Андрей повел машину вверх по грунтовке от главного шоссе, мимо небольшой группы зданий, где содержались женщины-заключенные, к голой грязной парковке, примыкающей к коллекции зданий из шлакоблоков за высоким сетчатым забором, окружавшим тюрьму. Он припарковал машину перед магазином, обслуживавшим тюремных охранников, некоторые из которых пили воду в проходе между зданиями с бетонным полом, прислонив деревянные стулья с прямыми спинками к оштукатуренной стене. Две рослые черно-белые свиньи рылись в камнях перед входом и дрались из-за картофельной и яблочной кожуры, которую охранники выбросили на солнце. Запах навоза доносился из подворотни, где бродячие свиньи оставили несколько капель своего помета, которые мужчины не потрудились выбросить в грязь.
Андрей запер машину, кивнул людям в тени и начал спускаться по небольшому склону к воротам. Солнце заливало четырехметровый бетонный забор, образовывавший внешний периметр тюрьмы, который был обнесен двумя рядам колючей проволоки и упорно сопротивлялся жарким волнам.
Когда Шальнев приблизился к караульному помещению по другую сторону потрепанной трубы и цепных ворот, снова где-то вдалеке послышались выстрелы. Повсеместное присутствие войны было реальностью в ДНР, к которой Андрей не мог привыкнуть. Ему казалось, что это было еще одним резким вторжением в повседневную жизнь местного населения, которая принимала ежедневные боевые действия так же легко, как если бы речь шла о пластиковой таре и одноразовых шприцах. От этого его передернуло.
- Добрый день, - Сказал Шальнев, останавливаясь у ворот.
Лейтенант, старший по возрасту и званию и самый низкорослый из шести охранников, отдыхавших под навесом, подошел к сетчатым воротам. Он ничего не сказал, но улыбнулся и кивнул, ожидая объяснений Шальнева.
- Я пришел к капитану Борзюку, - сказал Шальнев. Он вытащил свой паспорт и протянул его через отверстие в стене. Лейтенант взглянул на паспорт, его глаза бегло скользнули по нему, а вот удостоверение частного детектива было чем-то другим, скорее идентификация "сил безопасности" и требовала уважения. Он деловито кивнул.
- Минуту, - сказал он, показывая крошечный промежуток времени между большим и указательным пальцами. Он зашел в специальную кабинку и снял телефонную трубку. Шальнев посмотрел на остальных охранников. Двое из них не обращали на него внимания, один изучал его с немигающей наглостью, а двое других отводили глаза, когда он смотрел на них. Все они были вооружены. Все они, вероятно, были из местных.
Лейтенант быстро вышел из кабинки, и один из охранников, находившийся достаточно близко, чтобы подслушать его разговор, вскочил и пошел впереди него к воротам, открывая шлагбаум.
- Прошу, - сказал лейтенант. Он протянул паспорт и удостоверение Шальнева угрюмому человеку, который сидел за маленьким столиком с компьютером перед ним, и который старательно записал номера паспорта и удостоверения Андрея, которые затем положил в картонную коробку для обуви на хранение до возвращения Андрея. Он вбил резиновый штамп в чернильную подушечку и вдавил его в листок пропуска Шальнева, а затем Андрей повернулся и поднял руки, чтобы позволить другому охраннику провести поверхностный обыск.
- Прошу, - повторил лейтенант, и Шальнев снова вышел на солнце и направился через двор к административному зданию.
Калининская ИК выглядела почти пустынной по сравнению с теми днями, когда она была переполнена. Андрей допрашивал крымчанина здесь, и условия были настолько отвратительными, что даже охранники стыдились этого. Теперь население было так резко сокращено - что Андрей мог сказать это еще до того, как вошел за стены - что насыщенная атмосфера базара исчезла. Гул голосов не доносился до голого переднего двора. Это место не ощетинилось вооруженной охраной.
Он вышел на выложенный плиткой двор перед зданием администрации, прошел мимо флагштока и вошел в одноэтажное здание. В помещении было тихо. В фойе не было никакой мебели, только один глиняный горшок с единственным тощим резиновым растением с несколькими пожелтевшими листьями. Приемная слева от него была пуста, и несколько заключенных с минимальным уровнем безопасности ходили, толкая тряпичные швабры вверх и вниз по коротким коридорам, которые вели к полудюжине кабинетов. Знаков было немного, и он не увидел никого, кто мог бы быть членом административного персонала.
