Вон ведь вы что натворили! принялась опять совестить братьев Лиза. Тузко и тот дивится
А он и вчерась на нас лаял Мы это подходим вечор с задворья к дому, а он нас не пускает И Петька и Гришка вдруг горько разрыдались.
На вот! Нашли из-за кого убиваться. Маленькие! Тузко их не пускает
А мы его еще не видели Нам Таня написалау нас собачка хорошенькая есть
Да вы, может, из-за этой собачки хорошенькой и домой-то прибежали?
Ребята еще пуще разрыдались. И Лиза больше уже не распекала и не стыдила их. Она вдруг поняла, что они ведь еще дети.
2
Татя, смотри-ко, каких гостей веду. Узнаешь ли?
О, о! неподдельно удивился Степан Андреянович. Петр да Григорий. Сватушки
Домой вот прибежали, сказала Лиза, прикрывая дверь за братьями. А знаешь, зачем прибежали? Она рассмеялась. Тузка смотреть. На-ко, из города, за четыреста верст Тузка смотреть. Она опять рассмеялась. А Тузко, глупый, и к дому их не подпустил, лай на весь заулок поднял.
Ничего, сказал старик ребятам. Не вы одни из-за собаки бегали. Я, бывало, постарше вас был, в работниках уж жил, а до того скучал по собачонке прежнего хозяинаЖулькой звали, что хоть плачь
Неуж, татя? страшно удивилась Лиза.
Да, да, было такое дело.
Ну, ребята, тогда не расстраивайтесь. Не у вас одних заворот в мозгах вышел.
Двойнята пробыли у сестры почти целый день, и Лиза все сделала, чтобы скрасить им неласковый прием дома. Первым делом она накопала молодой розовой картошки, целый чугун наварилаешьте досыта! Почему вы такие-то худющие, ведь когда война кончилась. Потом вымыла их в банечто и за дом, когда в бане не побывал? Потомне полениласьсбегала к своим за Тузиком: Вася, мол, шибко капризит, может, с собачонкой успокоится.
Принесла в кузове за спиной, на пол вывалилавот вам тот, по ком скучали!
В общем, не худо двойнята погостили у сестры, а уж с Тузиком-то наползались да наигрались сколько хотели.
Единственно, с чем плохо в этот день былос попутной машиной. Так этих попуток сколько хочешь нынелеспромхозовских, колхозных, каждый час мимо ставроского дома катят то в район, то из района. А сегодня Степан Андреянович часами дозорил возле дорогии ни единого колеса.
В конце концов Лиза решила до Нижней Синельги подбросить братьев на лошадиблаго ей за подкормкой ехать надо, а там, может, попадется какая машина, а ежели нет, то до Сыломы, большой деревни, где теперь стоит пароход, добегут и сами: недалекоодиннадцатьдвенадцать верст.
Степан Андреянович стал было уговаривать ее оставить ребят до утраничего, мол, не случится, ежели и позже на день прибудут в свое училище, но она и слышать об этом не хотела. Что она скажет в ответ Михаилу, как поглядит ему в глаза, ежели тот узнает о самоуправстве? Не посчиталась она со старшим братом только в одномнасчет денег. Дала по двадцатке каждому на дорогу, потому что на попутке проедут и бесплатно, а на пароходе как? Хватит, натерпелись они страху, когда вперед попадали с пятеркой в кармане на двоих.
Ехали неторопко. Мазурик был в оглобляхсамая распоследняя коняга в колхозе.
У болота, в сосняке, кричали и улюлюкали ребятишкине иначе как за молодой белкой гонялись, а со стороны новостройки, как на грех, тоже ребячий крик, да со смехом, с визгом, похоже, Петр Житов шуганул бездельников. И, видно, очень уж горько от всего этого стало двойнятамзатаились позади сестры на телеге и ни слова.
Лиза попыталась развеселить их, вызвать на разговор об ученье, об их будущей жизнираньше двойнята любили такие разговоры.
Смотрите-ко, ребята, как вам повезло, говорила она. Во всей семье у нас ни у кого сроду не было паспорта, а у вас скоро целых два будет. Краса! Потом где захотел, там и живихоть в деревне-матушке, хоть на городах. Не зазнавайтесь только. Меня, может, потом и признавать не захочете, да?
Ребята не откликались.
