Андрей кивнул.
- Значит, он приходил и разговаривал с вами недавно? - Спросил Андрей.
- Мне нравился этот человек, - голос Гражинского посветлел, когда он вспомнил свой разговор с ним. - Ты хочешь узнать, что с ним случилось?
- Да, - сказал Андрей.
Гражинский выслушал это без реакции, и последовала долгая пауза, прежде чем он спросил:
- А с чего ты взял, что я это знаю?
- Я просто предполагаю.
Гражинский кивнул и облокотился на подоконник.
Глаза Андрея уже привыкли к тусклому свету. Они стояли в каком-то кабинете. Позади Гражинского у окна стоял письменный стол, а еще одна дверь вела в другую комнату, где стоял по крайней мере один стол, накрытый простыней.
- Я разговаривал с Дмитрием Федоровым в воскресенье днем, - сказал Андрей. - Он сказал мне тогда, что вы были другом Лены, что вы работали с ней по всей республике.
Лицо Гражинского изменилось за это последнее замечание. У него был бледный цвет лица и жесткие черные волосы, подходившие скорее южанину. У него были аккуратно подстриженные усы и козлиная бородка, а борода и волосы были преждевременно тронуты сединой.
- Боюсь, господин Федоров ошибся, - сказал он с почтительной улыбкой.
- Как же так?
- Я никогда не знал эту Елену Муравьеву. Он сказал мне то же самое, что я знал ее. Я сказал ему, что это не так. Кто ему сказал, что знаю ее?
- Он ничего не сказал.
- Мне очень жаль, если вы оба пришли ко мне, полагая, что я знал ее.
- Я не знаю, кто ему сказал, - сказал Андрей, - но поскольку мне не удалось увидеться с ним после того, как он поговорил с вами, я ничего не знаю о вашем разговоре.
Гражинский задумался.
- Ну что ж, тогда нам надо поговорить, - сказал он. Повернувшись к стеклянному шкафу, он закрыл дверцы, запер их и положил ключ в карман короткого белого халата, который был на нем надет. - Садитесь, - добавил он и предложил Андрею один из шатких стульев у оштукатуренной стены. Он обошел вокруг стола и сел, свет проникал через его правое плечо из окна без ширмы. День обещал быть очень теплым, но в толстых стенах оставалась легкая прохлада. Андрей ощущал по запаху, как где-то снаружи курят, и обрывки женских разговоров, когда они проходили мимо открытой двери терапевта. Гражинский снова улыбнулся, мягкой, почти застенчивой улыбкой, улыбкой Будды.
- Я не привозил Белова отсюда, - сказал он с глубоким вздохом. - Федоров знал, что он был мертв. Я сказал ему вчера утром, когда он был здесь.
***
Глава 16
Доктору Артуру Гражинскому не было еще и сорока. Его густые темные волосы образовывали довольно низкую линию на лбу, и хотя они были аккуратно причесаны и уложены, тяжелая волна их свисала романтическим завитком над глазами. У него были темные глаза, полные сострадания и непоколебимости, и прямой нос с ярко выраженными ноздрями. Его рот, был европейским, прекрасно вылепленным, с ямочкой в центре верхней губы. Очки в стальной оправе придавали ему вид человека, находившегося на грани юности. Он сидел перед Андреем, опершись локтями о стол, сцепив руки и наклонившись вперед, и время от времени поглаживал свою красивую козлиную бородку на манер задумчивого человека. Рукава его медицинского халата были слишком длинными, и однажды он откинул их назад, обнажив белую манжету мятой рубашки. Его руки казались руками пианиста, с длинными пальцами и ухоженными ногтями.
- Я езжу по всей республике, в Горловке я работаю с весны, консультирую коллег, помогаю своему другу-хирургу, который работает здесь в первой больнице, - сказал он.
Андрею кивнул.
- Ты знаешь, как здесь все плохо?
- Я читал об этом.
Гражинский откинулся на спинку стула, достал из кармана рубашки шариковую ручку, вытащил острие и сделал пару каракулевых пометок в блокноте.
- Эпидемии, антисанитария, - сказал он. - Очень, очень грустно.
Гражнский отодвинул свой стул и повернулся боком к Шальневу, его профиль был прямо в центре окна позади него. Он скрестил ноги, посмотрел на цветной плакат с изображением венерических заболеваний на стене напротив и покачал головой.