Но Андрей знал, куда он идет. Он свернул в коридор направо и пошел вдоль бледно - зеленых кафельных стен мимо распахнутых дверей в пустые кабинеты. Здесь не работал кондиционер, и окна без ширм позволяли мухам бродить по тенистым коридорам, словно это было заброшенное здание. В конце коридора слева была полузакрытая дверь.
- Я слышу тебя, Андрей Шальнев, - произнес голос, когда Андрей приблизился. - заходи, приятель.
Шальнев вошел, когда Эдуард Борзюк скрестил ноги на подоконнике открытого окна и встал, вынимая сигарету изо рта левой рукой и широко улыбаясь, протягивая правую для рукопожатия.
- Я ценю, что ты выбрал это время из своего плотного графика, чтобы встретиться со мной, кэп, - Сказал Андрей с притворной официальностью.
Борзюк рассмеялся.
- Без шуток, да?
Его смех был медленным и глубоким. Это был крупный мужчина лет пятидесяти, чье смуглое, красивое лицо, волнистые седые волосы и непринужденные манеры противоречили проницательному и порочному характеру.
- Это так принято здороваться в Новороссии, да? Черт, это уже не весело. Сейчас здесь ни хрена не происходит. Проект заглох.
- Как давно ты здесь?- Спросил Шальнев.
Борзюк вытянул длинное лицо.
- Слишком долго, черт возьми. Более одного года.
- Тебе это не нравится?
- Черт возьми, нет. Тебе бы понравилось? - Он покачал головой. - Политика. - Он произнес это слово так, словно речь шла о венерической болезни. - Когда этот слюнтяй Пушилин был избран год назад, он должен был оказать некоторые небольшие услуги некоторым политиканам ну и "украинцам", ха.
Как и у многих жителей Донбасса, у Борзюка были отношения любви и ненависти с Украиной. Он одновременно злился и завидовал "хохлам".
Андрей сочувственно кивнул, и Борзюк жестом пригласил его сесть на единственный стул в комнате, кроме его собственного. Он стоял прямо перед столом Борзюка, на край которого Эдуард сел лицом к Андрею, поставив одну ногу на пол. Шальнев достал из кармана пачку "Честерфилд". Он взял их с собой именно для этой цели. Делиться дорогими сигаретами было хорошо с человеком, от которого вы хотели получить услугу. Он протянул один из них Борзюку, и тот охотно взял ее. Андрей тоже взял одну и закурил обе. Борзюк выпустил дым в неподвижный воздух пустой комнаты.
- Некоторые из мальчиков в батальонах получили плохую репутацию, - сказал он небрежно, как будто то, что принесло им плохую репутацию, не было предосудительным, как будто их вопиющее насилие не получило осуждения международных правозащитных организаций. - Некоторых из нас попросили перейти в другие подразделения, например республиканскую гвардию, чтобы они могли сказать, что они очистили репутацию. Меня несколько раз переводили, а потом направили сюда. Он сделал кислое лицо. - Ненавижу это дерьмовое место, - сказал он, как истинный бюрократ, и махнул рукой. - Итак, - сказал он, затягиваясь сигаретой, - что за занятные вещи с тобой происходят?
Они обсуждали жизнь друг друга, говорили о людях, которых Андрей помнил раньше, пересказывали историю с крымчанином, а затем Борзюк проклинал падающий рубль, инфляцию, минские соглашения и говорил о том, что присоединение к России было единственной надеждой страны.
- Послушай, - наконец сказал Андрей, затушив сигарету в пепельнице, которую держал на коленях, - я не видел этого места со времен войны. - Не хочешь прогуляться?
Борзюк наслаждался их маленьким отдыхом, но при упоминании о прогулке, его энтузиазм угас. Это было серьезное дело, эта прогулка. Никто в здравом уме не предпочел бы беседовать на жарком солнце бабьего лета, чем в прохладной тени толстостенного здания. Но все знали, что у жаркого солнца нет ушей. Если у вас есть серьезные дела, то лучше погулять на солнышке.
- Конечно, - ответил Борзюк, потушив то, что осталось от его собственной сигареты, и встал с края стола. Он провел руками по густым серым волнам и поднял свою шапку военного образца.
- Эта шапка сидит на мне как влитая.
