Петро поймал рыбину такую крупную, что её пришлось пришпилить к земле копьём, но она билась ещё до самой сковородки.
И вот возвращаемся грязные, потеряв пять крючков, со сломанным удилищем (хорошо, что всегда берём с собой по две удочки на каждого). Опять переходим реку. Воды, кажется, прибавилось. Вылезаем из прибрежной грязи. Смыть её нет никакой возможности, так как до чистой воды не добраться. Плюём на всё и возвращаемся домой, клянясь, что больше не пойдём сюда. Подходим к ананасной плантации. Вдруг впереди идущий проводник кричит: «Дебиб!», что значитзмея. Смотрим в направлении вытянутой руки. Видим, как по открытой земле метрах в двадцати от нас ползёт толстая метра два с половиной длиной змея.
Наш проводник хватает комья земли и швыряет в неё. Один комочек попадает в цель, но рассыпается. Земля-то сухая и рыхлая. Передняя часть земли поднимается примерно на полметра и, о ужас! надувается. Это классический образец змеи, какой я встречал на сотнях фотографий и рисунков, и я кричу: «Кобра!»
Петро застывает на месте. А сначала мы стремились подойти поближе к змее. Второй парнишка тоже начинает бросать землю и поясняет при этом: «Ма коис, ма коис», то есть «нехорошая, нехорошая». А мы знаем, что это одна из самых ядовитых змей, поэтому я останавливаю парней, и они прекращают швырять землю. Кобра, видимо, огрызнувшись на нас, опускается и уползает в траву. Позже, когда мы описали увиденную кобру Сэбиту, он покачал головой и сказал, что мы встретили плюющуюся кобру. Её плевок способен быть смертельным для человека.
Ананасная плантация находится рядом с нашим заводом, и мы иногда прогуливаемся в том районе по вечерам. Услыхав о кобре, кто-то из местных решил пойти туда завтра на поиск змеи, чтобы убить её. Говорят, за неё можно получить сто фунтов, а это большие деньги.
Вот такие бывают сюрпризы в Африке. Сейчас ночь. Сияет созвездие «Южного креста». Собаки сейчас не лают. Обычно я их слышу каждую ночь. Их лай объясняют появлением шакалов. Стало быть, если собаки молчат, шакалов нет. Всё взаимосвязано.
Заканчиваю письмо. Завтра утром Анатолий Алексеевич улетает в Хартум и заберёт письма.
Так что пожелай мне спокойной ночи, и я буду спать.
Глава 5НА ГРАНИЦЕ
Утром, когда я завтракал, раздался телефонный звонок. Звонил Ашот.
Так я готов за тобой заехать, старина. Диктуй адрес.
Голос звучал весело и так, словно мы давно договорились о совместной поездке. Но это не входило в мои планы, что я постарался прояснить Ашоту в интеллигентной форме:
Спасибо, коллега, но нет необходимости. Меня отвезёт моя девушка. Сам понимаешь, невозможно отказать ей в удовольствии проводить меня.
Ах, так, произнёс Ашот. В голосе его мне послышалось разочарование. Но ты помнишь насчёт веса багажа? Не более двадцати кеге.
Да, помню, ответил я уже раздражённым голосом. Я же говорил тебе, что у меня и десяти килограмм не наберётся.
Ну, не волнуйся, старичок, успокаивающе прозвучал голос на другом конце связи. Это я к тому сказал, что у меня может быть больше. Понимаешь, везу сувениры друзьям в Хартум. Так что, в крайнем случае, ты же не откажешься взять на себя одну сумочку?
Вопрос застал меня врасплох. Я впервые летел за границу и не знал таможенных правил, поэтому ответ мой прозвучал не сразу и уклончиво:
Честно говоря, не знаю, Ашот, что тебе сказать. Я тоже беру с собой сувениры, но мои матрёшки не такие большие, и они не занимают много места. А ты что, целый магазин с собой везёшь?
Да, какой магазин? Ашот рассмеялся. Водка, коньяк и прочее. Ничего особенного, но всё с весом. Но ты не переживай. Это я на всякий случай спрашиваю. Может, твоя помощь и не потребуется, если всё будет нормально.
Ладно, ответил я, до встречи. Мне ещё кое-что уложить надо.
Вот и договорилисьзаключил Ашот, словно мы действительно до чего-то договорились. До встречи.
