Он отвернулся и отхлебнул коньяка. Он о чем-то очень много думал. Андрей не мог бы объяснить, что именно изменилось в Пительникове, но что-то изменилось даже за последние несколько мгновений. Он потерял всякий интерес к тому, что делал лучше всего.
- У всего есть срок жизни, Андрей, - сказал Пительников и медленно отхлебнул из своего стакана, наслаждаясь армянским напитком в той же манере, в какой это делают люди, слишком любящие свой напиток. - Человеческие жизни, отношения, договоренности, обиды, обязательства. Все идет своим чередом.
Он осторожно поставил стакан примерно на то же место, куда ставил его во время их разговора. След от стекла белел на полированной поверхности деревянной столешницы, но Борис не положил под нее салфетку или подставку. Если бы вы сказали ему об этом, он бы не понял, о чем вы говорите, пока вы не указали на это. Отделка мебели была далека от всего, что волновало Бориса Пительникова.
- Насчет Федорова. Много лет мы с Дмитрием довольно тесно сотрудничаем, - продолжал Пительников. - Он всегда был ублюдком, но раньше он был симпатичным ублюдком. У него была неоспоримая жизнерадостность, своего рода искреннее отношение к миру, которым можно было восхищаться. Не у многих людей хватает смелости сделать это, вы знаете, просто взять все, что вы можете получить, беззастенчиво эгоистично. - Он на мгновение задумался. - С другой стороны, может быть, только потому, что я был молод, я мог терпеть его, я думал, что в нем вообще есть что-то приемлемое. Но, конечно, все изменилось. Я изменился, бизнес изменился, мир изменился. Все изменилось, кроме Дмитрия. На самом деле он тоже изменился, только не верил в это. Ему не хотелось меняться, и он не понимал, что этого нельзя не делать. В конце концов он стал просто карикатурой на самого себя, на себя в общих чертах.
Пительников уставился на стакан с коньяком, стоявший на столе.
- У них с Дианой был роман, - сказал он. - Довольно дикая интрижка. Они думают, что я ничего об этом не знаю. По крайней мере, так думает Диана; Диме, вероятно, наплевать, так или иначе. Полагаю, это было неизбежно. Они так похожи, их личности. Спонтанно, природно. Но мне было трудно с этим справиться. Это было похоже на эмоциональную гипервентиляцию. Мне приходилось делать долгие, глубокие вдохи. Мне нужно было сосредоточиться. Это был ад.
Он прочистил горло.
- Насчет Лены, - сказал он. Я спал с ней.
Андрею не следовало удивляться, но он удивился. Ему пришло в голову, что он теряет способность предвидеть. Он начинал чувствовать себя старым бойцом, чьи стареющие руки больше не позволяли ему сохранять бдительность. Он получил в последнее время слишком много ударов по голове.
- Я не собираюсь "признаваться", - успокаивающе сказал Пительников. - Я просто рассказываю тебе, как это было. Ничего такого, чего бы вы не видели и не слышали раньше. Обычное дело. Вот почему я велел ребятам сходить к Диане, собрать все в ее комнате и принести мне. Я никогда ничего не записывал, но я тогда не знал, что Лена ведет дневник. Я сам через это прошел. Я ничего не нашел. - Он остановился и глотнул коньяка. - Ты с ума сошел. Зачем тебе это надо? - Мысль о безумии Шальнева словно показалась ему утешением.
- Это мое дело, - коротко ответил Андрей.
- В этом грешном мире есть вещи и люди, которых предпочитаю не знать даже я, - вздохнул Пительников. - из соображений личной безопасности. Тебя это не смущает?
- Нет, - коротко ответил Андрей.
- Видишь ли, тот человек, у которого находится эта вещь, как бы тебе потолковее объяснить... - задумался Борис. - он... я по сравнению с ним винтик. Ты слышишь, жалкий винтик. - пробормотал он.
- Мне нужен адрес, - сухо сказал Андрей. - ты можешь устроить встречу?
- Адрес дать - нехитрое дело, - махнул рукой Борис. - но эта встреча для тебя может оказаться последней.