- Дифтерия, корь, краснуха, гепатит, - сказал он. - много случаев, а вакцины всегда не хватает. Мы как можем боремся со вспышками заболеваний. Нам очень помогает гуманитарная помощь из России. Но медикаментов нужно много, и мы очень надеемся и на волонтеров.
Гражинский наблюдал за чем-то из окна, его лицо было омыто косым белым светом. Он протянул руку и провел ладонью по локону, свисавшему на лоб, убирая его с глаз и открывая темный полумесяц пота под мышкой своего испачканного медицинского халата. Он распрямил ногу и опустил ее на кафельный пол, затем снова повернулся лицом к Андрею.
- Итак, я был в первой больнице, помогал своему другу, спасал жизни, как ни банально это звучит, - продолжил Гражинский самоироничное замечание с легким оттенком цинизма. - Было десять часов вечера или десять тридцать. Мы долго оперировали, а потом моему коллеге поплохело и они вынужден был остановиться. Желудочный вирус поразил его совершенно неожиданно. Я же был измотан, и если бы его не мучили судороги и понос, я бы, наверное, опозорился, упав в обморок. В этот момент они и привезли его в больницу, эти ребята.
- Полицейские?
- Двое были в форме национальной полиции, двое в форме батальона "Восток". Они не потрудились предъявить мне никаких документов. Я спал на одном из операционных столов - это было лучшее место - и они просто вкатили его туда и разбудили меня. Когда я встал, они бросили его на стол, где я спал. Я должен был произвести вскрытие трупа. Я позвал медсестру, и мы тронулись в путь. Он почему-то был такой бледный.
Гражинский провел рукой по лицу и вздохнул.
- Это было не очень похоже на вскрытие. Я был зол на них. Я велел им убираться к чертовой матери, пока я выполняю свою работу, но лейтенант настоял, чтобы они все остались. Они все равно нервничали. Это было очень важно что они остаются, сказал он, по официальным причинам. Они были всего лишь наблюдателями. - Он сглотнул, попытался снова сглотнуть, но не смог. - я пытался сделать это по-настоящему, методично, но они стали нетерпеливы. Я крикнул им, чтобы они убирались к чертовой матери, и помахал скальпелем. Мгновенно четыре "Калаша" взвели курок и поднялись.
Гражинский поднял руки и прижал их к груди, словно сжимая "Калаш", и уставился воображаемым стволом на Андрея. Он на мгновение застыл в этой позе, а затем опустил руки.
- Эти парни, они влюблены в свое оружие. Они любят размахивать им и направлять их на людей. Они любят видеть ваше лицо, когда вы вдруг понимаете, что между напряжением в их пальцах и вашей смертью есть только небольшое дыхание. Поверьте, когда вы находитесь в такой ситуации, это видно по вашему лицу. Забывается мачизм. От этого хочется обосраться.
Гражинский уставился на крышку своего стола.
"Пока мы стояли вот так, застыв лицом друг к другу, один из них, один из парней из батальона "Восток", медленно протянул ствол своего "Калаша" и сунул его под подол платья медсестры. Он поставил ствол туда, знаете ли. Та окаменела. - Артур покачал головой и грустно улыбнулся. - Все эти парни - трусы. Я знал, что они могут подождать. Позже медсестре придется расплачиваться за мою высокомерную воинственность. И они убедятся, что я слышал, что они с ней сделали. Вот как они это делают, черт побери. - Он томно махнул рукой мухе. - Ты впадаешь в своего рода моральную сортировку. Твой друг был мертв. Медсестре пришлось вернуться домой к мужу и детям. Какое, черт возьми, это имело значение, если я не делал вскрытие по книге? У меня была живая женщина и уже мертвый друг. Что же мне было делать? Медсестра все это знала. Она была в ужасе, что я буду стоять на принципе или что-то в этом роде. Когда я закончил, они забрали тело парня в полиэтиленовом пакете со льдом из магазина. Это все, что я знаю.
- А как насчет вскрытия?
Гражинский взглянул на Шальнева.
- А что с ним такое?
- Что с ним случилось?
Гражинский устало погладил свою козлиную бородку.
- О, его замучили до смерти.
- Каким образом?
Взгляд Гражинского вернулся к нему, и на его лице появилось выражение легкого любопытства.
- Зачем тебе это знать?