Через несколько минут позвонили в дверь. Анна приехала с отцом. Он чуть ниже ростом своей дочери, но крепкого телосложения. Видимо, в прошлом занимался боксом, поэтому и походка у него была уверенная, как перед боем, и руки несколько отставали от тела, как бы готовясь к отражению удара противника. Рыбакрыбака видит издалека. Я ведь тоже занимался боксом. С таким провожатым ехать в Шереметьево было вдвойне не страшно.
Я обнял Риту, а она сказала, целуя меня в щёку:
Я решила, что папа нам не помешает. Ты готов?
Готов с вечера, ответил я. А Николаю Ивановичу я рад. Всё-таки первый выезд за рубеж, тут опытный человек всегда кстати. И, может, выпьем на дорожку по рюмочке? Или вы за рулём?
Но Николай Иванович согласился:
Не будем нарушать традицию. А за рулём у меня другой человек, так что мне и Рите можно, однако оперативно.
Мы прошли на кухню. Я достал бутылку коньяка, оставшуюся от вчерашнего застолья, лимон, рыбку, масло, сыр. Анна нарезала хлеб. Всё прошло быстро. Выпили, закусили. Пока Анна убирала остатки в холодильник и мыла рюмки, мы с Николаем Ивановичем прошли в комнату, где лежал приготовленный мной рюкзак дипломат.
Вещей не много, и правильно, сказал отец Риты, зачем в командировке нагружаться? Зубную щётку, бритву, пару рубашек да носкивот и весь джентльменский набор. И на таможне никаких проблем.
Я согласился и, вскидывая легко рюкзак на плечи, сказал:
Тут мне мой коллега, с которым я лечу, звонил только что и просил взять его сумку со мной, а то у него вес больше двадцати килограмм.
Взявший было мой дипломат в руки, Николай Иванович, при этих словах остановился и посмотрел на меня, укоризненно спрашивая:
И ты согласился?
Вроде бы нет, ответил я нерешительно.
Вроде бы здесь не подходит. В таких случаях надо быть категоричным. Ни в коем случае не бери его сумку на себя. Мало ли что он там может везти, а тебя с рейса снимут.
Да он ещё сам не уверен, что понадобится помощь.
Вот и хорошо, голос Николая Ивановича был жёстким. Знаю я этих деятелей. Везёт контрабанду.
Он сказал, что спиртное для друзей взял.
Ты слушай его, ответил Николай Иванович саркастически. Спиртное тоже больше литра нельзя провозить. Остальное считается, что на продажу, и облагается налогом. Так что не бери ни в коем случае. Ну, я прослежу.
Когда Анна услыхала о просьбе Ашота, она замахала руками и решительно заявила:
Женя, это мафия. Боже упаси тебя связываться с ними. Не забудь, что у тебя ещё две пересадки.
Да, билеты нам купили с вылетом из Шереметьева в 1530, но с пересадкой в Ларнаке на Кипре и в Египетской столице Каире, на что должно уйти десять часов. Нужно было прибыть в Шереметьево за два с половиной часа до вылета, так что рассиживаться нам было некогда. Дорога до аэропорта обычно запружена.
У нас «Ниссан икс-трэйл» тёмно-синего цвета. Впереди сел рядом с водителем Николай Иванович, а мы с Ритой сзади. Там уже сидел телохранитель, высокий под два метра парень с накаченной мускулатурой, которая угадывается под расстёгнутой в машине пуховой курткой с меховым воротником. В Москве стоят морозы. Мы с Николаем Ивановичем тоже одеты в тёплое пальто, а Анна в шубе. Рюкзак брошен в просторный багажник. Ленинградское шоссе на нашу удачу в это время оказалось относительно свободным, и мы к полудню уже были в аэропорту.
Водитель показывает что-то у въезда, шлагбаум открывается, и мы подкатываем к нужному сектору. Я чувствую себя совершенно комфортно с таким сопровождением, которое всё знает. Сам бы я наверняка долго блуждал, прежде чем нашёл нужный вход в этом огромном международном аэропорту. А тут всё просто. Такое впечатление, что другого пути и нет, хотя терминалов здесь великое множество, входов и подъездов тоже. А мы уверенно направляемся к стеклянным самораскрывающимся дверям и направляемся к столикам с бланками деклараций.
Николай Иванович рекомендует мне сначала упаковать мой рюкзак в специальную упаковку. В зале стоит парень с установкой, оклеивающей вещи в полиэтиленовую плёнку. Рюкзак у меня с многочисленными карманами на молниях и застёжках. Сдавать его таким в багаж не очень разумно, как говорит Николай Иванович. Он во всём предусмотрителен. Вскоре рюкзак мой превращается в гладкую куколку с одной выступающей ручкой, за которую я его и беру. Теперь можно заняться декларацией.
