мог все: петь, танцевать, любить, готовить пельмени. У него был музыкальный слух и слух к жизни. Он не мог одного: зарабатывать деньги. Но этот недостаток перечеркивал все его достоинства.
Ранним утром Катя проснулась и решила выйти на балконпозагорать. Но Костя спал, и она не хотела шуметь, тревожить его сон. Однако все-таки очень хотелось выйти голой под утреннее солнце. Она стала отодвигать жалюзи по миллиметру, стараясь не издавать ни единого звука. А Костя не спал. Смотрел из-под приспущенных век, как она стоит голая и совершенная, отодвигает жалюзи, как мышка. Именно в эту минуту он понял, что любит. Сказал давно, а понял сейчас. И именно сейчас осознал, что это не страсть, а любовь. Страсть проходит, как температура. А любовьнет. Хроническое состояние. Он не сможет вернуться в прежнюю жизнь без Кати. Он всегда будет вальсировать с ней под музыку любви. И даже если она будет злаяон будет кружить ее злую, вырывающуюся и смеяться над ней. Когда любовьэто всегда весело, даже если грустно. Всегда хорошо, даже если плохо.
А когда нет любвистановится уныло, хочется выть. А под войэто уже не вальс. Совсем другой танец.
Все тайное становится явным. Жена случайно встретила Валерку Бехтерева, узнала про деньги в долг. Связала долг с отсутствием мужа. Отсутствие связала с южным загаром. Остальное Костя рассказал сам. Жена собрала чемодан и выгнала. Последнее слово было, естественно, за тещей. Но он сказал ей: «Меня оправдывает чувство». После чего за ним была захлопнута дверь, а Костя стал спускаться с лестницы пешком.
Костя оказался на улице, в прямом и переносном смысле этого слова. Ему было негде ночевать.
Звонить Кате он не хотел. Это не по-мужскиперекладывать на женщину свои проблемы. Отправился к Валерке Бехтереву. Валерка был холост и жил один.
Ты что, дурак? спросил Валерка, доставая из холодильника водку.
Почему? не понял Костя.
Знаешь, как трудно найти порядочную жену? А ты взял и сам бросил.
Я полюбил, объяснил Костя.
Ну и что? И люби на здоровье. А жену зачем бросать?
Валерка нарезал сыр и колбасу. «Жлобская еда», подумал Костя. На Кипре он привык к свежим дарам моря: устрицам, креветкам. Колбаса казалась ему несвежей, пахнущей кошачьей мочой. Костя стал есть хлеб.
Ты чего как в тюрьме? спросил Валерка. Он сидел за столом, высокий и сильный. Физический труд закалил его. Валерка разлил водку по стаканам.
Разве ты пьешь? удивился Костя.
А у нас без этого нельзя, объяснил Валерка. Вся бригада пьет. Без этого за стол не садятся. А я что, в стороне? Они не будут меня уважать. А что за бригадир без уважения коллектива
Валерка профессионально опрокинул стакан.
Ты стал типичный пролетариат, заметил Костя.
А какая разница? Интеллигент, пролетарий Одно и то же. Просто книжек больше прочитали.
Значит, не одно и то же.
Костя поселился у Валерки.
На ночь Валерка вытаскивал для Кости раскладушку. Ночью, когда Костя вставал по нужде, Валерка поднимал голову и спрашивал:
Ты куда?
Потом поднимался и шел за Костей следом, будто контролировал. Если Костя хотел пить и сворачивал на кухню, то Валерка шел следом на кухню. Костя не мог понять, в чем дело, а потом догадался: Валерка где-то прячет деньги. У него тайник, и он боится, что Костя обнаружит и, конечно же, украдет.
Утром Валерка, отправляясь на работу, собирал «тормозок»так называлась еда, которую рабочие брали с собой. Костя подозревал, что название происходит от слова «термос», но «термосок» произносить неудобно и как-то непонятно. Поэтому«тормозок». Удобно, хотя и бессмысленно. Валерка складывал в пакет вареную в мундире картошку, вареные яйца, неизменную колбасу, хлеб. Валерка тратил минимум на питание, экономил деньги и складывал их в тайник. До лучших времен. Как учили коммунисты, во имя светлого будущего. Но почему настоящее должно быть темнее будущегонепонятно.
Костя подъехал к Катиному дому на Бережковской набережной. Шел дождь. Люди горбились, как пингвины. А еще совсем недавно были море, солнце и любовь.
Костя остановил машину, поднялся на четвертый этаж, позвонил в квартиру двадцать.
Открыла Катя. Она была в синем атласном халате с японскими иероглифами.
А я тебя потеряла, сказала она. Проходи.
Ты одна? проверил Костя.
Одна. Но это не важно.
Важно, сказал Костя и обнял ее сразу в прихожей. Ладони скользили по шелку, как по Катиной коже. Родная выдохнул он, хотя это было не его слово. Он никогда им не пользовался.
А я тебе звоню, мне отвечают: он здесь больше не живет
Это правда, подтвердил Костя. Я ушел
Куда?
Не знаю.
Катя отстранилась. Смотрела исподлобья.
Из-за меня?
Из-за нас, поправил Костя.
Прошли на кухню. Костя заметил, что над плитой и мойкойсине-белые изразцы. Должно быть, тоже из дворца.
Катя стала кормить кроликом, тушенным в сметане. На тарелке лежали две ноги.