Как выспался, Седой?он насмешливо похлопал Иванова по плечу. Тот локтем сбросил его руку.Споко-ойно!Бутусов, посмеиваясь, направился было дальше.А это чья кровать?!
Крайняя кровать в углу была не застелена.
Люкин! Серега! Это твоя, что ли?
Люкин заглянул в казарму.
Ты оглох, Седой?заорал он.Я же сказал: заправишь!
Сам заправишь,спокойно ответил Иванов.
В казарме стало тихо, молодые замерли, деды подошли ближе.
Что?потрясенно спросил Люкин.Что ты сказал, суслик?
Я тебе в шестерки не нанимался.
Люкин растерянно оглянулся на своих:
Нет, я же человеческим языком ему сказал
Земцов подошел вплотную к Иванову.
Тебе что, мало, Седой? С первого раза не доходит?
Александр подошел с другой стороны и встал рядом с Ивановым.
Свободен пока,Земцов не глядя оттолкнул его, Александр снова шагнул вперед.
Дивизионсмирно!!истошно заорал дневальный.
Деды, быстро застегиваясь, расступились, Бутусов рысцой кинулся докладывать.
Ладно, суслики,негромко сказал Земцов, меряя их глазами.После отбоя разберемся.
В казарму вошел капитан Манагаров.
Дежурный, заканчивай уборку. Давыдов, в подштанниках до обеда ходить будешь?.. Это что такое?он уставился на опухшее лицо Александра.
Упал, товарищ капитан.
Земцов!не отводя от него глаз, сказал капитан.Что-то странно у вас молодые бойцы падают.
Неопытные еще, товарищ капитан,ухмыляясь, ответил тот.
Ну-нуМанагаров оглядел дедов и двинулся дальше
В столовой было шумно, дежурные по столам раскладывали кашу с реденькими прожилками тушенки. Деды сгребали с алюминиевой миски кусковой сахар. Кто-то из молодых потянулся было за сахаром, Давыдов ударил его по руке:Для зубов вредно на первом году,внушительно сказал он и взял последние куски.
Сидящий напротив Иванов молча перехватил его руку.
Совсем оборзел?прошипел Давыдов.
Иванов, глядя в глаза, сдавливал его запястье. Руки обоих дрожали от напряжения. За столами притихли, наблюдая за поединком, стреляя глазами на завтракающего в отдалении капитана.
Пальцы Давыдова разжались, сахар со стуком высыпался обратно в миску. Иванов аккуратно собрал его и положил в кружки себе и Александру.
Давай, Седой, накручивай,прошипел дед, потирая онемевшую руку.В казарме поговорим
Чоботарь, Алимов и Иванов работали в дизельном ангаре, по локоть в масле. Подошел Люкин, постоял, наблюдая.
Алим, чего сухой тряпкой возишь? Масло казенное Иванов, иди, поможешь.
Они отошли в глубину ангара, где стоял верстак с небольшими ремонтными станками. Над верстаком висели журнальные портреты Пугачевой, фото люкинской девушки и министра обороны.
Слышь, Седой, тебе трудно кровать застелить?негромко спросил Люкин.
А тебе?
Что я, у всей казармы на виду стелить буду? Засмеют же. Я своему деду стелил, тот своему. И тебе молодой стелить будет. Ну, обычай такой Я молодых никогда не гнул, не люблю я этого. Служба у насне бей лежачего!: От начальства далеко, у всех тревогаты в дизеле спишь. Я на дембиль пойдуты на «Ласточке» ездить будешь. Только не лезь на рожон, давай по-хорошему, Седой.
Разрешите идти?равнодушно спросил Иванов и, не дожидаясь ответа, повернулся.
Не понимаешь, значит, по-хорошему?спросил Люкин.Ну, смотри, Седой!
Иванов резко обернулся, Люкин отступил на шаг.
Смотри,повторил он.Ночевать-то все равно в казарму придешь.
Послышались торопливые шаги, появился Давыдов.
Люкин!.. Слышь, Серегазамполит дедов собирает.
Зачем?
Не знаю.
Они оба подозрительно глянули на Иванова и направились к выходу
Молодой призыв сидел на табуретках вокруг цинкового ящика с мерзлой картошкой. Ящик был уже почти пуст, зато рядом на кафельном полу выросла гора черной шелухи. Алимов убирал очистки, Чоботарь поливал кафель водой и сгонял грязь в утопленную в полу решетку.
А чего я?угрюмо буркнул Барыкин.