На маленьком столике быстро заполняю бланкмне декларировать нечегои мы идём к очереди, выстроившейся для сдачи багажа, становлюсь в конце. Моя сопровождающая группаНиколай Иванович, Анна и телохранительотходит к торговому прилавку с напитками. Рите захотелось пить. Не успеваю осмотреться, как чувствую, как кто-то обнимает сзади мои плечи, и слышу голос:
О, ты уже здесь. А я начал беспокоиться, думал, что опоздаешь.
Это, разумеется, Ашот. Он радостно улыбается. Я пожимаю ему руку, интересуюсь, как он доехал и когда. В ответ он рассказывает, что добрался без проблем и надеется, что и дальше проблем не будет.
Кстати, говорит он, знаешь анекдот по посадку самолёта?
Нет, говорю.
Так, слушай. Самолёт терпит аварию. Стюардесса взволнованно просит всех пристегнуть ремни. Ну, кто-то пристегнулся, а кто-то не успел. Самолёт разбился. И вот тех, кто не успел пристегнуться, разбросало по салону и разбило в смерть, а те, кто пристегнулись, выглядели, как живые.
Ашот расхохотался. Я улыбнулся, сказав:
Главное, что актуально.
Тем временем, за нами вытянулся хвост людей с чемоданами на колёсиках, сумками, пакетами. Некоторые подвозят багаж на тележках. Моя очередь приближается. Я с беспокойством оглядываюсь в поисках моих провожатых. Но они уже подходят. Анна несёт бутылку какого-то напитка для меня. А я достаю из кармана пиджака паспорт и билет, складываю их вместе с декларацией.
А твой где багаж? интересуюсь у Ашота.
Да, вон они показывает на два чемодана и большую чёрную кожаную сумку, так же обёрнутую в полиэтилен, стоящие у самой стойки регистрации багажа.
Я ничего не говорю. Анна принимает Ашота за постороннего пассажира, не обращая на него внимания, и протягивает мне бутылку:
На, освежись перед таможней.
Я успеваю вылить в себя содержимое, когда подходит моя очередь. Снимаю с себя рюкзак и кладу на ленту. Тут же Ашот просовывает на ленту свою чёрную сумку и кладёт её рядом с рюкзаком. Но в то же мгновение слышится рассерженный голос:
Это ещё что такое?
Николай Иванович, а это, конечно, был он, отодвигает меня в сторону и снимает с ленты сумку, возвращая её на место, откуда она была взята.
Ашот возмущённо говорит:
Поставьте сумку. Это его багаж. Вы кто такой?
Неожиданно рядом с Ашотом появляется его поддержка. Я узнаю человека, который приглашал нас с Ритой за свой столик в кафе дома журналистов. Он спрашивает:
В чём проблема?
Николай Иванович оборачивается к нему и тихо говорит:
Ты, Эд, опять не на своём месте. Я тебя предупреждал, чтобы не трогали журналиста.
Дядька, растерянно ответил Эд, честное слово не знал, что ты тут. Так одну сумку взять ничего же сложного.
Я сказал «нет»! отрезал Николай Иванович.
Замечаю искоса, как рядом с Николаем Ивановичем становится его телохранитель, но в это время девушка за стойкой спрашивает меня:
У вас, молодой человек, всё? Только рюкзак или ещё что-то есть?
Нет-нет, отвечаю. Только рюкзак. Ещё дипломат есть.
Вы его будете сдавать?
Нет, если можно, в ручную кладь.
Можно. Возьмите посадочный талон, билет, паспорт и багажную бирку.
Прощаюсь с Ритой. Благодарю Николая Ивановича. Пожимаю руку и его телохранителю. Ашот рассерженно отходит в сторону. Я развожу руками, забираю из руки Риты свой дипломат и прохожу внутрь большого пространства к стойке регистрации билетов. Понимаю, что с Ашотом отношения окончательно испорчены.
Помахав издали уходящим Рите и Николаю Ивановичу, прохожу на паспортный контроль. Девушка в форме лейтенанта внимательно смотрит на меня из своего окошка, ставит штамп в паспорте, возвращает его и нажимает на кнопку, открывая мне проход через границу. Так я оказываюсь за рубежом. Но нужно ещё пройти специальный контроль безопасности. Миновать его невозможно, так как я попадаю в большой зал, выход из которого только через электронные кабинки.