Мазурик тащился еле-еле. Он и в молодости-то резвостью не отличался бывало, навоз возишь, не одну вицу обломаешь, а теперь, в старости, и вовсе от рук отбился. И особенно трудно было сладить с ним под вечер, да еще когда надо от дому ехать. И Лиза невольно подумала: вот лошадь, тварь бессловесная, к своей конюшне привязана, а что же говорить о Петьке да Гришке? Уж кто-кто, а она-то знает, как с родным домом расставаться. Не забыла еще, как отвозил ее брат в лес, на Ручьи.
Наконец добрались до Синельги.
Лиза торопливо, не глядя в глаза, обняла братьеводного, другого, подтолкнула сзади:
Чёсайте.
И не выдержаларасплакалась, когда двойнята, перебежав мост, вдруг оглянулись и замахали ей руками.
С запада надвигалась туча, темная, лохматая, откуда только и взяласьвсю дорогу было светло. Осинки у моста залопотали, задрожали на ветру, серая россыпь прошлогодних листьев полетела по песчаной дороге Да что же это такое? Кто же глядя на ночь отсылает ребят в дорогу?
Стойте, окаянные! Куда это полетели?
Двойнята остановились, затем нерешительно вернулись к сестре.
Из училища-то не выгонят, ежели ночь переночуете у меня?
Не
Не! Какне? Кто вас, летунов, держать будет? Кому вы такие нужны?
Не, мы ведь не сами Нам на неделю разрешено
Вы опять за свое! Лиза уже слышала это от братьев. Рассказывали ей эту сказку еще днем: будто не самовольно убежали, а воспитатель отпустил. Чего из вас выйдет-тос таких годов врете? На вотопять слезы Плакать-то раньше надо было Ладно, возьму грех на душу. Бежите ко мне обратно. Да о реку, а не дорогой. И дома у меня, как мыши, замрите, чтобы никто не видел. А то Михаил узнаетголову с меня снимет
3
Был поздней вечер. Луна, которая еще недавно помогала ей управляться в потемках с коровами, скрылась за облаками, и темень стояла кромешная, августовскаяЛиза два раза натыкалась на изгородь.
И вдруг, когда она подошла к своему дому, увидела в заулке свет, да такой яркий, что двойнят, сидевших за столом, хоть на карточку снимай.
Да что же это такое? Мало она натерпелась страхов за сегодняшний вечерэто ведь не шутка, ежели из-за тебя ребят выгонят из училища! так еще свекор огонька подкидывает
Все разъяснилось мигом, когда она вбежала в избу. Письмо, письмо от Егорши пришло!
Когда пришло? Не в сутеменках?
В сутеменках, в сутеменках, живо закивал Степан Андреянович. Тоже и он весь рад. Я как раз с лучиной вышел овцам податьОкся-почтальонша воротца открывает
И тут Лиза подивилась верности примет. Ведь именно в то самое время, когда начало темнеть (она как раз доить собралась), у нее зачесался нос. Правда, по этой примете ей выходило пить вино, но раз она вина не пьет, должна же быть замена! И такую замену она с радостью принимала: больше двух месяцев не было от Егорши письма.
К столу села чистая, намытая, гладко причесанная, с пылающими щеками письма Егорши всегда зажигали у нее кровь, с сыном на рукеэто уж обязательно.
«Здравствуй, дорогой и многоуважаемый дед Степан Андреянович, а также жена Лиза. С боевым солдатским приветом к вам ваш внук и муж Георгий Суханов»
А Васе опять привет написать забыл, заметила, хмурясь, Лиза. Не знаю, что за отец такойпро сына забывает. Она перевернула листок, заглянула в конец письма. Ну да, опять как нищему через заднее окошко: «Привет сыну Васе»
«Во первых строках сообщаю, что наша энская часть Лиза посмотрела на свекра, на ребят: это еще что? наша энская часть была на боевых ученьях, то есть на маневрах, а поэтому письма написать не имел, ибо международный накал и обстановка такая, что, пожалуй, нашему брату не до писем. Данное международное положение происходит потому, что империалисты всех мастей и международный жандарм Америка»
Лиза покачала головой, усмехнулась:
Вот как он у нас, татя, высказывается. Как с трибуны. В котором письме уж про эту международную обстановку Приедет домой, может, и на тракторе работать не захочет, портфельщиком станет Ну, почитаем дальше.
