Майкл ушел с флота, чтобы баллотироваться на выборах в качестве кандидата от консерваторов, ему достался считавшийся сравнительно надежным избирательный участок в лондонском пригороде. Ежедневно в течение трех недель Луиза сопровождала его: сидела рядом с ним на сценах, пока он произносил зажигательные речи об образовании, жилье и малом бизнесе, днем расставалась с ним и вместе с женой председателя местного отделения консервативной партии встречалась с другими женами. Зачастую в один день у нее было запланировано три-четыре изысканных чаепития с кексами в корзинках в компании дам в шляпках, с перчатками и сумочками в тон; ее расспрашивали о ребенке и говорили, как она, наверное, рада, что ее муж дома. Она ухитрялась умело притворяться, будто играла в пьесе: на три недели Луиза вжилась в роль преданной жены героя войны и молодой матери. Зи убедила несколько высокопоставленных представителей партии консерваторов, в том числе двух членов Кабинета, приехать и выступить в поддержку Майкла, и они, должно быть, впечатлились ее игрой, так как Майкл рассказал ей, что, с их слов, адресованных Зи, она прекрасно держится. Это польстило одной из частичек ее «я», но только одной. Самой себе она казалась составленной из мелких частичек, почти не имеющих отношения друг к другукак будто, подумалось ей как-то в редкий момент просветления, она когда-то была куском стекла и ее разбили молотком или при бомбежке, так что уцелевшие зазубренные осколки не совмещались, потому что многие из них разлетелись вдребезги. Всякий раз, когда она смотрела в какой-нибудь из них и видела свое отражение, ей становилось неловко, а иногда и стыдно. Например, ей хотелось одобрениядаже от людей, которые ей не нравились. Хотелось, чтобы люди считали ее совсем не такой, какая она на самом деле. Тут всплывала способность играть роли, и это только усиливало ее раздробленность. Она поражалась тому, как легко ей это дается, и ужасалась своей непорядочности. Луиза предполагала, что причина этой легкости в том, что она мало что чувствуетесли не считать мелких неудобств, раздражения, вызванного домашними междоусобицами, и скуки, когда приходилось заниматься тем, что, как она заранее знала, окажется нудным. Ей удавалось почти целиком избегать близости с Майклом, который некоторое время дулся, а теперь, в чем она почти не сомневалась, нашел утешение на стороне, потому что практически перестал заводить разговоры о следующем ребенке и средствах на нынешнего.
Ее это мало беспокоило, и, когда Майкл проиграл выборы, отстав на триста сорок два голоса от кандидата лейбористов, он сразу же предпринял меры для возвращения на флот, где его как будто бы уже ждали. Это означало службу на эсминце и Тихий океан. «Надолго?» спросила она. «Не более чем на два года», ответил он. Мысли об этой отлучке вызывали что-то вроде облегчения. Ей казалось, она не в состоянии принять хоть какое-нибудь решение насчет своего брака, пока Майкл дома, а не на войне, но когда у нее мелькала мысль о том, чтобы обдумать такой шаг, как уход от него, она настолько пугалась, что была рада весомой, как ей казалось, причине ничего подобного не обдумывать. Майклу она сказала, что попробует вернуться к актерству, и он не стал возражать. «Буду только рад знаменитой жене» в его словах была лишь доля шутки. Ценой неимоверных усилий ей удалось получить только эту роль в массовке фильма, который обещал получиться ужасным. А потом, вернувшись со студии в первый же вечер, она обнаружила, что все опять изменилось.
Американцы сбросили атомную бомбу на Японию.
Знаю, ответила она. Об этом мимоходом упоминали утром на студии после грима, пока запихивали ее в щедро набитый лифчик.
Что они еще устроят? спросила Марлин после перерыва на обед, но ответа ей никто не дал.
Если при мне еще хотя бы раз скажут слово «бомба», я закачу истерику, пообещала некая Голди.
Не сказал никто.
милая, неужели ты не понимаешь? Это же может означать, что войне конец.
Надо же! отозвалась она, не поверив ему ни на минуту. Ему просто нравилось обсуждать войну.
После второго дня на студии они принимали за ужином Каргиллов, и она рассказала, как столкнулась на съемочной площадке с Томми Триндером. Он был в очень короткой белой юбке-килте в складку, приплясывал в полном одиночестве, задирал юбку обеими руками и напевал: «А вот так видно! А вот такнет!»