Пительников встал и стал кому-то звонить по телефону. Затем он быстро стучал по клавиатуре, отправляя е-майлы, одновременно со вздохами откровенно излагая свой роман с Леной, откровенно признавая, что это обычная история мужчины средних лет и женщины помоложе. Он не собирался притворяться, что в этом было что-то особенное, просто потому, что это случилось с ним, а не с одним из бесчисленных других мужчин среднего возраста, с которыми они наблюдали это за годы их слежки за часто прозрачной и поверхностной жизнью людей. Но Андрей догадывался, что бесцеремонное опровержение Пительниковым его рассказа выдало ложь о важности этого для него. После того, что Пительников пережил с Дианой, было понятно, что он нашел бы Лене Муравьевой желанное убежище. Серьезный вопрос заключался в том, почему Лена завела этот дневник. Это тоже был удручающий вопрос, потому что непосредственный смысл заключался в том, что она имела мужчин не ради них. В это было невозможно поверить. Скорее всего, она думала, что это ей что-то даст. Пительников знал это.
- Я слишком поздно пришел в себя, - сказал Пительников, снова с кем-то перебросившись парой фраз по телефону. - У меня были ночные раздумья над этим. Я не знаю, что ей было нужно, но я уверен, что она никогда этого не получала. Даже когда я был без ума от нее, я никогда не допускал компрометирующих обстоятельств. Никогда в моем кабинете. Никогда не пил с ней. Никогда не говорил о чем-то таком. Она никогда не выпытывала что-то меня, я даже не помню, чтобы она пыталась.
Он потянулся за стаканом, поднял его из лужицы конденсата, выпил и вернул в лужицу.
- Скорее всего, ты уже мертвец, - задумчиво произнес Пительников, что-то быстро записывая на листке бумаги. - только еще в полной мере этого не ощущаешь. Но я думаю, ты это поймешь. Послушай старика. - заполнив белый четырехугольник текстом, он оторвал листок и протянул Шальневу.
- Мало кто, черт возьми, может завести роман с такой женщиной, как она, и ни разу не поддаться своим эмоциям, ни разу не сойти с ума, подойти к самому краю и прыгнуть. Я ежесекундно оглядывался, думая, как бы не попасться в ее ловушки. Я был так чертовски осторожен во всем этом деле, что я удивлен, что мне удалось сделать это с ней. Но я это сделал и продолжал делать, ночь за ночью.
С минуту он молчал.
- Я не знаю, почему она это делала с другими. Я достаточно честен с самим собой, чтобы быть подозрительным. Но знаешь, что меня преследует? Что если, черт возьми, что если ... я ей просто нравился? Я так долго на этой работе, что даже не знаю, узнаю ли я искреннее чувство, если столкнусь с ним. Лена Муравьева, возможно, была колоссальной ошибкой - сказал он, качая головой от всей этой безумной истории, - но будь я проклят, если даже сейчас понимаю, какой именно ошибкой она была.
Он остановился и посмотрел в окно справа от Андрея, во двор. В центре его находилась мертвая детская площадка, обычный признак запустения в ДНР, но в отличие от многих других, которые были превращены в автостоянки или место выгула собак, площадка у дома Бориса и Дианы была просто пуста. Щели в камнях во дворе были усеяны пучками сухой травы.
- Тебя это удивляет, Андрей?
Шальнев кивнул.
- Да, это так.
- Но...?
Андрей колебался.
- Значит слухи о ней - правда... с несколькими полевыми командирами.
- Да. - Подтвердил Пительников, задержав взгляд на освещенном солнцем дворе. Ну, я был в курсе слухов, - сказал он, вздохнув. - Я их проверил. В основном по личным причинам, но я оправдывал это и профессионально, поскольку жил с ней. Насколько мы могли судить, это не были слухи. У нее было много парней, задыхавшихся после нее. У некоторых из них было сверхактивное воображение, они выдавали желаемое за действительное. У нее было несколько романов, но ничего такого, что можно было бы назвать неразборчивостью в связях.
Что-то здесь не сходилось, но Андрей оставил это в покое. Покойный Белов утверждал, что не понаслышке знаком с ее техникой "тело по найму". Либо Белов опрометчиво цитировал разные сплетни ради достоверных слухов с крупицей правды, либо он всерьез обманывал себя относительно того, что на самом деле пережил. И доктор Гражинский нашел ее неуловимой сиреной. Молодая женщина, намекнул он, с беспокойной душой. А потом он променял на нее год своей жизни. Лена Муравьева, казалось, внушала сильные и противоречивые эмоции.
- Ты не знаешь, где она? - Спросил Борис.
Андрей покачал головой.
Пительников ему не поверил, но переспрашивать не стал. Он не закончил говорить, не закончил говорить прямо из нутра, как будто это было своего рода эмоциональное самобичевание; каждый раз, когда он упоминал ее имя или вызывал мысленный образ ее, это резало до глубины души. Но он предпочел бы истечь кровью, чем вообще не думать о ней.