«Боевые ученья прошли успешно, то есть на большой, дали, как говорится, кое-кому прикурить, на всю катушку развернули огневую мощь Советской Армии, и я за это от лица командования имею благодарность. А кроме того, на днях меня вызывали к начальству и был разговор в части сверхсрочной. Обещают сразу же присвоить воинское звание старшины, а также хорошее довольствие и жилищные условия»
Лиза всхлипнула, посмотрела растерянно на улыбающихся двойнят, на свекра и вдруг по-бабьи заголосила:
Татя, да он ведь не приедет к нам Там останется В армии
Глава пятая
1
Лукашин вышел из правления на крыльцо и заслушался. Бах, бух, бах топоры пели у болота. Вот песня, которую он готов слушать сутками напролет.
Потом, когда он выбежал к амбарам на задворках, увидел и саму стройку.
Не ахти какое сооружение колхозный коровник, не из-за чего тут приходить в телячий восторг, но ежели каждое дерево ты добывал с бою, ежели для того, чтобы зимой выкроить лошадь для вывозки леса, ты всякий раз до хрипоты ругался с райономлесозаготовки же! ежели плотничья бригада у тебя полтора мужика, а остальные так себе, для счету, можно сказать, тогда, пожалуй, и на колхозный коровник станешь молиться.
Плотники, завидев, верно, председателя, поживее задвигали руками, и вот как он въелся в стройкуиздали, на слух начал угадывать, кто как работает.
С ревом, с рыком врубается в дерево Михаил Пряслинне щадит себя парень, не умеет работать вполсилы. Старается сегодня Филя-петух. Трень-звенькак на балалайке наигрывает. А вот Игнатия Баева не мешало бы при случае почесать против шерсти. Стук-стуки встали. Инвалидкто отрицает? но ведь топор-то не в больной ноге держит, а ручищи у негодай бог каждому.
Волнами накатывался смоляной настой. Свежая щепа, напоминавшая больших белых рыб, плавающих вокруг желтого бревенчатого сруба, сверкала на солнце
Да, подействовал все-таки позавчерашний прижим с сеном, думал Лукашин, а вот теперь ему надо своими руками прикрывать стройку. Ничего не поделаешь: жатва подошла, первую заповедь выполняй, а кроме того, снова берись за косу, раз вёдро началось.
Плотники один за другим спустились с лесов, подошел, громко визжа своим протезом, Петр Житовон сколачивал крестовину стропил на задах, и теперь Лукашину понятно стало, почему он не расслышал голоса его топора.
Ну дак что будем делать-то, мужики? заговорил Лукашин по-свойски, хотя и не совсем своим голосом, когда уселись на бревна и закурили. Первая заповедь подошла. Придется нам эту стройку коммунизма на время прикрыть, а?
А энто уж дело хозяйское, сказал Петр Житов.
Хозяйское? А я думал, вы хозяева.
Один баран тоже думал, что зимой в шубе ходить будет, а его взяли да и остригли
Так, поговорили по душам, обсудили всем коллективом, как жить и что делать.
Лукашин подождал, пока не затих смешок, сказал:
Ну, раз вы бараны, тогда вернобаранов не спрашивают. И уже совсем голосом команды: Яковлев Аркадийна сенокос. Филипп, ты около дома жать будешь. Пряслинна Копанец
А мне и здесь не худо, огрызнулся Михаил и взгляд исподлобья, как будто он, Лукашин, его первый враг.
Пришлось поднять все ту же незримую председательскую палкуничего другого не оставалось:
К обеду чтобы был там. Понял?
И не подумаю.
Тогда за тебя подумают.
Кто? Может, в дальние края, на выселку?
В соседних колхозах за эти годы кое-кого выслали в Сибирь. За невыработку минимума трудодней и нарушение колхлзной дисциплины. Был такой закон, с сорок восьмого года применяли. Но в «Новой жизни» этот закон никого не коснулсятак за что же его упрекать?
Вопрос звучал вызовом. В соседних колхозах за невыработку минимума трудодней и нарушение колхозной дисциплины кое-кого ставили на место.
У Лукашина, однако, хватило выдержки. Он пощадил самолюбие парня, тем более что в это время к коровнику подъехал на полуторке Чугаретти, и ему вдруг пришла в голову одна мысль.
Житов, Аркадий, он с треском оторвал штаны, вставая (опять, черт подери, на смолистое бревно сел!), вы остаетесь на новостройке. Вас не будем трогать. И крикнул вылезавшему из кабины шоферу: Заправься поскорей. В район поедем. Живо!
2
Подрезова в райкоме не былос утра уехал в Саровский леспромхоз.
