Но в ожидании прощения он должен был искупать свою вину, выдерживать побои и помогать старшим на ферме. Отец всегда заставлял выполнять порученную работу в срок, уложиться в который было трудно, угрожая, что лишит его пищи и снова изобьет. Но в том жалком состоянии, в котором Дилан теперь находился, справиться с заданием отца и вовсе было невозможно. Вот уже месяц, как ему было запрещено появляться в доме. И все из-за пропавшей курицы. Но он-то был ни при чем! Может, ее утащили воры, может, стянула лисица. Но для отца все было яснее ясного: виноват он, Дилан. Убежденный, что парень украл птицу, чтобы съесть тайком, отец избил его с еще большей жестокостью, чем обычно. А поскольку сын так и не заплакал, он в конце концов вывихнул ему палец. Первые два дня Дилану совсем не давали есть. Мать принесла еду лишь на третий день. Поставив перед ним тарелку, она с тревогой посмотрела на сына, и он увидел в ее глазах слезы. Но и тогда мать ничего не сказала.
Подросток услышал, что кто-то скребется в дверь, и подошел, прихрамывая.
Дилан?
Я здесь, ответил он братишке.
Как ты?
Ничего.
На-ка, возьми.
Под дверью ребята вырыли маленькую ямку, чтобы Лиам при случае мог передать Дилану немного еды, которую удавалось стащить. Лиам, младший брат, был единственным, кто ему помогал. При любой возможности ребенок подходил к двери сарая, иногда и с пустыми руками, чтобы перекинуться парой слов.
Дилан схватил упаковку песочных палочек в шоколаде, снял обертку и с наслаждением принялся за лакомство.
Мне удалось в школе обменять их на полдник. Только обертку спрячь, не нужно, чтобы ее увидели.
Не беспокойся. А что означают буквы на ней?
ТВИКС, прочитал братишка.
Дилан тихонько повторил, чтобы запомнить.
Ну, так все-таки, как ты?
Да хорошо, нормально.
Сильно он тебя побил?
Нет, только вот палец. Но я его вправил, и сейчас уже лучше.
Я не знаю, что делать, Дилан, признался мальчик. Было заметно, как он сильно расстроен.
Ничего, не беспокойся за меня, я привык.
Он все твердит, что это ты украл курицу.
Да что бы я делал с этой курицей! Может, он думает, что я съел бы ее сырой? Ладно, ступай, нельзя, чтобы тебя здесь подловили.
Дилан?
Что?
Молись Богу. Если будешь хорошо молиться, Он тебя услышит.
Но Он слышит, как я ору, когда отец меня бьет, но что-то ничего не делает.
Не говори так, это грех.
Иди уже.
Пленник доковылял до дальнего угла сарая, где оборудовал себе что-то вроде лежанки, набросав на доску соломы. Возле нее стояли несколько неловко вырезанных деревянных фигурок, с которыми подросток играл, когда время тянулось уж слишком медленно. Он опустился на колени и взял в руки гвоздь, заменявший ему ручку, положил перед собой обертку от «Твикса» и начал выцарапывать буквы на деревянной дощечке, произнося их про себя. Закончив, он улыбнулся, довольный результатом.
Смотри, Дин, я продвигаюсь потихоньку, сказал он, обращаясь к своей любимой фигурке.
Потом, немного успокоенный, он вспомнил слова братишки.
А если и правда помолиться? Ты как думаешь?
Он сделал вид, что слушает ответ деревянного друга.
Да, верно, я ничем не рискую, если попробую.
Закрыв глаза, Дилан соединил изуродованные руки.
Отец наш небесный, если Вы меня слышите, помилуйте меня! Сделайте так, чтобы родители меня простили за грехи, которые я совершил в детстве, так, чтобы я пошел в школу и больше не был идиотом И чтобы отец мой умер.
Подросток прервал молитву. Нет, он не должен просить Бога о смерти отца, хотя часто об этом мечтал. Сколько раз у него возникало желание взбунтоваться, схватить вилы и проткнуть его насквозь или взять лопату и раскроить ему череп. Наверное, отец прав, когда говорит, что его сын одержим бесом. А иначе чем объяснить, что тот желает смерти собственному родителю? Никто не вправе этого желать. Но почему отец так его ненавидит? И что он должен понять в конце концов? Какое такое преступление он совершил, чтобы заслужить столько ненависти и не иметь права на прощение?