- Сначала она, конечно, не знала, что ей грозит опасность, - сказал Пительников. - Я обнаружил это как раз в то время, когда начался наш роман. Все сразу. Вот так оно и есть, чаще, чем нет. Я собрал на нее все, что мог, все, что знало ГРУ, все что знала наша агентура здесь. Через некоторое время каждый мой вздох был похож на вздох Лены Муравьевой. Я чувствовал ее запах во сне.
Он снова взял запотевший стакан, поднес его к виску, провел холодным стаканом по лбу и на мгновение закрыл глаза. Затем он снова поставил его на стол, где с каждой минутой растекалась растущая лужа.
- Когда она вернулась из России, местная гэбуха начала наблюдать за ней, как только она приехала, - продолжил он. - И мы стали работать одновременно. Вот почему я завербовал ее. Это был предлог, чтобы не спускать с нее глаз. Я не знаю, что я думал, что будет результатом всего этого. На самом деле я не думал об этом. Вот как я на нее напоролся. Я поддерживал эту девушку.
Следить за ней оказалось сложнее, чем я рассчитывал. Я должен был делать это по инструкции, я передал ее одному из своих людей. Она была сообразительной, ей не потребовалось много времени, чтобы научиться делать это правильно. - Он покачал головой. - Но она знала недостаточно. В мгновение ока парень, работавший с ней, обнаружил ее роман с Дмитрием. Это поразило меня, как настоящий удар по голове, и произвело тот же эффект. Отрезвляющий.
Андрей вспомнил свои разговоры с Федоровым. Он никогда не намекал на это. Несмотря на все его грубые ссылки на Диану и Бориса, даже на его поверхностное пренебрежение к Лене, он никогда не говорил ничего неуважительного о ней. На самом деле он выражал только восхищение. Опять же, Андрей должен был это предвидеть.
- Я уже говорил вам, что пришел в себя немного поздно, - продолжал Пительников. - Я совершил классическую ошибку. Это могло бы стать концом моей карьеры. Все еще может быть. Вы пришли сюда как раз в тот момент, когда все это началось. Дело в том, что это беспорядок. Разные повестки дня, множество подтекстов.
Пительников повернулся на стуле, положив локоть на стол и скрестив ноги.
- Если ты не объяснишь мне, какого черта тебе нужен этот дневник, - сказал он, слегка наклонив голову и не глядя на Андрея, - я не стану тебе помогать. Прямо сейчас ты подливаешь масла в огонь; я не собираюсь сидеть здесь и смотреть, как ты все это разнесешь к чертовой матери.
- Справедливо, - сказал Андрей. - Я хочу достать дневник. Я в долгу перед ее матерью. Если она захочет вернуться домой, я все устрою. В противном случае, это не мое дело. Но прежде чем я уйду, я хочу узнать, какая опасность ей угрожает.
Андрей демонстративно взглянул на часы, давая понять, что он собирается уходить.
- В этой стране полно исчезнувших людей и разных тайн, - устало сказал Пительников. - Черт. - Он все еще сидел с опущенной головой, его глаза были рассеяны, мысли скрыты за пеленой алкоголя и заученного подозрения, которое определяло его жизнь. - Независимо от моей личной связи с Леной, - сказал он наконец, - у меня здесь агент в беде. Вот как я должен на это смотреть. Я знал немало офицеров, которые подставляли свои шеи ради своих агентов. Несмотря на то, что говорится в инструкциях, определенное количество эмоциональных инвестиций неизбежно, когда вы работаете с человеческим интеллектом. Вот это определение. Дело в том, что я обязан вытащить ее из беды, по уважительным причинам, кроме личных. Если окажется, что она разрушит мою карьеру, когда все это закончится, - он покачал головой, - Что ж, черт возьми, я не удивлюсь.
- Ты спросил меня некоторое время назад, если бы я знал, где она находится, то..., - сказал Андрей.
- У меня есть идея, - поднял глаза Пительников. - послушай, - сказал он. - Единственный способ добиться успеха - это сотрудничать со мной. В противном случае, ты погибнешь. И очень даже просто. Я не могу оставить тебя одного. Это было бы глупо с моей стороны. Но даже мои возможности ограничены...
Андрей понимал позицию Пительникова и знал, что Борис может и сделает все, что он скажет.
- Хорошо, - согласился Андрей. - если можешь помочь транспортом - помоги.
Пительников внимательно посмотрел на Шальнева и кивнул.
