Мне нужно поговорить с ней, - сказал Андрей.
Борзюк решительно покачал головой и посмотрел себе под ноги, пуская дым на пыльную землю.
Они убьют меня. Мне понадобятся по меньшей мере три человека, чтобы помочь перевести ее в камеру, где вас никто не увидит. Я не уверен, что смогу найти трех человек, которым можно доверить скромную взятку.
Все еще глядя вниз, он скорчил гримасу и сжал зубы, что означало, что они столкнулись с опасной ситуацией.
Это сумасшедшее место, - сказал он. Некоторые люди, они получают хорошие деньги.Ты поработаешь здесь год, будешь жить в отдельном доме, и тебе хорошо заплатят за все, что ты услышишь и увидишь.Он пожал плечами.Это как работа в плохом месте. У вас есть гарантии; у вас есть работа в плохом месте, с трудностями, но вам платят очень хорошо. Останьтесь на год, и вы заработаете немало денег.Борзюк опустил уголки рта. Это не похоже на старые времена, когда деньги тут и там покупали тебе информацию.Он затянулся сигаретой и выбросил ее на раскаленный песок.а военные,сказал он,они всем заправляют за кулисами.
Борзюк вспотел, в прямом и переносном смысле. Включился громкоговоритель, и с верхушек телефонных столбов по всей территории тюрьмы было объявлено, что заключенный такой-то освобождается сегодня днем.
Я должен подписать эти проклятые бумаги, - сказал Борзюк. Он снова снял кепку, вытер носовым платком лоб и ленту, прежде чем снова надеть ее и надвинуть на глаза козырек.
Они двигались обратно тем же путем, каким пришли, избегая главных дворов тюрьмы. Было самое жаркое время дня, но сосны теперь стояли слева от них и отбрасывали завесу теней на песчаную дорогу. Они молча шли по изрытой шинами дороге между границей сосен и задними рядами камер, и самыми громкими звуками были хруст их шагов по дороге и крики ворон с вершин сосен.
Что мне нужно, чтобы поговорить с ней сегодня вечером?Спросил Андрей.
Борзюк покачал головой, но ничего не сказал на протяжении пятнадцати или двадцати метров. Затем, опустив голову, руки в карманы, он сказал:
Я постараюсь дать тебе какую-то информацию. Я тебе позвоню в девять часов.
Он не спросил, где остановился Андрей, и Андрей не сказал ему.
***
Глава 21
Шальнев вернулся через пустынный тюремный двор к главному входу, где забрал паспорт и удостоверение, и его выпустили через огромные ворота. Он с трудом поднялся по склону к маленькому магазинчику, где обе черно-белые свиньи растянулись в тени его машины, задрав головы под нее, прямо за передним левым колесом, блокируя водительскую дверь. Андрей пинком разбудил их, вызвав испуганное ворчание, заставив одну из них стукнуться головой о масляный поддон, но в конце концов вытащил их из-под двери на дневное солнце, где они покачали головами, хлопая своими огромными ушами, чтобы вытряхнуть из них грязь.
Он завел машину и поехал прочь от унылого скопления зданий, вниз по дороге, которая вела мимо женской части к шоссе и обратно в город. Он понятия не имел, поможет ему Борзюк или нет, но если Борзюк больше ничего не сделает, то он, по крайней мере, предупредил Андрея об очень важном имени. Подполковник Алексей Энгарт с позывным "Ветер" был одним из самых жестких военных в ДНР.
Андрей не заметил хвоста, пока не свернул с ровного, прямого шоссе Е50 и не въехал на практически нетронутую войной автостраду Н20, которая вела в город. Это был джип "Чероки" с затемненными стеклами, любимый автомобиль военной разведки, который приобрел такую дурную славу, что использовать его для слежки было само по себе сообщением. Вряд ли хвост пытался быть невидимым. Запугивание было первым шагом в "гражданском контроле". Если человек, для которого предназначалось сообщение, не понимал намека, сообщение усиливалось, использовался более строгий тон. Но силовикам не хватало терпения.
Между Андреем и "Чероки" стояло несколько машин, а дорога становилось все более извилистой. Глядя в боковое зеркало, Андрей видел, как "Чероки" то и дело выезжает на встречную полосу, как будто вот-вот проедет мимо, - маневр, который не был бы чем-то необычным, поскольку многие местные были отчаянными водителями, нетерпеливыми и безрассудными, а лобовые столкновения были обычным делом в последнее время. Но "Чероки" не собирался проходить мимо; он просто хотел убедиться, что Андрей знает о его существовании.