Он ухмыльнулся и решительно натянул кепку, низко надвинув козырек на глаза.
***
Глава 20
Борзюк и Шальнев шли по бледно-зеленому коридору, пустому, если не считать мух, плавающих, словно маленькие пропеллеры, в затхлом воздухе, пропитанном запахом промышленного дезинфектанта. Они свернули направо на перекрестке и вошли в короткий коридор, в конце которого было тенистое крыльцо, перегороженное сетчатым забором и воротами. Слева от этого крыльца находилось короткое крыло из полудюжины помещений с открытым коридором между ними, для супружеских визитов. За ними был длинный проход, который вел к главному тюремному двору с различными тюремными блоками за ним.
Однако Борзюк повернул направо, войдя в узкий, лишенный солнечного света проход между оштукатуренными зданиями, который быстро вывел его во внутренний дворик, откуда начиналась грунтовая дорога, идущая вдоль реденького соснового бора, окаймлявшего внешнюю бетонную ограду тюрьмы. Скудно поросшая лесом местность поднималась в нескольких сотнях метров за кордонами колючей проволоки. Слева от них задние стены тюремных блоков представляли собой огромную доску для граффити, обычных непристойностей скучающих мужчин, лозунгов региональной гордости и предвзятой ненависти.
Смотри,сказал Борзюк, когда он выбрал одну из двух колей грунтовой дороги.Все изменилось. Ни одна стража не преследует нас. Теперь я могу везде ходить один. Здесь все спокойно. Нет проблем.
Над ними вороны посылали свое карканье через витки колючей проволоки, чтобы эхом отозваться в неглубокой долине за ними.
Так что ты хочешь сказать мне, Андрей?
Шальнев посмотрел на Борзюка.
У тебя все еще есть доступ к кому-нибудь в местной разведке?прямо спросил он.
Выражение лица Борзюка не изменилось. Он слишком много лет играл в игры, чтобы позволить неожиданному вопросу прийти к нему неожиданно.
Все изменилось, - философски заметил он.Доступ? Ну, у тебя должна быть веская причина, чтобы задавать такие вопросы. Один вопрос, один неверный ...Борзюк покачал головой.
Шальнев не мог ожидать от Борзюка многого без полного объяснения или чего-то, что звучало как полное объяснение. Никто никогда не рассказывал всю историю о чем-либо в ДНР. Вы всегда держались немного позади, что-то в запасе, что могло дать вам преимущество, если вам нужно было преимущество в случае, если все остальное было просочилось или обнаружено. Борзюку придется выслушать рассказ Андрея.
Они снова шли, приближаясь к небольшому склону дороги и другому сектору тюрьмы, пока Шальнев рассказывал Борзюку свою историю, не упоминая ни имен, ни обнаруженного тела Дениса Белова, ни того, как его вывезли с кладбища. Когда нужно было упомянуть о чем-нибудь, в чем был замешан Федоров, Андрей называл его "другом" - вполне приемлемая осторожность, которую Борзюк поймет.
Мне нужно знать,сказал Андрей,жива ли Лeна Муравьева?
Они подошли к развилке на пологой дороге.
Тебе свернут шею, мой друг,сказал Борзюк, поворачивая назад.Ты знаешь, что здесь происходит?
Мне просто нужно знать, жива ли она.
Борзюк повернулся и посмотрел на Андрея.
Ты не знаешь, да?
Не многое.
Борзюк покачал головой.
На этот раз ты должен смотреть в другую сторону, Андрей, - сказал Борзюк.Это очень опасно.Его глаза прищурились из-под черного козырька.
Значит, ты что-то об этом знаешь?
Я кое-что слышал, сказал Борзюк, оглянувшись по сторонам. Я слышал о девке, россиянке, что ее арестовали.
Муравьева?
Борзюк пожал плечами и в неведении покачал головой.
Россиянка.
Где же она?
В одной из тайных тюрем,сказал он, цокнув языком.
Это не было хорошей новостью для Елены. Тайные тюрьмы в ДНР использовались для допросов, а там, где были допросы, всегда применялись пытки.
Где ее подобрали?
Не знаю.
Как далеко от зоны боевых действий?
Борзюк посмотрел на Андрея.
Что, черт возьми, здесь происходит?
Я слышал, что Лена Муравьева работала как раз в зоне боевых действий, в частях, где сражаются за нас иностранные граждане.
