Ваш красота такой зеленый! улыбается Алтынай. Не как у нас. И речка тихий.
Я вспоминаю, как ревет, вылизывая валуны, красавец . Две красотынепохожие, как серебро и золото.
А я хотел увидеть белый кувшинку. У нас нет. Елки, березыэти есть, а кувшинки нет. Я на картинке виделтакой красивый! Светится весь! Растет здесь?
Не хочется огорчать, но белые мне здесь не попадались. Слишком близко Москва, слишком все загаженонимфеи любят чистоту. Да и выдрали бы граждане непременно, если б и росла. и то почти не стало.
Приезжайте, Анечка, ко мне в Ярославскую область, говорит Катя. Тамсколько угодно.
А у вас нельзя сделать фиктивный прописка? интересуется Алтынай. А то я хочу гражданство. В Москве прописка дорого.
Я узнаю, обещает Катя. Но у нас мистические места, дикие. Потусторонние сущности и все такое. Не боитесь?
Не боюсь. Я умею.
Катя вовсе не шутит насчет сущностей, точно знаю. Сама у нее в доме как-то встретилась с кикиморой. И дом у нее готическийвосемнадцатого века, сумрачный, с летучими мышами под крышей.
У тропинки стоит красный мухомор, Аня в восторгеникогда не видела. Фотографирую ее, счастливую, с мухомором, потом с Катей, потом на фоне мельницы, потом в зарослях каких-то метелок, имироздание дарит мне совершенно неожиданный кадр. По крутому склону холма ведет вверх деревянная лестница. И там, наверху, на фоне неба и нежных выпуклых облаков стоит Алтынай. А потом к ней подходит лошадь. Такой вот романтический получился снимоклестница в небо, а в небе девушка и белая лошадь.
Возвращаемся. Папа уже хнычет, Аня бежит менять , а Катя размышляет вслух.
Кажется, мы ей интересны. Мы демонстрируем, как можно быть счастливыми без денег. Похоже, раньше ей это не приходило в голову. Вы заметили, как она нас слушает? Это для неедругая реальность. Нет, а вы видели ее синяки? Просто черные. Она рукав подняла, показала. Это не муж, это дикарь какой-то.
А мне казался симпатичным. Совершенно не разбираюсь в людях.
Давешний дервиш, проходя мимо, попросил попить водички. Понятно, пообщаться хочет. Сел по-турецки с чашкой на газоне, глаза закрыл и монотонно гудит что-то свое. Потом с надеждой:
Хозяйка, работа есть?
Увы, дорогой! Работа естьплатить нечем.
, семья большой, деньги посылать надо Плохой жизнь стал.
А раньше лучше, что ли, была?
Раньше не так. Вот были рядом два человеку меня сто рублей, у него сто , но мы все равно одинаковые. Не знаю, как это сказать Теперь по-другому: он хозяин, я никто.
Женщины, только женщины
Аня уехала. Попросила в долг, довольно много. На билет и подарки детям. Ейкак не дать? Дала, конечно.
Она привела вместо себя дальнюю родственницу . Тоже красивоЛунная Девушка. . Я так в телефон и забила. Дикарка, худенькая, пугливая, по-русски говорит плохо, понимает еще хуже. Не из городаиз дальнего аула. С того самого Памира, что ли? Алтынай сказала, в Москве она все время плачетхочет домой, к детям. Почему же не едет? А муж не пускаеттребует, чтобы жена при нем была.
Я не в восторге, но уж ладно, пусть родственница. Все время боюсь, что Аня куда-то денется, а так хоть ниточка осталась.
Обнялись и поцеловались на прощание.
Анечка, говорю, скажите вашей маме, что я ей благодарна за такую дочку!
Смеется. В костюме новом, черном с красными цветамисовсем не идет при такой смуглости, ей бы белое голубым.
Уехала.
А я снова как в . Переезд с дачи ознаменовался полным папиной крыши. Чем это, интересно, можно объяснить? Какой-нибудь экологической антропологией? Бетонная коробка форматирует его мозги хуже, чем деревянный дом? Или полевые воздействия виноватыэлектромагнитные, биоэнергетические, ? Геопатогенная зона под кроватью? Может, что-то еще?