Рассказ успеха не имел. Патрисия Каргилл сказала: «Боже правый!», а ее муж, назначенный первым помощником на эсминец Майкла, смущенно улыбнулся: «Очень смешно», потом переглянулся с Майклом, и тот распорядился:
Проводи Патрисию наверх, милая, оставьте джентльменов наедине с портвейном.
На самом деле портвейна у них не было, просто он нашел способ отделаться от нееот них обеих.
Она увела Патрисию Каргилл наверх, в хорошенькую гостиную буквой L. Здесь она выкрасила стены в белый цвет и повесила занавески из матрасного тикав серую и белую полоску, подвязав их желтыми шнурами. Этой комнатой Луиза была довольна, несмотря на скудную меблировкудиван, два кресла и красивое зеркало, которое нашла вместе с Хьюго. «Тридцать шиллингов, если увезете сами», сказал хозяин, и Хьюго отозвался: «По рукам!» Он даже уговорил таксиста уложить зеркало на крышу. Теперь в нем отражались два больших окна, обращенных к площади. Всякий раз, смотрясь в это зеркало, она знала, что в нем еще сохранилась аура счастья, и не могла не смотреться, когда оставалась одна. После первого горького осознания, что Хьюго мертв, что больше она никогда его не увидит и что его единственное письмо к ней пропало, ей пришлось отгородиться от всех мыслей о нем. В ледяном оцепенении воспоминания опаляли: казалось, проще вообще ничего не чувствовать.
Она взялась за роль хозяйки дома.
Не хотите попудриться, и так далее?
Нет, спасибо.
Кофе подадут в столовую, но я могу принести вам сюда, хотите?
Нет, спасибо. Стоит мне выпить кофе на ночь, и я глаз не могу сомкнуть. Патрисия виновато засмеялась, перебирая ожерелье из градуированного жемчуга, неровно лежащее на выдающемся солевом отложении у нее пониже шеи. Вашему малышу два года, верно? Вы, должно быть, очень рано вышли замуж.
Мне было девятнадцать.
А нам пришлось ждать, когда Джонни получит свою вторую полоску. Он не стал жениться на мне, пока довольствовался лейтенантским жалованьем. Нам повезло: из-за войны его повысили раньше. Мы поженились в тридцать восьмом, Джонни тогда служил в Средиземном море, и я провела дивный месяц на Гибралтаре. Как мы веселились! Танцы, вечеринки на борту, игра в поиск кладов, пикники! А потом Джонни перевели, и мне пришлось возвращаться домой. В то время я уже была беременна близнецами. Она снова виновато засмеялась. Напрасно я навожу на вас скуку своими рассказами. Вы, должно быть, страшно расстроились, что ваш муж не попал в парламент.
Ну, вообще-то в политической жизни от меня было бы мало толку. И по-моему, он тоже не огорчился. Ему больше по душе его эсминец.
Так ведь я об этом и говорю. О том, что придется расстаться надолго. Как раз когда вы, должно быть, уже думали, что он вернулся домой навсегда.
Но ведь и вы тоже расстаетесь, верно?
Это другое дело. Ведь Джонни кадровый военный, так что я, разумеется, привыкла к его отлучкам. А вам, женам «волнистых полосок», я искренне сочувствую. Взгляд ее блекло-голубых глаз навыкате остановился на лице Луизы с выражением добродушной задумчивости. Она подалась вперед. Не сочтите за бесцеремонность, но я могла бы дать вам один маленький совет.
Луиза ждала, гадая, что бы это могло быть.
На вашем месте я бы в лепешку расшиблась, лишь бы завести еще одного малыша. Вы поразитесь, увидев, как в этом случае летит время. И все самое неприглядное закончится, пока ваш муж в отъезде.
Значит, и вы поступите так же?
О, дорогая, если бы! Но у нас уже четверо, и честно говоря, еще одного мы не можем себе позволить. А я была бы просто счастлива, ведь, по-моему, для этого и существует брак. Кое-что в нем, на ее бледном лице проступила слабая краска, пожалуй, переоценивают, если вы понимаете, о чем я.
Во время короткой паузы Луиза задумалась, почему ейкажется, единственной во всем мирене хочется еще одного ребенка. Няня постоянно делала намеки на этот счет: «Себастьян все время спрашивает, когда у него будет младшая сестричка» это был лишь один из ее неприятных способов выразить словами все ту же мысль. Желая сменить тему, Луиза спросила:
Как вы думаете, эта бомба остановит войну?
О, дорогая моя, я была бы этому лишь рада. Но вы же знаете японцев!