Устав от круговерти неразрешимых вопросов, Дилан снова закрыл глаза и молитвенно сложил ладони.
Нет, Господь, не делайте так, чтобы мой отец умер. Не убивайте его. Вот только освободите от беса, который во мне поселился.
3Софиан
Их встреча прошла как обычно. Все началось с беседы, да и вряд ли это можно было назвать беседой, так как говорил один Салим, а он лишь соглашался с его доводами кивком головы или короткими репликами. Юношу восхищала легкость, с которой его наставник рассуждал на самые разные темыбудь то политика, экономика или социология, клеймя тех, кто находился у власти, и возмущаясь рабской покорностью обывателей. До сих пор он не осмеливался выступать в роли полноценного собеседника, считая эти вопросы слишком сложными и доступными лишь узкому кругу посвященных. Правда, с некоторых пор он чувствовал, что уже может себе позволить тоже выразить критическое отношение к мироустройству, даже если он и не вполне владеет словом и не имеет четких политических убеждений, чтобы его суждения выглядели столь же безапелляционными, как у его наставника.
И на этот раз, как это бывало при каждой встрече, Салим сделал упор на воинах, готовых пожертвовать жизнью на поле битвы, дабы ускорить создание великого государстваХалифата, которое станет первым этапом в установлении шариата на всей Земле. Он говорил о награде, уготованной Аллахом для этих воинов, шахидов, противопоставлявших чистоту своей веры порокам и невежеству остального мира, для которых единственной целью было прославление имени Бога и Его Пророка.
Салиму удалось отыскать именно те слова, которые разбудили воображение юноши, донесли до его сердца фантастические сценарии, участником которых он мысленно становился, всей душой и силой своего оружия принадлежа к отважным всадникам Апокалипсиса, приход которых был предсказан священными текстами.
Итак, когда однажды Салим спросил, ощущает ли он в себе достаточно мужества, чтобы присоединиться к этим воинам, он немедленно ответил, что страстно этого желает и готов все силы души и тела отдать на службу делу Аллаха и Его Пророка, что он тоже жаждет воочию узреть торжество истины на Земле. Он ответил так, потому что кто, как не Салим, вдохнул жизнь в образы, отныне заполнявшие все его мысли. Именно это нужно было ответить, чтобы показать себя достойным его дружбы. К тому же он думал, что день отъезда еще далек, и он успеет поработать над совершенствованием своих знаний в области веры, отточит их, поскольку считал, что ему необходимо еще «подрасти интеллектуально», чтобы заслужить подобную привилегию и стать достойным исполнителем этой благородной роли.
Я горжусь тобой, произнес Салим, положив руку ему на затылок. Горжусь, что не зря взял тебя под свое крыло, доверился тебе и донес до твоего сознания основы нашей веры, горд, что ты отныне можешь считаться одним из наших.
Софиан расправил плечи, его переполняли волнение и чувство гордости, он был глубоко тронут словами наставника. Никогда и никто еще так с ним не говорил. Кем он был до этого? Ничтожеством без будущего, лишенным всякого интереса к жизни, затерянным в обществе, которое ежедневно давало ему понять, что он ноль, среднестатистический тип, обреченный лишь на то, чтобы пополнить ряды нищих.
Будь наготове, сказал Салим. Через несколько дней за тобой придут.
И куда мы отправимся? наивно спросил он.
Туда, куда призовет нас долг. Скоро тебе исполнится восемнадцать, и ты сможешь присоединиться к нашим братьям.
Только когда наставник ушел, оставив его в баре одного, Софиан осознал сказанное, и ему стало не по себе. Понадобилось всего несколько часов, чтобы он ясно понял, что вовсе не хотел отправляться ни на какую войну, не хотел убивать или быть убитым. И не из трусости, а потому что не чувствовал себя готовым, и все тут! Ему требовалось время. Но как донести до них свою мысль? Отказаться и покрыть себя позором? Сбежать, чтобы его сочли предателем дела, которое изменило всю его жизнь за несколько последних месяцев? Мало-помалу его охватила паника, мысли путались до такой степени, что он уже начал сомневаться абсолютно во всем.