А мы-то сами как в этом городе живем?
Вызывала на днях «скорую». Что поразительно, не начали бурчать, что к старикам не ездят. Примчались через пятнадцать минут, сняли ЭКГ и вызвали вторую, кардиологическую бригаду. , поставили капельницу, дождались, пока прокапает, снова сняли ЭКГ и только потом уехали. Пробыли в итоге три часа. И лица у женщин такие строго-сосредоточенные, такие доброжелательно-деловые ну прямо такие такие хорошие советские лицаей-богу, другого слова не нашлось.
стараетсяно нет, не волшебница. Больной наш ничего не ест, пролежни снова замучили, уколы она делать не умеет. В кресло пересадить тоже не может. Папа хоть и не видит ничего, но чувствуетруки не те.
Аня? Где Аня? Хочу Аню!
Это тоже Аня. .
Нет, я хочу нашу Аню! Где она?
К детям уехала. Навестить. Но вернется.
Главное, чтобы Анечка не заболела! волнуется он.
Опять не спит ночами, и я снова хожу на работу в сомнамбулическом состоянии.
Читаю, как в ЖЖ одна палата сумасшедших сражается с другой палатой сумасшедшихпо поводу ветеранов. Спорятэто наша обуза или национальное достояние? Размахивая колпаками, подушками и клистирными трубками Да пусть их!
Только не понимаю, что мне с моим личным ветераном делать. Доверенность на получение пенсии у нас закончилась, а вызов нотариуса на дом, чтобы подпись заверить, стоит пять-семь тысяч. В Центре социального обеспечения дали «секретный» там, сказали, можно за три тысячи договориться. Позвонила. Отвечаютнет, мы за такую цену уже не выезжаем, нецелесообразно.
Им теперь все нецелесообразно!
Даже до городской нотариальной палаты дозвонилась, какой-то специально уполномоченной тетеньке. Но у них там своя военная тайна. Оказывается, существует список нотариальных контор, где для ветеранов дешевле. Только список, вот незадача, куда-то . Не найдут никак. Обещали позже найти и перезвонить. До сих пор ищут.
Вдруг подумала, что оказалась в реальности, в которой значимы только женщины. Пьеса, где все роли женские. Нет, мужчины тоже присутствуют, но как-то за стеклянной стеной, что ли. Они зрители. У них свои важные дела, работа, поиски смысла, честолюбивые устремления. Может, они и сочувствуют мне по-своему, но как безнадежно сошедшей с дистанции. за борт. Трудно объяснить, но когда оказываешься наедине с бедой, в ситуации выживания, то попадаешь на уровень, где тебя окружает только женская, почти энергетика. Понятно, что не только целительная и добрая. В этой игре действуют разные фигурки, от черных до белыхи ты, аллегория Медицины, и вы, архивные чиновницы, больничные санитарки, киргизские сиделки, участковые врачихи. Но когда совсем плохо кажется, что ты уже идешь ко дну, тебя держат на плаву женские мелочикофе с , шепот Алтынай, полуседая Катина шевелюра, даже неумелые старания это ведь она старику попу подтирает, а не этот, на красном «».
в тройном размере
Чтобы не ухнуть в депрессию, радость надо вливать в себя ежедневно. Ложками. Как рыбий жир. Насильно, разумеется. Вчера решила впервые самостоятельно объехать кварталтут же о заборчик. Пытаясь сдать назад, встала поперек улицы и вот уж где наслушалась ругани и ! Смиренно вернулась на исходные позиции. Сегодня с попробовала еще разуже без .
Ура! Я же теперь могу ездить в ЦСО за ! А то у них нет-нет, а потом выдадут за три месяца! Вот и бегаешь, как челнок, три раза за три квартала. С этими тюками.
Господи, адреналину-то сколько! Так вот ты какой, настоящий антидепрессант!