Не слишком далеко,сказал Борзюк, хмуро наблюдая за Андреем, что-то прикидывая. Он думал о своем долге перед Андреем. Ему хотелось иметь пространство для маневра. Собственное чувство чести требовало от Борзюка взаимности за помощь Андрея, которой он пользовался в течение последних лет.
Кто в ответе за это, Эдик? Военные или полиция? Кого волнует то, что знает эта девушка?
Армия. Батальон "Восток" задержал ее.
Андрей искоса смотрел на профиль Борзюка. Сильный лоб замначальника тюрьмы начал блестеть от жары, и Андрей увидел, как из седых волос на его виске и по подбородку скатилась капелька пота. Шальнев догадался, что не только полуденная жара выжимала из него все силы.
А журналиста Белова тоже они забрали?
Борзюк снял кепку, достал из заднего кармана носовой платок и вытер окружность кепи. Затем он вытер лоб и снова надел кепку. Он повернулся к Андрею и вздохнул.
Я ничего не знаю о том, что здесь происходит, ничего,сказал Борзюк, понизив голос, хотя они были изолированы в маленьком пятнышке тени под тополем.Но я скажу тебе, что слышал имя Александра Ходаковского. Это официальный командир батальона "Восток". Он друг, очень близкий друг подполковника Энгарта.
Борзюк посмотрел вдаль из-под козырька и достал из кармана рубашки пачку сигарет. Он предложил одну Андрею, который не хотел курить в такую жару, но все равно взял ее. Борзюк чиркнул спичкой и зажег сначала сигарету Андрея, потом свою.
Когда группа мужчин прошла мимо, Борзюк и Шальнев посмотрели в другую сторону, как будто ждали кого-то, а затем Борзюк повернулся и наблюдал за ними, пока они не оказались вне пределов слышимости.
Послушай меня, Андрей,сказал он, выпуская дым в жар. Я тебя не разыгрываю. Я думаю, что это очень противная женщина, ты поверь.
Андрей кивнул. Он знал, и ему начинало казаться, что это может стать только хуже. Борзюк давно занимался этим делом, и у него был прекрасный нюх на неприятности.
Андрей посмотрел на капитана, Борзюк снова повернул голову, избегая взгляда Андрея. Он просто смотрел на солнце, на бетонный забор, опоясывавший тюрьму.
- Она здесь, не так ли, Эдик?
Разум Борзюка, должно быть, спотыкался сам о себя. Каждый человек привносил в каждую ситуацию свой спектр возможностей. Борзюк теперь просматривал свой спектр, и Андрей знал, что на вершине секретного списка возможностей жителя ДНР стоит забота о самосохранении. Что бы он ни сказал Андрею, даже если это окажется одолжением, требующим некоторого риска, это будет в интересах Борзюка. В этом отношении он был похож на Дмитрия Федорова. Мир, в котором они жили, сделал их прагматиками, упростил их жизнь, избавив от грубых препятствий моральных соображений. Жизнь сводилась лишь к одной главной заботе - выживанию. Все остальное было вторичным и измерялось по этому единственному критерию.
- Там сейчас много пустых камер, не так ли, Эдик, - сказал Андрей.Места, куда больше никто не ходит. Это удобно, недалеко от столицы. Толстые стены, целые крылья темных клеточных блоков.
Борзюк сглотнул.
Андрей был прав. В этом районе было две тюрьмы, официальная и неофициальная. Борзюка не перебросили куковать в каком-то захолустье, как он хотел, чтобы Андрей поверил. Вместо этого ему была доверена ответственная должность, имеющая тесные связи с армейской разведкой. Борзюк стал ключевой фигурой в одной из самых темных тайн сил безопасности, широко известной - и гневно отрицаемойсети подпольных тюрем, местном гулаге "исчезнувших".
Борзюк повернул свое трезвое лицо к Андрей.
Эта девочка ...Козел отпущения. Местные власти скоро объявят о ее аресте. Я думаю, что это будет скоро.
Как скоро?
Может быть, несколько дней, - пожал плечами Борзюк. - Они должны действовать быстро. Смерть одного россиянина, а затем тайный арест еще одного - очень рискованный трюк, даже для полевых командиров, даже для руководства.
Значит, Борзюк тоже знал, что Белов мертв.
Значит, российские власти не знают о ее аресте?
Нет.