- Я раньше в ГУВД своего города работал, а теперь частный детектив, - сказал Андрей. - Хотя я не вижу пытки как общее правило, я вижу их. Я должен знать об этом подробно, как это делает патологоанатом. К сожалению, мне необходимо это знать.
Уставшие глаза Гражинского смотрели на Андрея сквозь линзы его маленьких круглых очков. Он был поразительной фигурой, почти театральной в своей необычной смеси черт и манере, казалось, понимать и даже принимать с какой-то болезненной печалью ужасы, которые были обычным явлением в этой стране.
- Знаешь, этих бойцов учат быть бесчеловечными. Они делают все, что им говорят. Так что многие из них - всего лишь невежественные дети, запуганные и жестокие. А еще есть садисты, которые лезут в это дело. Каждая смерть - это послание, письмо к живым. Люди не просто "убиты" военными или гэбистами. Я вытащил из уретры Дениса оголенный провод. Во время процесса экзекуции его подсоединяют к динамо-машине и крутят ручку. Смерть не просто смерть, в этой стране.
На мгновение его глаза, казалось, потеряли контакт, и Андрею показалось, что мысли молодого доктора были далеко от них обоих.
- Он умер не быстро, - наконец сказал Гражинский. - Это все, что действительно имеет значение.
Ни один из них не произнес ни слова, и звуки и запахи со двора сопровождали их в тишине.
- Вы знаете, что в рапорте говорится, что вы привезли его в Донецк? - Спросил Андрей.
Гражинский снова откинулся на спинку стула и поднял брови, как бы предлагая загадку.
- Позвольте мне рассказать вам, как обстоят дела в ДНР, - сказал он, - об истинной важности взаимосвязи между целостностью и словарным запасом. Слова здесь-ничто ... ничто ... меньше, чем ничто. Здесь ложь распространена повсеместно; мы полностью игнорируем язык. Из-за того, что существует так много лжи, из-за того, что слова так дешевы, они считаются немногим более чем статичными в системе, которая потеряла уважение к языку. О людях судят по тому, что они делают, а не по тому, что они говорят. Вера в целостность языка не входит в уравнение повседневной жизни. Ложь напала на людей здесь, как болезнь, и уничтожает их так же верно, как если бы это была чума. К сожалению, это ничего не значит, что говорит полиция или что говорят их отчеты. Люди, которым поручено поддерживать мир на этой многострадальной территории, - убийцы и лжецы. Это ужасно так говорить, но это правда.
- Значит, в последний раз вы видели его в комнате для вскрытия?
- В последний раз, когда я его видел, - ласково сказал Гражинский, - эти четверо мужчин укладывали его в пластиковый мешок для трупов и тащили к одному из своих фургонов с черными стеклами, а лед, который они бросили туда вместе с ним, уже таял и капал из мешка маленькими розовыми капельками.
Это был жестокий образ, тем более шокирующий из-за мягкого голоса, которым он был произнесен. Гражинский казался удивительно свободным от горечи. Андрею казалось, что, пожалуй, единственный способ, которым молодой врач мог держать себя в руках в убогой Горловке, среди пластиковых мешков с трупами, в грязных прозекторских моргах, - это попытаться найти философский мир с непринужденностью человеческой жестокости.
- Как давно ты здесь?- Спросил Андрей, вставая.
- В клинике?
- На Донбассе.
- Четыре года, - улыбнулся Гражинский. - Вечность.
- А как тебя поддерживают?
При этом вопросе молодой врач, казалось, почувствовал себя неловко. Он тоже встал, глядя на Андрея через стол. Он, казалось, был не уверен в своем ответе только на мгновение, прежде чем ответить.
- Я идейный человек, господин Шальнев. - Он немного неловко наклонил голову; еще одна извиняющаяся улыбка. - В семье гордились тем, что у них есть врач. Мой дед был врачом, отец преуспел в ... бизнесе. Но ... они не были довольны моим решением. К сожалению, настаивая на этом, я оборвал все пути. Теперь на родину мне дороги нет. Я считаю, что мой долг здесь, и два раза в год я езжу в Россию, чтобы собрать средства.
Что-то привлекло его внимание, он посмотрел мимо Андрея на дверь и встал.
- Мне надо работать. - быстро сказал он.
Шальнев вышел из двери вслед за Гражинским, который совершенно забыл о нем, и зашагал прочь. Лучше всего было сейчас уйти. Он быстро покинул больницу через черный ход.