Поехала в ЦСО. Стала выяснять, что нам еще положено. Слышала, у них есть санитары, которые могут лежачего дедушку донести до ванной, вымыть и вернуть в кровать. Но милые сотрудницы объяснили, что такие услугитолько для одиноких. И то раз в полгода, и по записи.
Проходя, видела в открытую дверьцветочки, , чистенькие старушки сидят и оживленно беседуют. А это уже за скобками, не нужен никому. Мне даже крамольная мысль в голову пришламогли бы, например, на День Победы придти на дом ветерана поздравить. Может, ему бы и .
А он ведь еще живой, еще ждет вниманияне от дочери, это само собой, а от общества. И воспринимает это внимание совсем по-другому. Почему он на меня сердится, а на Аню нет? Потому что думает, это к нему медсестру государство приставило. Заслуженно!
Телефонный звонок. Кто? Рустам? Вот уж чего не ожидала.
Лариса Петровна, простите меня! Я был как ! Я никогда, никогда больше! Сам не знаю, что на меня находит! Как выпьюсразу драться. Я вас очень уважаю, и Аню очень люблю. Простите! Не хочу, чтобы вы обо мне плохо думали.
Делаю строгий учительский голос:
Вам у нее прощения надо просить. А не у меня.
Нет, это вы меня простите! и взволнованно дышит.
Зачем звонил? Не поняла, ей-богу.
Сегодня есть! Даже в тройном размере!
Те два часа, пока я, оставив спящего, осваивала технику езды по третьему кольцу, старая «Ока» сына лишь изредка взбрыкивала. Сломалась же окончательно ровно в пяти метрах от подъездаэто везение первое. Почти дома! Но машинка стоит и не дышит. И пахнет горелым маслом.
Везение второеточно в тот миг мимо проходил сосед, ученый-геолог и по совместительству поэт. В припадке корпоративной солидарности, не жалея приличного пальто, помог откатить в кусты, дабы она не загораживала проезжую часть. В итоге влетаю в квартиру за пятнадцать минут до визита барышни Оли из фонда «Справедливая помощь». Про «доктора Лизу» слышали? Это ее фонд. Барышня эпизодически помогает мне бороться с папиными пролежнями. Алтынай они опять активизировались. Ничего у меня без ее золотых рук не получается! Три месяца без нее, и проблемы нарастают, как снежный ком.
Олятретье везение. Безвозмездно к нам в такую даль с мешком перевязочных материалов (в том числе «дышащих» пластырей, которых нет в аптеке!) и отказывается от материальных проявлений благодарности. Максимум, что удалось впихнуть, банку варенья из райских яблочек.
, как все совпало!
А если б машинка сломалась где-нибудь на эстакаде или в тоннеле? И Оля ждала бы под дверью, а то и вовсе бы ушла? Вместе с пластырями!
Чем бы таким отблагодарить мироздание?
Хотя процесс, похоже, односторонний.
Оно благодарностей не требует.
Терминальная стадия
У папы жуткий отек в паховой областивидимо, из-за лежачего положения. Анечка предупреждала, но что делать? Пересаживать в кресло не могу, тоже это не под силуи так уже три месяца. Хорошо хоть сын приезжает иногда, носит деда в ванную, но это мало что меняет. И теперь такой отек, просто подушкадаже не застегивается.
Я в отчаянии. И кто мне скажет, что я должна делать?
Хорошо хоть каникулы в школе, на работу бежать не надо.
Врачи приходили, трое за неделю. Один терапевт сказалпить мочегонное горстями, второйне горстями, а очень осторожно, но зато вызвал хирурга из поликлиники.
Явился хирург восточной наружностия его узнала, тот самый товарищ Азизов, с усиками и ужимками.
, , а? Мусульманский когда , тоже отек бывает. Ну, , что ли, намажь.
Посоветовал найти частного уролога и ушел. Отек тем временем увеличивается, от мочегонных отец вообще полумертвый, про сами понимаетепо нулям. Ну, и куда нам дальше обращаться?
А тут еще Новый год, все врачи празднуют.