Дорожные ремонтные работы закрыли один из участков единственной полосы, хотя рабочей команды нигде не было видно, и не было регулировщика, чтобы помочь водителям решить, какое из направлений движения будет иметь доступ к единственной полосе в любой момент времени. Этот вопрос о праве проезда был решен самыми смелыми водителями, и как только Шальнев приблизился к единственной полосе, грузовик занял право проезда для встречного потока движения. Машина впереди Шальнева подалась, и прямо перед ним был жилой комплекс, прекрасное убежище для отрыва от хвоста. И это был прекрасный вид, даже после периода боевых действий.
Наконец на встречной полосе образовалась брешь, водитель впереди Андрея завел мотор и выехал на шоссе, а Шальнев и остальные выехали на тротуар и присоединились к нетерпеливому движению, стремящемуся в город. "Чероки" оставался с Андреем всю дорогу до города, всегда на одной или двух машинах позади него.
Но когда Андрей свернул с Макеевского шоссе в районе отделения Приватбанка, "Чероки" с ревом выехал на соседнюю полосу и остановился рядом с ним на Червоногвардейском проспекте, стараясь не задеть его, замедляя ход, когда он замедлялся, ускоряясь, когда он ускорялся, его затемненные окна заставляли Шальнева чувствовать себя странно уязвимым. Запугивание приводило его в бешенство, но он держал себя в руках, время от времени поглядывая на темные окна, словно не знал, что должен смотреть прямо перед собой, как это делали люди, не решаясь встретиться с чудовищем лицом к лицу, чтобы не спровоцировать его на что-то еще худшее, чем издевательство.
Возможно, это было его подростковое нежелание быть запуганным, или, возможно, это был план с самого начала, но когда они проехали мимо его жилища и приблизились к перекрестку, "Чероки" внезапно свернул на полосу Шальнева, отрезая его передним бампером и загоняя его в бордюр, когда он ударил по тормозам, чтобы избежать удара, и заставил две машины рядом с визгом остановиться, как только загорелся зеленый свет. "Чероки" промчался мимо, едва не попав в перекрестки, которые шли только слева от него, и скрылся на бульваре из виду.
Машина Андрея наполовину выехала на перекресток, частично перекрыв движение, правое переднее колесо уперлось в бордюр. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы снова завести машину, сдвинуть ее с обочины, и вернуться на свою полосу. Его сердце бешено колотилось, Андрей взглянул на водителей слева и сзади. Все смотрели прямо перед собой, как будто ничего не произошло. Они тоже знали, что видели, и не хотели иметь ничего общего с этим происшествием, даже не хотели признавать, что видели его.
Подъезд к дому со двора находился сразу за светофором, и Андрей въехал во двор и припарковался сбоку, под огромным каштаном. Он вышел и проверил крыло, которое было в худшем состоянии, чем он думал, но не настолько плохом, чтобы он не мог продолжать водить машину. Он не стал бы менять машину на другую. В ДНР в настоящее время это было крайне проблематичным. Когда он вставил ключ в дверцу, чтобы запереть машину, его рука дрожала.
Он набрал код на входной двери, прошел через коридор и поднялся по дурно пахнущей лестнице. У дверей квартиры он выглянул в окно своего этажа и ничего подозрительного не увидел. Он повернулся к своей двери и вошел. Солнце стояло уже низко, что начинало скрываться за высокими деревьями на бульваре и проникало в окна с мягким оттенком позднего вечера.
Он снял пиджак и галстук и повесил их в шкаф. Он расстегнул манжеты рукавов рубашки, откинул их назад, прошел в ванную и умылся холодной водой с мылом. Мучительно сознавая, что устал, он вытер лицо и старался не смотреть на себя в зеркало. Выйдя из ванной, он подошел к краю кровати и сел. Он развязал шнурки, отложил их в сторону и откинулся на мятое покрывало, глядя на свет, льющийся с высокого потолка. Он был измотан. Недостаток сна, неуверенность, разочарование и напряжение истощили его энергию.