- Я отвезу тебя туда, - сказал он. - Будь осторожен. Если случится что-нибудь, о чем я должен буду знать, позвони мне. - Он дал Андрею еще одну бумажку, только другого цвета. - Этот номер попадает прямо ко мне. Полагаю, тебе пора идти.
- Что это за книга? - Андрей кивнул на раскрытый фолиант на письменном столе у Бориса.
- Книга о суккубах, - сказал Борис, - это женщины, в которых вселяется дьявол. Ты не слыхал?
- Нет. - Андрей допил свою колу и ушел, плотно прикрыв за собой дверь.
***
Глава 36
Андрей лежал на кровати в своей комнате и смотрел на мух на светильнике в центре высокого потолка. После того как Пительников высадил его у дома, он сразу же направился на кухню и заставил себя съесть большую пачку чипсов. Он не хотел этого, но съел, потому что знал, что потом пожалеет, если не сделает этого. Шальнев не был одним из тех людей, которые едят навязчиво, когда у них стресс. На самом деле для него все было как раз наоборот. Вся еда потеряла свою привлекательность, и он мог пропустить два или три приема пищи без всякого интереса. Тем не менее, несколько таких дней могли сделать странные вещи с его нервами, и он узнал, что может предотвратить головные боли от напряжения легким перекусом.
Так что теперь он лежал в полуденном тепле, тяжелые синие шторы снова отодвинулись от окон и накрыли металлические рычаги, удерживающие стеклянные панели открытыми. Сняв ботинки и пиджак, ослабив галстук, Андрей отдался воспоминаниям о взрыве машины, которого он пытался избежать. Снова и снова он вспоминал ту миллисекунду, последовавшую за взрывом и до того, как скрылись обломки и огонь, когда он увидел парня и девушку, сидящих в машине, как черные манекены, все еще в миллисекунде от осознания того, что с ними произошло. Затем, в ужасные секунды после этого, буря огня, обломков и режущего стекла, взрыв, снова швыряющий людей, прежде чем они поняли, что стали жертвами. Это были моменты, мертвые моменты в душе, когда наступал шок, примитивная защита природы от слишком ужасного, чтобы жить - с моментами, которые должны были последовать. Он задумался, кто эти парень и девушка, и как ее семья или друзья узнают о их гибели.
Начав с разгромленной комнаты Дмитрия Федорова, он вспомнил неосторожные смерти, свидетелем которых стал за последние тридцать шесть часов. Это стало еще более невероятным, когда он напомнил себе, что это не будет иметь никакого значения. За последние пять лет истории молодой республики многие люди были "исчезнувшими" и убитыми, и ни одного ареста и осуждения не последовало. Этот факт можно было назвать только сюрреалистическим. Были, конечно, и другие описания этого, все отвратительные и ни одно из них не имело ни малейшего значения, потому что в ДНР не было политической воли остановить убийства. Это была страна, последние годы которой были отмечены уровнем насилия, схожим со странами Центральной Америки.
Снаружи вялый поток машин рывками и толчками устремлялся к центру, не прекращая ровного грохота, отражавшегося от оштукатуренных стен комнаты, и всегда, даже в тишине бабьего лета, которое, казалось, выжимало кислород из воздуха, он чувствовал едкий запах бензиновых двигателей.
Андрей перевернулся на бок. Он думал о Лене и о авантюрах, которые окружали ее жизнь. Он хотел быть с ней, обнимать ее в тишине полудня, обнимать ее здоровое, успокаивающее тело и притягивать к себе, чувствовать ее ровное, надежное дыхание и вдыхать ее знакомый аромат, который казался ему сладким и убаюкивающим. Искушение повернуться, взять телефонную трубку и позвонить ей было почти непреодолимым, но он не сделал этого. В этот момент, он просто не доверял себе. Поиски дневника навалились на него пеленой, и он не хотел, чтобы она получила надежду раньше времени.
Вместо этого он сосредоточился на звуках снаружи. Слышал ли он что-нибудь, кроме шума машин? Во время кратковременного затишья он слышал пение птиц в кустах двора, изредка слышались разговорные голоса людей, идущих к своим машинам, а время от времени из столовой, расположенной в соседнем доме, доносился звон посуды. Шаги по грязным ступеням, каблуки по каменному полу ... остановились возле его комнаты. Андрей открыл глаза...он их закрывал? Он перевернулся на спину и посмотрел на дверь, его правая рука потянулась к тумбочке рядом с кроватью за пистолетом.