А вдруг то, что говорилось в средствах массовой информации, было правдой? Ладно, допустим, что в газетах и на телевидении все было сплошным враньем, манипулированием населением в угоду коррумпированной власти, но разве в фактах, что они приводили, не содержалось хотя бы малой части правды? Впрочем, их организация брала на себя ответственность даже за обезглавливание и прочие казни гражданских лиц. Оправдывала их, объясняя, что в условиях войны враги и их сообщники должны быть уничтожены. И все же его коробило, когда он просматривал в Сети подобные ролики, он всегда испытывал сострадание к жертвам, умолявшим о пощаде. Как он сможет пережить это омерзительное действо, которое, возможно, вскоре развернется перед его глазами? И сможет ли он это сделать, если в роли палача прикажут выступить ему?
Софиан нервно расхаживал по комнате, пытаясь найти выход из того, что теперь, при здравом размышлении, ему казалось полным кошмаром. Неужели ему просто не хватает мужества и веры? Не было ли его сомнение вызвано банальным страхом перед необходимостью отстаивать с оружием в руках правое дело?
Вдруг в голову пришла мысль позвонить в одну из ассоциаций, призванных помогать подросткам, оказавшимся в трудной ситуации. Поскольку обратиться можно было анонимно, он ничем не рисковал и вполне мог попробовать.
4Лана
Ее схватили за руку, грубо, больно и заставили идти перед собой.
Отпустите меня!
Заткни пасть!
Куда они ее вели? Лана ведь могла закричать, позвать на помощь. Да, так и следовало бы поступить. Но впереди уже поджидали два других, более взрослых парня, к которым девушку подтолкнули ее мучители.
Они бросали на нее взгляды оголодавших хищников.
Ну и как вам?
Бля, вы правы, она в порядке.
Да вы еще ничего не видели
Ты и правда шлюха? хмыкнул старший из двоих.
Лана разрыдалась.
Никакая я не шлюха! еле выговорила она. Отпустите меня!
Девушка увидела, что парни напряглись и стали озираться по сторонам.
Флики! крикнул один. Валим отсюда, рассеиваемся!
Вдали показалась полицейская машина. Стервятники разделились и побежали в разные стороны. Больше Лана никого не интересовала.
Ничего, прищучим тебя завтра, бросил один из ее истязателей.
Она бросилась наутек. Сегодня ей повезло, но что произойдет завтра?
Нет, завтра ее точно здесь не будет.
5Дилан
Он молился горячо, вкладывая в молитву всю душу, и волшебные образы, возникавшие в голове, настолько поглотили его, что он не заметил подошедшего отца.
Что это ты делаешь здесь, на коленях?
Молюсь.
Ах, он молится! проговорил отец с недобрым смешком. Думаешь, Бог прислушается к молитве вора?
Да, Бог обязательно его услышит, ведь Он ближе всего к страдающим. И Он наделен всепрощением. Дилан слышал, как об этом говорила подруга матери. К тому же он не вор. Может, и действительно онидиот и чурбан, раз не умеет ни читать, ни писать, но только не вор.
Завтра пойдешь чинить изгородь.
Хорошо.
Вдруг отец пристально посмотрел на него, будто увидел что-то необычное.
Ну-ка подойди, приказал он.
Подросток со страхом приблизился.
Что это у тебя? спросил родитель, поднеся палец к уголку рта Дилана.
Тот вздрогнул. Ну и осел же он! Видимо, неаккуратно ел и вымазался в шоколаде. Отец понюхал свой палец.
Шоколад, с уверенностью произнес он, отыскивая глазами улики. Наконец он заметил валявшуюся обертку и поднял ее.
Где взял?
Что ответить? Дилан молчал. Независимо от того, что он скажет, отец все равно его изобьет.
Украл, не так ли?
Пусть уж мучитель думает, что он вор. Главное, не выдать брата.
Я задал вопрос: украл?
Да.
Раздался мерзкий смешок.
Грешишь, а потом молишься? Да что ты за выродок! прорычал отец, подходя к сыну.
Увесистая оплеуха отбросила Дилана в угол. Упав, он сжался в комок и приготовился к граду ударов. При виде сына в такой жалкой позе мучитель вновь усмехнулся. На губах заиграла садистская улыбка.
Нет, бить тебя я не собираюсь, сказал он. Знаю, что этого ты не боишься, дьявольское отродье. И он схватил Дилана за руку.
Нет, папа, пожалуйста, не трогай пальцы!
Я должен поправить то, чем ты грешишь! Ты должен уразуметь, что к чему, и прийти к раскаянию.