Положив тыльную сторону запястья на лоб, он вспомнил, как Дмитрий Федоров повел его посмотреть на тело Дениса. Никаких объяснений. Он подумал о том, что Борзюк сказал о Елене Муравьевой, что ее собираются использовать в качестве козла отпущения. Это беспокоило Андрея. Если Белов знал что-то важное о том, во что вляпалась Лена, и если то, во что она вляпалась, действительно имело отношение к подполковнику Энгарту, разве Энгарт не боялся, что Муравьева заговорит? Как только они объявят об аресте, они должны будут представить по крайней мере видимость надлежащей процедуры правосудия, в ходе которой у Муравьевой будет возможность поговорить с представителями российских властей и рассказать свою историю. Неужели Энгарт действительно позволит это?
Андрей собирался перестать обманывать себя насчет Муравьевой. У нее не было причин оставаться в живых. Она была жертвой неудачного выбора времени, и она была таким же расходным материалом, как бездомная собака, и, вероятно, получила только немного больше внимания. Что это за страна, где все это может происходить в абсолютной тишине, и Андрей может лежать здесь в меняющемся свете позднего вечера и думать об этом, как будто он вспоминал фильм.
Он даже не осознавал, что потерял ход своих мыслей, когда сон настиг его. Когда зазвонил телефон и он проснулся в синеватых сумерках, он не помнил ничего, что могло бы быть сном. Он перевернулся на другой бок и снял трубку.
- Слушаю.
- Господин Шальнев, это Борис Пительников. Я хотел узнать, есть ли у тебя планы на вечер.
- Нет, - ответил Андрей. - Никаких планов.
- Хорошо, я бы хотел, чтобы ты поужинал со мной, если это удобно. Я за тобой заеду.
- Это было бы прекрасно, - сказал Андрей, пытаясь очистить свой разум и сфокусировать взгляд, глядя через комнату на обшарпанную стену, на зеркало над старым комодом, в котором каштаны бульвара позади него отражались черным на фоне лавандового неба.
- Полчаса дадут тебе достаточно времени?
- Я буду готов, - сказал Андрей и положил трубку.
***
Глава 22
К удивлению Андрея, Пительников в этот раз был без бывшей жены. Когда он пришел, стол в столовой был уже накрыт, и как только Пительников разлил напитки по бокалам, они сели. Сестра-хозяйка молча и деловито обслуживала их, пока Пительников вел формальную беседу о том, как ему нравится Донецк, о том, как он жил в этом доме с тех пор, как развелся с Дианой, причем делал это так, словно Андрей знал всю историю. Борис был одет в темно-серый поношенный костюм с красновато-коричневым галстуком и белую рубашку с воротником, которая так и норовила свернуться на концах. Его длинные рыжеватые волосы были аккуратно причесаны, и Андрей впервые заметил родинку на правой стороне носа. Он довольно удобно развалился, пока говорил, и пока сестра-хозяйка обслуживала их молча, как призрак. Когда все было готово и Борис не подал никакого сигнала, она исчезла, и до конца вечера ее больше никто не видел.
Пительников взял нож и вилку и принялся за еду, продолжая говорить, расспрашивая Андрея о его собственной работе, задавая общие вопросы, на которые Шальнев давал общие ответы и которые помогали им во время еды, каждый раз вставая, чтобы налить себе новую рюмку. Несмотря на то, что Андрей чувствовал, что Борис был одним из тех людей, которые предпочитают не обсуждать серьезные дела за едой и что все откладывается до тех пор, пока они не закончат есть, он чувствовал себя все более комфортно с Борисом Пительниковым. Андрей вспомнил, как Диана описывала хамство Пительникова, и он предположил, что в их отношениях не все было так однозначно.
Наконец, когда они оба закончили, Борис отодвинул свою тарелку, встал и снова наполнил свой стакан водкой, не предложив Андрею наполнить его, полагая, что Шальнев сам себе нальет, если захочет еще. Он вернулся к столу и слегка повернул свое кресло, чтобы ему было удобно скрестить ноги. Наконец Борис начал.
Я взял на себя труд навести о тебе справки, - сказал Пительников, нахмурив брови, словно директор школы, собирающийся поговорить по душам с непокорным учеником. Он, казалось, не боялся, что Андрей будет возмущен тем, что его проверяют.
Я не думаю, что ты тот человек, с которым мне нужно ходить вокруг да около. Насколько я понимаю, пару лет назад ты имел дело с людьми из ФСБ, в частности с Виктором Смирновым.