Ты же говорилу тебя разряд по боксу!горячился Александр.Ты же любого из них положишь одним ударом! Важинас, ты же бугай накачанный! Давыдов тебе до плеча не достает, а ты сам почки подставляешь!
Все сидели, опустив головы, не глядя на него.
Потому что каждый думаетпусть его, только бы не меня. А если ты скажешь «нет», я скажу «нет», онвсе? Что они смогут сделать? Нас же элементарно больше!
Все так служат,сказал Важинас.
Я лучше год отпашу, зато потом как человек буду жить,сказал Барыкин.
А что, можно год не быть человеком, а потом опять стать?спросил Александр.У тебя девушка есть, Чоботарь?
А чего?
Как ты ей в глаза после этого посмотришь? Она думаетты самый лучший, самый единственный, а ты дедам портянки стираешь! Как ты потом этими же руками к ней прикоснешься? Я не поймуили у вас память по-особому устроена: все, что не надо, забудете? Никишин, ты жене вот это расскажешь?
Слушай, заткнись, а?резко сказал Никишин.
Правда, ребята,сказал Важинас.Вы что, особенные?
Вы выступаете, а нам всем достается,сказал Барыкин.
Потому что я человеком хочу быть! И буду!сказал Александр.И не время от времени, а всегда! Ты-то что молчишь, Олег?
Иванов равнодушно пожал плечами, дочищая картошину.
Мы убрались, ребятатогда смахнете, что осталось?сказал Чоботарь.Пошли, Алим
Ящик отнесем,кивнул Никишин Важинасу.
Отстой, что ли, на ночь слить?задумчиво сказал Барыкин.
За компанию, разве
Все разошлись, Иванов и Александр остались вдвоем.
Наговорился?насмешливо спросил Иванов.Разбежались крысытолько бы с нами в казарму не идти.
Они покурили, сидя напротив на табуретках.
Ладно, пойдем,Александр бросил сигарету.Все равно идти. Волков боятьсялучше сразу повеситься.
Погоди, я сейчас,Иванов заглянул в разделочную. Здесь около весов на столе стояли гири. Он взвесил на ладони одну, другую, нашел по руке и опустил в карман.
Они медленно, плечом к плечу шли по коридору. Из туалета показался Алимов, увидел их и трусцой умчался в казарму, запрыгнул в кровать.
Темный провал ночной казармы приближался. Они прошли мимо сидящего на тумбочке дневального, шагнули в темень казармывсе было спокойно. Разделись и легли, чутко прислушиваясь к тишине
«Ласточка» едет!раздался ликующий вопль, и вся казарма бросилась к дверям, даже дневальный сорвался с тумбочки.
Вездеход, вспарывая снег гусеницами, развернулся у казармы, появился Люкин и торжественно вскинул над головой брезентовый мешок с письмами и посылку.
Письма давай! Письма!
Посылка кому?
Алимову.
Алим, чем угощаешь?
Окруженный толпой солдат, Люкин неторопливо, важно спустился в казарму. Старшина взял из рук Алимова посылку:
Ну, душман, говори сразу: анаша в сигаретах, чача в апельсинах?
Чачаэто на Кавказе, товарищ прапорщик,радостно улыбнулся Алимов, исчезая следом за старшиной в каптерке.
Люкин посреди казармы раздавал письма:
Бутусов!.. Какой сегодня день-то?
Вторник.
Люкин два раза щелкнул Бутусова по носу конвертом.
Никишин!.. Земцов!..
Все с готовностью подставляли носы и получали письма.
ИвановЛюкин помахал конвертом и сунул Иванову в руки.Давыдов!
Давай быстрей, Алим сейчас придет!
Алимов вышел из каптерки, держа на руках открытую посылку.
Слышь,Алим, в карман переложи,чуть слышно прошептал дневальный.
Зачем?
Эх-х, дурак
Алимов вошел в казарму, и тотчас поджидавшие его деды с радостным гоготом набросились на посылку, едва не вырывая ее из рук, толкаясь, запрыгивая друг другу на плечи, тянулись через спины, запускали пятерню в ящик, не глядя хватали, что попадетконфеты, печенье вместе с кусками газетной обертки. Алимов, затолканный в угол, еще не сообразивший, что происходит, жалко улыбаясь, повторял:Берите, ребята Угощайтесь, ребята
Когда ребята угостились и разошлись, разглядывая добычу, в ящике осталась одна конфета и половина открытки. Вторая половина оказалась в пятерне у Земцова вместе с раздавленным печеньем, он бросил ее обратно в ящик.
Алимов отошел к своему табурету, сел, опустив голову над разоренным ящиком.