Ему удалось быстро разжать ладонь паренька и ухватиться за один из пальцев.
6Лана
На лестнице Лана столкнулась со своей соседкой Джейн.
Что это с тобой?
Девушка, не отвечая, попыталась пройти, но Джейн ее не пускала.
Черт, да что с тобой случилось? настаивала она, схватив ее за руку. Увидев бледное, потрясенное лицо соседки, она решила добиться признания.
Ничего Послушай, правда, ничего
Не держи меня за дуру! Почему ты плачешь? Они тебе что-нибудь сделали?
Когда-то Джейн и Лана вместе учились, но потом Джейн ушла из коллежа, избрав рабочую стезю, и с тех пор они лишь изредка встречались, обмениваясь ничего не значащими фразами. Но Джейн еще со времен коллежа знала о нападках, которым подвергалась ее подружка, и давала ей советы, как себя вести, чтобы держать обидчиков на расстоянии. Но, увы, ничего не помогало. А когда она увидела, что Лана встречается с парнем, который уже тогда казался ей высокомерным, хотя взгляд его и лучился притворной нежностью, она попыталась ее предостеречь. Но тоже напрасно.
Лана вырывалась, но Джейн вцепилась мертвой хваткой.
Расскажи мне все, тихо попросила она.
Но Лана не собиралась ничего рассказывать. Единственное, чего ей сейчас хотелось, это остаться одной.
Будешь молчать?
Ничего не случилось, все в порядке, пробормотала Лана, чтобы поскорее избавиться от соседки.
Ладно, давай поступим так: я работаю во вторую смену и вернусь поздно. Но завтра утром я к тебе зайду, и ты мне все расскажешь, идет?
Лана кивнула, чтобы поскорее отделаться.
Завтра ее уже здесь не будет.
Она положит конец этому кошмару.
7Дилан
Сумерки сгустились, а Дилан так и лежал, скорчившись, на соломенной подстилке. Палец все еще причинял сильные страдания, хотя он и научился бороться с болью: сначала концентрировал на ней все внимание, пока боль не сосредотачивалась в одной точке, потом начинал представлять, что она не имеет к нему отношения, что он лишь сторонний наблюдатель и страдает от боли кто-то другой. Ведь если смотреть на пылающий костер, то ярость пламени горящих дров не достигает тебядо твоего тела доходят лишь волны приятного тепла. Внезапно Дилан услышал шум и поднялся с лежанки. Неужели отец решил вернуться и продолжить издевательства? Отец был на это способен. Но только на сей раз он ему не позволит. Подросток поискал вокруг себя предмет, с помощью которого он мог бы защититься, нашел лопату и неловко схватил ее здоровой рукой.
Дверь открылась, и на пороге показались двое мужчин. Первыйвысокий, крепко сбитый, был побрит наголо. Второй, похудее и пониже, напротив, был обладателем довольно длинной шевелюры. Парочка была одинаково одета: темные футболки, джинсы и черные кроссовки.
Кто они такие и чего от него хотят?
Дилан отступил к стене, глаза его широко распахнулись от ужаса. Но один из незнакомцев ему улыбнулся. Вид у него был дружелюбный.
Ты Дилан?
А вы кто?
Мы пришли за тобой.
Они сделали несколько шагов вперед, и мальчик угрожающе поднял лопату. Сделав прыжок, Бритоголовый схватился за инструмент и вырвал его из рук подростка, осторожно, но с силой.
Мы не причиним тебе зла, не бойся. Наоборот, мы здесь, чтобы тебе помочь, объявил тот, что поменьше.
Но почему вы хотите мне помочь?
Что у тебя с рукой? Покажи-ка!
Не дождавшись ответа, незнакомец подошел ближе и принялся рассматривать его пальцы. Дилан увидел, как лицо человека в черном побагровело от бешенства.
Кто тебе это сделал? спросил он.
Я упал.
Длинноволосый поднял глаза и взглянул на напарника.
Ведь отец, верно?
Дилан молчал.
Доверься нам. Мы пришли сюда, чтобы положить конец этим зверствам.
Взгляд подростка беспокойно метался по стенам сарая. Возможно ли такое, что эти люди пришли сюда специально, чтобы его освободить? Что они желают ему добра? Совершенно посторонние люди? Неужели Бог услышал его молитвы и отправил их к нему? Вот только кто они такие, может, Его ангелы?