Значит, наверное, нет.
Она в жизни не встречала ни одного японца и ничего о них не знала. Одним из ее открытий насчет своего брака было то, что она ничего не знала о множестве вещей, о которых и не хотела ничего знать.
Но через два дня сбросили еще одну бомбу; и не прошло и недели, как Япония капитулировала. Майкл так и не успел взять под командование эсминец, был вынужден уйти с флота и снова заняться портретами.
Когда Луиза узнала об этом, необходимость решать, что, черт возьми, ей делать со своей жизнью, снова нависла над ней, и от ужаса ею овладела апатия. Съемки в фильме закончились, продлившись всего неделю, и она вернулась к прежнему состоянию далекой от идеала жены и матери. Ей хотелось с кем-нибудь поговорить, единственным подходящим слушателем была Стелла, и Луиза вдруг с чувством вины и тревоги поняла, что не знает даже, где сейчас Стелла и чем она занимается. Майкл так и не поладил со Стеллой; и хотя сама Стелла всегда придерживалась загадочного нейтралитета, когда речь заходила о Майкле, Луиза с неловкостью ощущала, что и она его недолюбливает. Она позвонила родителям Стеллы, к телефону подошла миссис Роуз.
А, Луиза! Давно не виделись! С вашим сыном все хорошо? А с вашим мужем? Отлично. Стелла? Она в отъезде. Работает в какой-то загородной газетенке, пишет всякую чушькак одета невеста на очередной местной свадьбе. Отец ею недоволен, считает, что это бездарная трата образования, которое ей дали. Конечно, у меня есть ее номер. Минутку сейчас поищу. Если увидитесь с ней, пожалуйста, посоветуйте ей выбрать более разумное занятие.
Они встретились за обедом в одном из пабов Бромли на следующий день.
Хорошего обеда не жди, предупредила Стелла по телефону, зато если хочешь поговорить, там будет тихо.
Паб пустовал.
Как ты узнала, что я хочу поговорить?
Ну, вряд ли ты потащилась бы в такую даль, только чтобы поглядеть на меня.
А я, между прочим, рада тебя видеть. Извини, что потеряла связь с тобой.
Хоть мы и не виделись, не думаю, что мы потеряли связь. Она занялась меню. Давай сначала закажем еду. Итак. Можешь взять суптоматныйили грейпфрут. И то, и другое будет консервированным. На твое счастье, из разных банок. На второе выбирай или картофельную запеканку с мясом, или филе камбалы. Советую камбалу. К ней дают настоящий картофель фри, а в запеканку кладут мерзкий сушеный.
Выбирай ты, мне в самом деле все равно.
По причине, которой Луиза не поняла, на глаза у нее навернулись слезы. Смаргивая их, она увидела, как в улыбке подруги знакомо смешались цинизм и симпатия, и узнала их фамильную черту: так улыбался ее отец.
Стелла заказала еду, потом подтолкнула к ней через стол пачку сигарет.
Не знала, что ты пристрастилась к курению.
Янет. Это для тебя. Покури. Еду принесут еще не скоро. Рассказывай все, о чем пришла рассказать.
Даже не знаю, с чего начать.
Это из-за Майкла?
Она кивнула.
Так не годится. Я не гожусь. Не надо было мне выходить за него.
Значит, ты влюблена в другого?
Нет. Была когда-то.
И что же?
Он умер. Его убили.
И ты, стало быть, до сих пор с ним.
С Майклом?
С любимым. Очень трудно разлюбить человека, когда он умирает. Искренне сочувствую тебе, добавила она, но я знала, что Майкла ты не любишь.
Я думала, что люблю.
И об этом знаю. Долго ему еще служить на флоте?
Луиза объяснила насчет службы.
Тем временем принесли суп и тарелку с двумя кусками сероватого хлеба.
Так что, как видишь, я надеялась, что у меня будет целых два года, чтобы все обдумать то есть решить.
Ты и так можешь, разве нет?
Она поразилась этой мысли и отвергла ее.
Это было бы уже не то. Ведь он почти все время здесь. А теперь, когда его родные вернулись в Лондон, придется ужинать с ними хотя бы раз в неделю. Его мать меня ненавидит. Он рассказал ей о том, другом, и конечно, теперь она ненавидит меня еще сильнее.
А как малыш?
Он замечательный. Нам очень повезло с няней. Его-то Зи обожает. Выглядит он точь-в-точь как Майкл в том же возрастетак она говорит. Луиза почувствовала на себе взгляд Стеллы, попыталась посмотреть ей в глаза и не смогла.