Неважно у нас нынче с зеленым золотом, Иван Дмитриевич. Опять много недодали родине
Помощник секретаря мог бы и не говорить об этомкто не знает, что район уже третий год лихорадит с лесозаготовками. Но разве ему, Лукашину, от этого легче?
Какой у вас вопрос, Иван Дмитриевич? Может, Милий Петрович поможет?
Лукашин посмотрел на дверь третьего секретаря райкома, тощую, обитую дешевенькой клеенкой, да и то полинялой, и невольно перевел взгляд налево, туда, где, затянутая в черный дерматин, пухлая, как стеганое одеяло, жарко сверкала медными шляпками дверь подрезовского кабинета. Но он все же решил зайти.
О Фокине, вернее о том, как тот стал секретарем райкома, ходили самые невероятные слухибольно уж круто взмыл человек. Прямо из курсантов областной партшколы да в секретари!
Одни говорили, что Фокину просто повезлона какой-то экзамен в партийную школу вдруг заявился сам хозяин области и будто бы ему так понравился ответ Фокина, что он сказал: «Нечего тут штаны протирать. В район».
По другим рассказам, Фокина подняли за его выступление на каком-то теоретическом совещании в областивсех покрыл, всех посадил в лужу, даже преподавателей, у которых учился.
Лично Лукашину более правдоподобной казалась третья история, та, которую он сам слышал от Митягина, заместителя председателя райисполкома.
По словам Митягина, все началось с болезни жены Фокина, у которой неожиданно открылся туберкулез легких. В городе оставаться нельзяврачи категорически запретили. Что делать? Куда податься? И вдруг, на счастье Фокина, в область приезжает Подрезов. На какое-то совещание.
Фокин к нему в гостиницу: так и так, Евдоким Поликарпович, выручай крестника! А Фокин действительно у Подрезова в районе боевое крещение получил: одно время комсомолом командовал, потом начальником лесопункта был и особенно отличился на сплавепо суткам мог вместе с мужиками не спать.
Да, говорит Подрезов, крестника выручить надо. А какую бы ты работенку хотел? Ну-ко, дорогие товарищи, подскажите.
Это Подрезов к секретарям райкомов обращается, которые в ту пору в номере у него сидели. А секретарямчто? Какое им дело до какого-то Фокина? Слава богу, своих забот хватает.
Ну а язык как у тебя? Подвострил тут в школе? спрашивает Подрезов.
Да вроде бы ничего, отвечает Фокин. Кроме пятерок, других оценок покамест не имею.
А мне не оценки твои нужны, а то, как ты с народом будешь разговаривать. Секретарь тебя устраивает?
Фокин, понятно, сразу скисневелика должность быть партийным вожаком в каком-нибудь колхозе или лесопункте. Какие это масштабы для человека, который в партийной школе учился?
Охота бы, говорит, Евдоким Поликарпович, поближе к районной больнице, поскольку у меня жена больна
Да уж куда ближе, говорит Подрезов, от райкома до районной больницы. Непонятно? Секретарем по пропаганде будешь.
Тут, конечно, все секретари за столом так и подскочили:
Как, Евдоким Поликарпович, ты серьезно это? Да кто тебе позволит в области шуровать как у себя в районе?
А это уж моя забота, отвечает Подрезов. Неделю на сборы хватит? Это опять Фокину. Ну а насчет всяких бумажек и прочих формализмов не беспокойся. Я завтра же договорюсь с кем надо.
Вот так и стал Фокин третьим секретарем райкома, если верить, конечно, Митягину. А Лукашин верил: больно уж все это походило на Подрезова. Любил Подрезов показать себя, свою силу, особенно на людях. А кроме того, ему в то время действительно нужен был третий секретарь (прежнего забрали на повышение), и мог, мог он сам подыскивать для себя подходящего человека. Потому что с кем с кем, а уж с ним-то, чуть ли не первым лесным тузом в области, наверху считались.
Лукашину за эти два с лишним года, что работает в райкоме Фокин, не раз приходилось слушать его выступления и на районных совещаниях и у себя в колхозе, и, в общем-то, ничего плохого о третьем секретаре он сказать не мог. Речист. Людей не боитсясам прет на них. И ловок, конечно, знает, где можно прижать человека, а где надо приласкать. Но на этом его знакомство с Фокиным, пожалуй, и кончалось, ибо по всем сколько-нибудь серьезным делам председатели колхозов шли к Подрезовуон был всему голова в районе.