М-м, класс!набивая рот печеньем, сказал Давыдов.Самодельное, что ли? Алим?
Алимов кивнул, не поднимая головы, пытаясь сложить обрывки праздничной открытки.
Мать пекла? Класс! Скажи, чтоб чаще слала!
Не грусти, Алим!Земцов с размаху ударил его по плечу.Через год поешьот пуза!..
В казарме, бытовке, курилкевезде читали письма.
Александр дочитал, аккуратно сложил листок и порвал его надвое. Иванов оторвался от Белкиного письма:
Ты чего?
Александр досадливо поморщился и с выражением прочитал, переводя взгляд с одной половины письма на другую:
«Я по-прежнему считаю, что твой поступокминутная блажь, рецедив подросткового максимализма, странный в твоем возрасте. Ты сам это поймешь рано или поздно и пожалеешь о двух годах, вычеркнутых из жизни. Надеюсь, ты извлечешь из службы хоть какую-то пользу, по крайней мере, увидишь вблизи тот самый «народ», о котором у тебя так болит душа. Дурь из тебя выбьют быстротогда пиши я переведу тебя в Москву, будешь жить дома»он бросил письмо в таз с окурками.И здесь нашел!
Кто это?спросил Иванов.
Папенька Меня поражает не смысл дажев конце концов, он продукт своей эпохиа откровенность!
А что за поступок?
Университет бросил Конкурс-то я не прошел. Месяц уже проучилисьузнал, преподаватель один сказал, что папенька меня пропихнул. Через задний проход
Иванов снова взялся за Белкино письмо. Через некоторое время, не отрываясь от листка, сказал:
Я бы на его месте с тобой разговаривать не стал. Надавал бы по роже и отволок за шиворот обратно.
Александр резко обернулся к нему:
Ты что считаешьты один на свете такой?..
А ты нас не равняй,спокойно сказал Иванов.
Интере-есно
Ничего интересного
Земцов, топая сапогами, расстегивая ремень, вошел в спящую казарму.
Кому спим? Подъемсиренастройся по диагоналичерез одного в шахматном порядке!!
Забодал, Земцов,буркнул кто-то из дедов.
Кто храпит?Земцов прислушался и пошел на звук.О, Алимов! Душман проклятый!он снял портянку с алимовских сапог у кровати и набросил ему на лицо. Тот затих.Угорел парень,удовлетворенно сказал Земцов. Он сел на кровать и принялся стаскивать сапоги.Устал дедушка Никишин!.. Никишин! Дрыхнет, что ли, отец Гамлет?Земцов запустил в Никишина сапогом.Ко мне! Сапог не забудь!
Никишин принес обратно сапог и встал у кровати.
Сколько дедушке служить осталось?
Молодые солдаты лежали неподвижно, затаив дыхание, надеясь, что сегодня очередь до них не дойдет. Александр уткнулся лицом в локоть и, кажется, спал. Иванов, закинув руки за голову, смотрел в потолок.
Сто восемь масел, тридцать яиц, пятнадцать бань.
А сахара сколько?.. Не знаешь? Правильносколько дедушка захочет Свободен.
Никишин двинулся к своей кровати.
Стой! Ко мне!Земцов уже улегся под одеяло.Вас там петь учили, в училище вашем?
Учили.
Спой-ка мне колыбельную. «Спят усталые игрушки», знаешь? Ну, давай Ну!Земцов толкнул его ногой.
Спят уста-алые игрушки книжки спятна одной ноте зашептал Никишин.
Громче!
Одея-а-ала и подушки ждут ребя-а-ат
Хреново вас учили!поморщился Земцов.Слушай, Никишин, а ты ведь у нас женатый, да? Во дурак! Вот ты сейчас здесь, а там твою жену кто-то приходует. Обидно, правда?Земцов зевнул.Расскажи лучше, какая у тебя жена. Толстая, да?
Нет.
Худая, значит? А грудь здоровая? Во такая?показал Земцов,Такая?!он снова пнул Никишина.
Нет.
Значит, такая,показал Земцов два кукиша.Слушай, а ты ее целкой взял? Или уже порченая была?
Никишин молчал.
Целка, я спрашиваю?пнул его сержант.
Да.
До свадьбы, а?подмигнул Земцов.Не утерпел мальчишка. Долго ломалась-то?
Валера!Александр соскочил с кровати и подбежал к Никишину,Валера, ты с ума сошел?! Ты человек или нет?!
В казарме, кажется, не спал ни один человек, потому что тишина была такая, что слышались капли из-под крана в умывальнике.