Полезла в Интернет. Нашла частника, который согласился посмотреть больного«всего» за семь тысяч.
Приехал , холеный, в золотых очках. Долго смотрел, мял, выстукивал. Потом предложил выйти на кухню.
Его сколько врачей смотрели? холодным таким голосом.
Четверо.
И что, никто вам не сказал, что это терминальная стадия? Никто не понял? Недели две осталось. Ну, месяцмаксимум.
Взял бесстрастно гонорар и ушел.
В квартире жарко, а я заледенела. И не с кем разделить ужас.
Через два дня чудо Алтынай приехала! Обнимаю со слезами. Сразу деловито осматривает папуох, как все запущено! А он почти в даже непонятно, узнал ли ее.
Но ничего, щебечет, утешает, обещает привести его в порядок домашними средствами типа ромашкового чая, я же чувствую невероятное, безумное, бессмысленное облегчение. Теперь в этом кошмаре я не одна, и хотя в ромашковый чай не верится, кажется, что потеплело.
Она рассказывает, почему задержалась, дедушка умер. Тот самый, с яками.
Ой, огорчаюсь я. Теперь не съездим!
Почему не съездим? Там еще родственников много!
Пьем чай, я сияю подаренным киргизским серебром на пальцах и в ушах.
Нравится? Я вам геометрический выбирал, строгий! А Катетот, с красным камушком. Вы не плачьте, Лариса Петровна, все будет хорошо!
Последний врач оказался прав. Через две недели внезапно падаю с высокой температурой. Вызваниваю Аню, хотя сегодня не ее день. Примчалась, золотце, обед сготовила, в кресло его перетащила, накормиларадостно докладывает, что хорошо поел.
И вдруг через два часа:
Лариса Петровна, «скорую» надо!
Что случилось?
Еще сам не пойму, но чувствуюплохо.
Приехала «скорая», врач пятнадцать минут колдовала, испугалась и вызвала . Кардиолог что-то ему вколола, а потом говорит:
Даже уезжать не буду. Через пятнадцать минут зафиксируем факт смерти.
У меня трясучка и озноб, голова ватная, еле стою и держусь за Аню. Папа весь голубой и ни на что не реагирует. Я даже не уловила момент ухода. Температура под сороквсе как в тумане. Опять мироздание меня пожалелобольно было, но как сквозь вату.
Выписали какие-то бумажки, позвонили в милицию.
Он лежит мраморный. Я хотела поцеловать, Аня ужаснулась:
Это нельзя сейчас делать! Примета !
Почему нельзя, не помнюсказала, что-то плохое прилипнуть может.
И закрыла его лицо простыней.
Явился милиционер, спросил у нее паспортные данные как у свидетеля. Пока переписывал на какой-то бланк, я увидела паспортвовсе она не Алтынай, а .
То-то ее Гулей иногда называл.
А мне уже все равно, сюжет окончен, завершен.
Последнее, что вижу, черный пластиковый мешок, который санитары волоком тащат к лифту. Господи, моего отцакак мешок с мусором!
Она обещала придти на похороны, но не пришла. Потом объяснилане решилась заходить в православный храм. Зато притащила на девять дней огромную кастрюлю салата. Красиво так аккуратно, как и все, что делает. Но я чувствовала отчаянную пустоту за плечом, когда хоронили. А он лежал в парадном кителе, как в футляре не по размерутак весь истаял. И не было покоя в лицеугрюмое страдание.
Я теперь очень люблю, когда Анечка приезжает, и мы вспоминаем его, и смотрим фотографии, и улыбаемся последним шуткам. И вот она, стесняясь, снова просит взаймы, жалуясь на неустроенность. К типу на красном «» ей уже не вернуться, теперь ночами дежурит у кого-то в больнице. Я-то что насчет денегвсегда дам, если есть. Сегодня звонитпросит еще. Младшего брата привез с собой,, залил соседей снизускандал, ремонт. Почти всю сумму набрал, немного осталось, не у кого больше проситьтолько вы, Лариса Петровна.