***
Глава 17
Он вернулся через ряды гаражей, спустился по склону к железной дороге, пересекая железнодорожные пути, и поднялся по тропинкам, которые вились через сараи с другой стороны. Жара стояла нетипичная для сентября, и прогорклый запах нищеты наполнял воздух, когда кузнечики пели в увядающих сорняках. К тому времени, когда он поднялся на холм, где разросшийся клен отмечал положение его машины, пыль облепила его ботинки и прилипла к штанинам сухими ручейками там, где он вспотел через ткань.
Его машина все еще стояла там, прикрытая листвой. Считая, что ему повезло, он отряхнул брюки, отпер машину и сел в нее. Опустив стекла, чтобы выпустить накопившийся жар, он завел мотор, развернул машину и поехал обратно в Донецк.
Слова Гражинского были еще одной причиной для Андрея связаться с Эдуардом Борзюком. Андрею повезло, что он оказал еще до войны Борзюку большую услугу в обмен на то, что тот помог задержать обезумевшего крымчанина. Услуга оказалась больше, чем Шальнев на самом деле намеревался. Он знал одного ростовского бизнесмена, который открывал фирму в ДНР, и рекомендовал ему Эдуарда Борзюка как человека, способного организовать эффективную операцию по обеспечению безопасности компании. Борзюк превратил это одноразовое назначение в постоянный второй доход, который приносил гораздо больше, чем его капитанство в республиканской гвардии. Так продолжалось некоторое время, пока ростовский бизнесмен не ввязался в политическую перепалку с правительством молодой республики и не закрыл свой бизнес. Но Борзюк был бесконечно благодарен Шальневу, и однажды, когда он приезжал в Россию на специальный антитеррористический курс, оплаченный Росгвардией, он прислал Андрею ящик крымского вина. Даже если история Лены была слишком деликатна для Борзюка, чтобы вмешиваться в нее, Шальнев мог, по крайней мере, рассчитывать на какой-нибудь первоклассный совет. И если силы госбезопасности ДНР имели дело с Беловым, Борзюк, скорее всего, знал об этом.
Настоящая загадка пропажи Лены, заключалась в том, почему она вернулась в ДНР. Иностранцы и раньше исчезали в глубинке ДНР, действительно исчезали. Почему в отчете, сопровождавшем тело Белова в Донецк, говорилось, что доктор Гражинский привез его? Почему Белова поместили в морг как неопознанного? И кто сказал Федорову, что Гражинский был личным другом Лены?
Ни один из этих вопросов, казалось, не исходил из общего фронта. Это было почти так, как если бы пропажа Лены и смерть Белова была связана с таким количеством различных людей и организаций, что было бы невозможно сказать, что это было вызвано чьим-то особым намерением.
Он посмотрел на часы. Дорога до Донецка и обратно заняла у него больше времени, чем он ожидал. Было почти двенадцать часов дня-неподходящее время для визита к Диане Пительниковой. Он проехал вперед по бульвару Шевченко и зашел в кафе 'Суши-таун', недалеко от поворота на Барнаульскую. Он быстро поел, запивая еду минералкой.
Он вышел из ресторана и развернувшись, поехал по Шевченко и Марии Ульяновой, остановившись у ворот дома Пительниковых вскоре после часа дня. Нанятый хозяйкой дома садовник, старик, стриг траву возле первого двора газонокосилкой, работая медленно, но тщательно. Шальнев заговорил с ним, когда он вошел, прошел через первый двор, открыл кованую калитку и вышел на улицу. Он позвонил в дверь, и ему открыла домработница Пительниковых, которая узнала его накануне вечером и впустила в дом.
В комнате было прохладно и уютно, а две высокие двойные двери, распахнутые настежь, открывали вид на ухоженный двор и тенистую веранду окружавшего его дома. Андрей вышел из дверей, чтобы найти хозяйку и сквозь высокие открытые окна ванны он услышал плеск воды.
Вода остановилась в душе, высокое окно которой было ближе всего к нему. Повернувшись, он пригляделся и увидел, как Диана вошла в полуденную тень своей просторной комнаты, вытираясь полотенцем, которое затем отбросила. Он видел ее обнаженную спину и бедра, смутные блики изогнутых поверхностей, отблески, делавшиеся еще более эротичными из-за их сумеречной неубедительности. Высокое зеркало на пьедестале бросало отблеск света, и он видел, как она пару раз прошлась взад-вперед, прежде чем направиться к открытым дверям.