Андрей сразу вспомнил это имя, хотя разговаривал с ним меньше получаса. И он вспомнил это лицо, как будто это было в тот день.
- Я его толком не знал, только мельком общался, - ответил Андрей.
- Да, это так. Смирнов кое-что прояснил для меня.
- Интересно.
- Ты бывший майор милиции, ныне частный детектив.
- Да, это так.
Андрей ничего не добавил, глядя на Пительникова и ожидая, что тот будет продолжать. Рассказывая о Смирнове, он давал понять Андрею, что ему известно, что Андрей знает, что у него есть связи и в ФСБ.
- Но во время службы в волгоградском УГРО ты пересекался с еще одним человеком. Дмитрий Федоров.
- Я работал с ним два раза. Он ушел на вольные хлеба раньше меня.
Пительников кивнул.
- В своем отчете мне Дмитрий относится к тебе довольно хорошо. Что является комплиментом. Дима не очень хорошо относится ко многим людям.
- Мы работали с ним много лет назад, - сказал Андрей.
- Но ведь ты видел его совсем недавно, не так ли?
- Ну, если он работает на тебя, ты должен знать.
- О, он больше на меня не работает. - Борис покачал головой, потягивая джин. - Нет. Несколько лет назад он стал независимым от нас.
- Что он делает здесь?
Пительников посмотрел на Андрея, держа во рту глоток джина, прежде чем проглотить его. Он поднял брови.
- Ты, кажется, человек сдержанный, понимаешь, как государство все делает.
- Я знаю, как они это делают, - сказал Андрей. - Я не уверен, что понимаю это.
Борис наклонил голову, вяло пожимая плечами в знак согласия.
- Неважно, - сказал он. - В любом случае, эта история с Леной Муравьевой, ну, она связана...у тебя, кажется, есть...талант натыкаться на вещи, интересующие наши спецслужбы.
- Кажется, их так много, - сказал Андрей.
Борис вскинул брови и провел языком по подбородку.
- Ну да, конечно. - Он на мгновение задумался. - Дело в том, что мы бегали за Леной Муравьевой.
- Мы - это ГРУ? ФСБ? - Андрей несколько напрягся.
- С тех пор, как она вернулась на Донбасс три месяца назад, - сказал Андрей, поджав губы. - Диана, конечно, этого не знала. Я устроил Лену на работу в волонтерский корпус. С самого начала я не планировал управлять ею, просто после того, как она пошла на эту работу, новое начальство отправило ее в бригаду "Русские добровольцы Донбасса" на работу, в составе которой она работала по всей территории ДНР. Это привело ее в очень конфликтную область.
- А можно подробнее?
- Ничего особенного. Все это было неофициально. Ты же знаешь, как это начинается. После того, как она привыкла к своей работе, я просто позвонил однажды, чтобы пригласить ее на обед, посмотреть, как идут дела. Она была благодарна мне за помощь и все такое. В период ее работы в Донецке я несколько раз приглашал ее на обед, расспрашивал о работе в бригаде. Так я впервые услышал от нее о грабежах и "отжатиях" собственности со стороны наемников из России, воюющих в вооруженных силах ДНР, в том числе батальонах спецназначения. Она рассказывала о убийствах местных жителей военными и захватами их квартир. О, у нее на руках было много фактов. Она знала некоторых вдов. Она рассказывала мне истории. Потом я познакомился с ее коллегой, журналистом Денисом Беловым. Здесь, в этом доме. Скажу так - Лена была очень хороша. Очень наблюдательная, чувствительная к недомолвкам и нюансам. Вдумчивая.
Пительников помолчал, подумал и выпрямился в кресле, опершись на стол лицом к Андрею. Он выглядел усталым, и морщинки в уголках его глаз намекали на боль, не слишком удаленную от поверхности.
- Она работала как все, - продолжал он. - Там не было ничего опасного. Я имею в виду, что она не была кем-то особенным, просто еще одна пара глаз и ушей. Как и Белов. - Он отхлебнул водки. - В течение нескольких месяцев ее расписание было две недели в полевых условиях и одна здесь, в Донецке. Достаточно просто. Она всегда была в глуши, так что она приносила военные новости: какой батальон был где, в какую деревню они напали и участвовали в зачистках. Или где набедокурили силы ВСУ и свалили вину на батальоны армии ДНР.