Свободен, Сынуля. Тебя в последнюю очередь спросят,сказал Земцов.Долго ломалась, я говорю?он изо всех сил пнул Никишина.
Валера!
Нетчуть слышно сказал Никишин.
Александр растерянно отступил, оглянулся на Иванова.
Олег
Ты-то чего дергаешься,пожал плечами Иванов.Она же видела, за кого идет.
Александр лег и накрыл голову подушкой, чтобы не слышать.
Ладно, Никишин, свободен,сказал Земцов,Стой! Ко мне!
Что ты ко мне прицепился?срывающимся голосом спросил Никишин.
Не знаешь, да?засмеялся Земцов.А ты подумай. Умный же Ты в свою Москву вернешься. В кино будешь сниматься, да? Артисток трахать? А я вот вернусь, отпашу смену на заводе, сниму чувырлу на танцах, пойду с ней в киношку. Покажу на твою рожу и скажу: «А я этого парня гнул!» Ладно, все. Хэбэ мое постирай. И чтоб высохла к завтрему.
Никишин взял хэбэшку и поплелся в умывальник.
Чоботарь!крикнул Земцов.
Я, товарищ сержант!
Колыбельную!
Колы-э-бельная!торжественно объявил Чоботарь.Спят! уста!лые игрушки! Книжки спят!он два раза хлопнул в ладоши, чпокнул пальцем из-за щеки, ударил себя по коленям и пяткам и отбил перепляс.
Казарма захохотала, все приподнимались посмотреть.
А!деяла и! подушки! Ждут ребят!заливался Чоботарь, проходя чечеткой вдоль кроватей.
Во артист!.. Никишин! Иди поучись!.. Давай, Чоботарь!веселились и молодые, и ветераны
Иванов с одногодками драил пол в казарме. Кровати были сдвинуты к стенам, отчетливо виднелся затоптанный, грязный проход в центре. Мытье пола вели три эшелона: первый взбивал швабрами мыльную пену в тазах и разбрызгивал ее по полу, второй железными сетками отскребал от половиц старую мастику, третийв том числе и Иванов,стоя на карачках, каблуком от старого сапога с силой отжимал, гнал от стены вдоль казармы бурое грязное месиво, оставляя за собой чистое влажное дерево.
Хлопнула дверь, дневальный Давыдов выпрямился было, но в казарму вошли Земцов, Бутусов, Люкин и еще трое дедов.
Сынуля на КП?
На дежурстве.
Деды неторопливо, как бы между прочим, направились к работающим. Молодые, предчувствуя недоброе, автоматически продолжали работу.
Как работа, Седой?спросил Земцов. Он наступил сапогом на край ведра, чуть покачивая его.
Колено его маячило перед самым лицом Иванова. Тот, спокойно, несуетливо, продолжал орудовать каблуком.
Свободны все!обернулся Земцов.Ну! Быстро, я сказал!
Молодые, оглядываясь =на Иванова, потянулись в курилку.
Ну что, Седой? Поговорим?улыбаясь, спросил Земцов.
Иванов продолжал работать. Земцов все сильнее раскачивал ведро и повалил его набок, окатив Иванова бурой жижей. Иванов подхватил ведро за дужку, оглядел залитые грязью брюки. И вдруг, разогнувшись, с размаху ударил тяжелым ведром в лицо стоящего сбоку деда. Тот упал, Иванов махнул в другую сторонуЗемцов увернулся, ведро вырвалось из рук. Деды налетели на него, оскальзываясь на буром месиве, сетках, опрокидывая ведра, в глубине казармы закрутилась куча мала, в тишине слышалось только тяжелое дыхание, удары и переступающие по грязи сапоги. Иванов сумел подняться, закрывая голову, уткнулся в грудь Давыдову. На поясе у дневального, подоспевшего на помощь дедам, болтался штык, Иванов выхватил его и не глядя ударил кого-то в живот.
Деды расступились, сзади вдруг возник капитан Манагаров, он умело выбил штык из рук Иванова и скрутил его.
Стоять! Всем на месте!
Бутусов, присев на корточки, с изумлением разглядывал кровь у себя на хэбэшке.
Веревку неси! Веревку давай!орал Земцов.Он же бешеный, товарищ капитан! На людей кидается!..
Иванов стоял в кабинете командира. Подполковник, массивный, с тяжелым лицом, сидел перед ним, положив кулаки на столешницу. Рядом сидел майор-замполит, у стеныкапитан Манагаров.
Кто начал драку?спросил замполит.
Иванов разглядывал карту за спиной командира, время от времени трогая языком рассеченную губу.
Отвечать, когда с тобой говорит старший по званию!