Официантка принесла им рыбу.
Все в порядке? спросила она, убирая тарелки с нетронутым супом.
Да, спасибо. Мы заговорились, и он остыл.
Когда она отошла, Стелла спросила:
Чем хочешь заняться, если уйдешь?
Не знаю. Видимо, попробую найти работу. Денег у меня нет, так что придется. И какое-нибудь жилье, после паузы добавила она.
Судя по голосу, от этой перспективы ты не в восторге.
Так и есть. А с чего ты взяла, что я буду в восторге хоть от чего-нибудь? У меня вся жизнь кувырком.
Съешь хоть что-нибудь, Луиза. Надо питаться.
Она отделила от черной рыбьей кожи ломтик мяса и положила в рот.
Вкус у нее отвратный, правда? Как загустевшая мерзлая вода.
У камбалы?
Няня дает ее Себастьяну на обед. Он ее не выносит. Она взяла пальцами ломтик картошки и съела. И все-таки. Если ты считала, что мне не стоит выходить за Майкла, почему не сказала мне?
Ох, Луиза, и что бы из этого вышло, как ты думаешь? Такие советы никто не принимает, кем бы ни был советчик.
Но я же здесь: спрашиваю тебя, как, по-твоему, мне следует поступить!
Правда?
Да! Да, так и есть.
Ну что ж. Раз ты уже вышла за Майкла и у тебя ребенок, думаю, ты должна сделать все возможное и полностью удостовериться, что у тебя ничего не выйдет. Ты не смогла бы, если бы он уплыл в Тихий океан, а теперь, когда он рядом, сможешь.
Он спит с другой. А может, и с другими.
Известие Стеллу не тронуло.
А ты была ему верна?
Луиза ощутила, как вспыхнули ее щеки.
Нет. Ну, у меня был романпосле смерти Хьюго. Но это ничего не значит.
Дело действительно не в этом, так?
О чем ты?
Я про то, что твое отношение к тому, что ты сделала, не отменяет сам факт того, что ты это сделала.
Не отменяет. Не надо было мне, конечно.
Я ведь тебя не осуждаю
Еще как осуждаешь.
Нет. Просто хочу расставить все по местам. По-моему, тебе надо с кем-нибудь поговорить.
Вот я и говорюс тобой.
Нет, я имею в виду профессионала. Мне думается, должно быть еще много такого, что ты от меня скрываешь. И то, в чем не признаёшься даже себе.
По-твоему, я с приветом, или как? Хочешь сказать, что мне надо к психиатру? Она даже никогда не слышала, чтобы кто-нибудь решался на такое. Скажи честно, ты правда считаешь меня сумасшедшей?
Не болтай чепухи. Конечно, сумасшедшей я тебя не считаю, но видно же, что ты несчастна, и по-моему, продолжаешь делать то, от чего становишься еще несчастнее. Возможно, тебе следовало бы выяснить почему.
Хочешь сказать, если мне объяснят, что причиной всему моя влюбленность в собственного отца, или наговорят еще какой-нибудь фрейдистской чепухи, все сразу наладится? Ведь все они считают: если с человеком что-то не так, то это как-то связано с сексом или с его родителями, да? Ей хотелось закурить, но руки тряслись, а она не желала, чтобы это видела Стелла, которая как будто примкнула к врагам.
Стелла протянула руку, вынула из пачки сигарету, сунула ее Луизе в рот и поднесла огонек.
Все в нас как-то связано с нашими родителями, сказала она, и, наверное, с сексом тоже. Насчет этого точно не знаю. Зато кое-что знаю про несчастьяблагодаря моей тете, папиной сестре, которая живет с нами.
А она-то почему несчастна?
Дядю Луиса отправили в Аушвиц. Понадобилось несколько недель, чтобы выяснить это. Нам известно только, что он попал туда в июне 1944 года. И сам дядя Луис, и его совсем старенькие родители, и его сестра. Один из друзей видел, как их забирали.
Луиза в ужасе уставилась на нее, но серовато-зеленые глаза Стеллы были сухими, а голос ровным, пока она продолжала:
Вряд ли его родители пережили такую поездку. Два дня в вагоне для перевозки скота без еды, без воды и даже почти без воздуха. Надеюсь, они не выдержали. Так или иначе, теперь тетя Анна знает обо всем. Она разузнала все, что только смогла, хоть папа и пытался оградить ее.