Смотрю, что делают пришедшие до меня. Сажусь на стул, снимаю сапоги, кладу их в голубой пластмассовый тазик. Надеваю на ноги голубые бахилы. Снимаю шапку, пальто, пиджак. Раздумываю, как это всё отнести за один раз к пункту досмотра. Одной рукой обхватываю тазик с сапогами, куда попутно сунул шапку, и пальто, а другой беру подмышку тазик с пиджаком и дипломат. Кладу принесенное на транспортёрную ленту. Девушка в форме у ленты спрашивает, положил ли я в тазик мобильный телефон и часы. Признаюсь, что не положил. Достаю телефон, снимаю с руки часы и кладу. Интересуется, есть ли у меня что-нибудь металлическое в карманах. Достаю кошелёк, полный металлических монет. Кладу. Задаёт совсем странный для меня вопрос, есть ли у меня пояс на брюках. Говорю, что, естественно, есть и поднимаю свитер, показывая металлическую пряжку. Девушка просит снять ремень.
Меня после сдачи багажа и прохождения паспортного контроля охватило чувство эйфории оттого, что я уже фактически за границей и скоро окажусь в самолёте. Теперь все волнения и тревоги позади. И просьба снять ремень вызывает у меня чувство юмора. Я спрашиваю, улыбаясь:
А брюки тоже снимать?
Девушка без тени улыбки на лице, спокойно отвечает:
Брюки не надо.
Снимаю ремень и кладу в тазик.
Дипломат поставьте стоя вдоль ленты.
Ставлю. Только теперь включается транспортёр, и мои вещи уходят под ленточки, свисающие у входа в тёмную пасть просмотровой камеры, а я сам иду, поддерживая руками брюки, в ворота пропускной кабины. Ступаю внутрь, полукруглая дверца закрывается. Голос из динамика просит поднять руки. Поднимаю. Брюки не успевают среагировать на свободу, как противоположная полукруглая дверца открывается, и я, подхватив снова брюки, выхожу из кабинки. Лента вывозит из камеры мои тазики. Первым делом надеваю ремень. Лента останавливается.
Две другие девушки смотрят внимательно на экран, который мне не виден. Спрашивают почти хором:
Что в дипломате?
Электробритва, отвечаю, и ноутбук.
Транспортёр включается, дипломат выезжает.
Слышу:
Раскройте дипломат.
Раскрываю. Первыми показывается пачка писем, под ними бритва, рядом ноутбук. Девушки удовлетворённо кивают головами. Одна из них задаёт вопрос:
Что за письма? Корреспонденция не разрешается к провозу.
Я объясняю, что работаю журналистом. Эти письма раскрыты. Кроме того штемпели на конвертах старые. Материалы мне нужны по работе. Девушка берёт один конверт. Убеждается в том, что он открыт и говорит:
Проходите.
Из просмотровой камеры выезжает на ленте другая партия вещей. Я торопливо подхватываю свои тазики подмышки, дипломат и иду к ближайшим стульям. Одевшись и рассовав всё по карманам, иду в зал вылета.
До конца регистрации ещё уйма времени. Нахожу терминал под номером сорок девять, как указано на посадочном талоне, с табло, на котором высветился город Ларнака, и устраиваюсь за столик ближайшего кафетерия. В ожидании вылета можно выпить чашечку кофе. Почти сразу же за мой столик со словами «Не помешаю?» подсаживается мужчина лет шестидесяти. Я не возражаю. Он тоже берёт себе кофе и две рюмки коньяка. Одну пододвигает мне. Он так предлагает, что неудобно отказываться.
Выпьем за успех предприятия.
Мы чокаемся и называем друг друга.
Женя. Лечу в Судан.
Александр Павлович. Лечу в Тегеран.
В разные стороны летим.
Да. В разные. Но я бывал в Судане.
Волосы моего собеседника совсем седые. На лице очки в золотой или позолоченной оправе. Одет он в строгое чёрное пальто, какие носят дипломаты. Пальто расстёгнуто, и под ним виден строгий чёрный костюм с жилетом и галстуком на белой рубашке. Он отпивает глоток из рюмки и запивает глотком кофе. Я следую его примеру. Мы разговорились.
Мне довелось работать в Судане, продолжает начатую мысль Александр Павловичкогда президентом был Джафар Нимейри. Он довольно негативно относился к Советскому Союзу, и, когда ему говорили, что мы строим для вас заводы в стране, он отвечал: «Можете забирать свои заводы». Заводы мы, конечно, не забрали, но отношения были разорваны.
Я рассказываю, что лечу по заданию газеты на юг Судана и что в руках у меня письма одного переводчика, работавшего там примерно в те же годы, который называет себя в письмах Юджином, но больше я ничего о нём не знаю.